Луч солнца ледяного

Эльза не заходила в эту комнату вот уже больше пятнадцати лет. Она хотела запомнить её такой, какой она была при прошлых правителях, когда они с Анной прибегали сюда, едва поднимется солнце, чтобы рассказать о том, какую песню пели ледоколы, пока спускались с гор. Мама сидела бы перед туалетным столиком, перебирая украшения или ожидая, пока служанка уложит её тяжёлые волосы в скромную причёску. Папа бы убирал документы в потайной ящик, спрятанный за картиной в изголовье кровати. А Эльза с Анной, устроившись на широкой родительской постели, рассказывали бы о своих волшебных снах. Это была идиллия, которую теперь во дворце совсем не вспоминали. Светлые образы приносили горечь, а невзначай пролитые слёзы оставляли на давно зажитых шрамах горячие ожоги. Эльза не заходила в королевскую спальню после похоронной церемонии родителей. Она тогда лишь указала рукой в перчатке на вещи, которые можно было бы сжечь вместе с ладьёй во время священного обряда. Так было легче — по крайней мере, Эльзе так думалось, — пережить потерю дорогих сердцу людей и мудрых правителей, которых ей тогда предстояло заменить. Впервые надевая на голову корону, Эльза и предположить не могла, что однажды снова вернётся сюда и сделает это в качестве замужней женщины. Этот простой факт никак не укладывался у неё в голове. Как и то, что все свои действия ей придётся теперь совершать с оглядкой, а то и с постоянным участием со стороны Ханса. Того самого Ханса, который несколько лет назад чуть не развалил её королевство, а теперь имел полное право восседать на троне рядом с ней. Мягкое одеяло, в которое Эльза закуталась наподобие кокона, почему-то не спасало от дрожи во всём теле и ощущения морской бури где-то под рёбрами. Специально сшитая для знаменательной ночи белая просторная рубаха, которая еле держалась на парочке пуговиц на спине, неприятно щекотала голую кожу. Всё в эту ночь было неправильно. Не так, как должно было быть, как могло было бы быть. Первая брачная ночь, такое дурацкое название для традиционной консуммации, придающее унизительному и страшному событию неуместную торжественность. Эльза считала себя сильным человеком, справедливой и храброй королевой. Она и правда такой была, только вот сидя на кровати, перебирая подол белоснежной рубахи дрожащими непонятно от чего пальцами, Эльза ощущала себя самой уязвимой в мире. Тронь её пальцем — она сломается. Воображение не вовремя подкидывало воспоминания, в которых Ханс с безумным блеском в глазах заносит над ней меч и стремится нанести фатальный удар, и смешивало их с реальностью, в которой Эльзе предстояло остаться с этим закрытым на все замки человеком в одном помещении и открыть всю себя, остаться без всякой защиты. Эльза не замерзала, он боялась. Дверь в спальню скрипнула, и Ханс вошёл в комнату. Его безупречный тёмно-синий сюртук остался где-то в лабиринтах замка. Брошь с сияющим изумрудом тоже куда-то пропала, как белоснежные перчатки. Изрядно помятая рубашка, расстёгнутая на три верхние пуговицы, почему-то всё ещё смотрелась на нём как самое изящное изделие руки самого талантливого партнёра. Золотые браслеты тоже никуда не делись. В руке у Ханса был большой, но, очевидно, наполовину опустошенный кувшин. По тому, как Ханса слегка покачивало из стороны в сторону, по его замутнённым какими-то осоловелыми мыслями глазам можно было догадаться, что в кувшине было и оставалось что-то достаточно крепкое. Эльза, стараясь быть как можно незаметнее и как можно тише, подвинулась дальше от того конца кровати, к которому ближе стоял новоиспечённый король. Ханс, тяжело ступая сапогами по дощатому полу, подошёл было ближе к кровати, но не стал заваливаться на мягкие простыни, а сел на стул напротив старого королевского туалетного столика. Он сидел, поставив локоть руки без кувшина на ногу. Чуть позже ему пришлось использовать эту руку в качестве подставки для головы, иначе он постоянно ронял её вниз. Ханс