Я просто всегда думал, что у нас есть время

Давай разрушим потолок И будем видеть бездну звёзд Читать падений их следы… (с)

В детстве всё казалось по-другому. В детстве мы умели мечтать и верили, что все наши мечты сбудутся. А разве могло быть иначе? Нет-нет, не могло, дети – вот кто настоящие волшебники в нашем мире, они умеют радоваться, умеют мечтать и не видят границ для достижения своей цели. Жаль, что взрослея, мы теряем эту способность, да в наших руках есть волшебная палочка, но она не может сделать наше сердце «волшебным» и мы творим чудеса, прекрасно зная, что это всего лишь фокусы. Мы называем магглов «простаками», но сами ничуть не лучше, ведь одно дело уметь колдовать, а другое - делать это во благо ближнего, мы обмануты своими же возможностями и живем в мире, который медленно катится в пропасть. Может еще один глоток огневиски? Рон Уизли задал этот вопрос сам себе, после долгих размышлений, ставших привычными в его жизни. Да и разговоры наедине тоже уже становились традицией для рыжего волшебника, возможно, только так он мог быть честным и не видеть за это осуждения на лицах других. Ему был нужен алкоголь. Знаете, он вдохновлял. Не то, что бы Рональд был от него зависим, нет, скорее, он просто был верным другом, который всегда мог выслушать все стенания бывшего мракоборца и при этом развеселить его. Такие друзья всегда на вес золота, не так ли? За окном темнело. Забавно, почему-то именно сегодня в довольно знаменитом пабе «Три метлы» было так мало народу, хотя, возможно, причина была в том, что уже все расходились по домам спеша к семье. Рон посмотрел на часы. Ярко блеснуло чистое золото гоблинской работы с выгравированными на нем знаками и узорами, чего только тут не было, и какие-то инициалы, и летящий квафл, и знак трех реликвий, и несколько удачных изобретений из одного из самых известных магазинов «WWW»,кстати говоря, уже его магазина. Любой бы прохожий невольно бы залюбовался таким украшением, да и не зря, стоило оно немало, но Рон Уизли сейчас даже не думал хвастать перед кем-то своим имуществом, он лишь глянул на их стрелки с таким выражением лица, как будто бы они были свежей кучкой гноя, оставленной одним из представителей животного мира. Почти девять часов вечера. Пора уже домой, ведь есть к кому идти – жена, двое милых детей, их чудесный домик. Звучит прекрасно. Видимо старший Уизли был не согласен с этим, на его лице скользила какая-то печаль, всё вокруг казалось ему скучным, а ведь когда-то, еще в школьные времена, он с друзьями сидел именно за этим столиком возле окна и.…Нет-нет, прочь все воспоминания! Рон поднял руку и сделал заказ, бармен кивнул. Лучше было предаваться алкогольному опьянению, чем воспоминаниям юности. Они не приносили ничего хорошего, кроме знания того, что ты постарел, пусть тебе всего и 37 лет. Какая же ты сволочь, Рональд Уизли! – сказало существо внутри мужчины, и тот лишь горько усмехнулся, даже не желая спорить с этим голосом. Довольно таки презентабельный мужчина, неплох собой, достигший того чего хотел, ты счастлив? В ответ лишь молчание и шаги бармена. Он поднес выпивку еще кому-то, а Рональд так и не притронулся к своей, смотря на содержимое стакана. Хлопнула дверь и на пороге показался еще один посетитель, скорей всего это была посетительница, потому что когда она шла к стойке послышался стук каблуков о деревянные дощечки. Уизли поморщился, внезапная посетительница мешала ему разглядеть что-то в стакане, что-то такое чего он не мог понять. Он еще не был пьян, что бы это могло быть галлюцинацией, просто напиваться и пугать своим видом жену было тоже неправильно. Посетительница опять нарушила тишину, теперь уже своим голосом, странно на мгновение Рону показалось, что это опять воспоминание из прошлого, такое себе постаревшее воспоминание, ведь что-то было в этом голосе таким знакомым, таким… Устало подняв глаза он встретился взглядом с обладательницей красивых карих глаз. Гермиона Грейнджер, казалось бы, не изменилась с тех пор, хотя нет, возраст на всех влияет, маленькие морщинки возле ее глаз свидетельствовали о том, что всё же их обладательница уже не так молода, фигура, лицо, да это была уже не девочка, которой он ее помнил. Семнадцать чертовых лет, одно разбитое сердце и одна разбитая жизнь и вот они случайно встретились. Как смешно. Рон Уизли хмыкнул, думая, что женщина всего лишь видение, что, может быть, он уже сошел с ума и сейчас она растает как фантом его уставших мыслей. Ее тут не должно было быть, это было почти невозможно. Почти. В зале было полно пустых столиков, можно было занять любой, но мужчина, тем не менее, показал на свободный стул напротив себя. Это, несомненно, было приглашением, конечно, она могла его проигнорировать, сделать вид, что не помнит, кто он такой этот Рон Уизли или уйти как уже сделала однажды. Ситуация казалась смешной. Банальной. Глупой. Невозможной. Ужасной. И, черт возьми, такой желанной, что он готов был бы отдать все свои деньги, что бы услышать от нее хоть самое дурацкое «привет». Семнадцать лет. Почти полжизни. А так и не стал умнее. ***

Потом вспоминаю, что жизнь - это полосы, Волосы, руки, лицо, кожа - Это вроде на нее даже тоже немного похоже. (с)

