Жизнь, написанная набело.

      POV Отаро.       Из берлоги Казумы я вылетел, будто на крыльях. У меня получилось! Я сумел правильно оценить степень его одержимости мною и использовал возможность двухминутного временнОго скачка адекватно ситуации! Вот она и пригодилась, эта моя странная способность…       У меня возникла настоятельная потребность увидеть Сайко и рассказать ей обо всем произошедшем. Эта потребность — делиться с ней любыми жизненными коллизиями — жила во мне всегда, Сайко, как никто, понимала меня и могла напрямую высказать свое мнение. Только до сих пор я всё держал в себе: ведь для Сайко я, по сути, оставался незнакомцем. Хотя после этой ночи многое изменилось. Мы снова можем общаться, хоть и не так, как раньше…       Не так, как раньше… Я невольно скрипнул зубами. Больно. Как же это все-таки больно — быть чужим для той, без кого не мыслишь себя… Даже больнее, чем умирать. Ведь этого уже не изменить. Целый пласт нашей с Сайко общей истории безвозвратно утерян. Да, я понимаю, это к лучшему…       …Но как же это БОЛЬНО!!!       Я вдруг осознал, что самая невыносимая боль, какую я когда-либо переживал, обрушилась на меня в миг, когда живая Сайко, увидев меня в ту новогоднюю ночь, шарахнулась в сторону, как только я сделал шаг навстречу. Моя Сайко не узнала меня… Даже в момент ее смерти я не чувствовал боль так остро — был под временной «анестезией» шока. Даже когда после визита Казумы понял, что без Сайко я не смогу жить, сердце почти не болело. Оно тогда само было мертво…       Но когда мы встретились в переписанной реальности, когда родные глаза посмотрели на меня, как на случайного знакомого, я словно в аду очутился, понимая, что это уже необратимо. Да, я сам выбрал время для «рестарта», чтобы еще было возможно исправить бОльшую часть ошибок, я заранее знал, что меня ждет… Но выносить эту данность день за днем оказалось непосильной мукой. И, уходя прочь по безлюдной, празднично украшенной ночной улице, я страстно мечтал оказаться в той точке пространства-времени, где был абсолютно счастлив. Такая точка и была-то одна-единственная за всю жизнь: когда счастье в моем сердце достигло пика, и ничто его не омрачало…       В тот вечер было холодно. Дул резкий ветер, ярко горела ночная иллюминация, мимо пробегали прохожие и проносились сотни машин, но мне не было никакого дела до окружающего мира. Мне было тепло, как летом, внутри порхали бабочки, и хотелось плакать от внезапно затопившей душу нежности. Потому что я прижимал к груди самое драгоценное сокровище, какое только может быть. Я тогда еще не знал, что происходит, я лишь чувствовал, не думая, не анализируя этот свой порыв. Обнимая Сато Сайко, я просто был счастлив. Безоблачно. Я мог бы вечно обнимать ее и ощущать ответное объятие, стоя посередине улицы под холодным ветром. Ведь я впервые начал осознавать, что она больше не видит во мне манипулятора и злодея. Сайко снова меня спасла!..       Но жестокая реальность в лице Микото-сан разрушила мой прекрасный воздушный замок и придавила меня к земле… Что ж… Винить мне некого.       Неясная, но очень-очень важная мысль мелькнула в отуманенном после напряженной бессонной ночи мозгу. Я остановился и постарался максимально сконцентрироваться, чтобы дать этой мысли оформиться… Да. Харуми и Сайко говорили, что однажды и в их жизни был такой момент: желание уйти в счастливое прошлое даже ценой жизни. Для Сайко это прошлое находилось за неделю от настоящего, для Харуми — за три месяца… И впоследствии их желание воплотилось странной способностью уходить назад во времени посредством поцелуя смерти. И если это действительно так, тогда… Тогда становится понятно, почему мой «рестарт» составил всего-навсего несколько коротких минут!       