смотрел пристально, водил глазами по телу Эльзы, которая была закутана в совершенно никак не помогающее одеяло. Всё ещё было ужасно холодно. Наблюдение Ханса всё не заканчивалось, вокруг стояла полная тишина. Движения глаз мужчины явно выдавали его усталость, однако Эльза видела в них лишь хищнический интерес, и это было самое ужасное — сидеть в королевской спальне собственного королевства, на кровати, где раньше спали твои родители, зная, что твою корону могут принести по первому требованию, — и при этом чествовать себя самой беззащитным существом на свете, практически букашкой, которой можно с лёгкостью переломать тонкие крылья. Но Эльза всё ещё оставалась королевой маленького, но гордого Эренделла, и она прекрасно понимала — реши она воспользоваться своим положением и сбежать из проклятой спальни (от проклятого Ханса), позволь она себе скрыться от отвратительной ситуации за стенами своей комнаты или за спинами пусть немногочисленной, но натренированной армии, вся её задумка покатилась бы в Вальгаллу. Ей нельзя было создавать скандал и распугивать посетителей Эренделла, послов и купцов, которые могли бы предложить выгодные сделки с учётом кризисной ситуации подвластной Эльзе страны. Поэтому Эльза решила: она перетерпит всё, что уготовит ей судьба, расплачиваясь за завершённые ранее ошибки. Те ошибки, которые она совершила по глупости, которые вызвала своей несдержанностью и никому не нужной идеалистичностью. И за которые заплатил её народ. Однако несмотря на то, какие бы решения не приняла Эльза, бояться ей никто не запрещал. Тихий ужас осознавания ледяным туманом расползался по её кровеносным сосудам и щекотал нервы на кончиках пальцев. Она заметила, как Ханс, не сводя с неё страшного взгляда, нахально усмехнулся. Прядь его огненно-рыжих волос упала ему на лоб, и он отвёл её нетерпеливым движением руки. Ханс вдруг затрясся, изо рта его начали вырываться рваные вздохи. Эльза подняла перед собой руки в защитном жесте, и из-под её ладоней тут же вырвалась ледяная стрела, которая стремглав пронеслась мимо Ханса и с треском вонзилась в каменную стену за его головой. Ханс странно застонал и затрясся ещё сильнее. И когда он наконец убрал руку от лица, открыв вид на безумный оскал и запрокинутую назад голову, Эльза наконец поняла. Ханс смеялся. Каким-то сумасшедшим, обреченным смехом проигравшего. Эльза безмолвно смотрела на него, не желая чем-то выдать своё удивление. Она неосознанно выпрямила спину. Внезапный приступ бывшего принца заставил её почувствовать себя увереннее, хотя и мысленно перебрать любые пути отступления во всех направлениях (лишь бы подальше отсюда). Когда Ханс наконец посмотрел Эльзе в глаза, зелень его глаз показалась змеиной. — Ты закуталась во все эти вещи, чтобы не заморозить меня до смерти во время нашей первой ночи, сосулька? — насмешливо спросил Ханс, качнув в её сторону полупустым кувшином. Эльза подобралась, сложила руки на груди. — Я хотела заморозить тебя ещё до нашей первой ночи, — ответила она, смерив его высокомерным взглядом, — вероятно, все те вёдра алкоголя, которые ты влил в себя этим вечером, спасли тебе жизнь. Ханс снова засмеялся, не обращая внимания на недовольство своей королевы. Своей королевы. Противно звучит. Королева принадлежит исключительно государству и короне. Ханс вдруг замолчал и обвёл её по-настоящему хищным взглядом — резким и ясным, как будто и не было всех предыдущих минут, где он показал себя настоящим психом. — Приятно знать, что ты не тешила себя надеждами на то, что я захочу хотя бы прикоснуться к тебе, сосулька, — он подался вперёд, кувшин свесился с его пальцев, едва не падая на пол. Эльза нахмурилась. — Запомни, твоё Величество, мне кроме короны и трона в этом поганом королевстве, где от государства одно название, ничего не нужно. — Не смей так говорить о моём Эренделле, — вскрикнула Эльза, в ярости швырнув в Ханса ещё одну ледяную стрелу. Ханс уклонился. Не то чтобы у неё было