Время летит незаметно, а за ним улетает все то, что мы называем прошлым. К счастью, а может, наоборот, к сожалению, мозг человека обладает памятью. Человек так устроен, что он помнит самые важные моменты его жизни, помнит места, по которым он бродил, когда был молодым. Возвращаясь туда, где ты бы счастлив, начинаешь невольно улыбаться. В ушах даже звучит громкий детский смех, вспоминаются все школьные похождения. Все это так и могло остаться с тобой. Но ты сам выбрал свой путь. В данном случае – сама. Ты сама решила, что для тебя это лучше. Многие злые языки твердили, что Гермионе Грейнджер суждено построить великолепную карьеру в Министерстве Магии или уйти на еще более высокий уровень. Что ей не стоит связывать свою жизнь с Роном Уизли, что он только вниз ее будет тянуть. Она упорно твердила, что все не так, что у них любовь и серьезные чувства. Но как можно говорить за двоих? Грейнджер была уверена в том, что Рон любит ее. Да и она чувствовала к нему ни больше, ни меньше, чем любовь. Но один случай расстроил планы этих двоих, и все случилось не как в красивой сказке. Жизнь оказалась намного суровей, чем женские романы. Приступ гордости и вот человек, которого ты любишь, уходит. Уходит навсегда, а ты остаешься одна. И снова то самое чувство, которое разгорается в бывшей гриффиндорке – отомстить. Причем так, чтобы боль была необыкновенной. Удачно сложившиеся обстоятельства, письмо от Виктора, билет в один конец до Болгарии и вот – мисс Грейнджер обернулась миссис Крам. Об этом ли она мечтала? Может ли она с искренностью сказать, что любит Виктора? Нет, не может. А он так старался. Даже после того, как эти двое поженились Крам, продолжал добиваться ее сердца. Он знал, что девушка не любит его. Не зря же в свадебном платье под венцом она тихо плакала, дрожащим голосом произнося «Да». Но он знал на что шел. Он был готов к этому. За что боролся, на то и напоролся. Пару раз он даже пытался вызвать ревность в Гермионе, проводя ночи в барах со своими фанатками, а Грейнджер было наплевать. Она чувствовала себя как птица в клетке. Только дети. Цветы жизни, которые в последнее время и держат Грейнджер подле Крама – «счастливого отца и самого известного в мире квиддичиста», по словам всех известных магических журналов и газет. Большое количество новых знакомств, какие-то непонятные подруги, которых у девушки то с детства не было, постоянные корпоративы, бывшие фанатки Крама, которые теперь пытались сдружиться с Гермионой, завидовали ей и пытались строить козни, думая, что Грейнджер отхватила себе «золотого мужика». А спросил ли кто-нибудь Гермиону о том, счастлива ли она? Вот вроде умная девушка была, староста и лучшая ученица школы. А поступила как истинная идиотка. Но сейчас менять что-то поздно. Теперь ей просто захотелось вернуться на родину, чтобы хоть немного отдохнуть от своей жизни. Она бежала от себя, бежала в то место, которое считала своим вторым домом, после отцовского. Она совершенно не собиралась специально с кем-то списываться, что бы встретится и поговорить. Связь с Гарри Поттером она потеряла. Уже лет десять как, наверное. Может просто потому, что им не о чем стало поговорить? Или потому, что друг так и не понял, для чего разбежались эти двое, жизнь которых могла бы быть прекрасной. Или не была бы? Плотно застегнутый летний плащик, туфли на каблуках – образ, достойный миссис Крам. Она быстрым шагом шла в знакомый паб, чтобы вновь ощутить себя дома. Предварительно списавшись с нынешним хозяином заведения, она забронировала себе комнату на пару дней. Виктору она не сказала, что собирается в Хогсмид. Она наплела ему красивую сказочку про то, что отправляется навестить родителей. Женщина открыла дверь и вошла в помещение. Здесь почти ничего не изменилось с тех пор, как она была тут последний раз. Разве что посетителей стало меньше. Хотя и понятно почему, ночь все таки на дворе. А ей некуда податься. Только тут она мечтала найти душевный покой. Мельком окинув взглядом помещение, она расстегнула плащ и повесила его на вешалку. Решив, что хуже ей все равно не будет, она тихим голосом заказала бутылку огневиски и обернулась в поисках свободного столика, выбор был велик. Но случайно встретившись взглядом с единственным поздним посетителем паба, она застыла на месте как вкопанная. Грейнджер даже не знала, хотела ли она сейчас встретить его. Прошло семнадцать лет. Может и не стоило возвращаться? Может не стоит все начинать снова? Просто взять плащ и выйти? Но ноги сами несут к стулу, на который указывает рыжеволосый мужчина. Повернувшись к бармену, она просит принести заказ к столику, а сама медленным шагом приближается к Рону. Она не знает что сказать. Она в панике. - Не ожидала тебя здесь встретить так поздно, - говорит она, не сводя с него глаз. ***

С каждой секундой расходимся дальше, Мы просто не знали, что значит любовь, И случайная встреча на улице боли, Осталась лишь пеплом несбывшихся слов. (с)

Уже давно не дети и от этого сложнее. Даже не подростки, которые могут, немного смущаясь признаваться в своих чувствах, чувства которых наполнены какой-то нежной сентиментальностью, ее называет детской глупостью, но кто сумеет пронести ее в сердце столько лет, сможет превратить ее в мудрость. Или в боль. Ах как ошибалась Минерва МакГонагалл, говоря, что Рональд Уизли посредственный ученик в трансфигурации, он бы сейчас ей мог легко доказать, что может превратить любое свое чувство в боль, даже не напрягаясь, это было как будто бы заложено в его сердце, и видимо в этом был весь дефект его работы. Семнадцать лет. Не малый срок, чтобы забыть друг друга, не так ли? Начать новую жизнь, родить детишек, радоваться жизни, работать на благо общества. Да, он надевал такую маску каждый день, носил ее на работе, вымученно улыбаясь и разговаривая с клиентами, играл свою роль с женой, словно тряпичная кукла, целуя ее в щеку перед уходом, пытался быть веселым в кругу родственников, скрывая глубокую печаль в глазах. И только в пабе наедине с огневиски мог высказать скрытые чувства. Иногда он был не один, в такие минуты Джордж был рад к нему присоединится, вместе они были как будто бы какими-то моральными инвалидами, имеющими всё, о чем мечтает любой человек – славу, деньги, красивых жен и милых детишек, но при этом не были счастливы. Поэтому топить печаль в алкоголе было в какой-то степени весело. Их вообще считали весельчаками, они каждый день выдумали шутливые изобретения, приносящие смех другим, как будто бы этим опустошая себя раз за разом. Какая ирония, те, кто дарили смех, сами смеяться не могли. Сейчас смотря на женщину с годами не утратившую свою красоту, Рон до сих пор не мог поверить в то, что она реальна. Слишком много времени прошло, чтобы что-то чувствовать. Да, неужели? Лицо Рональда исказила некая гримаса боли, с виду она более похожа была на насмешку, впрочем, лучше уж было смеяться над своими чувствами, чем признавать их. Мужчина сжал стакан, не отводя от женщины глаз. Пойло коричневого цвета ударилось о стенки стекла, угрожая вылиться на изуродованные шрамами руки мужчины. -Поздно? -губы Рона растянулись в странной усмешке. Если бы она только знала, что было понятием «поздно» в его жизни, если бы она только знала…Их ссора разрушила всё, что было до этого, но не смогла разрушить его чувств. Ох, знали бы вы, сколько раз в день первые десять лет Рон проклинал эти чертовы чувства, а потом со временем как-то перестал. В последнее время он лишь молился о том, что бы быть хорошим отцом, несмотря на то, что был плохим мужем, но если второе он уже не мог исправить, то с первым старался насколько мог. – Не ожидал тебя вообще тут встретить. –Рональд сделал ударение на слове вообще, оставляя между словами многозначность, то ли он имел в виду данный паб, то ли он думал, что им уже никогда не встретится. Взгляд мужчины как будто бы пытался заглянуть в душу женщины, прочитать всё, что там написано, узнать, о чем она думает, заранее знать все ее ходы и успеть поставить мат, прежде чем она подумает идти в наступление. - Какими судьбами? Разве в Болгарии сейчас не летний сезон? Говорят, лучшее место для отдыха. – его голос был не так холоден, как он рассчитывал. Рон опять себя ненавидел. Ненавидел за то, что не хочет так с ней разговаривать, но слова вырываются сами, неизвестно кого, задевая больше. Неужели он представлял их встречу такой? Мужчина отвел взгляд, почему-то ее карие глаза напомнили ему о той девушке, которую он так любил 17 лет назад. Женщина, сидевшая перед ним не могла быть ею, ведь любил он всем сердцем Гермиону Грейнджер, а она, сейчас смотрящая на него…она какая-то Гермиона Крам, чужая только от того, что поменяла свою фамилию не на «Уизли». Гермиона Крам. Улыбающиеся жених и невеста, известие о беременности жены прославленного квиддичиста, рождение ребенка, счастливая мать с мужем, их выходы в мир, нежность на публике. Всё это преследовало его почти в каждом газетном выпуске, а он улыбался какой-то гримасой боли, засовывая все эти газеты в клетку для совиного помета, а потом выходил на улицу и покупал новый выпуск, что бы спрятать его в надежном месте и никогда уже не прочитать, но знать, что она где-то рядом, пусть и на фотографии с этим чертовым болгарином, пусть и так, но она где-то есть. Первое время после их брака Рон Уизли сходил с ума. Сначала много пил, гулял, впрочем, он был молод, поэтому все его ошибки так и объяснялись его друзьями. А потом он встретил Мэган Джонс, девушку, работающую в Гринготтсе, такую себе истинно добрую хаффлпаффку. Нет, это была не любовь, ею даже близко не пахло, но она заботилась о нем и была ему верна, а он в один день сделав ей ребенка, решил жениться на радость родителям. Кроме отвращения к себе и своему будущему он во время свадьбы ничего не чувствовал, но чтобы не огорчать счастливую мать, измученно улыбался в объектив. Уизли стал просиживать намного меньше времени в пабах, но свою горечь теперь вымещал на всех рабочих заданиях, казалось бы, он специально лез под все запрещенные заклятия, надеясь, что одно из таких однажды его достигнет. Нет, судьба этого не хотела, а вместе с ней и Гарри Поттер. Однажды его лучший друг, устроив взбучку, потребовал, чтобы Рон ушел, взял хотя бы отпуск, перестал так себя вести. «У тебя же маленькая дочь!» - кричал на него муж его сестры и только поэтому мракоборец его не ударил. Дочь. Его милая Хоуп. Ее имя означало надежду, надежду которую Рон Уизли хранил в своем сердце, и которая помогала ему примирятся со всеми утратами на жизненном пути. Как и любой отец, Рональд невероятно любил свою дочь, она пошла в их род, в род Уизли, рыжие локоны, озорные глаза, буйный нрав, расположенность к квиддичу, постоянные розыгрыши, звонкий смех. Рядом с нею, Рон вдруг вспоминал, что жизнь хорошая штука, а как только покидал ее, его внутренний дементор просыпался и мучил болезненными воспоминаниями. Семнадцать лет. Господи, да ведь им было чуть больше, когда закончилась эта война! Сейчас они совсем другие люди, сидящие напротив друг друга. Что должно быть в их взгляде? Безразличие. Но его нет, лишь какая-то глухая скорбь, во всяком случае, в его взгляде, как будто бы мужчина потерял свою руку, и ногу, и глаза, и честно говоря, когда она ушла, он потерял сердце, потому что оно напрочь отказывалось любить кого-то еще, заставляя искать в каждой проходящей женщине его гриффиндорскую всезнайку. Успокоить его можно было лишь стаканом хорошего огневиски. Пусть и ненадолго. Рон поднес стакан к губам и сделал глоток. -Будешь? – спросил мужчина, вдруг вспомнив правила хорошего тона. Немного было смешно играть сейчас джентльмена, но почему бы и нет, почему бы не поухаживать за ней, ведь они оба сейчас оказались не в том месте, не в то время и…не теми людьми. ***

