39 дней до смерти

Я родился и рос в обычной, тихой семье, которых есть в Японии миллиарды. У меня было всё: старший брат, который вечно меня поддерживал, любящие и заботящиеся родители, хорошие друзья. Ещё в свои неполных двенадцать, когда отец впервые привел меня на свою работу, я уже знал, что мне не надо будет особо парится учёбой, работа и так найдется. Если что, отец и без образования к себе возьмёт. Такие мысли дали мне толчок благополучно проебать университет и, благодаря отцовским связям, получить диплом. Тогда, мне казалось, что так и должно быть. Я думал, что могу делать всё, что захочу и никто мне не указ. Пьянки, гулянки, ежедневный секс с кем попало - это всё было моей жизнью. Я так жил, и, если честно, даже не собирался что-то в этом менять. Меня всё устраивало, и мне было плевать на то, что кому-то это не нравится. Я не слушал родителей, мне было плевать на брата. В один момент друзья подогнали наркоту. Мне тогда казалось, что это лишь безобидный порошок, ну посмотришь мультики несколько минут и всё. Один передоз. Потом второй, и третий, на четвёртый меня еле откачали. Побоявшись того, что однажды, от передоза, я могу просто напросто умереть, родители заперли меня в клинике для лечения наркозависимых. Там, разговаривая с психологом и людьми, которые лечились также как и я, я обдумал всё, всю свою жизнь и понял, что больше не хочу так. Жить как отброс, бегая за мизерными дозами наркоты, и подыхая от передоза, когда твоя мать держит тебя на руках, и в слезах торопит отца с вызовом скорой. Я потерял доверие брата и отца, только мать всё также любит меня, и даёт мне деньги, надеясь, что пообещав не тратить их на наркотики, я сдержу слово. Но я его не сдерживал, ни разу. Она плакала на коленях в моей палате, просила отставить это дело, перестать принимать. Я обещал, что это было в последний раз, а потом, она опять держала мою голову на руках, когда меня контузило от передозировки. Мой лечащий врач меня поддерживал, а отец, уже не верящий в то, что меня смогут вылечить, со скрипом зубов, заплатил за лечение. Лечение длинной в два года. Орочимару, именно та звали моего лечащего врача, помогал мне чем мог. Лечил он меня с помощью метадоновой заместительной терапии. Мне дали выбор: короткий курс или длинный. Короткий длился всего-то несколько недель, длинный не имел никаких временных рамок. Я хотел побыстрее порадовать маму, и добиться доверия со стороны брата и отца, так что выбрал первый. Две недели, каждый день снижая дозу, я пил метадон. А потом, собрав всю волю в кулак, забарикадировал дверь в палату и отказался от метадона, за три дня до окончания курса. Меня крутило, ломило, выворачивало на изнанку, не давая вздохнуть. Я кричал, рычал, выл, плакал, царапал стены, разбивал руки в кровь, бился головой об пол, но думал только о матери, и о том, как она рада будет увидеть меня здоровым. И у меня получилось. Я смог. Я добился своего. Из клиники я вышел совершенно другим человеком. Мать, отец, брат, я стал их ценить, ценить их помощь и поддержку настолько, насколько был способен. Старался быть таким хорошим, чтобы они забыли того наркомана с синюшным цветом лица, длинными жирными липкими волосами и потухшими глазами. Я стал человеком. Отец дал мне работу в компании, и пол года, после клиники, я жил как нормальный человек. Я засматривался на свою секретаршу, пытаясь заинтересовать её собой и пригласить в ресторан. Она была хорошей. Смотря на неё я не раз задумывался о женитьбе. Она была умной, красивой, доброй, а главное понимающей, такой, какую я хотел позвать замуж. Но все мои мечты разбил один холодный, дождливый осенний день. Собравшись утром на плановую медицинскую проверку, я уже был без настроения. Дождь, тем более холодный, меня совсем не радовал. Подъехав к больнице, я