желание развязать скандал убийством нового короля с богатым приданым… Но никто не смел оскорблять её родину, родину её славных предков, страну, покрытую гордыми льдами! Одеяло упало с плеч. Эльза поднялась на кровати, осталась стоять на коленях. Ладони источали холодное сияние. — Если бы ты был представителем Южных Островов, мне пришлось бы сделать предупреждение о войне! — процедила сквозь зубы Эльза, сжимая ладони в кулаки. — Неудивительно, что ты растеряла всех союзников, если на каждое грязное словечко угрожаешь войной и пытаешься проткнуть человека! — прорычал Ханс. Он поднялся с кресла и, качнувшись, подошёл к краю кровати. Эльза упрямо смотрела ему прямо в глаза. Она не должна его бояться, она выше этого. Выше его грязных постыдных желаний, чего бы они ни касались — её тела, её трона или её власти. Свадьба с Хансом — всего лишь расплата за преждевременное пополнение почти пустой казны. Она справится. Закипающая внутри ярость сменилась холодной решительностью. Она сможет. Усилием воли погасив ледяное жжение холодной магии в своих ладонях, Эльза протянула руку к рубашке Ханса и расстегнула четвёртую пуговицу. Ей открылся вид на крепкую загорелую мужскую грудь. Она справится. Лёгким движением распустила волосы и, тряхнув головой, заставила их рассыпаться по плечам. Она справится. Эльза гордо подняла подбородок, взглянула на Ханса, пытаясь взглядом передать всю степень отвращения, которую к нему испытывала. — Делай, что должен, — по-ледяному холодно произнесла она. — Покончим с этим быстрее. Улыбка, которой одарил её Ханс в ответ, была больше похожа на звериный оскал. Слишком кровожадно. Он наклонился к ней, приблизил лицо вплотную. Эльза удержалась от того, чтобы поморщить нос из-за резкого запаха спиртного. Дыхание Ханса опалило её шею, губы едва коснулись ушной раковины. — Твой огонь страсти отдаёт могильным холодом, ледышка, — прошептал Ханс. Он отстранился. Эльза нахмурилась. Ханс лишь усмехнулся, приподняв бровь. Он протянул руку с полупустым кувшином над белой простынью и вылил остатки содержимого на кровать, не сводя при этом глаз с растерявшейся королевы. Спустя мгновение он вышел, больше не проронив ни слова и ни разу не обернувшись. Их союз был связан на небесах, больше было нечего скрывать, было незачем притворяться. Кроваво-красные винные разводы нелепой кляксой разлились в центре кровати. Эльза больше не ощущала холод. Всё было, как и должно было быть. Нормально.

***

Когда новоиспеченная королевская чета удалилась испытывать перины в своих новых покоях, принц Яо решил выждать для приличия ещё некоторое время, прежде чем покинуть торжественный вечер и закрыться в выделенной ему спальне. Свою воспитанность он нередко считал дурной привычкой. Труды мудрецов, которые он с удовольствием читал в бесконечных поездках с визитами вежливости, нередко поражали своей дерзостью и непокорностью. И Яо, с той воодушевлённостью, с какой он всегда излагал их теории любопытным слушателям или заскучавшим господам, всегда мечтал пойти по их стопам. Что может быть лучше, чем излагать свои мысли на тончайшем пергаменте? Изящной кистью водить по хрупкому материалу, выводя слово за словом? Лучше может быть только возможность поделиться написанным трудом с изрядной долей заинтересованных умов. Иногда мысли в голове принца Яо носились с такой скоростью, что он не успевал их вылавливать в нужный момент. Каждая из этих мыслей отличалась вольностью и изысканной новизной, которая могла бы оскорбить неподготовленного собеседника. Поэтому принц Яо чаще молчал и редко участвовал в переписках. Отец принца, могущественный император восточной страны, увлечения сына воспринимал за очередную дурость, которую каким-то образом смог выдать его и без того поражённый неизлечимой болезнью мозг. Вот только Яо отчаянно не желал признавать себя больным и, несмотря на слабость тела и постепенное ухудшение симптомов, продолжал упорно развивать крепость ума и духа. Принц Яо