И рассыплется в пыль, только хлопни в ладони, Нарисованный мир на истлевшем картоне. Нарисованный мир декорации к сказке, Кто его рисовал, перепутал все краски. (с)

Ватные ноги. Так бывает, когда впереди пути тебя ждет что-то такое, что явно затронет душу. Она не знала что говорить, что делать и как себя вести. Она просто села, сложив руки на коленях, и просто смотрела на него в упор, не в силах отвести взгляд. Он уже неплохо подпил, это было видно по загадочному блеску в глазах, все тех же голубых глазах, которые так и не поменялись за годы. Может только мудрости в них поприбавилось. Гермиона жадно пожирала глазами собеседника не в силах оторваться от него. Складывается впечатление, что она хочет навсегда в своей памяти запечатлеть его таким, впитать в себя каждую новую морщинку на его лице, каждое новое изменение. Не верилось, что спустя такой промежуток времени они вот так встретились. Она действительно не хотела никого видеть. Просто пройтись по знакомым местам, чтобы облегчить душу. Чтобы мысленно вернуться в прошлое, хоть на несколько минут. А потом снова в Болгарию. Снова туда, где она убивает свою сущность. Убивает в себе страсть и мучает того, кто в нее реально влюблен. А в кого влюблена она? Ответ на это вопрос Гермиона Грейнджер не скажет даже себе, хотя прекрасно знает его. Глупая восемнадцатилетняя девчонка не смогла наступить на горло собственной песне, не смогла простить, не смогла вернуть и вернуться. Порой Гермиона поражалась тому, как она вообще могла быть лучшей ученицей с такими мозгами и логикой. Совершать ошибки свойственно всем, но ведь некоторые из них можно вовремя исправить? Миссис Крам не из таких. Она готова мириться со своей жизнью, хотя прекрасно понимает, что отравляет существование не только себе. Его губы расплываются в насмешке. Ей не обидно. Она ловит каждую его эмоцию так жадно, как будто бы только что вышла из пустыни и видит воду. До нее осталось только добраться и она твоя. Мурашки пробегают по телу от его голоса. Все тот же тембр, в меру небрежный и ласковый. Конечно же он начнет язвить. Что еще можно ожидать от него. А в ее голове крутится лишь один вопрос – чувствует ли он тоже самое? Ту боль, которую чувствует она? Нет, конечно не чувствует. Он просто смеется над ее глупостью, над глупостью гриффиндорской всезнайки. - Я тоже не ожидала тебя здесь увидеть, - говорит она, отрываясь от него взглядом. Теперь она жадно рассматривает деревянную столешницу, представляя на ней неведомые образы. Это как будто бы ты лежишь на травке и смотришь на облака и если у тебя абстрактное мышление, то ты непременно увидишь что-то интересное. На столешницы были глупые трещинки, которые никак не складывались в интересную картинку. Грейнджер решила пропустить колкость по поводу Болгарии мимо ушей. Она прекрасно понимает, что Уизли добивается. Она не будет танцевать под его дудку. Он предлагает ей виски. Женщина отказывается. С минуты на минуту бармен «Трех метел» принесет ей новую бутылку. Сегодня «умница Грейнджер» тоже решила немного полечить свою душу обжигающим алкоголем. Все равно, что про нее подумают. Скорее всего ее тут даже не знает никто. За исключением рыжеволосого мужчины сидящего напротив. - Я… Я к родителям приехала, - врет она. Голос звучит нетвердо, поэтому Рон наверняка догадается, что истинной причиной, которая привела девушку в столь поздний час в Хогсмид, является что-то другое. – А ты… Тебе.., - что она хочет сказать? Не пора ли тебе домой? Разве тебя не ждет жена? Почему ты один сидишь в пабе и пьешь огневиски? Она хватается за голову и пытается сдержать истерический смех. Мямлит, как будто оправдывается перед профессором МакГонагалл в том, что пошла смотреть одна, как по замку бродит сбежавший из подземелий горный тролль. – Извини. Просто это так неожиданно встретить тебя сегодня здесь после стольких лет. Она опять опускает глаза. В этот момент бармен подносит заказанную Гермионой бутылку огневиски и пустой стакан. Она берет в руки бутылку и щедро плескает огненную жидкость в свой стакан. Поставив бутылку обратно на стол, она выпивает виски залпом, чтобы, наконец, почувствовать себя более свободной в общении, в движениях. Оторвавшись от стакана она закрывает глаза. Горячительная жидкость обжигает все внутри. И вот она, жена знаменитого квиддичиста, почти элита общества сидит в обычном пабе и пьет виски. Никто не знает, что сегодня она счастлива. Счастлива потому, что на миг смогла оторваться от своей реально жизни и заглянуть в прошлое. Либо алкоголь так подействовал на девушку, либо желание узнать, как поживает ее любовь, которую нельзя назвать бывшей, но Гермиона осмелела в своих действиях, и насмешливо прищурив глаза, спросила: - И как же поживает владелец магазинчика «Всевозможные волшебные вредилки?» говорят у него чудесная семья, не так ли? Она ехидно улыбается и смотрит ему в глаза. Сегодня ни один из них не уйдет без ответов. ***