оставил машину на стоянке и отправился в само огромное белое здание. Третий этаж, триста семнадцатый кабинет, доктор Цунаде Сенджу. Именно эта волевая блондинка в возрасте, должна была меня осмотреть, дать направление на анализы, и через неделю, дать заключение по общему состоянию моего организма. Сердце в порядке, а вот кашель и хрипы в лёгких её насторожили. Отдав мне направление на анализы, она ещё выписала несколько лекарств от простуды, а то такой погодой не удивительно было, что я мог простудится. Я сдал все анализы, и спустившись на первый этаж, купил все лекарства, которые она мне выписала. Естественно, в тот день, увидев у меня в руках пакетик с микстурами и таблетками, мама, заволновавшись, оставила меня дома, и не отпустила на работу. Эта неделя была мною прожита с большим трудом. Не смотря на лекарства, кашель усиливался, как и боли в груди. Временами я кашлял по несколько минут, при этом сплевывая слюну вперемешку с кровью. Я уже всё понял. Но ничего никому не говорил и не показывал. Как на зло, мама захотела лично побеседовать с Цунаде и спросить, какие ещё лекарства можно принимать. Она так наивно хотела меня вылечить. А я улыбался ей в лицо пряча слёзы беспомощности и крик боли, которые готовы были в любой момент вырваться и заполнить меня всего. Этот год, этот месяц, этот день, эту минуту, эту секунду...я...никогда не забуду. Цунаде, которая с состраданием в глазах пытается успокоить маму сообщив ей о диагнозе, мама бившаяся в истерике не желая верить в происходящее и я...я просто стоял посреди кабинета и смотрел куда-то в пустоту, слёзы сами по себе вытекали из глаз и ровными дорожками бежали к подбородку, оттуда, капая на новенький пиджак, который мама мне купила всего-то два дня назад. Ещё два дня прошли не менее плохо. Отец задуманный и не разговорчивый сидел напротив камина выкуривая по несколько пачек сигарет в день, мать не перестающая и на минуту плакать, даже без слёз, они у неё ещё в больнице закончились, брат, на котором всё это время не было лица, он как мертвец ходил по дому, и я, тот кто осознал и принял всё гораздо раньше и лучше чем они. Я не плакал, не истерил, я прекрасно знал, за что мне такое наказание и готов был смиренно нести эту ношу, до того момента пока не умру. За жалкие пол года хорошей жизни, моя болезнь развилась до третьей стадии. Цунаде сразу же назначила лечение и попросила пока лечь в больницу, чтобы она смогла наблюдать за мной круглые сутки. Химиотерапия. Первая в моей жизни и далеко не последняя ждала меня ровно через два дня. Мать, отец, брат, родственники хоть и знали каким я был конченным наркоманом и ублюдком все равно собирали все деньги на то, чтобы вылечить меня. А я знал - это моё наказание, и я приму его таким, каким оно мне даётся без отчаяния и страха перед смертью. Деньги, которые отец давал Цунаде на моё лечение, она приносила мне. Я же трясущимися руками аккуратненько, купюра к купюре складывал их в небольшую жестяную коробку, из-под своего любимого печенья. Единственное, на что меня уговорила Цунаде, это химиотерапия. Я был согласен на всё, лишь бы они думали, что я лечусь. Перед родителями и братом я улыбался и радовался, но стоило им выйти за дверь, и пройти несколько метров, туда, где не слышно звуков доносящихся из палаты, как я начинал кашлять, задыхаясь от нехватки воздуха, и слюны, вперемешку с кровью, которая сама по себе вытекала изо рта, капая огромными багровыми пятнами на белоснежную простыню, пропитывая её насквозь. После первой же химии я стал терять волосы, после второй их пришлось сбрить, так как они просто клочками выпадали. Брови, ресницы, щетина на подбородке, и черные волосы с небольшим синим отливом, всё это уже было не моим. Оно, как память покоилось в белом пакете, в тумбочке возле моей кровати. Некогда