Весна для президента

      Ичихара Изуми любил свою жизнь. Действительно, искренне любил. У него была нормальная семья, хорошая успеваемость, была пусть и склонная к лишним эмоциям, но всё же подружка, любимый клуб. Последних так и вовсе было два. И в одном он к тому же был вторым по старшинству. Самый что ни на есть идеальный набор второклассника старшей школы. Обидно лишь то, что идеала в жизни не бывает без оговорок, а оговорки не ограничиваются болтливостью Сидзуки.       Самая большая и противная оговорка крылась в должности зам президента студсовета, которая сама по себе давала очень много преимуществ.       — Фу!       Голос слился воедино с негромким механическим щелчком и в следующую секунду затылок обожгло прохладой. По коже шеи заскользили тоненькие водяные струйки, теряясь где-то под воротником рубашки. Изуми, несмотря на внезапность произошедшего, виду не подал. Замер всего на секунду, поправил пальцем сползшие очки и продолжил заполнять лежащий перед ним план школьного фестиваля.       — Плохой Изуми-кун!       В голову воткнулась ещё одна тугая струя. Последняя капля, миновавшая воротник, обещала стечь по позвоночнику прямо в переполненную чашу терпения, однако Ичихара и в этот раз промолчал. Только посильнее сжал ручку и вдохнул. Реагировать, как положено нормальным людям, нельзя было ни в коем случае, иначе мокрая рубашка быстро станет меньшей из сегодняшних проблем. А он и так уже нагрешил выше крыши.       — Ле-ни-вец!       Одиночные выстрелы сменились автоматной очередью — на каждый отдельный слог раздавался влажный плеск. На третий раз Изуми не выдержал и предпринял отчаянную попытку уклониться. А стрелок в то же время, будто прочитав его мысли, изменил мишень. Из-за всего этого удачного стечения обстоятельств последняя порция воды пролетела мимо недавней цели и всей массой обрушилась на драгоценную бумагу. Свежие чернила, обрадованные живительным дождём, тут же разбежались по листу.       Этого переварить молча парень уже не смог и возмущённо вскочил со стула, едва не опрокинув парту, а всё внимание его обратилось наконец на водяного снайпера.       — Слушай, тебе совсем заняться нечем?!       Юзуки, стоящая у подоконника, скорчила лицо самодовольной королевы старших классов, с большим знанием дела скривив губы, и подняла правую руку, упершись локтем в левую. Собственно, она и была тем самым снайпером. Потому что давать в обиду своего зама президент могла только его девушке и самой себе. Причём полномочия Сидзуки в этом отношении заметно уступали по масштабу.       Солидных размеров водяной пистолет, который Асакава сжимала в ладони, угрожающе держа палец на спусковом крючке, в солнечных лучах выглядел как-то особенно, по-детски пугающе — всё равно, что направленная прямо в лицо хлопушка с конфетти. Вроде ты знаешь, что ничего страшнее сжатого воздуха и мелких кусочков бумаги там не прячется, однако также знаешь и то, что, если бабахнет слишком близко, за компанию могут лопнуть и уши. Остатки выпущенных струй влажно блестели на конце дула.       — Разумеется, есть чем. Тебе ли не знать, — пожала плечами девушка в ответ на вопрос.       — Вот этим и займись и не мешай! — взбрыкнул Изуми, совершенно забыв с кем имеет дело. Впрочем, ему это было простительно, слишком много он уже натерпелся за полтора года учёбы в старшей школе бок о бок с Юзуки.       — Я бы с удовольствием. Но кто тогда будет стоять у тебя над душой?       — А нечего надо мной стоять!       Пистолет резко вильнул и теперь смотрел ему в грудь, прямо между пуговиц рубашки. Изуми инстинктивно вскинул руки. Юзуки в этот момент оторвала поясницу от подоконника и угрожающе шагнула к парню.       — Нет уж, я буду над тобой стоять, — прошипела она, всё больше сжимая от злости пальцы на свободной руке и морща нос. — Знаешь, почему? Конечно знаешь. Потому что ты безалаберный идиот, вот почему!       Дуло требовательно уткнулось прямо в Ичихару, так что теперь тот не знал, что бесит его больше — это или мешающий пятиться стол, предательски врезавшийся в спину.       — Ты мне обещал всё сделать за каникулы, а что в итоге? М? Чего молчишь? Стыдно? А представь, как было стыдно мне говорить в лицо завучу, что единственный раз в жизни я не выполнила работу вовремя из-за того, что мой заместитель — законченный лентяй!       — Я это уже трижды за последнюю неделю слышал, — бессильно фыркнул он в сторону. Всё равно сейчас никакие слова не помогут. Пытаться скрыть доказательство своего тунеядства в присутствии железобетонных аргументов это то же самое, что прикрывать слона носовым платочком и надеяться на всеобщий кретинизм.       — Ты… — хотела было вспылить Юзу, но вовремя одёрнула себя. Сделала глубокий вдох и продолжила: — Изуми, правда, лучше молчи. И без тебя головной боли хватает.       Девушка отняла импровизированное оружие от жертвы и отступила, однако Ичихара-то знал, что это не следствие акта милосердия.       — А ничего, что ты только что угробила полтора часа работы? — хмуро уточнил он, с жалостью взглянув через плечо на уже второй испорченный план. Первый вчера испоганили первогодки из совета, затеявшие очередную драку. Но так как застала их за этим важнейшим занятием Юзуки, в последнюю неделю по уши погрязшая в беготне с организацией фестиваля, несчастных вот уже сутки никто не видел.       — Ничего, сделаешь ещё один.       — Опять? Издеваешься, что ли? Да я видеть уже не могу эту писанину!       — Потерпишь! — отрезала президент. — Может, в следующий раз и сделаешь всё как надо.       — Назло тебе больше ничего нормально не сделаю! — огрызнулся Изуми.       В этот раз водный залп попал ему точно в лицо, залив глаза и болтливый рот, едва не сбив с переносицы очки. Однако все возможные, невозможные и наиболее вероятные комментарии по этому поводу пришлось оставить при себе.       Юзу деловито дёрнула помпу пистолета, закачивая очередную порцию воды в полость, что заменяла игрушке пистолетный магазин. Потом снова подняла его дулом к потолку и с вызовом, доступным только всемогущему рабовладельцу, взглянула на зама.       — Попробуй, если кишка не тонка.       Ичихара и рад был бы попробовать, но не в этот раз. Сейчас стоило демобилизовать все силы, отойти в тыл, перегруппироваться, для верности раз двадцать пересмотреть свою тактику и только после этого, возможно, снова сунуться в бой. А вместо этого он снял очки и вытер лицо относительно сухим рукавом.       Дилемма с самой бесящей вещью в данной ситуации, и так не блещущей приятными сюрпризами, разрешилась сама собой. Сам факт подготовки фестиваля — вот он, корень всего зла. В этом году злополучное мероприятие из-за заморочек с бюджетом пришлось переносить с июля на начало второго триместра, и теперь студсовет сбивался с ног, просто не зная за что хвататься.       Больше всех носилась, ясное дело, президент. За всю прошедшую с начала учёбы неделю Юзу поспала от силы часов двадцать, а потому подходить к ней решались только доверенные лица. Всем остальным же прилетало по очереди даже без просьб.       Водяной пистолет, как припоминал Изуми, в этой истории появился примерно день на третий, то есть довольно быстро. В какой-то момент надрывать связки и отбивать ладони о чужие пустые головы Юзуки окончательно надоело и она решила перейти на оружие посолиднее. Хотя будь на её месте кто-нибудь другой, солидностью тут даже бы и не пахнуло. Не сказать, чтобы помогало это намного лучше, зато девушке происходящее явно доставляло удовольствие. Слабый бонус на фоне всего остального, но надо же с чего-то начинать.       А вот окружающие…впрочем, Юзу в вопросах школьного управления ничьим мнением не интересовалась. Ей важно было держать всё под контролем, а методы уже были делом десятым. Так что оставалось Ичихаре с грустной миной рекламного лица немых страданий осматривать свою мокрую одежду.       — Что-то не складывается, — подозрительно сощурившись, парень поднял глаза на Асакаву. Ему вдруг вспомнилось, что как-то не так должны выглядеть загруженные люди.       — Что именно? — невозмутимо уточнила президент.       — То, что твоё занятие — это безделье. Ты вроде собиралась капать на мозги баскетболистам.       Асакава, занявшаяся просмотром всей скопившейся на её столе нужной макулатуры, неопределённо хмыкнула и перевела на него вопросительный взгляд. Пистолет в уткнувшейся в пояс руке едва заметно вильнул.       — Не волнуйся, я сейчас уйду, — успокоила девушка своего зама, снова опуская глаза. — Вот только дождусь кое-кого.       — Чего? — недоверчиво переспросил Ичихара. — И давно ты боишься ходить по школе без охраны?       — Это рядом со мной страшно без охраны. А сейчас у меня по плану принятие долгов.       Не успел Изуми придумать более оригинальное продолжение своего очень предсказуемо вырвавшегося «Э?», как дверь с грохотом отъехала в сторону. Парень подскочил на месте и заранее обмер, предчувствуя, какой концерт сейчас закатит Сидзука, увидев капающую с него воду, но пронесло. Обернувшись, он наткнулся глазами всего лишь на четвёрку участников плавательного клуба. По этому поводу издал вздох облегчения и осел на стул.       — Юзу-чан, приветик! — радостно завопил Нагиса, в мгновение ока преодолев расстояние от порога до Юзуки.       Та тяжело вздохнула, но в очередной раз напоминать ему про хрупкость и материальность школьного имущества не стала. Потому дело это было ещё бесполезнее, чем попытки вычерпать воду дуршлагом или выбить из Ичихары лень.       — Ага, — только и сказала она.       — Ну и бардак у вас, — задумчиво оглядевшись, выдал Макото.       Но тут же громко вскрикнул и отшатнулся в сторону, едва не хлопнувшись в стоящее у стола Юзуки мусорное ведро. Спасло его только наличие рядом Рэя, за которого Тачибана в спешке, не глядя, ухватился. Хорошо ещё Рюгадзаки оказался достаточно восприимчивым к гравитации, чтобы удержать на месте и себя, и неуклюжего сэмпая. Юзуки с Нагисой коротко переглянулись и синхронно прыснули. Изуми, углубившийся в работу, остался каменно-спокоен.       — Это что такое? — с ноткой бывалой истерички в голосе спросил Тачибана, округлив глаза в приступе ужаса. Рэй, которого использовали в качестве оборонного сооружения, стоически терпел, так как считал недостойным тыкать старших носом в их глупость.       Проследив за пальцем Макото, Юзуки наткнулась взглядом на самую скромную из всех стопок громоздящихся по всему помещению коробок. Из небольшого зазора между картонными створками наружу смотрело нечто, отдалённо напоминающее лицо трупа из фильма ужасов, и торчали пряди спутанных волос.       Перед фестивалями обитель студсовета всегда начинала напоминать квартиру в разгар переезда — причём переезда семьи из двадцати человек в квартиру размером всего в несколько татами. Коробки были везде и хранили в себе весь хлам, какой только можно было представить. Их перетаскивали сюда с одной единственной целью не позволить кому попало шататься по складу. Ввести систему расписок на выдачу любого школьного имущества Асакаву отговаривало сразу два совета — студенческий и учительский. Она в итоге сдалась, однако горе тому, под чью ответственность она отдала очередную коробку, если хоть что-то оттуда пропадёт.       Асакава подошла к стопке и ловким движением раскрыла верхнюю коробку.       — А, это, — понимающе произнесла она. — Да так, реквизит для первогодок. Нравится?       С этими словами она великодушно протянула Макото первое, что выудила из коробки, — солидных размеров тряпичную куклу утопленницы. Белое, заляпанное серым платье было весьма натурально изодрано во всех пригодных местах. В волосах кое-где виднелись клочки зелёного фетра, имитирующего налипшие водоросли. Ввалившиеся глаза на синюшном лице смотрели исподлобья как-то совсем уж не кукольно. Словом, игрушка была сделана на славу.       Жалко только, Тачибана не значился ценителем искусства кукольников.       — Убери! — умоляюще вскрикнул он, пытаясь ещё больше спрятаться за Рюгадзаки.       — Ладно-ладно.       Юзуки послушно бросила куклу обратно и закрыла коробку. И вдруг заметила, что кого-то в их компании не хватает. С того момента, как Нагиса распахнул дверь, Хару ни на миллиметр не сдвинулся со своего места на пороге.       — А тебе уже, как духам, приглашение нужно?       Нанасэ недовольно сморщился и перевёл красноречивый взгляд на пистолет, который Юзуки по-прежнему держала в руке.       — Пока ты это не уберёшь, я к тебе ни на метр не подойду, — сообщил парень. При этом на игрушечное оружие смотрел так, будто оно не водой стреляло, а как минимум нитроглицерином.       Асакава вопросительно скосила глаза, потом снова посмотрела на Хару и вдруг в голове у неё прояснилось. Показательно дёрнув помпу, она принялась медленно наступать. Нанасэ в свою очередь начал отходить назад, но был подло задержан уткнувшейся в спину дверью, которую он сам же две минуты назад и закрыл. Взгляд его не отрывался от всё ещё блестящих на дуле капель.       — Хару-чан, ну ты чего? — капризно выпятила губы Юзуки, уже практически наступающая парню на ноги. — Всё дуешься?       Хару ничего не сказал и только продолжал смотреть на неё с видом уязвлённого достоинства. Он дулся, конечно, однако делал это в своей манере не подавать виду без крайней необходимости. Однако всё равно дулся, о чём Асакава прекрасно знала. Не давала ему покоя та партия в пейнтбол в последний день поездки в Токио.       Девушка тогда практически в одиночку умудрилась перестрелять всю их четвёрку, но гордость Нанасэ пострадала больше остальных. Он-то держался до последнего, без единого пятна на одежде и должен был отомстить за всех, но оказался захвачен врасплох скорострельностью Юзу. Та даже прятаться не пыталась, она просто оказалась быстрее. В итоге — контрольный в голову и безоговорочная победа выходцев из Токио.       — Я не дуюсь, — наконец выдавил Хару. — Просто ты слишком близко.       Очко в его пользу. Юзуки, успевшая уже подойти совсем вплотную, мгновенно растеряла весь задор, порозовела и всего за мгновение оказалась уже метрах в трёх.       — К тому же не хочу иметь с тобой дело с голыми руками, — добавил парень, заставив Асакаву обиженно фыркнуть и поджать нижнюю губу. Однако пистолет она так и не убрала, так что посредством партии в «Кто кого переглядит» они сошлись на честной ничьей.       — Я вот теперь к тебе тоже без оружия подходить опасаюсь, — подхватил мысль Макото, успевший оправиться от шока с неудачно вылезшими из коробки декорациями. Его обиду тоже легко было понять; его Асакава вообще вышибла первым же выстрелом на первых минутах игры.       — Мне до сих пор этот звук по ночам мерещится, — тяжело сглотнув, сообщил Рэй.       — Всё было бы иначе, если бы Юзу-чан играла на нашей стороне, — подытожил все претензии Нагиса, для значимости взявшись за подбородок. Он уже давно простил так и не купленную ему порцию мороженого, потому что напоминание об этом повлекло бы необходимость выполнения условия Юзуки. Лучше было молчать и не искушать судьбу.       Президент в ответ на это только отрицательно мотнула головой.       — Э, нет. Хитоши и Ю ни за что не стали бы играть против меня.       — Почему это?       — В прошлый раз я им столько синяков наставила, что они ещё неделю ойкали, — пожала плечами Юзу так непринуждённо, как если бы рассказывала о пропущенном автобусе. — Что, не верите? — с усмешкой уточнила она, заметив кислые мины вокруг.       — Как раз в твою способность ставить синяки очень даже верю, — спокойно ответил Хару, как единственный отчего-то ни капли не боящийся за своё здоровье.       — А может прекратим уже этот разговор? — нахмурилась Асакава.       — Пожалуй, — улыбнулся Макото, и улыбка эта подействовала как белый флаг. Напрягшему слух в ожидании подробностей Изуми пришлось сдержать разочарованный вздох. В отличие от пловцов, его степень близости не исключала физических наказаний.       — Для начала хотелось бы знать, зачем ты нас собрала, — заметил Рэй, поправляя очки преисполненным важности жестом. — У нас вообще-то тренировка. Нужно многое успеть, прежде чем на улице похолодает.       — Ах, да, об этом! — покорно спохватилась Юзуки и хлопнула себя водяным пистолетом по раскрытой ладони. — Во-первых, турниры закончились, так что за один день без тренировок не умрёте. — Рэй на этом месте уязвлёно сморщился. — А во-вторых, настало время возвращать долги, мальчики!       Лучезарная улыбка озарила её лицо, однако на это никто не повёлся. Включая и Изуми, который, пользуясь отвлечённостью начальства, отлынивал от работы и вникал в каждое слово, ища хоть один повод для дальнейших подколов и шантажа.       — Чего вы так на меня смотрите? — закатила глаза девушка, заметив, что никаких радостных взвизгов, смиренного покачивания головой или, на худой конец, удручённых вздохов не последовало. Поэтому она просто скорчила максимально деловитую мину и приступила к разъяснениям: — Самостоятельно, как клуб, вы в фестивале не участвуете. В классных идеях никто из вас также активно не занят. Кроме Го, но её здесь, как я вижу, и нет. Поэтому, начиная с сегодняшнего дня и до самого фестиваля, вы будете помогать мне с организацией.       — Погоди-погоди! — замахал на неё руками Рюгадзаки, явно не слишком обрадованный вырисовывающейся перспективой. — И почему мы вообще должны этим заниматься?       Президент в ответ посмотрела на него с глубоким разочарованием, расстроенная необходимостью объяснять простейшие вещи существам, стоящим с ней на одной ступени эволюции.       — Потому что нечего бездельничать!       — Мы не… — хотел было поспорить Рэй, но тут пистолет, про который парень успел подзабыть, вскинулся и угрожающе посмотрел в его сторону. Пришлось принять условия игры и временно затолкать все возражения обратно в мозг, где они и зародились.       — Поясняю для особо недовольных. Помощь студенческому совету была одним из условий моего согласия на открытие плавательной секции и выделения вам бюджета на ремонт бассейна. Так что нечего сейчас возникать, вы сами согласились.       — Что-то не припомню, чтобы я на такое соглашался, — резонно заметил Макото.       — Потому что такого не было, — успокоил его Хару.       — Признайся, ты это только что выдумала, — потребовал немного скисший, но всё ещё не теряющий надежды Рэй.       — Зачем бы мне это делать?       — Видимо потому, что тебе нравится над нами издеваться.       — Нагиса! — бодро обратилась Асакава к Хазуки.       Только в этот момент до остальных дошло две простых истины — самый безответственный из них сейчас больше всех молчал и к тому же именно он четыре месяца назад занимался всей волокитой с организацией клуба. А следовательно и разговаривал с президентом студсовета на эту тему тоже он. Что-то тут было нечисто…       Поймав на себе взгляды сразу трёх пар недобро поблёскивающих глаз, Нагиса инстинктивно принялся виновато чесать в затылке и бегать глазами по комнате. К сожалению, бомбоубежищ поблизости не оказалось, поэтому пришлось начать говорить.       — Ну это… Как бы… Вообще-то такое и правда было. Я пообещал, что мы будем помогать Юзу-чан в совете, если она сможет убедить учителей снова открыть секцию плавания. Вот…       Смысл его слов дошёл до остальных только после пары минут напряжённого молчания, нарушаемого лишь жужжанием светильников и шмыганьем носа Ичихары, и победоносной усмешки Юзу.       — Чем ты думал?!       Такой дружный вопль могла бы издать только команда, объединённая общими бедами, недовольством и отчаянием. Вроде бы, в оконной раме даже стёкла дрогнули. Изуми по такому поводу снова отвлёкся и, сморщившись, схватился за ухо.       — Ага, вот видишь, об этом я всегда и говорю, — подал он голос, когда Асакава отступила поближе к нему, предоставив пловцам самим заниматься своими разборками. — Даже они не хотят с тобой работать.       — А? Это почему?       — Потому что ты тиран и деспот без чувства сострадания.       Он собирался оставить последнее слово за собой и демонстративно отвернулся снова к столу, однако тут над самым ухом прошелестела водяная струя. В очередной раз залитая макушка расстроила бы парня намного меньше, если бы полившиеся с неё капли не заляпали чистенький листочек с аккуратно выведенными на нём символами. Последовавший за этим крик возмущения переплюнул даже недавние коллективные старания пловцов.       — Опять?!       — Работай, Изуми, работай, — невозмутимо тряхнула головой Юзуки.       — Ну ты… — хотел было снова вспылить Ичихара, но сразу же осёкся, с оскорблённым видом отодвинул стул, встал на ноги и как можно демонстративнее переместился в другой конец комнаты. Президенту же на его выступления было наплевать глубоко и с чувством, ибо работу-то он взял.       — Вот так вот, — простодушно пожала плечами Асакава, возвращаясь к пловцам, отрывая их от увлекательнейшей игры «Застыди товарища». — Так что нечего жаловаться и отстаньте от парламентёра. Ему и так отдуваться по-крупному.       У Нагисы от этих слов по спине прошёлся табун мурашек и дрогнули плечи, но он стерпел, продолжая втайне надеяться на маленькое чудо.       — В таком случае я вне игры, — уверенно сложил руки на груди Рэй и с вызовом глянул на Юзуки.       — С чего бы? — выгнула брови та.       — С того, что когда ты ставила это условие, я ещё не состоял в клубе плавания, поэтому по всей логике оно не должно на меня распространяться.       Если обычно он в этой компании выступал как самый образованный, то в этот раз отлаженная система дала серьёзный сбой. Под кислыми взглядами товарищей его гордо надувшаяся грудь заметно сдулась, а плечи подрастеряли победоносный подъём.       — М-м, — честно задумавшись для поддержания игры, выдала Юзуки. — Не, плохой аргумент! — провозгласила она наконец, хлопнув себя по раскрытой ладони злополучным пистолетом. — Ещё варианты?       Пытаться снова Рэй не стал. И вообще никто не стал. Только Изуми громко фыркнул из своего угла.       — Отлично! — пропела довольная девушка и кивнула в сторону причины недавнего приступа сердечной боли у Макото и ещё пары громоздящихся рядом стопок. — Хватайте вот этот хлам и за мной!       И бодрым шагом направилась к двери. Парни невесёлыми взглядами проводили её спину до коридора, грустными глазами осмотрели оставленное им задание и только после этого со вздохами принялись разбирать коробки. Ичихара наблюдал за этим с тем сочувствием, какое обычно испытываешь к слепо тычащейся в стекло пчеле — вроде бы и понимал страдания, но в то же время недоумевал, какого, собственно, чёрта.       — Я вот чего понять никак не могу, — окликнул он пловцов, когда те, покряхтывая от поклажи, гуськом двинулись на выход. — Вы мазохисты или как?       Парни вопросительно переглянулись, пытаясь выяснить, кто из них правильно понял заданный вопрос. И очевидно пришли к решению, что лучше не стоит пока делать однозначные выводы.       — В смысле? — осторожно уточнил за всех Макото.       Ичихара устало фыркнул, поражённый такой наивностью.       — Ну вы же с ней общаетесь. Не знаю, конечно, всего, но, по-моему, это как всё время ходить по минному полю.       — Юзу-чан на самом деле не такая злюка как кажется! — весело улыбнулся Нагиса на правах председателя клуба анонимных защитников Асакавы от покушения стереотипов. — Просто она очень ответственно относится к работе и иногда перегибает.       — Теперь, значит, вот, как это называется, — с сомнением хмыкнул Изуми, скосив глаза на всё ещё лежащий перед ним последний испорченный лист бумаги. Ему почему-то стало жалко этих бедолаг. Это же как Асакава их, бедных, зашугала, что они даже за её спиной не могли признать, что иногда это просто монстр, выпущенный из клетки? Уму непостижимо! — А я-то думал…       — Изуми! — донёсся откуда из коридора сердитый голос.       — Да работаю я! — в тон ему огрызнулся парень. Точно монстр! Ещё и, видимо, с телепатической связью со всеми стенами и потолками в школе. Нет, он точно свалит отсюда, причём прямо сейчас… Ну, или не сейчас… Но до конца месяца точно!       Последний раз посмотрев на зама президента, чьи ноздри воинственно раздулись от прямо-таки грандиозных планов, пловцы ещё раз переглянулись между собой и направились вслед за Юзуки.       Первой остановкой оказался актовый зал — обитель театрального кружка. Едва они свернули в ведущий к нему коридор, как Нагиса громко, с надрывом так, застонал. Всё-таки не забыла! Хотя, наверное, надеяться на внезапные проблемы Асакавы с памятью изначально было провальным планом. Равно как и надежда, что сейчас они просто пройдут мимо.       Но нет. Президент остановилась точно у распахнутой двери и, не говоря ни слова, приглашающе провела рукой по воздуху. Кому надо, тот и так поймёт. Остальные без энтузиазма посмотрели в сторону Хазуки, призывая его не задерживать всех и повиноваться, но тот упрямо сморщился и мотнул головой.       — Не хочу!       — Нагиса-кун, будь мужчиной, ты ведь обещал, — мягко упрекнул его Рэй.       — Кстати, забыла сказать. Ты останешься здесь с ним.       — Чего?!       Рюгадзаки округлил глаза на мило улыбающуюся Асакаву, довольно доходчиво выражая своё отношение к этому «Забыла сказать». А девушка между тем не реагировала, нетерпеливо притопывая ногой и продолжая держать вытянутую внутрь зала руку. Двое первогодок смотрели на это всё с такими лицами, словно их демон приглашал на тот свет. Попытались найти помощи у старших товарищей, но те в данный момент очень живо интересовались трещинами на дверном косяке.       — И долго мне ещё так стоять? — всё же заговорила Юзу, когда молчание уже перешло все грани приличия, дозволенные для ситуации.       Рэй издал вздох капитуляции и хотел уже начать путь навстречу судьбе, но был остановлен голосом Нагисы.       — Юзу-чан, я не пойду туда! — решившись на последнюю отчаянную попытку, захныкал тот.       — Боже, ну ты серьёзно, что ли? — закатила глаза девушка. — Я же пошутила насчёт главной женской роли.       — Правда?       — Да кто же тебя на сцену выпустит в платье! Иди уже, только коробку оставь.       — Ну тогда другой разговор, — воспряв духом, Хазуки воинственно расправил плечи и шагнул вперёд. — Идём, Рэй-чан!       — Ага, — отозвался его не настолько восторженный одноклассник.       Едва оба скрылись внутри зала, как Юзу показательно захлопнула дверь и зашагала дальше по коридору.       — Ну идём!       — Это… — осторожно произнёс Макото. — А почему только они?       — Для вас другая работа есть, — с готовностью ответила Асакава.       — И что же они будут делать в театральном кружке?       — Мне-то откуда знать? Всё, что скажут. Это не моё дело, у драмкружка свой председатель.       От того, с какой небрежностью она пожала плечами, Тачибана невольно напрягся, ощутив, как похолодело в затылке, однако больше вопросов задавать не стал. Взгляд на Хару делу тоже не помог, так как Нанасэ вообще, казалось, не понимал, во что они вляпались. Зато это отлично понимали его нервно скребущие днище коробки пальцы.       Следующим пунктом назначения — после промежуточного визита в класс готовящих комнату ужасов первогодок, где Макото едва не оставил всю свою жизнеспособность — стал школьный двор. Там искренне и взаимно любимые президентом секции баскетбола и регби мучились с установкой концертной сцены. И судя по тому, с каким видом парни таскали доски и ящики с инструментами, самая горячая любовь Юзуки познавалась её объектом только через физические страдания.       Оказавшись в самой гуще рабочего класса, президент запрыгнула на какой-то бесхозный ящик и громко свистнула, привлекая к себе внимание. Все присутствующие мгновенно и с явным удовольствием побросали работу. Основное внимание при этом сосредоточилось не на Асакаве, которая и так всем глаза успела замозолить за неделю, а на её спутников. И ясно почему. Стоят себе, такие аккуратненькие, пока другие работают в поте лица. Не дело это для руководителя — иметь чётко обозначенных любимчиков. Те самые любимчики, впрочем, уже и сами были не рады своему положению и едва держались, чтобы не перейти к тактическому отступлению.       А Юзуки своей довольной полуулыбкой в этот котёл коллективного завистливого осуждения с щепоткой неуютного молчания и каплей нервозного пота добавляла, разве что, бочку начихательства.       — Ямамото, где ты есть? — весело спросила она, выцеливая водяным пистолетом в толпе своего ненаглядного капитана баскетболистов. И её это веселье сейчас только подмывало знающих людей продолжать молчать.       Однако знающие люди понимали ещё и то, что делать таких глупостей не стоит.       — Здесь, — недовольно отозвался парень и, стараясь не встречаться с Асакавой взглядом, выступил вперёд. Но он никак не ожидал, что дальше последуют не обычные упрёки и водяные залпы.       — Сдавай пост, ты больше не командуешь! — сообщила президент, вскинув своё оружие дулом вверх.       — Не понял? — донеслось в ответ.       Тогда девушка спрыгнула с ящика и эффектным жестом выкинула руку с пистолетом вбок. И теперь дуло смотрело точно в плечо Макото, уже заранее переставшему ожидать лёгкого избавления.       — Теперь за главного будет он!       — А?       — Что?       Юзуки ожидала такой реакции, но со стороны клубов регби и баскетбола, а не плавания. Ожидаемые же жертвы непонимания оказались не такими уж и жертвами и, пожимая плечами, — дескать, ну что — разбрелись по брошенным делам. Президент тем временем укоризненно обратилась к сражённым одноклассникам.       — Вы зачем такие лица делаете? Это же мне всё напряжение убивает.       — Какое ещё напряжение? — с отчаянным страданием в голосе взвился Тачибана. — Ты серьёзно, что ли, хочешь оставить меня за главного? И как я, по-твоему, должен это делать?       — Не волнуйся, всё проще, чем кажется. Это всего лишь кучка ленивцев, которых время от времени нужно пинать. Чёрт, стоило одолжить тебе мегафон.       — Да погоди ты! Почему я?       Юзуки ободряюще улыбнулась и положила парню на плечо ладонь, которая его в сложившейся ситуации совершенно не успокаивала.       — Как ты не понимаешь! Мне нужен здесь свой надёжный человек! Иначе они ещё неделю провозятся.       — Но…       — Ну же! Гляди веселее! Уверена, ты справишься! А будут обижать, — она понизила голос и для большей значимости пригнула Макото к себе, — смотри мне не жалуйся.       — Тогда точно не справлюсь, — со вздохом заключил Тачибана.       — Шучу-шучу! — успокаивающе толкнув его кулаком в грудь, сказала Юзу. — Кричи громче, я где-то рядом. Ну, а для тебя, мой вольный друг, — обернулась она к Хару, — особое задание. Идём!       Теперь у Макото не осталось совсем никаких иллюзий, ещё так недавно слабо копошащихся на задворках мозга. Отвертеться не выйдет — придётся послушно приняться за работу. Оставался конечно вариант, что Хару вступится, но тот явно был больше занят построением теорий и обдумыванием своего личного побега и на умоляющий взгляд друга никак не отреагировал.       Молчал и всю дорогу обратно до школы. В любой другой ситуации этим можно было бы воспользоваться самым очевидным образом, беззвучно скрывшись в первых же кустах, однако Юзуки неплохо понимала течение чужих мыслей. Тем более что в некоторых ситуациях люди мыслили удивительно примитивно и однообразно. Она то и дело бросала через плечо заинтересованные взгляды, будто надеясь поймать парня с поличным.       Всего однажды она обернулась не к нему. Насторожилась, прислушалась и вдруг решительно направила пистолет в гущу веточек одного из растущих вдоль аллеи кустарников. Тишину летнего дня прорезало несколько щелчков. Из-за куста тут же, как по команде, выскочило двое парней в спортивной форме с мокрыми пятнами на футболках и влажно блестящими на солнце волосами.       — И чем это мы заняты вместо работы? — деловито уточнила Юзуки, передёргивая помпу пистолета. Такие вот экземпляры она ловила постоянно, стоило только закипеть работе по подготовке к очередному мероприятию. А ещё спрашивают, почему это она так не любит спортсменов. Да потому! Все как один жуткие лодыри, умеющие только требовать, подлизываться и отлынивать по поводу и без. Вот и эти туда же! Увидели, что она идёт навстречу и решили переждать в безопасном месте.       — Мы… Ну… — затянул неловкую песню один из парней, который по долгу, навязанному классными списками, был знаком с Асакавой ближе своего товарища.       — Что «Ну»? — поторопила его президент. — На обед ходили?       — Хотя бы! — задиристо вскрикнул парень, за что в нос ему тут же ткнулся пистолет.       — Чтобы ты знал, он у нас общий и закончился два часа назад. Так что марш работать! Через полчаса приду проверю!       Больше она не захотела распинаться и просто пошла дальше, показательно толкнув нерадивого одноклассника плечом. Оставшиеся в компании одного Хару, нарушители синхронно вздохнули и смерили Нанасэ заинтересованными взглядами.       — И что ты в ней нашёл? Не понимаю!       — В каком смысле? — непонимающе спросил Хару.       — Пф, а то ты не знаешь! Вся школа с весны в курсе, что вы с ней встречаетесь. И честно говоря, я тебе не завид… Ай!       — Разговорчики! — рявкнул командный голос, обладательница которого, стоя в нескольких метрах впереди, стряхивала капли после очередного выстрела. — Хару, а ты чего застрял? Пошли уже!       — Совсем не завидую, — кисло сообщил Нанасэ одноклассник, прежде чем всё-таки отправиться навстречу безуспешно оставленной работе.       Хару ещё с полминуты постоял на месте, глядя то на одну удаляющуюся спину, то на другую, а потом всё же поспешил догнать ту, что выглядела самой недовольной. И снова же продолжил молчать.       Правда, пришлось-таки открыть рот, когда Юзуки, вернувшаяся в здание школы, наконец остановилась у одной из запертых дверей. Ибо надпись на табличке парня откровенно не вдохновляла.       — Я пошёл.       — А ну стоять!       Даже не обернувшись, Асакава протянула руку и крепко ухватилась за ворот рубашки собравшего удалиться Хару. Тот сморщился так, будто тухлая недожаренная скумбрия на язык попала, и обернулся к девушке.       — Даже не пытайся.       — Нет уж, Хару-чан, не в этот раз, — категорично мотнула головой Юзуки, дёргая его на себя. Нанасэ болезненно крякнул и снова метнул на неё недовольный взгляд.       — Пусти.       — Ещё чего! Уважай мучения остальных и будь паинькой!       Быть паинькой парню отчаянно не хотелось, хотя бы потому что он больше остальных сейчас боялся за свою жизнь. Арт-клуб доставил ему головной боли ещё весной, когда он неосторожно раскрыл свои художественные умения. Только тогда он спасся, а теперь его приволокли сюда и склоняли к добровольной сдаче в плен кистей, красок и эксцентричных личностей. Перспектива с уровнем удовольствия сильно ниже среднего.       — Не хочу, — почти капризно сообщил он, отворачиваясь.       Юзуки шумно выпустила воздух. Всё оказалось немного сложнее, чем она успела себе нафантазировать. Хотя, если подумать, чтобы представлять, что Хару не будет сопротивляться, нужно было очень сильно идеализировать степень своего на него влияния.       — Что ж ты будешь делать, — буркнула девушка себе под нос и внезапно разжала пальцы, сомкнутые на рубашке Нанасэ. Он же недоверчиво потёр шею и на всякий случай отошёл на пару шагов. — Ладно! Можешь не ходить туда.       — Отлично, — заключил Хару, решив, что разговор окончен, но уйти ему помешал преисполненный деланной досады голос Асакавы.       — Придётся, значит, нам прикрыть плавательную секцию.       — Что?       — А как ты хотел? — всплеснула руками президент в ответ на это почти угрожающее выражение лица. — Вы самый малочисленный клуб в школе, а бюджет вам нужен как всем. И успеваемость ваша общая в прошлом триместре упала на целых десять баллов. К тому же ещё тот скандал на региональном турнире… Нет, определённо, пора прикрыть веселье!       — Ты этого не сделаешь.       — Придётся! Как президент студенческого совета я несу полную ответственность за всю клубную деятельность. И принимать решения о закрытии клубов — тоже моя работа. Так что…       — Хорошо, я понял, — фыркнул Нанасэ после нескольких минут напряжённых гляделок, послушно возвращаясь к дверям арт-клуба.       Юзуки ничего не сказала в ответ, только удовлетворённо улыбнулась одними уголками губ. Пригрозить Хару отобрать бассейн было всё равно, что вырвать у оголодавшей бродячей собаки последнюю кость прямо из пасти. Разумеется, она бы этого не сделала, но в том и состоит прелесть чётко обозначенной позиции и тщательно отполированной репутации — твоим угрозам верят даже те, кто твёрдо уверен в их несбыточности.       — Вот и прекрасно! — провозгласила Асакава, берясь за ручку двери. — Сакагучи!       В комнате царил просто космического масштаба беспорядок; и это притом, что здесь и в лучшие времена никогда не было убрано. Стены невозможно было разглядеть из-за развешанных набросков и готовых рисунков. На всех выступающих поверхностях вроде столов и подоконников были разбросаны цветастые кисточки, тюбики с краской и карандаши. Ненужные сейчас мольберты небрежно и явно в спешке были отодвинуты в дальний угол, а вместо них почти весь центр помещения занимала батарея беспорядочно составленных парт. На этих самых партах огромными кучами громоздилась бумага, и разрисованная, и чистая. Стулья вокруг занимали с десяток человек, половина из которых выглядели какого-то уж совсем не вдохновенно, а вторая половина чёркала на листах с маниакальным интересом.       В этом царстве рабочей анархии даже в общем-то довольно неряшливой Юзуки становилось не по себе. Если её бардак легко можно было вписать в рамки фразы «У меня нет времени на уборку», то такое побоище не втиснулось бы даже в определение творческого беспорядка. Потому что с трудом можно было представить себе, что тут можно натворить.       Хару, увидев всё это, собрался предпринять ещё одну попытку побега, но оказался вовремя перехвачен за ремень сумки бдительной Юзуки.       