Давай не будем завершать Картину нашу, бросим так, Оставив смутные мазки… И каждый будет сам искать На ней надежду или мрак Сады или пески… (с)

Когда люди в чем-то ошибаются, им легче винить в этом судьбу. Судьбе ведь не предъявишь иск, она просто есть и невидимо творя развилки в жизни людей, берет на себя ответственность за каждый шаг человека. Тем не менее, выбор делаем мы сами. Мы каждый день что-то выбираем, будь то обычные носки в магазине или новая праздничная мантия, будь то новая машина, или скоростная метла, будь то девушка на одну ночь или супруга на всю жизнь. Каждый день, мы делаем выбор, и каждый день несем за него ответственность, а судьба она так... Она лишь прикрывает нас в те моменты, когда нам стыдно за этот выбор и, обвинив во всем эту госпожу, мы идем дальше, совсем забывая, учиться на ошибках и повторяя их день за днем. - Ну и правильно. – Морщится Рон, когда она отказывается от выпивки. Не хватало ему, чтобы она напилась, и они вместе вспоминали прошлое, хотя нет, этого не будет, их прошлое слишком глубоко похоронено, вместе с сердцем, счастьем, и гори она огнем, жизнью этого рыжего, так что нечего воскрешать тех, кто никогда уже не сможет вернуться. Что ж, в своем желании напиться, он пока лишь один. Рональд снова усмехается, конечно, кто он такой, чтобы она пятнала свою репутацию рядом с таким жалким пьяницей. Еще один обжигающий горло глоток огневиски. Сделав их сейчас хоть десять, ему все равно было недостаточно, недостаточно было заглушить монстра, который проснулся внутри и своим ревом потрясал внутренности бывшего мракоборца. Черт тебя побери, ностальгия, кому ты вообще сдалась? Иди прочь. Но воспоминания не уходят, и бередят и без того потрепанную душу Уизли. Звонкий смех молодой девочки, голос лучшего друга, и шутки самого Рона, долгие разговоры, предположения, неловкие взгляды, смущение, первые чувства. Рон закрывает на миг глаза, желая растворить это видение в темноте, оно должно было исчезнуть. Не смей. Ты не имеешь права… Драконы Рональда Уизли почему-то сегодня подчинялись хозяину, и еще раз опалив пламенем тоски, сердце гриффиндорца, улетели в свои пещеры, оставив мрачное послевкусие. Чем старше мы становимся, тем сильнее в нас растет тоска по прошлому. И если вдруг она возьмет над тобой верх, жди беды. Она, словно дементор, будет высасывать из тебя радость капля за каплей, а потом так же незаметно заберет и твою душу, если же так, то Рональду Уизли еще недолго осталось. Он замечает ее взгляд, она так пристально его изучает, как будто бы составляет описание опаснейшего убийцы, который сбежал и убил уже в округе как минимум 10 человек. -Что, сильно изменился? – усмехается какой-то жалкой гримасой мужчина, перехватывая ее взгляд. Бесцеремонен как всегда, видимо только это осталось неизменным в нем. Да, он уже не тот мальчик, который когда-то смущался, краснел, делал какие-то неловкие предложения. Этого мальчика убили на войне, и теперь вместо него живет этот Рональд, одевая каждый день на грудь медаль «за храбрость», прекрасно зная, что даже прикасаться к ней не смеет, потому что если бы он действительно имел эту чертову храбрость, у него была бы совсем другая жизнь, не та, которую он влачит сейчас. Руки судорожно обхватывают пустой стакан, хочется еще выпить, напиться до беспамятства, до того момента, когда уже не сможешь рассуждать, не сможешь вспоминать и не сможешь чувствовать. -Не помню, что бы твои родители жили в Хогсмиде. - Рон с грубой насмешкой, приподнимая брови, выслушивает ее ложь про родителей, за столько лет работы с опасными субъектами, он научился распознавать, когда ему врут. Но он не требует от нее ответа, это всего лишь еще один укол, всё, что он может сделать для нее после семнадцати лет разлуки. Дальше его усмешка сменяется еще одной гримасой злости, смешанной с нотками боли, ее вопрос о том что он тут делает так поздно, исчезает в ее извинениях, но тем не менее, мужчина его слышит, что ж еще один недостаток зрелости. Что он мог ей рассказать о своей жене и о том почему он сейчас не с ней? Сколько бы раз, он бы не приходил ночью или под утро домой, она никогда ни о чем его не спрашивает, только оставляет свет в гостиной, что бы он при входе не споткнулся об поставку для зонтиков. Сколько бы ни срывался на ней, она всегда на следующее утро гладит его по волосам, пытаясь, привести их в порядок и говорит с такой нежностью «завтрак подан», что хочется устроить еще один скандал или ненавидеть себя еще больше. Ах, куда уже больше Рон Уизли, куда уже больше?.. Замечательная мать, жена, хозяйка. Так почему же он не может любить ее? Сколько ни старался не получается, она в этом не виновата, она заслуживает лучшего. Да, для таких как он моральных инвалидов лишенных возможности любить, лишенных возможности приносить что-то другое в этот мир, кроме боли тем, кто его любит, он был вознагражден слишком хорошей женой. От этого хотелось еще больше пить. Теперь уже желающих выпить в этом помещении стало на одного больше, Рон грустно смотрел на ту взрослую женщину, пьющую алкоголь, ту, что так сильно когда-то любил. Точней нет, смотрел на то, что от нее осталось. Не хотелось даже думать, что эта женщина и была той его Гермионой, ведь его Гермиона умерла, в тот день, когда сказала у алтаря «да» другому мужчине. А вместе с ней умер и тот молодой Рон, всегда веселый, всегда добрый, всегда ее, потому, что они действительно должны были быть вместе, а если нет, то и их нет, просто не могло быть, понимаете?.. Теперь эти двое взрослых людей, лишь носят их фантомы, может, поэтому так трудно смотреть в глаза друг другу и чувствовать эту пустоту, которая сжигает словно всепоглощающий огонь смерти. Как так можно жить? Она упоминает, про его семью и на его лице отображается злость, он даже не хочет ее скрывать. Да как она смеет, как она только смеет врываться вот так в его жизнь или в то, что от нее осталось и спрашивать его про его семью. Семья…Черт, возьми, Гермиона Грейнджер, что ты о себе возомнила? Еще секунду, и он готов выдать всё, что он думает, но спустя одно мгновение, он лишь устало откидывается на спинку стула, отводя взгляд в сторону, его рука тянется к бумажнику из драконьей кожи. Еще одна вещь, которая стоит безумных денег, но для него не стоит ничего. Мужчина достает фотографию, и протягивает женщине, в первый раз за всё время в его глазах появляется какой-то огонек нежности, когда он смотрит на девочку с рыжей копной волос, посылающую квафл вверх, устремляющуюся за ним на метле. -Это моя дочь – Хоуп. – тихо объясняет Рон, – Она похожа на Джинни, правда? – его улыбка становится теперь уже какой-то жалкой. Только глаза зеленые, как и у ее матери, а так вылитая сестра, да. Потом он мельком показывает фотографию