накаченное тело, испорченное наркотиками и выпивкой, сейчас светило костями, которые прикрывал небольшой слой бледно-синей кожи, под которым виднелись витиеватые узоры вен. Тёмные круги, и мешки под глазами, впервые в жизни появились не от того, что всю ночь напролёт бухал. И меня это радовало, но по своему. Я во всём искал плюсы. Шел двенадцатый день, с того момента как я узнал о болезни. На удивление я чувствовал себя сегодня гораздо лучше, чем обычно, но это было только до первого приступа кашля. После одиннадцати утра ко мне пришли родители и брат. Мама принесла мне коробочку моего любимого печенья, а отец стал рассказывать о планах на будущее, которые он уже успел придумать. Брат обрадовал тем, что наконец-то, познакомил свою девушку с нашими родителями. Всё было замечательно, такая обстановка меня радовала и успокаивала, может, они и думали о чём-то плохом, но старались этого не показывать. Было такое впечатление, что я не умираю сейчас от рака в свои 22, а как в 9 лет сломал руку играя с братом в войну, и отлеживаюсь в больнице. В этот миг я так захотел, чтобы в палату зашла Цунаде и сказала, что ничего серьезного и можно идти домой. Но, увы, этого уже, наверное, никогда не случится. Брат отвёл меня в туалет, я не хотел пользоваться уткой, это бы показывало то, что я не хочу бороться. Так что, каждый раз, как только приходила моя семья, либо отец, либо брат помогали мне, не смея отказывать. Когда я старался, превозмогая боль, идти по коридоре, они только радовались моим успехам и хвалили врачей, которые ставят меня на ноги. После туалета, мне помогали, как можно удобнее, устроиться на инвалидном кресле и вывозили на улицу. Была осень, но как будто специально для меня, после того дождливого дня, всегда была яркая, солнечная, и тёплая погода. Так что, я старался весь день проводить на улице, и лишь под вечер, когда красный диск солнца прятался за листву могучего дуба, который рос на территории больницы, меня забирали обратно в палату. Там борясь с приступами кашля, болями в груди и кровавой слюной, которая стекала по подбородку, я пытался заставить себя немного поспать. И у меня получалось уснуть всего-то на три часа. Тринадцатый день моей болезни прошел относительно хорошо. С самого утра как обычно пришли мама с папой и брат. Сегодня мне принесли кое-какие фрукты, но я их не ел. На три часа у меня назначена химиотерапия, на которой захотели присутствовать все. Деньги, которые родители "тратили" на моё лечение, уже не помещались в коробке, и мне пришлось просить Цунаде подогнать мне другую коробку. Болезнь заставила меня увлекаться тем, к чему я испытывал раньше отвращение. От нечего делать, сидя на улице целыми днями, я начал читать. То ли из-за болезни, то ли из-за чего-то ещё, зрение неумолимо падало каждый день. Теперь, кроме стандартных процедур, я должен был ещё раз в неделю посещать окулиста. Медленная и мучительная смерть это не беда, а вот то, что я начал слепнуть меня огорчало с каждым днём. Я каждый день замечал как мама, постепенно расплывалась, когда мое зрение опять ухудшалось. Остановить это нельзя было, так что я просто терпел и старался запомнить все черты лица родителей и брата, чтобы, когда совсем ослепну я смог бы их "видеть" хотя бы по памяти. Такое мое состояние продолжалось ещё семь дней. То есть сегодня был двадцатый день с момента обнаружения у меня рака. Цунаде мне говорила, что одна только химия не поможет, без поддержки другими способами лечения, но я не собирался лечится, я заслужил такое наказание и я готов нести эту ношу до конца. По её подсчётам у меня осталось ещё около трёх недель. Это если состояние не ухудшиться или внезапно не остановится сердце. Сегодня у моей бабушки день рождения, ей исполняется 73 года. Как заведено у нас с ней я сочинил для