На зов девушки от работы оторвалось от силы человек пять. Однако только один из них просиял от вида незваных гостей и за мгновение оказался на пороге комнаты. Председателя арт-клуба побаивалась даже президент, и всё из-за блестящих вечным вдохновение глаз. Как человек, знакомый с некоторыми ипостасями искусства не понаслышке, Юзуки знала, насколько вдохновение обычно капризно. Оно непредсказуемо и не вечно, как бабочка. А у этого парня оно, казалось, не иссякало в принципе. Оттого Асакава и боялась. А то вдруг ещё этот тёмный маг неосторожно проклянёт на весь остаток жизни.       — Асакава-сан, не представляешь как я рад тебя видеть! — радостно сообщил Сакагучи, которого отношение президента к нему явно нисколько не смущало.       — Забирай, — коротко бросила девушка, ткнув пальцем в рядом стоящего Хару. — До фестиваля он твой. Только имей в виду, вернёшь каким дали.       Не то чтобы она всерьёз допускала мысль о том, что Нанасэ вдруг предпочтёт сияющей голубизной воде бассейна мутноватое содержимое художественного стаканчика, но кто его знает, что тут за магией балуются эти «творческие личности».       — Конечно-конечно! — торопливо закивал главный художник старшей Иватоби, переключая всё внимание на Хару. — Нанасэ-кун, ты даже не представляешь как я рад, что ты согласился нам помочь! Даже не знаю как тебя благодарить!       — Можно и не благодарить, — кисло бросил Хару, с новой силой осознавая в какую кашу вляпался по милости подруги. А та стояла и, заинтересованно оглядываясь, потирала пальцем нос. И с издевательским таким оттенком.       — Не говори так, сейчас твоя помощь будет как нельзя кстати! Идём-идём, я всё тебе покажу!       Сакагучи едва не вприпрыжку направился куда-то вглубь комнаты, однако Нанасэ за ним не бросился.       — И почему именно сюда? — полушёпотом поинтересовался он, когда они с Юзуки снова остались на пороге вдвоём.       — Пора показать миру остальные твои таланты, — пожала плечами девушка и тихонько прыснула, заметив, что этому доводу никто не поверил. — Да просто он меня достал. Третий месяц хвостом ходит и всё спрашивает с безумным взглядом: «Вы с Нанасэ-куном ведь друзья, да?». Вот я и решила от него отделаться.       — А я тут причём?       — Хару, не будь букой! Потерпи ради меня! — умоляюще хватаясь за его руку, простонала Юзуки. — Всего-то несколько дней! А потом оба будем спать спокойно, обещаю.       — Нанасэ-кун, долго ты там? — донеслось из глубин творческой преисподней.       Хару постоял ещё с полминуты, недовольно морщась в пустоту, потом перевёл глаза на умоляющее лицо Асакавы, подумал ещё с минуту и наконец благосклонно выдохнул.       — И правда, что я в тебе нашёл.       — Ч-чего? Ты… Иди уже!       И он ушёл. А Асакаве спешно пришлось ретироваться за дверь, чтобы никто ненароком не заметил вспыхнувшие щёки. Оказавшись в коридоре, она захлопнула за собой дверь, оперлась о неё спиной и с сомнением схватилась за грудь, нещадно сминая ткань форменной рубашки.       — Вот опять, — задумчиво сказала девушка самой себе.       Странное чувство в груди теперь преследовало почти постоянно, стоило оказаться с Хару в хотя бы относительном уединении. Любая из её подруг тут же потеряла бы голову, приняв это за любовь, однако сама Юзу в природе своей тахикардии была не так сильно уверена. Мало ли от чего у людей подобное бывает. Может, всё дело в лишней чашке кофе, выпитой с утра, или в чашке кофе, выпитой вчера вечером. Она же смогла сейчас заставить его работать, правда? И даже без особых усилий. А это значит, что и относится она к нему, как к остальным. Как говорится, что и требовалось доказать.       Но если вспомнить… С чего вообще всё началось? Известно с чего! С того разговора в предпоследнюю ночь их поездки в Токио. Тогда она наговорила так много и сделала столько глупостей, что легко могла бы списать происходящее внутри на банальный стыд. Откуда же ей знать, что Нанасэ теперь про неё думает после всего услышанного! Понятное дело, смотреть ему в глаза было теперь страшно.       И ладно бы было только это, так он ещё и шутит об этих слухах, сто лет назад распущенных Сидзукой, вызывая ещё больше стыда. Ведь в зарождении этих слухов тоже была виновата она. Какая уж тут любовь, когда скапливается столько чувства вины! Но здорово, должно быть, было бы, если бы…       — О чём ты только думаешь, Асакава? — зашипела Юзу на саму себя, с силой хлопнув ладонями по щекам. — Соберись сейчас же!       Нет, нет и нет! Не сейчас, только не сейчас! Такие мысли обычно думают дома в компании пледа, любимого кота, чашки чая или ещё чего-нибудь столь же уютного, но никак не в школьном коридоре на перевозбуждённую от стресса голову. В таком состоянии не только любовь привидеться может.       Поэтому Юзуки, стремясь избавить голову от мусора, просто отправилась заниматься любимым делом дня — отчитывать своего ленивого зама.

***

      — Макото, вернись уже на землю! Здесь четыре, а не восемь.       — А, и правда.       — И здесь третья степень, а не вторая.       — Извини, я отвлёкся.       — Отвлёкся он! А учиться я за тебя буду?       — Говорю же, извини!       Признаваться в том, что его мозг — не калькулятор и просто не успевает обрабатывать такой шквал математических уравнений, Тачибана опасался. Потому что в таком случае его могут только ещё сильнее застыдить, но уж никак не пожалеть.       Влезая в обеденный спор Хару и Юзуки, он никак не думал, что всё закончится этим. Началось-то всё достаточно невинно. Асакава, у которой после прошедшего фестиваля наступило затишье, смогла наконец задышать полной грудью и в кои-то веки присоединилась к пловцам за обедом. И именно в этот момент Го с возмущением отметила, что вся еда президента студсовета состоит из очередной чашки кофе, яблока и маленького шоколадного батончика. На прямой вопрос девушка только смущённо пожала плечами.       — Я не ношу ссобойки. У меня нет времени ни делать их, ни есть. Чтобы вы знали, я всего в пятый раз за два года ем во время перерыва и на крыше.       От такого менеджер пришла в ужас и воинственно накинулась на подругу.       — Но это неправильно! Тебе обязательно нужно питаться нормально, иначе потом будет очень плохо!       — Ага, нужно, — отклоняясь от нависшей Го, выдавила Юзу. При этом она усиленно косила в сторону Нагисы, уплетающего уже второй кремовый рогалик, как и полагается истинному знатоку правильного питания, однако на него Мацуока даже не взглянула.       — И как твоя мама это позволяет?       Логичный вопрос, учитывая, что с материнским синдромом Мотоко успела познакомиться уже вся компания.       — Да ей просто надоело со мной спорить и уговаривать, вот и всё. Зато теперь Аято питается за двоих.       — Значит, я сама займусь этим!       С этими словами Го красноречиво обвела глазами своих подопечных, очевидно намекая, что неплохо бы позаботиться о девушке. Парни неохотно начали переглядываться и готовы были уже согласиться на половину обеда, однако положение спасла сама Юзу.       — Можно я не буду никого объедать? — предложила она с усталой улыбкой.       — Тогда идём в буфет! — тут же нашлась Мацуока.       — Неа, ни за что, — небрежно махнула рукой Асакава. — Там сегодня рыбное меню, а я очень плохо отношусь к морепродуктам.       — Думал, ты только кальмаров не перевариваешь, — задумчиво протянул Макото, на что Юзу коротко фыркнула.       — Не только. Ещё не люблю моллюсков и водоросли, а рыбу обычно ем только по настроению.       — И этот человек вырос в Токио, — с усмешкой произнёс Рэй.       — Сама не знаю, почему так, — беспомощно развела руками Юзу, — но… Чт… Хару, ты что делаешь?       Ей снова пришлось отклоняться, только в этот раз уже в другую сторону, спасаясь от бесцеремонно влезших ей практически под нос палочек с зажатым в них кусочком жареной рыбы. Рука, которая эти самые палочки держала, принадлежала никому иному как Нанасэ — защитнику всех мокрых чешуйчатых существ и их права зваться достойной пищей. Лицо его при этом оставалось как всегда непроницаемо, но гуляло по нему такое нехорошее выражение, будто Асакава только что призналась, что она самого Хару употребляет по настроению.       — Попробуй, — потребовал он со всем доступным его чересчур спокойной натуре нажимом.       Юзуки сморщилась, посмотрела на парня, на рыбу и снова на парня. Потом взялась за его запястье и настойчиво отвела «кормящую руку» в сторону.       — Сказала же, что не хочу.       — Не уберу, пока не попробуешь и не признаешь, что ошибаешься.       — Ты меня, конечно, извини, но такого не будет. Не в восторге я от жареной скумбрии, тем более холодной.       — То есть горячую ты бы съела?       — Не знаю, может быть.       Вот так, слово за слово, и Юзуки после уроков оказалась в гостях у Хару. Для того доказать исключительную вкусовую ценность жаренной на решётке скумбрии было теперь дело чести и долгом достоинства. А Асакава просто решила этим воспользоваться и поесть задаром. Всё равно мать сегодня собиралась кормить их водорослями, так что лучше уж рыба.       И в ожидании этой самой рыбы девушка сидела за столиком в гостиной в компании Макото, неосторожно ляпнувшего между делом: «Да ладно вам, нашли из-за чего спорить». Его притащили чисто из вредности. А так как терять время попусту — непозволительная роскошь для трудоголика, пришлось браться за домашнее задание.       