сына, светлые волосы, какое-то умиротворенное выражение лица, голубые глаза отца и так похож на мать. Конечно, он тоже его любит, но почему-то каждый раз смотря на него, ему хочется отвести взгляд, они почти не разговаривают. Порой Арти спрашивает, почему плачет мама и тогда у Рона трясутся руки, и он не может даже обнять родного сына, не то, что бы посмотреть на него, не то, что бы даже ответить ему. Зачем заводить детей, если ты даже достаточно любить их не можешь? -А как там «Вики»? – Мужчина решает отыграться на женщине, сидящей перед ним. Когда-то он винил во всем ее, но никто его не заставлял портить жизнь другой, которую он не любил и которая его просто терпела. Противен сам себе, невыносимо просто. – Виктор. – Исправляется мужчина, он уже не подросток, незачем показывать свои обиды, она и так о них знает. Ни слова об их ребенке, как будто бы его не существовало, впрочем, для Уизли так и было, ведь она должна была родить ребенка ему, ему Рональду Уизли, только ему, никто другой не имел права на это счастье. Его счастье. Счастье, которого он был лишен. ***       Вы друг другу жопами спите В одной постели лёжа (с). Она ухмыляется. "Наивный. Неужели думает, что я просто посмотреть на него сюда приехала", - думает про себя девушка, когда Рон делает намек на то, что алкоголь не доведет до добра. Как будто бы Гермиона Грейнджер не знает, что такое алкоголь, и к каким последствиям он приводит? Как будто бы она первый раз в жизни упивается им, пытаясь найти счастье в этой горячительной жиже. Напиться и забыться. Ну почему же это не помогает? Притупляет чувства на короткое время, а потом с новой силой выбрасывает тебя на берег реальности, накрывая волной старой боли с новой силой. А потом ты как рыба, начинаешь все чаще и чаще попадать в сети к этому горячительному змею и каждый раз выпутаться оттуда все сложнее. Но вы не подумайте, Гермиона Грейнджер не спилась. Она просто стала одинокой, она убила себя сама подручными средствами. На поверхности, на песчаном берегу ее держит сын, о котором она еще не произнесла ни слова. Ради него сейчас она готова жить. К счастью он совсем не похож на отца. Мальчишка унаследовал внешность от матери. Английские черты лица и некоторые манеры, которые заложены в человеке от рождения. Стоит ли он нем говорить? Она пока не решила. Он задает вопрос. - Нет. Не изменился. Такой же как и был, - отвечает она. Задавать аналогичный вопрос она не решается, боится услышать его ответ. Тем более он и так скажет что думает, если захочет. Грейнджер прекрасно знала, что если она и изменилась, то только визуально. Внутри у нее сидит все та же юная гриффиндорка с единственным отличием от подлинной копии всезнайки – нынешняя Гермиона несчастна. Грейнджер опускает глаза. Даже сейчас. По прошествии семнадцати лет она не может толком ему соврать. Да. Мало что изменилось в ней. Врать профессорам она могла, а вот от голубых глаз Рональда Уизли ничего не скрывается. А она не может не врать. Очень хочет не врать. Но не может. Она не может похвастаться своей знаменитой жизнью, своим прекрасным мужем и ребенком. Она не хочет ими хвастаться. А он как будто вытягивает горькую правду из нее невидимыми щипцами. Щеки волшебницы покраснели. Они всегда приобретали розовый оттенок, когда девушка выпивала. Кстати говоря, в последнее время слишком часто. В голове появилось приятное помутнение. Как странно, но что может сделать один стакан огневиски. Он смотрит так лукаво, что Гермиона не может сдержать улыбку. Он смотрит так, как будто ждет, что женщина вот-вот потеряет контроль над собой и накинется на него. А так и будет. Но пока она стойко держится под натиском эмоций. - Я прекрасно знаю, что не в Хогсмиде, - говорит она так по-гермионски, что сама удивляется властности своего голоса. – Просто я решила переночевать здесь. Истинную причину своей ночлежки в обычном пабе она объяснять ему не станет. Зачем знать ему, что она и не была у родителей? Зачем она будет объяснять ему, что родители счастливы, что Гермиона замужем за Виктором? Зачем она будет объяснять ему то, что она бежит о себя, пытаясь найти какую-то потерянную вещь здесь? Что она тут потеряла? Счастье быть может? Его чертова усмешка. Гермиона все еще улыбается, пытаясь сохранить самообладание. Она будет держаться точно так же, как и он. Она будет играть своими чувствами, а если понадобиться то и его. Миссис Крам облизывает губы и вновь берется за бутылку, наливая себе полный стакан. На этот раз она не собирается пить его сразу. Она будет медленно тянуть его, чтобы подольше оставаться в сознании. Она будет наслаждаться напитком и Роном. Какое удовольствие ей приносит он? Да хотя бы тем, что она может сейчас сидеть и смотреть на него, как на дорогой экспонат в Лувре смотрит турист. Смотрит, а дотронуться не может. Ту же сработает сигнализация и его выведут охранники. Гермиона почти уверена в том, что если она предпримет попытку прикоснуться к Рону, то она либо проснется и окажется, что она дома, либо он отшвырнет ее руку, вспомнив прошлое и обвинит во всем только ее. Хотя она во всем и виновата. Он протягивает ей маленькие фотографию своих детей. Рыжая девчонка и правда очень похожа на Джинни. Сразу видно – сорванец тот еще. Она натягивает улыбку, стараясь изобразить подлинный интерес. Ведь эти дети могли бы быть ее. Эти дети могли бы быть их. А сейчас что? А сейчас время признавать ошибки. Она отрывает взгляд от фотографии и с улыбкой говорит ему: - У тебя чудесные дети. У меня к сожалению нет фотографии Игоря, - признается она. Да и показывать его Рону она бы не стала. Только ранит свои чувства так, как только что он ранил ее. Уизли так мило улыбается, а Грейнджер пытается смотреть ему в глаза, чтобы прочесть, насколько он лукавит. Насколько же он счастлив сейчас? «А ведь он точно врет. Почему он так не улыбается своему сыну, как дочери? Неужели он не питает к нему любви лишь потому, что тот не унаследовал «рыжести» Уизли?» Грейнджер сочувствует ему, так же как и себе, потому что, наконец, понимает, что здесь они встретились неслучайно. Протягивая фотографию обратно она задевает его кончиками пальцев и как будто бы получает разряд тока, который проходит через все тело не оставляя не единого живого места. Такие легкие прикосновения и так действуют. А потом он спрашивает о Викторе. - Нормально. Он редко бывает дома. Сейчас он редко играет, но его часто приглашают комментировать матчи. Он часто в командировках, - говорит она и снова прикладывается к стакану. – А где работает твоя жена? Ей на самом деле не интересно, но нужно продолжить разговор, потому что в нем она чувствует отголоски прошлого, а перед собой не рыжеволого мужчину с двумя детьми, а того же гриффиндорского вратаря, шутника и верного друга. ***

