Путь властелина

- Простите, повелитель, за мой внешний вид, - сказал Джихангир после очередного приступа рвоты. – Я не хотел, чтобы вы видели меня таким… - Джихангир, - повелитель погладил сына по волосам, - ты – сокровище, дарованное мне Аллахом, моя душа. Твоя боль – это и моя боль, - Сулейман говорил открыто и искренне. - Надеюсь, что нет, - еле слышно прошептал шехзаде. – Не нужно к вашему тяжкому бремени добавлять и мои страдания, - Джихангир горестно вздохнул. - В таком случае, расскажи мне всё, как есть. Является ли правдой то, что рассказал мне Мустафа? - Это зависит от того, что именно он вам рассказал, - Джихангир отвёл взгляд. Ему не хотелось очернять в глазах отца ни Михримах, ни, особенно, Мустафу. – На самом деле мы с Мустафой разошлись во мнениях по одному политическому вопросу, - Джихангир закашлялся, после чего повелитель подал сыну золотой кубок с водой. - Неужели? – Сулейман едва заметно улыбнулся, наблюдая за тем, как младший шехзаде, несмотря на тяжесть своего состояния в данную минуту, пытается вести себя дипломатично. – И что же это был за вопрос, который разрушил вашу крепкую дружбу и довёл тебя до отчаяния? Уж не связано ли это с негодяем, который именует себя Османом Абдулом-эфенди? Джихангир, который всё ещё жадно пил воду, в эту секунду закашлялся, после чего посмотрел на отца с искренним изумлением: - Так вы знаете… Повелитель улыбнулся и легонько сжал плечи сына, который подался чуть вперёд, чтобы лучше услышать то, что собирается сказать его отец. - Сынок, никогда не забывай, кто находится перед тобой, - назидательно произнёс Сулейман. – Я – твой отец и я же – великий повелитель Османской империи. Скрывать от меня что-либо – это самое глупое и безрассудное дело, ведь я узнаю обо всём, что происходит вокруг меня, сразу после того, как та или иная мысль зародилась в твоей голове. Джихангир завороженно смотрел на своего отца. В этот момент он понял, что свободен от оков тайн и интриг. - Ты самый мудрый из всех моих сыновей, и поэтому я знаю, что ты не станешь скрывать от меня правду. Рассказывай всё так, как это происходило с тобой на самом деле…

