Пятый округ

Солнце в пятом округе - это редкость. Обычно с утра до ночи стоит душное красноватое марево, через которое не могут пробиться лучи, но абрис солнца все-таки угадывается – кажется, будто оно занимает треть небосклона. Но это утро выдалось погожим и, открыв глаза, Дафна увидела, как белые лучи пронизывают тюль и узорами ложатся к ней на постель. На потолке колыхались сизые тени: озерный камыш и вода, что идет кругами и пузырится. И на миг, если зажмуриться, могло показаться, что все как прежде: она – девчонка, которая снова удрала с занятий куда-то на задворки Эдема, и впереди у нее века и тысячелетия. Но тошнота и горечь во рту – кажется, ребенок вытеснил все ее внутренности к горлу – возвращали к реальности. И холодная змея на шее, контролирующее ожерелье, - казалось бы, просто полоска металла, но ощущается всегда, даже в самом глубоком сне. В дверь постучали – это Ирма, горничная. Наверняка, снова несет яичницу и отварные брокколи –доктор говорит, что Дафна должна полноценно питаться, и с питанием тут действительно нет проблем. Только вот есть ничего не хочется. - Доброе утро, госпожа Дафна, - Ирме на вид не больше двадцати, и когда-то она была ведьмой, - как ваше самочувствие? - Отлично, - Дафна не привыкла врать, поэтому старается проглотить это слово поскорее, словно горькую пилюлю. Но и открываться она перестала – Тартар отучил. Впрочем, Ирма ни о чем и не расспрашивала. - Доктор Шульц уже здесь,- ожерелье Ирмы мерцало зеленым – не более пятнадцати бытовых заклинаний в день. Искра – и у нее в руках появились тряпка и ведро с водой. – Он ждет вас внизу, просил ничего не есть перед осмотром. - Мне нужно привести себя в порядок, - Дафна встала с кровати. - Я позабочусь об этом, - Ирма вскинула руку с кольцом, и Дафна ощутила холодную волну, которая поднялась от ступней к ушам и затерялась где-то в волосах. - Я просила этого не делать, - голос задрожал, как она ни пыталась его унять, а к щекам прилило. – И я еще раз прошу. Ирма сдвинула брови, улыбка мгновенно ушла с румяного лица. - Доктор Шульц сказал, что вам нужно поберечься, поэтому с сегодняшнего дня я буду помогать вам заклинаниями. - Хорошо, что доктор Шульц пока не приказал дежурить в моем туалете, - не дожидаясь ответа, Дафна вышла в холл и хлопнула дверью. Выдохнула несколько раз, прикоснулась к теплому дереву перил. Ветер качал деревья и тростник, и ясный свет перебегал по бревенчатым стенам, по картинам в темных рамах, стекал по лестнице. Как же давно здесь не было солнца! Доктор Шульц ждал в холле. Услышав ее шаги, он захлопнул старинные часы и спрятал их в карман. Скользнул по ней сочувственным, казалось бы, взглядом. - Здравствуйте, дитя мое, - он подошел вплотную, взял ее руки в свои (всегда сухие и горячие), всмотрелся в ладони, - как ваше самочувствие? Она не ответила: малышка в животе вдруг мягко, тягуче перевернулась и замолкла. Заныла поясница, но эта боль отчего-то показалась приятной, и губы сами собой растянулись в улыбке. - Ну что ж, - доктор удовлетворенно хмыкнул. – Проходите в смотровую, я буду через пару минут. Слушая каждый свой вздох, каждое биение, Дафна зашла в комнату. Посредине стояло кресло, обтянутое глянцевитой кожей, а рядом, на столике, лежали инструменты. Ее нутро содрогнулось при воспоминании об их холодном прикосновении и о той боли, которую приходилось терпеть, когда доктор Шульц спешил или был не в духе. Дафна устала думать о том, почему, обладая всеми возможностями посмотреть и увидеть, доктор раз за разом вонзает в нее эти огромные доисторические зеркала, почему запускает в нее пальцы, словно