Мне каждый вечер зажигают свечи, И образ твой окуривает дым, И не хочу я знать, что время лечит, Что всё проходит вместе с ним. (с)

Забавно, сколько бы времени не прошло, сколько бы нам не исполнилось лет, для наших родителей мы всегда будем оставаться детьми, даже, если у нас самих уже будут свои, а волосы покроются коварной сединой. Интересно, а что насчет бывших возлюбленных? Сколько бы времени не прошло, где-то в глубине человеческого сердца, остается та частичка, которая любила и будет любить того человека с которым был. Маленькая частичка со своей памятью. Жаль, только, что у Рональда Уизли, эта частичка и была всем сердцем. Угораздило его родиться однолюбом, так же угораздило встретить на пути девушку, которая разбила это чертово сердце. И сколько бы женщин не встречал он потом, ни одна не могла найти способ починить этот неисправный механизм, правда нашлась одна, которая была готова жить и с таким. Надо было бы ценить и уважать такую, но Рон даже сейчас не спешил к ней, не решался, не хотел, не мог вынести этого взгляда, проникающего в душу и прощающего за все его выходки, а вместе с тем, взгляда, начиненного болью. Боль, которую посеял там тот, кто взял перед алтарем вечную клятву верности любви, но нес ее перед другой женщиной, той, которой он не видел уже лет семнадцать, той, которая стала его собутыльницей на этот вечер. Кто бы мог подумать, что именно сегодня, она возникнет в его жизни, напомнив о том, что он бы мог иметь, если бы не был таким горделивым глупцом. А что сейчас имел Рон? Да у него было всё, куча галлеонов, почти миллионы, и с каждым днем всё больше и больше, не об этом ли он так мечтал в детстве? Оказалось, что его мечта ничего не стоила. Деньги…Ох, как ошибаются те, кто считают, что деньги так много значат в этом мире, нет это просто фантики, не приносящие никому счастья, ведь сколько бы у тебя не было этих фантиков, ты никогда не сможешь получить того, чего действительно хочешь – ты не сможешь оживить человека, не сможешь быть с той, которую любишь, если она выбрала другого. Деньги теперь вызывали в нем отвращение, как и выпивка, да, впрочем, как и он сам. Женщина ответила, что он не изменился, и мужчина лишь как-то судорожно махнул головой, как будто бы расценил ее ответ как шутку. Ах, если бы она знала, что с ним стало за эти семнадцать лет, он потерял всё, что раньше любил в себе, убил радость тоской, убил храбрость жестокостью, только чувств не смог убить, и поэтому они убивали его. А ты стала лишь красивее. – Сказал мужчина уже без усмешки, его глаза нагло прошлись по ее фигуре, отмечая все ее прелести, он заметил, что как и прежде у нее замечательный вкус. Дерзкая выходка, но почему бы и нет. Странно было смотреть на эту женщину и сравнивать с девушкой, которую любил. Пора было уже признать, что это один и тот же человек, но он не хотел, просто не мог позволить себе так думать, ведь если та девушка принадлежала только ему, то эта женщина носила на себе «клеймо» замужества с известным квиддичистом, и была его женой, только его, черт побери, этих болгаринов. Она отвечает ему, и он узнает знакомые нотки выдержанности в ее голосе. Всё как будто бы в былые времена, когда он мог сболтнуть какую-то глупость, а она в тот же момент поучительно его остановила. Ностальгия по прошлому? – внимательно спросил мужчина с фирменной усмешкой на лице, да этот разговор уже напоминал незримый поединок, в котором победитель получает всё. – Захотелось вспомнить, как это ночевать в дешевых гостиницах? Да, понимаю, ради этого можно податься и в Англию. – Рональд фыркнул, делая вид, что доволен своей шуткой, хотя на самом деле, пытался вонзить еще один шип в ее самообладание, к чему это приведет в итоге мужчина не думал, но готов был играть в эту игру до самой развязки. Когда-то давно, эти двое могли ссориться часами, но чего сейчас стоит их ссора, если у них даже не будет возможности помириться? Она уедет, а он также будет строить воздушные замки, возводя ее на престол и делая своей королевой, в мире, где был обычным рабом. - Спасибо. – Говорит мужчина, поджимая свои губы, когда она вспоминает о сыне. Он не имеет право его ненавидеть только за то, что его отец не он. Просто не может, но порой, закрывая глаза, он думает о тех снимках, которые часто созерцает в газетах, где эта счастливая семья машет и улыбается, и хочет заменить лицо Крама на свое, потому что он, Рон Уизли ничем не хуже, что бы быть рядом с ней и всё же, «она всегда выбирала только лучших квиддичистов», при этом всей душой ненавидя квиддич. Браво, ирония, браво! – Не беспокойся, фотографии твоей семьи часто мелькают в журналах, так что можешь не утруждать себя. – Опять его слова звучат холодно, почему он не может по-другому? Или всё же может. - Он похож на тебя. – вдруг тихо добавляет Рональд, как будто бы стараясь сказать это как можно тише и не выдать всех своих чувств. Такая перемена в тоне так удивительна и для него. Он продолжает кивать, когда она рассказывает о том, что ее муж мало времени проводит дома. Уизли сам такой и не имеет права его судить, но, тем не менее, это Краму досталась та, которую он любил и хотя бы поэтому он просто не имел права так с ней поступать. – Тебе, наверное, скучно просто сидеть дома? – вдруг спрашивает ее рыжий мужчина, вражеский тон уже сменился на более дружелюбный и в нем скользит нотка понимания и той же вечной грусти, а смотря в ее глаза, он пытается передать ей, что отлично ее понимает. – Она работает в Гринготтсе. – Довольно медленно отвечает мужчина, немного поморщившись. Говорить о своей жене с этой женщиной не хочется, он не может сказать о ней ни одного кривого слова, но это не показатель их семейного счастья, увы. -Гермиона. – внезапно мужчина обращается к женщине по имени. Впервые, впервые за этот вечер он назвал ее имя и сам удивился, ведь совсем недавно для него оно было отнесено к запрещенным словам, тем, которые нельзя называть ни при каких обстоятельствах. Правда, больше всего его изумил его тон, когда он к ней обратился, в голосе было столько нежности, что мужчина, аж сам опешил. Он уже и забыл, когда слышал эти нотки, ему казалось, что он уже не способен на такие чувства, что они вымерли в нем как и динозавры в какой-то там эре, и он уже никогда не будет прежним.– Гермиона, ты счастлива? – Он протянул руку и накрыл ею руку женщины, тем самым не давая ей шанс на отступления. Сейчас она скажет ему правду и не сможет убежать, он не даст ей такую возможность. Даже, несмотря на значительные мозоли на руках, он всей ладонью ощущал какая у нее нежная кожа, к таким рукам хочется прикасаться вечно. А вместе с этим, как только его рука коснулась ее руки, мужчина почувствовал какое-то знакомое чувство в груди, такое странное, непонятное, такое от которого хочется петь и танцевать, такое, которое не чувствовал уже семнадцать лет. ***

Что от любви любви не ищут Ты с годами поймёшь, Ну а сейчас ты не слышишь, И тебя не вернёшь.(с)