неё стих и позвонил. Хриплым голосом, иногда покашливая и вытирая появившуюся на уголках губ кровь, я прочитал ей стих. Она была в восторге и в слезах от счастья пожелала мне скорейшего выздоровления, пообещав, что когда я справлюсь с болезнью, мы с ней съездим на море. Её наивные и детские планы на будущее подняли мне настроение до небес. Тридцать второй день моей болезни оказался для меня приятным и удивительным сюрпризом. С самого утра меня проведали родственники. Приблизительно в два часа дня, когда я захваченный новым интересным сюжетом недавно вышедшего романа, который мне читал Итачи, ибо я уже не видел ни единой буковки, ко мне пришел тот, кого я не надеялся уже увидеть. Наруто. Лучший друг, которого я променял на выпивку и наркоту всё-таки пришел ко мне, проведал. От этого поступка слёзы на глаза наворачивались, и я не стал их сдерживать, давая волю эмоциям. Наруто рассказал мне много о друзьях, которых я променял на наркотики. Сакура, которая бегала за мной с первого класса, сейчас вышла замуж за Кибу и они уже ждут ребенка. Хината, с которой встречался Наруто, сейчас была насильно выдана замуж за какого-то крутого бизнесмена. Шикамару и Сай сидят в тюрьме за продажу наркотиков. Остальные разбрелись по миру. Жизнь потрепала всех понемногу. Наруто оставался со мной теперь каждый день. Он винил себя в том, что сейчас со мной творилось, ведь не смог меня отговорить от прийома наркотиков и разгульной жизни. Я же винил только себя. Тридцать пятый день моей болезни проходил ужастно, с самого раннего утра меня не отпускал кашель. Вся постель была в крови. И опять мама со слезами на глазах умоляла меня. Но на этот раз она хотела, чтобы я послушал Цунаде и принял необходимое лекарство, а также согласился на операцию по удалению левого лёгкого, с которого собственно всё и началось. Но я отказался. Цунаде записав в карточке диагноз: рак лёгкого 4 стадии, дала мне в руки выписку из больницы. Следующие несколько дней я еле мог дышать из-за боли, поэтому Цунаде, которая приходила каждый день следить за своим состоянием, назначила сильные обезболивающие, а также дышал я теперь только с помощью кислородной маски. Обезболивающие, которое назначила Цунаде, помогало мало чем, приняв его я успевал разве что поспать 3 или того меньше часов. Но хоть как мне было плохо, как бы всё не болело, я не собирался плакать и показывать, особенно маме, что мне плохо. Я заранее продиктовал Цунаде письмо родителям и брату: Дорогие мама, папа и Итачи! Я знаю, что был далеко не идеальным сыном и братом, сбился с пути и не сразу это осознал. Я хочу чтобы вы знали как сильно я вас люблю и как не хочу покидать, но, увы, эта болезнь не просто случайность, это наказание за все мои грехи, за все нервы которые я мотал Итачи и папе, за все те слёзы, которые, ты мам, проливала надо мной в больнице, после передозировок. Единственное что я хочу попросить это чтобы на мои похороны вы пригласили всех моих друзей, которых я раньше обидел, и недолго плакали за мной. Я буду счастлив, если вы будете жить радостно. Мам ты ведь хотела съездить в Египет на отдых? Так вот я не прошу, я настаиваю на том, чтобы вы съездили в Египет за деньги, которые вам даст Цунаде. Люблю вас ". А в коробках с деньгами была всего одна коротенькая записка: " Это те деньги, которые вы тратили на моё лечение, я вам их возвращаю, так как не заслужил того, чтобы быть излечённым." Дождливым и пасмурным днём, девятого ноября в 12:43 моё сердце меня подвело и остановилось. Как не старалась Цунаде, она не смогла "починить" его. Я знал, что умру сегодня, поэтому отправил всех из своей комнаты, сжимая в руке своё письмо, я как бы почувствовал последних два удара, которые сделало моё сердце. А далее пустота. И хоть я прожил немного, я знал, что сделал всё правильно.