в какой кусок мяса, и давит, бесконечно давит на живот. Она не смирилась, нет, но последние недели пребывала в таком одурманивающем блаженстве, что унизительность этих манипуляций отошла на десятый план. Она разделась и легла - от холодного прикосновения кресла по спине пробежали мурашки, а в груди росло зудящее нетерпение. Когда доктор отпустит ее, она сможет спуститься к озеру и показать малышке этот невероятный солнечный свет. - Ну, вот и славненько, - произнес доктор Шульц, - теперь расслабьтесь, обещаю, сегодня долго смотреть не будем. Она закрыла глаза и ускользнула в Эдем, в самую гущу сада, туда, где всегда стояло терпкое лето, и мошкара вилась над прудом, звенели стрекозы. Холодный кусок металла несколько раз провернулся внутри нее. Потом – унеслась на Дмитровку, и там ей улыбался Мефодий, еще совсем мальчишка, и его сколотый зуб раздражал и умилял ее одновременно. Теперь внутри нее пальцы, обтянутые в сухой латекс перчатки. Нажатие на живот – и боль подступает горечью в горле. - Вот и все, вы молодец, - она услышала, как доктор снимает с себя перчатки. – Ждать осталось совсем немного, скоро мы ее из вас достанем. - Достанете? – переспросила Дафна. Смутная тревога колыхнулась в груди. - Совершенно верно, - доктор Шульц присел на краешек кресла, и она поспешила одернуть подол платья. – Дело в том, что плод лежит неправильно: не головкой вперед, а поперек. В таких случаях показано кесарево сечение. Не волнуйтесь, эта операция проводится уже давно, и исход, как правило, благоприятный. Его сухая ладонь ободряюще накрыла ее руку, по телу от омерзения пробежали мурашки. Дафна выдернула руку и резко села в кресле. Свет из окна вдруг перестал казаться мягким, он высветил все предметы, вычертил угольные тени, выпятил на добродушном лице доктора Шульца злую складку в уголках губ и в довершении скользнул по его дарху. - А потом? Что будет потом с моей малышкой? – быстро прошептала она. Господи, какой же она была дурой! Ни разу с тех пор, как она оказалась в Пятом округе, она не задумывалась об этом. Сперва – радовалась, что ее оставили в покое, что она вообще осталась жива. А потом накатили умиротворение и эйфория, и Дафна сдалась, поплыла по волнам счастья, пока не уперлась прямиком в самый важный вопрос. И это столкновение с реальностью вышло таким резким, таким обжигающе холодным, что ее затрясло. - Мне не велено это обсуждать с вами, - всепрощающая улыбка исчезла с лица доктора. – Советую вам взять себя в руки, волноваться сейчас противопоказано. - Разумеется, - негнущимися пальцами Дафна натянула на себя белье, чулки, просунула ноги в ботинки. Она молилась, чтобы доктор не увидел ее лица, к которому прилила кровь, не услышал заходящегося сердца. – Я не волнуюсь, обо мне ведь позаботятся. - Вот и славно, отдыхайте, дитя мое, - услышала она где-то на периферии сознания. Все нутро, казалось, вывернулось наизнанку и приказывало ей бежать. Это была даже не мысль о побеге, а нечто, что предшествует мысли: томительный зуд в конечностях, невесомость между ребер. Дафна сделала шаг, два, а потом рванула вперед, к лестнице. *** На закате все стало красным: на фоне огромного красного солнца вздымался фиолетово-черный тростник. Красная дорожка бежала по озеру и терялась у другого берега в вечернем тумане. Дафна спустилась к пристани, отвязала лодку, которой обычно пользовалась Ирма. Кинула на дно лодки узел с пожитками, а затем с трудом взгромоздилась на скамейку. Толкнулась веслом о песчаное днище и, наконец, вдохнула полной грудью. Плана, куда бежать, у нее не было. От воды поднимался пар, протяжно кричали кулики.