it's over

Когда Перо спускается в прихожую, все уже стоят на улице – похоже, огонь добрался до двери раньше, чем она предполагала, а усилия мечтающих вырваться из этой западни людей довершили всё остальное. И теперь они все стоят на улице, с жадностью и наслаждением вдыхая чистый сырой воздух Вичбриджа, и завороженно, не отрывая взглядов, смотрят на свою бывшую тюрьму, которую пожирает ревущее бушующее пламя. Тюрьму, от которой скоро не останется ничего, кроме тлеющего остова и тяжёлого смрада погорелья. Они свободны. А это значит, что всё хорошо. Перо прислоняется к косяку прихожей и смотрит на них. Напуганные, встревоженные, всё ещё не поверившие в своё счастье. Люди, ставшие ей родными за столько времени. Люди, которые будут жить, и – она смеет надеяться – жить счастливо. Потому что они заслужили. На тёплое чувство в груди проклятье отзывается разозлённой испепеляющей болью, выворачивающей наизнанку и дробящей кости. Но за время их соседства девушка уже успела к этому привыкнуть. И понять, что проклятье – это боль, которая всегда с тобой. Неважно, где ты и с кем – она будет терзать твоё тело, мучить и сжигать его, отчаянно пытаясь добраться до души – единственного, что ей неподвластно. И даже сейчас, стоя у выхода из пылающего дома, Перо чувствует спокойствие. Пусть её тело сгорит дотла, пусть от неё ничего не останется, кроме воспоминаний, которые со временем забудутся, исчезнут, растворятся, и никто даже не вспомнит её лица. Пусть. Главное – что всё закончилось, и закончилось хорошо. Потому что иначе быть не может. Она не сразу замечает, что взгляды, в которых отражается неистовое пламя, обращены только на неё. Все смотрят. И молчат. И Перо не может их винить: она прекрасно знает, во что она превратилась. Ей даже не нужно зеркала, чтобы понять, что всё её лицо превратилось в один сплошной ожог, а глаза заволокло изнутри чернильной чернотой почти целиком – остался виден только край белка на левом, и то на короткое время, пока она не ослепнет окончательно. Она всё чувствует – и то, что её волосы осыпаются, тлея и ломаясь, и что одежда на ней медленно превращается в пепел вместе с кожей, и что её руки из обожженных краснотой стали почти чёрными – метка проклятья сделала своё дело, и скоро всё это тело станет таким же тёмным и обугленным. Она всё чувствует – и ей не жалко. Разве что больше всего ей бы хотелось обнять всех на прощание. Молчание становится невыносимым, и она нарушает его, буквально чувствуя, как тлеет её горло изнутри: – Прости, Джон. Тебе придётся попрощаться со своим домом. Словно в подтверждение её слов, где-то на втором этаже с оглушительным грохотом обрушивается балка, взметая столб тёмного пепла в ночное небо. Но никто даже не вздрагивает. Все стоят, как каменные истуканы, и смотрят на сгорающее Перо – символ свободы. – Век бы его не видеть, – хрипло произносит Джон, наконец-то справившись с собой, и глядит Перу прямо в глаза, и ей становится физически больно – не от проклятия, ставшего привычным и знакомым, а от лютой, почти волчьей тоски в его тёмном взгляде. Тоски, которую можно почувствовать, даже не смотря на него. – Я рад, что он сгорит дотла. – Всё равно прости, – отвечает Перо, чуть поворачивая голову – зрение теряется быстрее, чем она рассчитывала, и видеть становится почти невозможно. А ей так хочется запомнить их лица. Посмотреть на них в последний раз. – Но на этом всё закончится. Приглядываясь почти до боли в глазах, она замечает, что тёмное облако, окружавшее Джона, бледнеет. Редеет, растворяется, пропадает в сыром воздухе, смешиваясь с пеплом, падающим с горящего дома. Проклятье отступает. Наконец-то. – Крыша скоро обрушится. Вам лучше уйти. Произнося это, Перо оборачивается, различая в ослепительном пламени три тёмные фигуры – фигуры, которые видит только она. Охотник, Элис и Кукловод уже ждут её. С минуты на минуту все будет кончено. Грохот падающих перекрытий заглушает её последние слова, но девушка уверена – они всё услышали. Только всё ещё не могут поверить – поверить, что всё кончено, что они свободны и что вскоре этот дом превратится в дымящиеся развалины. И в то, что Перо не пойдёт с ними, не могут поверить тоже. Она обводит их долгим невидящим взглядом, пытаясь разглядеть и запомнить напоследок хоть что-то – цвет глаз, упавшие на лоб волосы, закушенную губу, но ей уже ничего не видно. Должно быть, её глаза стали полностью чёрными – и слепыми. Как жаль. Хотя, может быть, и хорошо, что она не увидит взглядов, которыми они её провожают. В прихожей жарко, душно и нечем дышать, но Перо это не беспокоит. В конце концов, нехватка воздуха – это не то, что должно волновать без минуты смертника. Тем более что сгорит она раньше, чем задохнётся. Кукловод, Элис и Охотник подходят ближе. Проклятие окончательно замыкается. «Огонь очистит это место», – эхом отдаётся в больной голове голос Девы – тихий и тоскливый. «И это хорошо» Прожигающая кожу крошка сыпется за шиворот, неистовое пламя начинает пожирать одежду и тело, а воздух раскалён настолько, что Перо верит: она горит и изнутри тоже. И, возможно, она в этом права. Она вдыхает поглубже и чувствует огонь в своих лёгких. Крыша окончательно рушится.