***

Мустафа уже сбился со счёта, сколько раз он пересёк дворцовый коридор. Состояние Джихангира было гораздо хуже, чем он мог себе представить. Он жестоко винил себя за то, что позволил произошедшему зайти так далеко. - Шехзаде! – воскликнула Михриниса и устремилась навстречу возлюбленному. Увидев на его лице беспокойство, она спросила: - Всё ли в порядке? Почему ты не внутри? – она указала на дверь, ведущую в покои Джихангира. - Повелитель пожелал говорить с шехзаде наедине, - ответил Мустафа. – Ах, мой несчастный брат! За что на его долю выпали такие страдания! - Не волнуйся, - пыталась успокоить Мустафу Михриниса. – Теперь повелителю известна вся правда, и мы можем лишь поблагодарить Аллаха за то, что он узнал обо всём именно от тебя, а не от Михримах-султан. Неизвестно, в каком свете она бы обозначила твою роль во всём произошедшем… - Я старался хранить эту тайну именно ради того, чтобы не допустить такого состояния Джихангира. Но ты не послушала меня, рассказала всё брату и теперь он страдает… Михриниса поджала губы. Час ожидаемых обвинений настал. - Не думайте, шехзаде, что ваш брат не догадывался о подобном исходе событий. Он чрезвычайно умён и ещё до моего признания он догадался, что ваше равнодушие вызвано чьим-то шантажом. Мустафа с любопытством посмотрел на Михринису, но та лишь невозмутимо закончила свою мысль: - Я всего лишь подтвердила его подозрения. Знаете, в тот миг, когда я ему во всём призналась, он обрадовался. Ведь мой рассказ означал, что вы на него не сердитесь. Мустафа отвернулся. - Ум Джихангира развит не по годам. Боюсь, что это может принести ему больше горя, чем радости… Продолжить свои рассуждения Мустафе не удалось, поскольку дверь из покоев Джихангира отворилась, и ага объявил о том, что повелитель желает видеть шехзаде Мустафу. - Отправляйся в покои, Ниса, - попросил Мустафа. – Необходимо проверить, всё ли готово для отъезда. - Как прикажете, шехзаде, - с готовностью ответила дочь Барбароссы. – Буду ждать вас с хорошими новостями. Проводив взглядом свою фаворитку, Мустафа вошёл в комнату брата. Первым делом ему в глаза бросились светящиеся от радости глаза Джихангира. Это значительно приободрило старшего шехзаде, так что он и сам стал улыбаться: - Вижу, тебе стало лучше, - заметил он. - Повелитель обладает величайшим даром исцелять израненные сердца одним лишь только словом! – сказав это, Джихангир бросил полный обожания взгляд на своего отца. Сулейман, наблюдая за поведением двух братьев, решил разъяснить оставшиеся неточности: - Мустафа, - обратился он к старшему сыну, - несмотря на некоторые препятствия, связанные с нежеланием оскорбить чьи-либо чувства, мне удалось убедить Джихангира рассказать свою версию событий. Разумеется, ваши истории полностью совпали. Поскольку во всём произошедшем есть и твоя вина, Мустафа… - Повелитель! – испуганно воскликнул Джихангир, опасаясь, что повелитель начнёт отчитывать старшего сына, но Мустафа тут же склонил голову и ответил: - Я вовсе не отрицаю этого, отец. - … То эта вынужденная разлука должна послужить уроком вам обоим, - назидательно продолжил повелитель. – Однако никто кроме меня не вправе решать судьбы других людей! Оба брата едва заметно ухмыльнулись, услышав это восклицание. Они оба прекрасно понимали, что это был упрёк в сторону Михримах. - И поэтому я принял решение, которое, надеюсь, удовлетворит нас всех. Джихангир, который уже знал, что скажет повелитель, внимательно посмотрел на Мустафу, поскольку ему было чрезвычайно интересно, обрадуется ли он решению повелителя. - Шехзаде Джихангир в сопровождении моего личного лекаря отправится с тобой в Амасью. Там ты будешь обучать его всему, чему научился сам. - Ах, повелитель!.. – Мустафа был искренне изумлён. - Однако я надеюсь, что впредь вы не станете проворачивать подобные дела за моей спиной. Джихангир, прошу тебя в дальнейшем вести себя более благоразумно, это поможет тебе избежать многих неприятностей. - Благодарю вас, повелитель! – Джихангир весь светился от радости. – Вы позволите мне поговорить с братом? - Позже, - мягко ответил Сулейман. – Мне необходимо дать шехзаде некоторые советы. которые будут касаться в том числе и твоего пребывания в Амасье. Джихангир сразу поник. Заметив это, Сулейман погладил его по волосам и подбодрил: - Ну же, у вас впереди будет ещё много дней, чтобы разговаривать! - Да, Джихангир, отдыхай, набирайся сил перед дальней дорогой, - улыбнулся брату Мустафа, прежде чем покинуть его покои.

***

«Хюррем, с прискорбием вынужден тебе сообщить, что Михримах ведёт себя совершенно неподобающе для дочери повелителя. Единственный вывод, который я могу для себя сделать, это то, что ты в своё время не уделила достаточно времени на то, чтобы воспитать нашу дочь благородной султаншей. Дабы дать ей последний шанс образумиться и встать на путь добра и справедливости, я отправляю её к тебе в Манису. Искренне надеюсь, что шехзаде Мехмед подобными низостями не занимается и ведёт себя достойно. Впрочем, в вопросе его воспитания, к счастью, я не стал полагаться на одну только тебя. Я приеду навестить вас через несколько недель. Не забывайте о том, что я всегда и обо всём узнаю гораздо раньше, чем вы можете себе представить». Зачитав вслух это письмо своей дочери, которая не ожидала такого грубого приёма со стороны обожаемой матери, Хюррем перестала контролировать бушевавший внутри неё гнев. - Как ты могла так опозорить меня перед повелителем, Михримах?!!! - Матушка, прошу вас, не при слугах… - промямлила дочь. Разумеется, как только повелитель проводил Мустафу и Джихангира в дорогу, настал и её черёд. Было понятно, что безнаказанным это деяние не останется, но Михримах не ожидала, что отец выберет для неё именно такую кару. Госпожа осознала, что все её мечты о том, что матушка будет гордиться тем, что сделала её дочь, полетели в бездну. Хюррем была в отчаянии, а потому уже не способна была слышать, что происходит вокруг. - Ты ещё будешь мне указывать, что, где, как и в чьём присутствии я должна говорить? – возмущалась хасеки. – Ты, моя надежда, моя опора, моя прелестная дочь, которую я считала своей гордостью, просто взяла и растоптала меня в глазах повелителя! - Но, матушка, вы ведь даже не знаете, что произошло… - попыталась оправдаться Михримах. - Повелитель написал мне такое письмо! – Хюррем трясла бумагой перед лицом Михримах с такой яростью, что шелест казался громче её криков. – Этого тебе недостаточно? Ты убила меня, Михримах! Уничтожила! Растоптала! О, Аллах, какое горе! Гюль-ага, который отдавал распоряжения главному повару по поводу трапезы в честь приезда Михримах-султан, к сожалению, опоздал на встречу госпожи в саду. Но когда он при первой же возможности он освободился от выполнения своих непосредственных обязанностей, то услышал отчаянные крики Хюррем-султан. Слуга подбежал совсем близко и уже собирался было радостно поприветствовать Михримах-султан, то застал совершенно странную картину: молодая госпожа стояла перед матерью, склонив голову, словно провинившаяся служанка. Единственное, что он мог сделать в данный момент, это отослать слуг, которые были вынужденными свидетелями разразившегося скандала, чтобы разложить вещи госпожи в её комнатах. Хюррем могла бы ещё очень долго кричать и причитать, однако в силу возраста и ослабевшего здоровья она в скором времени стала задыхаться и оседать на землю. Этим она не на шутку испугала верного слугу и провинившуюся дочь. - Госпожа! – воскликнул Гюль-ага и подбежал к Хюррем-султан, чтобы подхватить её под руки и не дать упасть на землю. - Матушка! – испуганно вскрикнула Михримах. В кармане своего дорожного платья она с трудом отыскала нюхательную соль и поднесла к лицу своей матери. - Уйди с глаз моих, - яростно прохрипела Хюррем, и пронзила её своим испепеляющим взглядом. Михримах со слезами на глазах отправилась во дворец обустраиваться.