От «переписанной» новогодней ночи до «часа икс» по моим внутренним часам меня отделяло около трех месяцев. Но! Я в тот миг уже переместился на три месяца назад с Харуми! То на то и вышло! Точно! Об этом надо тоже Сайко рассказать…       Я не помню, как добрался до знакомого перекрестка Ёцудори и Аэбо. Само-собой получилось. Чувствовал я себя странно: душу переполняла легкость от осознания того, что придурок Казума на этот раз угомонится, но голова была тяжелой и соображала с трудом. Все так же на автомате я открыл прозрачную дверь в офис службы доставки, и мой взгляд сразу натолкнулся на толстуху-диспетчера, забыл напрочь, как ее там звали… Она меня, хвала Небесам, тоже не вспомнила. Посмотрела равнодушно и уткнулась в монитор компьютера… Равнодушно?.. Наивный я…       Деваха секунду посидела неподвижно, потом подпрыгнула, как будто её укусили:       — Додзима-сан?! Вы же Додзима-сан? Чёрт… Я вежливо поклонился:       — Добрый день. Вы не могли бы позвать сюда Сато Сайко-сан?       — Сато-сан… Вы пришли к Сато сан?.. — удивилась диспетчер. — Неожиданно… У нее сейчас летучка, кажется… Краем глаза я заметил у неё на столе несколько глянцевых дамских журналов. Там и моя физиономия должна быть в рекламе либо дорогущих часов, либо элитного парфюма. Конечно. Вот откуда она меня знает!       — Вы же разрешите мне ее здесь подождать? — сладко улыбнулся я.       — А вы… — толстушка покраснела и опустила густо накрашенные ресницы… Что?! Помнит?! Нет, это невозможно, я же «стер» историю нашего с ней знакомства… Она вдруг низко поклонилась и почти выкрикнула: — Додзима-сама! Пожалуйста, дайте мне ваш автограф! Уф-ф-ф… Вот же я дурак… Всего лишь автограф. Обширная тян вручила мне маркер и представилась:       — Меня зовут Хироми. Хироми Мако… Точно. Именно так ее и звали. Я старательно накорябал какое-то благородное напутствие, адресованное «очаровательной Хироми-тян», улыбнулся ей совсем уж тошнотворно-приторно, отвернулся и сел на такой знакомый стул около бывшего рабочего места Сайко. Когда-то я часто здесь сидел. Воспоминания… Даже не думал, что в этом месте их скопилось столько. Звуки, запахи, лица… Я откинулся спиной на переборку и незаметно задремал.       …Запахи, звуки, голоса… Я ощущал возле себя движение, понимал, где нахожусь, но усталый мозг отказывался просыпаться полностью. Исчезновение гнетущего стресса расслабило и освободило, да и место это прочно ассоциировалось у меня с таким понятием, как семья. Здесь работала Сайко, а её я всегда воспринимал, как свою семью, свой дом, неотъемлемую часть меня. И я блаженно спал, начхав на неудобную позу и бурлящую вокруг жизнь.       ….ХРЯСЬ!!! Я подскочил на полметра вверх, попутно хватая первое, что подвернулось под руку в качестве орудия защиты. Сим предметом оказалась компьютерная мышь. Я ошарашенно глянул на неё, кинул на место и… встретился глазами с Сайко.       Злой Сайко.       Очень злой Сайко…       Это же она ударила со всего маху по столу ладонью прямо перед моим носом! Чего это с ней?.. Я ее такой нечасто видел и невольно вжался в стул.       — Зачем пришел? — спросила, как каркнула. А чего я сделал-то?.. Ни фига себе, наезды!       — А-а… У-м-м… Это-о… Ты озверела? — кое-как придя в чувство, я все же решил стоять за правду до конца. Но все мои жалкие ноты протеста были наглым образом проигнорированы. Эта мелкая просто уцепила меня за ворот куртки и бесцеремонно выволокла на улицу. Затащила за угол, толкнула к стене и зашипела:       — Ты что творишь?! Хотел же посоветоваться прежде, чем что-то делать, но если уж сам все спланировал, то мог хотя бы предупредить!       — Ась? — до меня с большим трудом доходило, что она пытается сказать. А Сайко продолжала:       — Это тебе легко — две-три минуты туда-обратно, а мне? А про Харуми ты подумал?! Хотя нет, скорее всего, ты вообще ни о чем не думал — для тебя же вполне нормально читать имена близких людей на надгробиях и не чувствовать себя плохо… Но я так не могу!       Из всей ее гневной тирады я услышал лишь одно… Сердце подпрыгнуло и пустилось вскачь. Сайко назвала меня близким человеком? И даже пошла в прошлое следом за мной? Харуми-то всегда это делал, а она… А она поступила так лишь однажды. После того, как Хоттэй убил меня на конюшне… Может ли это означать, что Сайко снова любит меня? Или я выдаю желаемое за действительное?       Боже… Как я вообще раньше жил? Без семьи, без друзей, без любви? Пресное, бесцветное и бессмысленное существование, которое и жизнью-то не назовешь. Просто тогда я не знал, что всё это такое. Реально считал, что от любви одни проблемы. И был не так уж неправ. От любви много проблем, но хоть раз вкусив её, отказаться невозможно! Прости меня, Сайко, я не откажусь от тебя. Никогда и ни за что. Не смогу. Теперь — нет.       Я протянул руки и сгреб сердитую девушку в охапку. Прижал к себе крепко-крепко. Тихо произнес почти в самое ухо:       — Я рад… Рад, что ты считаешь меня близким человеком. Спасибо, Сайко.       — О…отпусти… — она торопливо вывернулась из моих рук. Я цепким взглядом отметил ее порозовевшие щеки, пульсирующую на тонкой шее жилку и опущенные глаза. — Не пойми меня неправильно. После смерти бабушки у меня никого не осталось, а ты… мальчик с «Прометея», который меня спас. И я до сих пор не отдала тебе ботинок Коты-куна…       — Ну и ладно, — улыбнулся я, снова притягивая Сайко к себе. — Выберем как-нибудь время и вместе сходим, отдадим его моей маме.       — Н…нет! — она опять вырвалась и отбежала подальше, глядя на меня со страхом. — Если мы… я… если она узнает, как всё было, она меня возненавидит! Так же, как и ты, когда увидел ботинок своего брата у меня дома…       … Разве так бывает? Разве от счастья умирают?.. Яркое-яркое небо вдруг распахнулось мне навстречу, и я забыл, как дышать. Бог на самом деле может прощать? Вот так запросто?.. Если бы я только мог в это поверить! Если бы я только мог… Я хочу в это поверить! Потому что человеческого прощения для меня не существует, а я так сильно в нем нуждаюсь. Я ничем не могу искупить свою вину — любая уплаченная мною цена будет слишком ничтожной по сравнению с масштабом того зла, которое я принес в мир… И если кто-то и сумеет это сделать, то это… Бог?       Кажется, я заплакал. Сайко, как птичка, подлетела ко мне, начала тормошить, что-то говорить, а я… Я вновь ее обнял, уткнулся лицом в волосы и подумал, что мне, похоже, удастся сдержать обещание, когда-то данное погибшему Коте: я смогу стать счастливым за нас обоих. Моя Сайко вернулась ко мне! Непостижимо, необъяснимо, иррационально — она вернулась оттуда, где своим маленьким телом закрыла меня от ножа Такаюдзи. Где я, забыв о красавице невесте, которой только что надел на палец обручальное кольцо, на глазах у остолбеневших гостей, обливаясь слезами, целовал безжизненные губы убитой девушки, тщетно пытаясь повернуть время вспять… И где, в конечном итоге, я собственноручно накрыл ее лицо белым саваном.       … Ослепительное Небо спустилось на землю и заполнило светом мою душу. Я… помилован?