Океан никогда не умолкает

      Половина лаборатории, которую занимал Ньют, как всегда была в полнейшем беспорядке. Огромную тушу, которую он разделывал, наконец удалось рассортировать по резервуарам, хотя её запах никуда не делся. Ньют сидел за своим столом, апатично калякая что-то в блокноте. На другой половине комнаты, где царил абсолютный порядок, Готтлиб с головой погрузился в свои теории. То и дело оттуда доносился скрип мела по доске.       Ньюту всегда нравилось наблюдать за тем, как работает его коллега, даже в те времена, когда их отношения были настолько натянутыми, что им приходилось сдерживаться, чтобы не придушить друг друга. Германн почитал числа. Его лицо выражало восторженное внимание, глаза широко раскрыты и лучились интересом, пока он направлял потоки чисел в уме и отточенными движениями стирал один кусок мела за другим. Для Готтлиба не было другой веры; осанны и молитвы в форме вычислений — вот его религия.       Закончив свою зарисовку изящным росчерком, Ньют развернулся в кресле и подъехал к ряду высоких резервуаров. Внутри, в тошнотно-желтом консервирующем растворе плавали органы и части тела. Куски мяса в стеклянных трубах, сорванные с костей поверженного. Оскверненного. Мертвого.             мертвмертвмертв холод тьма       один       Ньют резко выпрямился, поморгал и замотал головой. Совсем мысли не туда пошли.       — Эй, э-эм… я пойду за ланчем. Тебе что-нибудь принести?       Готтлиб проигнорировал вопрос.       — Германн. Еда. Вкусняшки. Германн хочет вкусняшки?       — Я-то думал, ты сегодня слишком болен, чтобы раздражать.       — Говори уже, или я ничего не принесу.       — Бутерброд. И чай, если найдется.       — Мы в Гонконге, — иронично отозвался Ньют, сползая с кресла и бросая напоследок тревожный взгляд на резервуары. — Думаю, немного улуна раздобыть удастся.       Шаттердом никогда не спит. Двадцать четыре часа в сутки здесь идет стройка, ремонт, тренировки. Война окончилась, но никто и не собирался терять бдительность. Ньют видел пресс-конференции и интервью, где Герк Хэнсен возмущался по поводу закрытия программы «Егерь» и требовал её возобновить. Население по всему миру поддержало его, и расшатанной экономике пришлось вытряхнуть ещё средств ради всеобщей безопасности. Старых Егерей больше нет, и нужно приложить много усилий, чтобы улучшить и заменить их.       Вот почему Германн и Ньют всё ещё работали с Корпусом. Они захлопнули дверь, закрыв Разлом, но не заградили путь. Никто по прежнему не знал, каким образом Разлом открылся. Нельзя сказать наверняка, не случится ли это вновь? Так что Ньют остался в Гонконге, хоть с каждым днём он и чувствовал себя всё более ненужным.       Другие части Шаттердома только расширялись — каждый день появлялись рекруты для новых программ пилотирования. В и без того тесном жилом отсеке стало многолюднее. Петляя в толпах людей, Ньют мысленно желал, чтобы внезапно включилась сирена, предупреждающая о нападении кайдзю, и здесь стало посвободнее. Его чуть не переехал подъемник, когда он решил срезать дорогу до столовой через ангар. Он обернулся и недовольно прикрикнул на водителя. Подъемник продолжил свой маршрут, а люди вокруг стали направляться к дверям ангара.       Любопытство заставило его обернуться, а от увиденного он замер в ужасе. Он не сдвинулся с места, когда через ворота ангара медленно протащили массивный металлический обломок. Кровь застучала в висках, сгусток боли запульсировал в левом глазу, от участившегося сердцебиения перед глазами всё поплыло.       — Это же рука Бродяги, — сказал он. Его голос задрожал на имени Егеря.       — Эй, доктор Гайзлер. Вот уж не ожидал вас здесь увидеть.       Стряхивая остатки шока, Ньют оглянулся и увидел Тендо Чои с широкой улыбкой на лице. Он кивнул в сторону руки, прикрепленной к большой платформе.       — Здорово снова её видеть, правда? Целую вечность доставали.       Рука была повреждена практически до неузнаваемости, но Ньют опознал её с первого взгляда. Меч Бродяги был испачкан засохшей синей кровью, от чего Ньют поёжился.       — Вы в порядке, доктор?       Рука Тендо коснулась его плеча, возвращая Ньюта в реальность. Он торопливо развернулся. Оператор смотрел на него с сомнением.       — Всё нормально? — повторил он. — Выглядишь бледнее, чем обычно.       — Да. Наверное… день просто не задался, — сказал Ньют, бросая мимолетный взгляд через плечо. Его замутило от вида тёмно-синей корки. — Я… я как раз шел. В столовую. Перекусить.       — Я с тобой. Прослежу, чтобы ты по пути в обморок не упал, — ответил Тендо.       Они довольно быстро пересекли этаж. Тендо пришлось ускорить шаг, чтобы поспеть за Ньютом. Тяжелая стальная дверь захлопнулась за ними, и Ньют прислонился к ней. Он перевел дыхание, прижимая руку к глазу, пока боль не утихла.       — Зачем они привезли её обратно сюда? — спросил он Тендо, отойдя наконец от двери. Оператор пожал плечами, слегка улыбнувшись.       — Бродяга всех спас, в конце концов. Даже если у нас осталась только его часть, это поддержит боевой дух. Кроме того… ты же знаешь, как туго у нас сейчас с ресурсами. Возможно придется разобрать обломки на местах сражений, — он нахмурился и покачал головой. — Хоть бы мост не трогали.       — Мост?       — Ага, Золотые Ворота. Треспассер порвал его, как бумагу. Всё осталось таким же, как и после нападения.       В столовой было не менее многолюдно, но Тендо беззастенчиво полез вне очереди и взял два подноса, кивая на свободное место. Ньют сделал несколько глотков воды, чтобы окончательно успокоить нервы.       — Ты был там, верно? — спросил он пока они ели. — Ты всё видел?       — Да, — сказал Тендо. — Я видел, как этот сукин сын поднялся из воды и проломил мост… затем направился крушить город. Вроде кажется, что со временем привыкнешь к их виду. Но так и не привыкаешь. Каждый раз, когда из воды появлялся кайдзю, я чувствовал то же самое, что при появлении Треспассера.       — Что чувствовал? — спросил Ньют, ковыряясь в еде. Аппетит всё никак не приходил.       — Страх, — сказал тот. — Свою незначительность. Что-то настолько большое не приходит за одним человеком. Оно приходит за всеми. Кто ты есть и чего добился в жизни для него не имеет значения. Будто наблюдаешь, как на тебя падает атомная бомба.       — Некуда бежать, — сказал Ньют. Его руки непроизвольно сжались в кулаки. Из-под рукава виднелся край одной из его татуировок. — Только и можешь что наблюдать, как она падает.       — Вроде того, — Тендо серьезно кивнул. Ньют потёр левый глаз. Есть уже совершенно не хотелось.       — И всё же оно пришло за мной, — сказал он рассеянно. Тендо удивленно взглянул на него.       — Что-что?       — Э-э… ничего. Не слушай меня, я функционирую на пяти Ред Буллах и трёх часах сна, — сонно улыбнувшись, Ньют встал и взял поднос. — Забудь. Спасибо за ланч. Пойду, накормлю Германна, а то он думает, что сможет прожить на одном мелу.       — Увидимся, док. Попробуй всё-таки поспать, больно вид у тебя уставший.       Если возвращаться в лабораторию через ангар с Егерями, можно сократить дорогу минут на двадцать, и обычно Ньют только так и ходил. Выйдя из столовой, он направился самыми окольными путями, чувствуя необходимость спрятаться от одной только мысли об оторванной руке Бродяги, лежащей там.