Ностальгия. Что такое ностальгия? Спросите у миссис Крам. Она вам обязательно ответит. Острее всего ностальгия ощущается тогда, когда в настоящем ты не видишь ничего хорошего, будущее не обещает тебе счастья и белых полос в жизни, а прошлое пронизано положительными эмоциями, переживаниями и им. Чтобы залечить свои раны о прошлом Гермиона использует запрещенные методы. Алкоголь не лечит. И время тоже не лечит, как бы об этом не говорили и как бы этого не доказывали. Нет еще на свете такого доктора, который мог бы излечить душевные раны, который бы мог помочь избавиться от страданий и воспоминаний о прошлом. Он говорит, что она стала красивее. Льстит? Или правда так думает? Гермиона улыбается едва-едва заметной улыбкой, уголками губ. - Разве со временем девушка может стать красивее? – спрашивает она, отпивая очередной глоток виски. Счет стаканам вот-вот потеряется, а она совсем скоро утонет в голубых глазах и потеряет себя. Момент неминуемо близится. Он уже заметила его измену в голосе. Уже не так надменно, а так нежно по-старому. Она опускает глаза, когда он заводит разговор про ностальгию, о которой она думала. Ради которой она сюда приехала. Он попал в точку, в яблочко, называйте как угодно. - А может и да. Ты, наверное, думаешь, что миссис Крам не может ночевать в дешевых гостиницах и вот так сидеть и запросто пить огневиски. Ты ошибаешься. Сейчас она на многое способна… - говорит она, умалчивая о самом главном. Она знает, что Рон обязательно вытянет из нее правду. Она усмехается и снова поднимает глаза на парня. Он, наверное, никогда не думал, что через семнадцать лет вот так встретит ее в знакомом до боли пабе «Три метлы» и будет пить виски. Раньше такое поведение для нее было невозможным. Хотя оно бы и сейчас было таким, будь она не миссис Крам. Как же это глупо осознавать, что один единственный раз, не наступив на горло своей гордыне, ты теперь будешь мучиться всю жизнь, а главное мучить других людей, которым ты дорога, которые в тебе нуждаются. Гермиона опять замечает перемену в голосе собеседника. Говорить о Краме с такой нежностью он не может. Детские обиды или ему на самом деле неприятно? Он как будто специально играет на слухе и чувствах волшебницы, постоянно меняя тональность. «Да, он похож на меня и, слава Богу», - думает она. - Нет, - вдруг очень серьезно отвечает она. – Мне больше нравится, когда дома его нет. Так я чувствую себя более свободной. Вот оно. Свободной? А чувствует ли она себя свободной вообще? Свобода. Что такое свобода и почему Гермионе Грейнджер она не дана? Свобода – это когда мы сами себе ставим границы, а не кто-то другой, посторонний. Все границы уже проставлены. Она навсегда заточена в этой Болгарии, в семейном поместье Крамов. Больше всего на свете она ненавидит это место. Виктор понимает, но мирится с этим, неужели он готов так мучатся ради нее? Хотя Грейнджер ведь тоже мучается. Только из за себя. Не ради себя, просто из-за себя, из-за своей глупости. Порой, чтобы окончательно не умереть от внутренних терзаний она пила амортенцию, которая для нее по-прежнему пахла так же, как и семнадцать лет назад. В эти дни Виктор возможно думал, что Гермиона с ним действительно счастлива и тоже любит его. Он не подозревал, что Грейнджер пользуется запрещенными методами. Он произнес ее имя. Это лучше любого огневиски. Сейчас она готова отдать все, лишь бы он еще раз его произнес. И он делает это снова. С такой детской нежностью, что у Гермионы наворачиваются слезы на глаза, а в горле застывает ком правды. Сказать ему как есть на самом деле или промолчать? Зачем он спрашивает ее об этом? Что он хочет узнать? Что Грейнджер каждый день из года в год носит маску счастья, а по ночам запирается в ванной и рыдает навзрыд, думая о своей глупости? Что каждый раз говоря о любви ей хочется произнести совсем другое имя. Не Виктор, нет. Губы девушки трясутся. Она не может обмануть его. Да и пускай знает. Может кому-то она этим сделает приятно. Уизли наверняка начнет упиваться ее горем, будет смеяться над ее глупостью и гордостью. Или поймет и простит? Зачем он так смотрит на нее? Зачем он берет ее за руку? Миссис Крам опирается на свободную руку лицом и опускает глаза. Она молчит и просто изредка машет головой из стороны в сторону. Сказать, что она несчастлива она не может, потому что может не сдержать рыданий и наговорить лишнего. Она почти с жадностью хватает руку Рона в ответ. - Рон… - говорит она, но ей как будто бы не хватает воздуха, чтобы продолжить предложение. – Рон…я… - снова запинается она. Грейнджер не знает как объяснить ему свою ошибку. Это ведь не просто ошибка в контрольной по нумерологии. Это ошибка, которая испортила жизнь нескольким людям. Может он поймет и позволит ей не отвечать на этот вопрос. Ведь не глупый же. Все должен понять. Сначала они как маленькие старались убедить друг друга в том, что их жизнь весьма и весьма неплоха, но сами раскрыли все карты, потому что не могут врать друг другу. Слезы капают на столешницу, попадая в трещинки и заливая их. Можно ли вот так вот слезами залить трещинки в сердце? Залить его огненным виски или своими слезами? Нельзя. Она знает об этом. Пора приводить себя в норму. Девушка убирает свою руку из-под руки Уизли, что бы достать из сумки платок. Слезы надо вытереть. Она из последних сил пытается держать самообладание. - Прости, - говорит она и убирает платок обратно в небольшой клатч. Она не должна, не должна! Она смотрит ему в глаза. – Все вышло, как и тогда, - тихими голосом говорит она. – Просто теперь я не смогла подойти и извиниться. Нет, Рон, я не счастливая. Я только мучаю всех, кто окружает меня и желает мне счастья. За что боролась… Я не хотела тебе об этом говорить, но ты ведь сам спросил. Возможно, ты будешь рад тому, что теперь всю жизнь мне предстоит расплачиваться за свою ошибку, но ты будешь прав. Я этого заслужила. Теперь когда она во всем призналась самое время уйти. Она достает кошелек и собирается расплатиться, а потом подняться к себе в комнату и дать волю чувствам в полную силу. Отпустит он ее? Она не знает. Только боится, что в одиночку ей не справится. Ей очень хочется, чтобы ее кто-то остановил, но нужно ли это кому-то? ***

И пусть живёшь не для меня, Смеёшься в осень, иль тоскуешь, Меня ты всё-таки волнуешь – И знай, что жду я лишь тебя. (с)

