Где твоя Dolce Vita, в почете скорости метеорита...

      Время подходило к девяти вечера, и мужчину явно поторапливали к выходу медсестры, позволившие ему остаться на более долгое время, чем обычно.       — Саша… У меня к тебе вопрос. –Начал Окси, не давая шанса ответить девушке, — Что… Что ты ко мне чувствуешь? Вообще воспринимаешь меня больше чем друга?       Мирон сам опешил от своего гонора и нажима, понимая, что случится чудо, если она ответит.       — Мирон… ты же знаешь, что я ничего почти не ощущаю… прогресс есть, но я не могу чувствовать что-то к людям. Ты должен понять…       Мужчину взбесил этот ответ, что дало толчок словесному недержанию.       -Но ты ведь, УЖЕ чувствуешь! Я это вижу! И ты прекрасно понимаешь что… — Стоп-кран сорвался так же незаметно, как и словесное недержание.       — Понимаю что? — недоумевала Саша, теперь переходя уже в наступление.       -ммм… Понимаешь же, что я тебя люблю.       Слова, словно гром среди ясного неба пронеслись по палате, от чего звенящая тишина раздулась в полтора раза и заполнила каждую клеточку обитателей палаты №321.       — Как л-любишь? — Сердце девушки предательски пропустило удар.       — Да вот так. Просто. И ты это тоже чувствуешь, просто отказываешься по инерции… — Мирон был решителен и явно желал настоять на своем, — Хотела эмоций? Хочешь понять как это, когда я люблю? Ты это почувствуешь!       Не дожидаясь ответа, Мирон Янович притянул девушку к себе, поцеловав ее настолько нежно, насколько хватило смелости и умений. Единственное, что в этот момент понимал мужчина — это, то, что нельзя с ней поступить как со всеми. Нельзя ее обидеть. Но, она должна, во что бы то ни стало почувствовать, как она его любит. Она должна его любить так же, как он ее. Она должна быть его.       Поцелуй был не долгим, но паре он показался вечным. Голова кружилась, ноги не слушались, хотелось просто выпрыгнуть из этой реальности и остаться во власти друг друга. Но медсестра предательски постучала в дверь палаты, давая понять, что время уходить. После этого стука Мирон отстранился от лица девушки, проводя большим пальцем по ее губам. Он понял для себя одно — он ее не отпустит. С этой мыслью он улыбнулся и, не прощаясь, вышел вон.       А тем временем сердце Саши предательски пропустило еще один удар.       Федоров целые сутки не выходил из квартиры. После того, как он поцеловал Сашу, было много самобичевания. Он корил себя за слабость. За то, что посмел так сделать. Но в то же время в его душе распускались цветы сакуры. Мир ощущал крылья за спиной. Боль от предательства бывшей девушки давно исчезла из его сердца вместе с кольцом, которое он выбросил в Неву. Только страх окутывал его всецело и полностью.       «Что теперь делать…?»       Единственный вопрос, который себе мог позволить Окси, прежде чем в очередной раз залить его виски или ромом. На вторые сутки телефон Мирона разрывался звонками, но он отчаянно не хотел брать трубку. Он считал, что исчез для всех. Мир желал, во что бы то ни стало, разобраться со своими мыслями. И отчаянные попытки придумать план действий, обычно заканчивались новой порцией алкоголя.       На третий день отсутствия Мирона Яновича в жизни в целом, он решил, что пора бы появиться в больнице. Пора побороть свою трусость и посмотреть в глаза, в которых он уже успел утонуть ни раз.       — Ксю, привет! Сашка не на процедурах? Я тут кое-что принес ей, хотелось бы отдать…       — О, Мирон, здравствуйте… Давайте отойдем, что ли… — Ксюша была явно расстроена.       -Давай отойдем, а что такое? — Мирон держался как обычно, но внутри скручивался тугой комок.       — Знаете… Саша сейчас… Не в лучшем состоянии… У нее случился пару дней назад, как раз с вашего последнего ухода, рецидив… ее перевели в реанимацию. Снова…       Сердце мужчины упало в пятки. Слова застряли комом в горле. Ужас подступил с новой силой.       -…как в реанимации?       — Я вас пущу к ней, но только совсем ненадолго… К ней по сути нельзя… Но вы не чужой человек.       «Не чужой человек… Да разве „не чужой“ так поступил бы, как я с ней?» — мысли начинали танцы в голове.       Все те знакомые метры, до реанимации, которые он когда-то уже проходил, казались ему дорогой в ад. Тяжкий груз на сердце не давал собраться с мыслями.       — В общем, помните, как в первый раз… Ничего не трогать, ее не тревожить… да. И еще… вы только не пугайтесь, хорошо? — Ксюша была рассеяна.       — Понял.       И снова. Как на голгофу. С ужасом в неизвестность. Поворот ручки двери. Шаг.