***

- Итак, давайте повторим: какое из увлечений для Хуриджихан-султан было самым любимым? - Катание на лошадях, - с готовностью ответила Хуриджихан. Вместе с Чичек-хатун они прогуливались по двору, параллельно вспоминая результаты обучения. Хуриджихан изо всех сил старалась показать себя нерадивой ученицей, несмотря на то, что всё, о чём её спрашивали, было ей прекрасно известно. Но сегодняшний день был особенным. Человек Рустема-паши появился на ипподроме едва рассвело и объявил, что повелитель желает сегодня видеть Хуриджихан-султан во дворце, так что все последние приготовления нужно завершить как можно скорее. - Верно, - похвалила девушку Чичек-хатун. – Ибрагим-паша перед смертью пообещал вам, что подарит новых лошадей… - Не будем об этом! – резко прервала её Хуриджихан. Воспоминания нахлынули на неё, она едва сдерживала слёзы. Хатидже успела рассказать дочери о том, что произошло после отъезда близнецов в Эдирне. Конечно, она говорила нехотя, это, скорее, были трудно сдерживаемые душевные порывы, но Хуриджихан хватило и нескольких фраз, чтобы понять: Хатидже никогда не простит повелителя за его решение о казни Ибрагима. Чичек-хатун с удивлением взглянула на подопечную, так что Хуриджихан пришлось улыбнуться и пояснить: - Насколько я поняла, повелитель едва ли станет говорить со мной о покойных Ибрагиме-паше и Хатидже-султан, поэтому не стоит тратить время на их обсуждение. - Это верно, - служанка сочла пояснение разумным. – Однако не забывайте, что вы должны называть их родителями! Если всё же где-то вскользь повелитель их упомянет… Хуриджихан прекрасно знала, что ей скажет Чичек-хатун, ведь она оговорилась преднамеренно. Спокойная речь служанки позволила ей отвлечься на другие, более приятные воспоминания, связанные с моментом, когда отец вернулся в Паргу вместе с Барбароссой. Это было самое счастливое время воссоединения их семьи. Ибрагим уделял дочери значительно больше времени, в том числе они много ездили верхом, поэтому к большому облегчению слуг во дворце на ипподроме, "самозванку" не нужно было обучать верховой езде. Никто не счёл это удивительным, ведь дети, которые растут в деревнях, прекрасно ладят с лошадьми. - …Вы всё запомнили, Хуриджихан-султан? – голос Чичек-хатун зазвучал громче, так что ей пришлось вернуться в реальность. - Конечно, не беспокойтесь, - заверила Хуриджихан. - Это хорошо, посмотрите вон туда, - служанка указала на карету, которая остановилась на подъездной дорожке. – Это приехал Сюмбюль-ага, он отвезёт вас во дворец. Хуриджихан усмехнулось. Ей невольно вспомнилось, как отец называл этого евнуха скользким типом. Он засеменил ей навстречу и радостно протянул: - Добро пожаловать, Хуриджихан-султан! Глядя на его чересчур любезную улыбку, Хуриджихан поняла, что ему точно нельзя доверять.