Так странно иногда рассуждать о жизни, о судьбе, о том какой смысл во всём этом, зачем мы живем, зачем каждое утро открываем глаза, зачем нам даны чувства, которые мы не можем обуздать и еще миллионы таких "зачем", "почему", "за что", которые будто бы плети бьют по сердцу, напоминая о том, что мы глупые люди и должны искать ответы на эти вопросы сами. Будто бы в вечном кругу, мы бежим дальше, пропуская всё самое важное, строим свою жизнь камешек за камешком и не знаем, что получится из этой постройки, то ли прекрасный замок, то ли уродливая крепость. А действительно зачем? Зачем, вообще надо было строить что-то, если без нее? Но всё потеряно уже очень давно, семнадцать лет слишком большой срок, чтобы пытаться что-то изменить, чтобы будить призраков, которые сидят в каждом из них, чтобы играть в то, что им уже не всё равно. Это бессмысленно, просто невозможно. Лучше уже и дальше упиваться своей болью, растворяя его в алкоголе и ненавидеть себя. По-крайней мере, это намного легче делать, чем стараться что-то изменить. Да, Уизли был уверен, та чертова шляпа точно сошла с ума, раз отправила его на факультет смельчаков, отважность умерла в нем в тот день, когда его любимая женщина взяла фамилию «Крам», или может когда родила сына другому мужчине, или может, когда сказала его врагу «я тебя люблю»… Брови Рона взметнулись вверх, когда он услышал ее вопрос, да, кажется, она ему не поверила, или не захотела верить, забавно, неужели ее муж не говорит ей перед сном о том как она прекрасна? О том, какие у нее чудесные каштановые волосы, о том, какие чувства в нем вызывает ее мягкий взгляд, о том, как сладко пахнет ее кожа…Рон на секунду судорожно вздохнул, закрывая глаза и сжимая зубы. Нет, он просто не имеет права показать ей сейчас, что чувствует, она не заслуживает его чувств, она выбрала другого, плюнув на всю любовь Уизли, а он выбрал гордость и боль, разрушая этим счастье, тех, кто его любит. Есть ли еще что-то такое, чего не может Гермиона Грейнджер? – усмехается он ей, а потом его усмешка опять превращается в что-то бесформенное и непонятное. Мужчина вдруг вспоминает, о том, что не Грейнджер, нет, она уже давно не его Грейнджер. – Крам. – исправляется он совсем тихо, как будто бы проклиная эту чертову фамилию, из-за которой она уже не могла быть его женщиной, а была просто давней подругой молодости. – На многое способна? – усмешка мужчины, становится еще шире, он как будто бы мстит ей за свои мысли, которые мучают его, за каждый ее выбор, даже за эту встречу, которая будто бы пробудила в нем фонтан воспоминаний, воспоминаний, где он еще был счастлив. С ней. – - Это на то, чтобы бежать от своего мужа и ночевать в дешевых гостиницах? Да, несомненно, это действительно «многое». – Он подносит стакан к губам, как будто бы желая лишний раз показать свою насмешку и успокоить свои же нервы, но стакан пуст, а он в который раз забыл об этом. Она говорит ему что-то о свободе, но мужчина лишь морщится. Это так глупо, это просто невозможно, эта женщина не может рассказывать ему о свободе. Он помнит, до сих пор помнит, тот решительный взгляд молодой девушки, ее революционные идеи, ее сострадающее сердце, он помнит это дурацкое «Г.А.В.Н.Э.», будь оно неладно, помнит, что она готова была тогда бороться за ту свободу, о которой говорила. Но что, же изменилось в этой Гермионе? Неужели, она сломалась? Неужели она сама попала в плен будто бы какой-то эльф-домовик? И что теперь она этим хочет сказать, что и в этом виноват Уизли? Рональд отводит взгляд в сторону, он не хочет слышать, совсем не хочет слышать эту глубокую печаль, рвущуюся из ее сердца. Он пытался ее задеть своими словами, ища слабое место, но на самом деле, он просто боится узнать, что ей также плохо как и ему. И что они потеряли всё, что у них было, потеряли просто так, ни за что, как будто бы просто выкинули на помойку. Иногда он представлял, что его жизнь и его страдания ему даны взамен на то, чтобы Гермиона Грейнджер была счастлива, порой это успокаивало, порой просто выводило из себя, но это давало какую-то странную надежду, надежду на то чтобы жить дальше, и мучатся за то, что бы она была счастлива. Это была его цена, неужели он платил ее зря? Неужели все эти семнадцать лет разлуки – это тоже зря? Ну конечно, теперь она плачет. Нет, это запрещенный прием, она просто не имеет права. Да и Рональд теперь совсем другой, его черствое сердце не будет ей сострадать, не будет говорить о том, что это не от нее зависело, он просто не собирается успокаивать ее, не намерен, не будет, не захочет. Но вся его позиция, вся его тактика рассыпается в прах, когда он видит в ее прекрасных карих глазах эту боль и слезы, стекающие по ее щекам, он видит за ними намного больше, чем кто-либо может увидеть, он знает, что там кроется и не может, просто не может наблюдать за тем как плачет любимая женщина. -Не надо, Гермиона, перестань…- тихо просит он, ему кажется, что она не слышит его, может быть, она так ему мстит, потому что знает, что ему не безразлично и никогда не будет. Он считает ее слезы, словно подсчитывая насколько сильно должен ненавидеть себя и того кем он стал. – Прости меня. Пожалуйста, я не должен был этого говорить. – Но прошлого не вернуть. Все его слова, начиненные осколками злости, уже попали в цель и ранили и без того чувствительное сердце. А первое и самое главное «прости» за весь вечер уже ничего не значит, потому что она собирается уйти, она не хочет с ним говорить, не хочет его прощать, не хочет его видеть или просто не может думать о том, что каждый из них потерял? Он также боится этого разговора, поэтому, когда женщина расплачивается и идет на вверх, он кидает ей что-то вроде бесформенного «пока», продолжая себя ненавидеть и зная, что не хочет ее отпускать, но не имеет права остановить. Возможно, это последняя их встреча, скорей всего так. Мужчина кидает на стол плату гораздо выше той, что должен был. Сама их встреча была бесценна, а расставание, как и в прошлый раз, било по нервам, заставляя сжимать кулаки и обходилось дороже, чем кто-либо мог подумать. Рональд выходит на улицу и судорожно вдыхает воздух, закрывая глаза. Он как будто бы пытается вернуть в свою атмосферу запах ее духов, как будто бы пытается услышать в этой ночной тишине ее смех, как будто бы пытается запомнить навсегда этот момент, и всё же не может. Хотя нет, конечно может, люди всегда всё могут. Если хотят. Именно так. Внезапно разворачиваясь, он врывается обратно в паб, пролетает по лестнице мимо ошарашенного бармена и бежит так быстро, как будто за ним гонится бешенный гипогрифф. Увидев нужную дверь, он стучит в нее, возможно слишком нервно, но если он на миг остановиться и подумает, что делает, он может передумать, а этого допускать, ни в коем случае нельзя. Возможно, она думает, что это разозленный бармен, наверное, именно так, потому что в ее глазах скользит явное удивление, когда она видит его. Мужчина врывается прежде, чем она может что-то осознать, и закрывает за собой дверь. Надо что-то сказать, надо что-то объяснить, пока она не начала злиться - Там…дождь. – На одном дыхании ни о чем не думая говорит он. Понимая смысл сказанного, уголки его губ начинают дергаться, это ситуация кажется настолько комичной, что впервые за всё время, впервые за сегодняшний день, а может и за все полгода, он улыбается. Улыбается, как и когда-то улыбался школьник Рон Уизли, который сказал какую-то глупую шутку и ждет в ответ такого же смеха. Доставая из-за пазухи припасенную на вечер медовуху, смотря ей в глаза с такой же детской улыбкой, мужчине больше всего хотелось сейчас услышать звонкий смех той школьницы, которую он, несмотря на годы разлуки, продолжал любить как юный мальчишка.