научился многим вещам, пока колесил по миру, одновременно исполняя обязанности отца и скрываясь от его разочарованного взгляда. И беспрестанно ища, ища, ища. Яо много повидал, даже слишком много — большую часть из этого даже следовало бы забыть, но Яо чересчур ценит любой опыт в своей жизни, чтобы позволить своему разуму такую роскошь. Особенно Яо ценит знания о том, что может помочь ему избавиться от болезни, которая делает его таким уязвимым в глазах любого человека, независимо от статуса и прочего. То немногое, что он знал, хранилось в отдельном закутке его безграничной памяти, той части, которая постоянно крутило знание волшебным заклинанием в его голове. Яо заплатил бы любую цену, чтобы избавиться от единственной слабости, которая его медленно, но верно убивает. Яо пошёл бы ради этого на всё. Он знал, когда увидел это — он пойдёт на всё. — Этот наш новый король кажется интересным молодым человеком, вы так не думаете, Ваша Светлость? — кто-то сухо поинтересовался за спиной у Яо. Восточный принц прислушался. Голоса были смутно знакомы, но он не мог сказать, что был знаком с их обладателями. — Посмотрим, уважаемый. Время покажет. О правителе говорят его поступки, как, впрочем, и о любом из нас, — ответил так же сухо собеседник, и тут же ехидно продолжил, — в то же время, сомневаюсь, что те средства, которые он принёс в казну, могут хоть как-то сравниться с тем, что предлагали королеве мы. Яо наконец вспомнил, где слышал этих людей. Это были те самые почтенные местные лорды, которых принимала Эльза в качестве претендентов на королевский трон. — Точно, точно, — отозвался первый лорд. — Совсем скоро состоится запланированный День Открытого Двора, тогда и посмотрим, каков из себя это Вестергородский хлыщ! Яо, собиравшийся было оставить двух стариков наедине со своим разговором, тут же развернулся и уставился на их удивлённые лица. Лорды немедленно поклонились, и Яо вежливо ответил им со всем своим почтением, которое осталось у него к столь позднему часу. — Прошу меня извинить, — учтиво начал восточный принц, — я невольно стал свидетелем Вашей последней реплики, — обратился Яо к первому лорду. — Вероятно, незнакомое выражение обратило моё внимание на Ваш разговор. Не соизволите ли поведать, что представляет собой День Открытого Двора, — если не ошибаюсь? — я никогда не слышал ничего подобного ни в одной стране. Лорды переглянулись, плохо скрывая довольные улыбки — им повезло стать счастливцами, которые не только разбудили любопытство иноземного гостя, но и смогут его удовлетворить! — О, это нововведение нашей прекрасной королевы Эльзы! — гордо произнёс второй лорд, как если бы лично помогал повелительнице в организации события. — Наша королева поддерживает просвещённые взгляды и считает, что никто не знает лучше, что же нужно народу, чем сам народ! — Верно, — подхватил первый лорд. — В День Открытого Двора во дворец Эренделла пускают всех желающих, их кормят и поят до отвала, но самое главное — королева лично принимает людей в тронном зале. Им даже позволяют пройти по ковровой дорожке, как настоящим господам! Королева выслушивает любые жалобы, просьбы и вопросы и старается дать справедливый и гуманный ответ. Всё это показалось Яо очень занятным, о чём он и сообщил почтенным лордам, особенно делая акцент на том, что ранее о таком ни разу не слышал, а значит, жаждал повидать и разузнать о странном мероприятии как можно больше. Лорды с энтузиазмом предложили ему посмотреть на это диво и даже стали наперебой приглашать к себе в угодья — погостить до конца заветного Дня на тот случай, если вежливо попросят из дворца. Яо не спешил отклонять предложения. Вскоре он закрыл за собой дверь гостевой комнаты, отказавшись от помощи прислуги. Ему предстояло многое обдумать. В конце концов, у него появилась прекрасная возможность остаться в эренделльском дворце ещё на некоторое время, не вызывая лишних подозрений, и Яо собирался использовать это время с умом.