Академические способности Юзу всегда были за гранью понимания окружающих её людей. С математикой она разобралась минут за двадцать с такой лёгкостью, будто решала детсадовские задачки на сложение фруктов, а остальные предметы у неё были сделаны на неделю вперёд. Так что от скуки девушка взялась помогать Макото. Тот же в свою очередь очень завидовал Хару, ибо «репетитор» скидок на разницу в способностях не делала и требовала от всех одинакового уровня, а Нанасэ тем временем успешно пережидал эту бурю у плиты.       В конце концов Тачибана не выдержал. Отложил ручку и тяжело уронил голову на стол, признавая свою полную несостоятельность в вопросах поддержания отличной успеваемости.       — Я больше не могу, — сообщил он, вызвав у Юзу недовольный вздох.       — Что значит «не могу»? Ты только половину сделал.       — Я обычно столько времени трачу только на одно задание. А ты предлагаешь успеть сделать пять.       — Подумаешь! Это же несложно.       — Сложно, если у тебя в голове не компьютер!       — У меня не…       — Что у вас тут происходит?       Заметив на пороге комнаты Хару, Тачибана не удержался от радостного возгласа. Вот оно, спасение! Больше ему не придётся одному страдать за невежество всех среднестатистических людей в одиночку.       — Хару, где ты пропадал?       — Если хотел сам готовить еду, мог бы и сказать, — меланхолично отозвался на страдания друга Хару.       — Ты даже не представляешь, чего я натерпелся! — в отчаянии сообщил Тачибана.       — А ничего, что я тоже здесь? — хмуро поинтересовалась девушка, выразительно изогнув брови.       Юзуки видела в вошедшем хозяине дома не мессию, а источник ужина, держащий поднос с тремя порциями жаренной скумбрии с рисом. Уже минут десять она то и дело принюхивалась, заранее собирая все возможные аргументы, которыми потом можно было бы закидать Хару так, чтобы тому просто не осталось выбора, как признать поражение. И увы, пока придираться особо было не к чему, за исключением, разве что, того факта, что Нанасэ всё-таки парень, как бы ни пыталось провести окружающих его имя. А у всех девушек по определению в характере заложено сомневаться в мужских кулинарных навыках. С другой стороны, он ведь жил один и пока ещё был жив. Значит, и этот аргумент вряд ли можно будет использовать в качестве убойного. Приходилось уповать на то, что умение готовить еду ещё не гарантирует её съедобность.       Хотя сдавалось Юзу, что и этот довод рассыплется в прах. Слишком уж аппетитно выглядело содержимое поставленной перед ней тарелки. Прежде чем взяться за палочки, девушка ещё раз метнула в Нанасэ гордый взгляд упрямца, который не сдаётся, но парень его проигнорировал и не менее гордо. Тогда она показательно фыркнула и, прикрыв глаза, сложила ладони, твёрдо намеренная доказать свою правоту.       — Спасибо за еду!       До того, как отправить первый кусочек в рот, Асакава долго и пристально оглядывала его со всех сторон, будто надеялась найти там следы отравы или чего похуже. Хару, абсолютно уверенный в своих способностях к готовке, виду не подавал. Зато Макото выражал непонимание за двоих. Но мучения несчастного кусочка рыбьего мяса закончилась раньше, чем он успел бы это непонимание выразить словами.       Юзуки честно съела всё до последней рисинки, хотя и мусолила еду дольше всех. Покончив с трапезой, она уперлась локтями в стол и принялась с очень глубокомысленным видом созерцать палочки, вертя их в пальцах. Парни наблюдали за этой сценой с интересом туриста в зоопарке, наблюдающего за игрой большой кошки с пластиковым пакетом. Вроде и понимали, что происходит что-то не то, однако слишком живо представляли, для чего кошке такие большие когти.       Минут через пять Асакава переключила своё внимание с посуды на людей и внезапно медленно и со смыслом выпустила из лёгких воздух.       — Хм-м… Кажется, до меня наконец дошло, почему ни у кого из вас нет подружки.       — А? Ты это к чему вообще? — опешил Тачибана, инстинктивно отпрянув подальше от подобных разговоров. Только вот отступать было некуда. Хару же промолчал, ограничившись вопросительным изгибом бровей.       — Да так, — снова вздохнула Юзу, наставительно ткнув в Макото палочками, подперев щёку свободной рукой. — Хана как-то спросила меня, была ли у кого-нибудь из вас когда-нибудь девушка. Я ответила, что нет, а она не поверила. Сказала, что «так не бывает», — сказала она, попытавшись передразнить наивное возмущение подруги. — И я задумалась, а почему, собственно, не бывает. А теперь до меня дошло.       — Что именно? — Макото даже не пытался скрыть своего беспокойства и смущения. А у Асакавы ещё и лицо было такое странное; ей будто и не интересно было говорить об этом, будто скучнее занятия не придумаешь, но при этом она так внимательно следила за ним глазами, что в дрожь бросало.       — Вы слишком идеальные. Такие как вы вызывают у девушек комплексы.       Тачибана растерялся окончательно и умоляюще обернулся к Хару, но тот отвёл глаза и вынес весьма неутешительный вердикт.       — Ты сам начал задавать вопросы, так что не впутывай меня.       — И что я, по-твоему, должен ответить?       — Это не моё дело.       — Хару! Юзуки, зачем ты вообще подняла эту тему? — спросил Макото, поняв, что помощи ждать бесполезно.       Девушка в ответ прикрыла глаза и пожала плечами.       — Откуда же мне знать, что этот маньяк подмешал в еду? Просто подумай сам. Возьмём, к примеру, Хару. Симпатяга, аккуратист, рисует как профи, готовить умеет, по дому сам всё делает, плавает лучше некуда. Ну и что, что раздевается до плавок везде, где вздумается? С такой фигурой для большинства девушек это небольшая проблема. С Рином, например, всё ещё яснее.       — А Рина ты к чему вспомнила? –вкрадчиво уточнил Нанасэ.       Юзуки на это недовольно фыркнула и закатила глаза.       — Чтобы ты спросил! Ладно, тогда Макото.       — А можно без меня обойтись? –спохватился парень, совершенно не желающий становиться примером в каких-то там пространных рассуждениях.       — Нет уж, раньше надо было меня останавливать. Так вот, ты самый запущенный случай.       — Это почему это?       Асакава, услышав вопрос, торжествующе усмехнулась. Вот, когда всё на поверхность выползает, интересно всё-таки стало. Хотя ещё бы было неинтересно, в первый раз, небось, перед ними девушка в комплиментах рассыпается. Го тут была не в счёт, ибо её комплименты имели узколобые и прямолинейные свойства стенобитной установки.       — Ну смотри. Ты же даже на фоне Хару идеал. — Нанасэ в этот момент будто невзначай, но вполне показательно коротко цокнул языком. — Такой же аккуратист, спортсмен, высокий, красивый, с детьми ладишь. Боже, да ты добрее чем моя бабушка! Стоит только захотеть, и будешь письма из шкафчика лопатой выгребать.       — Тебе настолько не хочется признавать, что ты не права?       Юзуки осеклась и метнула на Хару взгляд, преисполненный чистой, незамутнённой всякими там дружескими чувствами злобы. Заметил всё-таки, гад! А ведь весь этот фонтан бесполезной и бессмысленной информации был её последней линией обороны.       — Да я всегда права! — огрызнулась было она, но сразу же сдулась. — Ну…кроме этого раза.       — То есть тебе понравилось? — продолжил наступать Нанасэ.       — Это… Я признаю, — капризно надув губы и отвернувшись к противоположной стене, выдавила девушка заранее пониженным в громкости голосом.       — Что именно?       — Не дождёшься! Больше ничего не скажу!       — Как знаешь. Тогда будем обсуждать твою личную жизнь.       — Ладно, хорошо! В жизни не ела ничего вкуснее твоей дурацкой скумбрии! — выкрикнула Юзуки, от души бабахнув по столу ладонью, сжимающей палочки. Наружу настойчиво просилось желание вскочить на ноги и придушить это болтливое земноводное, замотав в его же собственный ковёр.       — Вот видишь, не так уж это и сложно, — заявил убийственно спокойный и совершенно точно довольный Хару. И едва ли он при этом представлял, сколько изощрённых картин пыток пронеслось у Асакавы в голове за эти несколько секунд.       — И всё-таки ты не могла выбрать другую тему, чтобы отвлечь внимание? — осторожно вступил в дискуссию Макото, справедливо опасаясь, что кто-то или что-то точно может пострадать в ближайшие минуты, если оставить всё как есть.       — Спроси это у мистера «Жареная рыба года»! — огрызнулась Юзуки, по-прежнему буравящая взглядом стену. Та до сих пор не пошла трещинами, пожалуй, только из-за отсутствия у стен чувственного восприятия и невозможности увидеть эти глаза матёрого убийцы.       — Ты кстати так и не ответила причём здесь Рин.       — Знаешь что, Хару-чан…       — А у меня идея! Давайте вернёмся к домашнему заданию!       За это предложение Макото, впрочем, довольно быстро поплатился. Откат темы для разговоров к учёбе и правда помог быстрее привести Юзуки в человеческое состояние рассудка, вот только легче от этого не становилось. Своим вмешательством– хотя и безусловно полезным — она высасывала энергию примерно с тем же запалом, с каким из неё самой вытягивал её своим дружелюбием Нагиса. Только вот почему страдал за свои грехи не он, а другие? Это Хару хорошо. Сказал, что нужно вымыть посуду, и спокойненько застрял себе на кухне минут на сорок. А гостям что прикажете делать?       В итоге ещё примерно через час, когда Юзуки вернулась в гостиную после того как ненадолго отлучилась на кухню сделать себе порцию горячего чая, она обнаружила капитана пловцов спящим прямо так, сидя за столом. Идеально сделанная математика при этом покоилась под его щекой и, видимо, незримо подпитывала измученное сознание.       Асакава от такого зрелища тихонько прыснула и великодушно убрала из-под головы парня случайно затесавшийся туда карандаш. Покрутила канцелярскую принадлежность в пальцах и вернула в пенал, потом сама прилегла на столешницу, подложив под себя сложенные руки.       — Удивительная неспособность к учёбе, — негромко сообщила она вернувшемуся Хару с добродушной улыбкой.       — Просто не все такие ненормальные как ты, — парировал парень, присаживаясь на пол.       — Тебе ли говорить про нормальность. Теперь понятно, почему Хана сравнила его с плюшевым медведем.       Глядя сейчас на посапывающего Макото, Юзуки действительно понимала оброненные мельком в одной из бесед слова Ханаби. И ведь не поспоришь же. Ну точно, как плюшевый медведь, только банта на шее не хватает. Против воли девушка с интересом обернулась на Хару, мирно попивающего чай, будто такие вот вечера у него бывали так часто, что он уже устал удивляться. Хотя у него, видимо, весь окружающий мир случался слишком часто, чтобы вызывать реакцию.       Однако Юзу оказалась достойным соперником и через пару минут парень всё же не выдержал.       — Ну что опять?       — Ничего.       Нет, этот точно не добродушный плюшевый мишка. Это скорее надувная игрушка в виде дельфинчика из тех, с которыми детишки резвятся на пляже и в общественных бассейнах под одобрительные улыбки родителей — вот такой же мокрый, скользкий и непонятный. Но, удивительное дело, при всей нелюбви к играм в воде, ей нравилось забавляться с этой игрушкой. Было в ней что-то такое, чего ни в одном тряпочном медведе или зайце не найдёшь.       — Что-то засиделась я тут с вами, — провозгласила Юзу, за секунду сгребая со стола все свои учебные принадлежности и рывком поднимаясь на ноги. — Пойду домой, меня ещё Шин-чан ждёт.       При этом она старательно избегала смотреть в сторону Хару, но тот настолько тонких намёков не улавливал. Или же делал вид, что не улавливает.       — Я тебя провожу, — заявил он, тоже поднимаясь с пола.       — Чего? — спохватилась Асакава. — Да нет же, не стоит. Ещё ведь не поздно, сама справлюсь.       — Мне всё равно нечем заняться.       — А Макото?       — Вряд ли с ним что-то случится.       Вот и желай после этого уйти побыстрее от источника своих треволнений! Он же тогда назло тебе отрастит ноги, крылья и всё остальное, пригодное для передвижения, лишь бы преследовать тебя остаток жизни, вызывая нервный тик. И ведь, сволочь эдакая, делает всё из лучших побуждений, так что и не подкопаешься. А захочешь, так ещё один приступ тремора схлопочешь. И за что жизнь такая бесчувственная!       Примерно такого содержания мысли роились в голове у Юзуки, пока она шагала по вечерним улицам бок о бок с Хару. Даже рабочий вечер в Иватоби и близко не напоминал ту радостную толкотню в предчувствие пусть и не долгой, но свободы от рутинной волокиты, какой сопровождался каждый вечер в Токио. Люди передвигались с какой-то не обязывающей и не сковывающей медлительностью. Так могут двигаться только довольные жизнью. Да здесь даже солнце ползло по небу как-то по-особому лениво, заставляя жизнь выглядеть куда более вечной и неизменной, чем она была на самом деле. Вечерний бриз трепал листву, которая затаилась в ожидании сентябрьской прохлады, и разносил по улицам запах моря. Обстановка в самый раз для уютных вечеров в правильных компаниях.       И только Юзу чувствовала себя от этой идеальности словно пытающийся заснуть ёжик, поссорившийся со своими колючками. Ей всё хотелось нарушить это кажущееся неловким молчание хоть чем-то и в то же время совсем не хотелось, чтобы оно заканчивалось. В груди снова разрасталось странное чувство без названия и видовой принадлежности. И это было просто невыносимо, как сыпь. Вроде ты и знаешь, что, если не трогать её и вообще не обращать внимания, зуд утихнет, а пальцы всё равно тянутся к его очагу, заставляя мучиться.       И чтобы хоть как-то усмирить эту чесотку, Асакава потащила своего спутника через пляж. Это, конечно, давало крюк почти в километр длиной, но зато и отвлечься есть на что. Тем более что компания одержимого водой парня к таким крюкам очень даже располагала.       В итоге крюк порядочно затянулся, потому как Юзу сначала захотелось пройтись босиком, а потом надоело идти просто по песку и захотелось помочить ноги. Причём по колено. А кто такой Нанасэ, чтобы её отговаривать?       — До чего же я странно чувствую себя в такие моменты, — протянула девушка, откидываясь на спину, когда четверть часа спустя уселась на песок.       Сейчас она распласталась на пляже в позе морской звезды и понимала, что чего-то такого простого ей не хватало всю жизнь. Простого и беззаботного валяния на песке в школьной форме после долгого дня, с ветром, обдувающим мокрые ноги, с вскрикивающими над головой чайками, с шуршащими по песку волнами. Была в этом особая прелесть простой жизни, где все проблемы напоминают пыль, смахиваемую одним движением. Не то чтобы любовь к токийской неразрешимости всех проблем осталась в прошлом, но можно же иногда позволить себе изменить своим привычкам.       — В смысле? — не поворачивая головы, спросил Хару, всё ещё стоящий почти по колено в воде. В отличие от Юзу, его сухость кроссовок не заботила. Благо ещё не стремился как обычно поиграть в русалку, засыхающую на суше.       — В том смысле, что меня здесь быть не должно. Ну то есть я хочу сказать, что я всегда была уверена, что такая вот жизнь вдали от Токио это не моё. Думала, что неправильно тратить время на глупости вроде бесцельных прогулок по пляжу. А посмотри на меня сейчас. Валяюсь тут, пока пёс дома изводится в ожидании прогулки. И мне даже не стыдно.       — И почему ты так цепляешься за свой Токио?       Юзуки даже не удержалась и села, услышав в голосе собеседника оттенок такого редкого для него раздражения. Интересно даже, было ли оно продиктовано уязвлённым патриотизмом или же чем-то ещё.       — Я же тебе говорила, там мой дом, — легко улыбнулась Асакава. Потом подняла глаза на медленно наливающееся цветом клубничной сахарной ваты небо, подняла руки и с наслаждением потянулась. — Хотя чем больше времени я провожу здесь, тем чаще мне приходится себе об этом напоминать.       На этот раз Хару не удержался и всё же развернулся к ней лицом.       — А что в этом плохого?       — Нехорошо, знаешь ли, так открыто навязывать кому-то свои вкусы, — упрекнула его девушка. — На самом деле я не говорю, что то, что мне здесь нравится, это плохо. Просто я же знаю, что однажды вернусь туда, где была всегда.       — Не понимаю, зачем загадывать так далеко.       Удивлённая таким ответом и снова повернувшейся к ней спиной, Юзуки вопросительно наклонила голову к плечу и решила промолчать. Строго говоря, она и не знала даже, что можно на это ответить. Поэтому лучшим решением стала смена темы.       — А ведь, если подумать, за последние месяцы я бывала на пляже больше чем за всю прошедшую жизнь.       — Правда?       — Ага, — кивнула Юзуки. — Не считая наших ежегодных поездок в Мияги к родственникам и прогулок по набережным, я редко когда близко подходила к морю. А теперь чуть ли не каждый день сюда прихожу.       — В Токио ведь тоже есть море, — всё ещё не поворачиваясь, сказал Нанасэ. Можно было подумать, будто бы он с бухтой разговаривает, а не с человеком у себя за спиной.       Юзуки в ответ негромко засмеялась. Такое простое замечание казалось странно абсурдным со стороны Хару.       — Ну да, но… Ты же сам видел, оно вообще другое. Здесь оно более, — она на мгновение замолчала, подбирая нужное слово, — вольное.       Плечи дёрнулись, но всё ещё не повернулся. Даже обидно немного. Из этого Асакава тут же сделала вывод, что в прошлый раз дело было всё же в задетой гордости местного жителя.       — Вода есть вода, — заговорил между тем парень, нагнувшись и зачерпнув солёную воду. Та собралась в ладони в крошечное море, слабо бликующее в предзакатном свете. — Она везде живая, даже если кажется, что это не так. Даже запертая в клетке она стремится освободится.       — А ты, оказывается, ещё и поэт, — беззлобно уколола его Юзу. Ещё недолго помолчала и вдруг произнесла: — Кстати, Хару, всё хотела спросить. Почему именно вольный стиль?       В любой другой ситуации подобный вопрос бы показался бы абсурдным и обрубленным, как купированный собачий хвост, но не сейчас. Она же знала, что Хару поймёт всё правильно. Правда, ожидаемый ответ пошёл в глубокий такой разрез с ожидаемым проникновенным монологом.       Когда чужие пальцы сомкнулись на запястье, Юзуки растерялась. Когда её рывком подняли на ноги, смогла только коротко вскрикнуть от неожиданности. Когда потащили по песку, молча повиновалась, непонимающе округлив глаза. После такого оказаться снова по колено в море было даже ожидаемо.       Вода плескалась вокруг голой кожи, распространяя влажный холодок по всему телу, между пальцев ног просачивался песок со дна. Ощущения приятные, но не во время заката, к тому же в самом конце лета, однако Юзу продолжала молчать, при этом едва заметно ёжась и шевеля голыми ногами.       — Ничего не чувствуешь?       Услышав голос Нанасэ, Асакава вздрогнула и подняла на него глаза. Чувствовать-то чувствовала, только вот вряд ли именно то, что должна была.       — Чувствую, что мне мокро, — с неохотой признавая свою растерянность, ответила она.       — А я вот чувствую, — сказал парень с таким благоговейным трепетом, словно бы говорил о чём-то неземном и магическом, что все остальные никогда не смогут ощутить и понять лучше него. — Каждый раз, когда оказываюсь в воде, мне кажется, что я слышу её голос. Будто у неё и правда есть сознание. Я чувствую её и понимаю, а она понимает меня. Я плаваю вольным, сколько себя помню, с того момента, как научился держаться на воде. Это произошло само собой, как если бы тело подчинялось не мне. Я просто знал, что нужно делать, понимаешь?       — Нет.       Впервые в жизни это слово слетело с языка так легко, и всё из-за того, что оно одно было правильным и честным. Незачем было маскировать своё несогласие с другим человеком напускным сожалением и деланным интересом к его словам, в которых ты не понял ровным счётом ничего. Удивительное удовольствие — озвучивать всё, что приходит в голову, именно в том виде, в каком оно там возникло, не боясь вызвать у собеседника осуждение. И не потому, что хочешь отвадить его от себя, а именно потому, что любое твоё слово будет понято и воспринято как должно.       Юзуки и раньше могла так делать. Они с Сюити знали друг друга так долго и так близко, что фильтровать свои слова было просто не за чем. Нет смысла скрывать свои мысли от того, кто знает о тебе всё, от расположения твоих тайников до количества дырок в зубах. Но это было нечто совсем иное.       Каждый человек как будто рисует себе в воображении других людей, отмечая цветными красками то, как он их видит, и краски эти у всех разные для каждого человека. Сюити, например, словно бы рисовал её броскими строительными красками, делая портрет ярким и насыщенным, но скованным строгими контурами. Хару же не знал её поверхность достаточно и оттого его краски были больше похожи, в глазах самой Юзу, на мягкую акварель, водянистой дымкой расплывающуюся по листу бумаги, наполненную не цветами, а оттенками. Если Сюити знал её, то Хару понимал. Ивата знал её на уровне поступков и реакций, Нанасэ — на уровне эмоций и желаний.       Последний визит в Токио заставил девушку с новой силой осознать, как ей порой не хватало того лучшего друга, который всегда был рядом. Но в моменты вроде этого, потребность неумолимо сходила на нет. И Асакава соврала бы, сказав, что жалеет об этом.       — Я не понимаю тебя, — продолжила повисшую в воздухе мысль Юзуки, но не потому, что хотела оправдаться. Скорее, чтобы выполнить моральный долг. — Не понимаю, почему вода вызывает у тебя такой восторг. Не понимаю, почему ты считаешь её живой. Но знаешь, — она с улыбкой взглянула на застывшего Хару, — думаю, я понимаю, что за чувство ты имеешь в виду. Когда вокруг начинает звучать музыка, у меня будто отключается мозг. Я больше не могу контролировать свои движения, они просто рождаются сами собой. И мне кажется, что я оказалась где-то в особом мире, существующем только для меня. Это просто неописуемое чувство. Всё-таки мы с тобой жутко разные, но есть вещи, в которых мы вообще не отличаемся. Наверное, поэтому мы и можем общаться, как думаешь?       Она прекрасно понимала, как цвет её лица сейчас должен быть похож на цвет солнечного диска, уже ткнувшегося нижним краем в водную гладь на горизонте, но поделать ничего не могла да и не пыталась. Сумерки в таких случаях становятся просто незаменимым помощником. Только вот…обман зрения, что ли? Или щёки Хару тоже решили окрасится?       — Наверное.       Юзу весело захихикала и попыталась заглянуть ему в лицо, но парень упорно отворачивался, хотя и делая вид, будто всё происходящее тут не при чём. Ему просто стало интересно, что там за спиной. Это что, так странно?       — Ой, да ладно тебе! — весело сказала Асакава, легонько брызнув в него водой. — Дуешься, что я тебя в поэтичности переплюнула?       — Даже не думал об этом.       — Ага, как же! И это… Хару, — позвала она, на секунду вспомнив кое о чём и опустив глаза. — Раз уж мы всё выяснили… Может уже отпустишь?       Нанасэ всё-таки обернулся, но взгляд его недолго задержался на подруге, сразу спустившись вниз. А там его пальцы продолжали держать чужое запястье в крепкой хватке. Асакава тем временем старательно рассматривала несчастный и очень одинокий клочок облака, зависший чуть правее.       — Извини, — послушно отпуская её, сказал Хару.       Как только ощущение опоясывающего тепла на запястье исчезло, Юзу осознала две простых вещи, и первая это то, что ей почему-то стало жутко обидно.       А вторая — как стремительно температура поползла вниз. И эта вторая вещь сейчас казалась несоизмеримо весомее первой. Как ни крути, а стоять полчаса в море под вечерним ветром, под закатным солнцем в летней школьной форме — сомнительное мероприятие для поддержания здоровья и температуры тела. Так что как бы ни хотелось ей продлить минуты сладостного безделья и эмоционального уюта, пришлось девушке вылезать на берег самой и тащить за собой Хару. А тот ещё и упирался. Ну конечно, что ему будет, он ещё в апреле организм закалил!       Оставшийся путь до дома запомнился Юзуки весьма неловким молчанием; причём со стороны их обоих. Оттого и прощание вышло каким-то скомканным. А едва оказавшись по ту сторону входной двери, девушка устало привалилась к ней спиной и сползла на пол.       Из гостиной на звук тут же вышел Шин. Именно вышел, а не радостно прилетел на крыльях любви, сшибая всё попадающееся на пути, как поступал обычно. И вышел такой важной походкой, чтобы хозяйка наверняка поняла, как он огорчён таким к себе отношением. Ведь это же надо! Прийти на целых два часа позже положенного времени прогулки! Только вот Юзу на его досаду внимания не обратила.       Едва пёс подошёл поближе, как его голова оказалась возмутительнейшим образом прижата к груди. Но при этом её ласково гладили по макушке, и недовольное рычание оказалось отложено до лучших времён.       — Слышишь, Шин-чан? У тебя так было когда-нибудь?       Самой Асакаве казалось, что услышать её сердцебиение сейчас смог бы и сидящий в своей комнате на втором этаже Аято, однако пёс только продолжал обиженно сопеть. Его явно сейчас волновало не чьё-то здоровье. Вот после прогулки ещё может быть, а сейчас точно нет.       — Юзу, это ты? — требовательно спросил из кухни голос Мотоко, сопровождавшийся тонким звоном составляемой в шкаф посуды.       — Ага! — отозвалась девушка, поднимаясь на ноги.       — Есть будешь?       — Нет, я не голодная! — Стоило бы сказать «Не буду я есть твои водоросли», но она сдержалась. — Мы ушли гулять!       — Хорошо!       Шин со всем доступным собачьей морде и абсолютно нескрываемым скепсисом посмотрел, как Юзуки взялась за поводок и открыла дверь, но протестовать не стал. Кто его знает, может, она просто решила изменить привычным джинсам и кроссовкам во славу очередной моды, так популярной у людей. И только вернувшись домой через полчаса, вместо привычных двух, пёс понял, как сильно ошибся. Всем просто сейчас было не до него, вот и всё.       Юзуки же на обиду пса особого внимания не обратила. Ну поспит он одну ночь не на кровати у неё в ногах, а на ковре в комнате Аято — не велика беда. Всё равно он всё забудет, как только она завтра утром почешет его за ухом и угостит печеньем. А у неё каждая секунда сейчас была на счету. Серьёзные разговоры с отцом требовали чётко подобранного момента, который обещал вот-вот пройти.       Сменив надоевшую форму на домашнюю одежду, девушка спустилась в гостиную, где семья приходила в себя после ужина. Мотоко заполняла ежедневник с таким глубоко вдохновенным видом, будто писала мемуары о тяжёлой жизни современной женщины в условиях идеального семейного быта. Аято, валяющийся на полу, сражался с искусственным интеллектом, играя в гоночный симулятор. Отец семейства сидел в кресле и читал книгу. Идиллия. Для всех, кроме Юзуки, у которой сердце стучало, словно огромная швейная машинка.       Чтобы набраться храбрости, пришлось завернуть в кухню за порцией какао и только после этого сесть на пол рядом с братом. Тот повернулся было с немым вопросом во взгляде, но девушка отрицательно мотнула головой. Сейчас ей было вообще не до этого. Аято непонимающе хмыкнул и снова уткнулся в экран телевизора.       Вот оно! Отец уже клюёт носом, но ещё не спит. Минут через двадцать желание отдохнуть окончательно пересилит желание работать и он уйдёт готовиться ко сну. Если когда и заводить серьёзный разговор, так прямо сейчас. Насчёт матери Юзуки в данном случае вовсе не переживала, так как та либо поддержит, либо останется на нейтральной позиции.       Отхлебнув для верности сразу половину кружки под дикий взгляд Аято, девушка глубоко вдохнула и подняла глаза на отца.       — Па-ап! Ма-ам! — позвала она, привлекая общее внимание. — У меня к вам разговор.       — А меня в семейные тайны уже не посвящают? — капризно уточнил Аято, за что тут же удостоился тычка в плечо. Это заставило его отступиться. — Ладно, понял, не лезу.       — В общем… — нервно скребя пальцами по гладкой поверхности кружки и чувствуя внимательный взгляд отца, начала Юзуки. Она и рада была бы оторвать глаза от безусловно познавательного зрелища коврового ворса, но не могла. Волнение будто само склоняло голову вниз.       — Юзу, не нервничай ты так, — тепло улыбнувшись, Мотоко провела ладонью по волосам дочери. — Мы готовы выслушать всё, что ты скажешь.       — Только я предпочёл бы сделать это быстрее, — подал голос её муж.       — Тацуя, — тут же зашипела на него женщина. — Прояви хоть немного сочувствия! Будто ты подростком никогда не был.       В ответ Тацуя лишь пожал плечами и снова опустил глаза в книгу.       — Я прекрасно понимаю, но если она собиралась с нами поговорить, то должна была уже успокоиться.       Юзуки едва сдержала нервный смешок. Ага, как же, хотела она! Так хотела, что придумала этот разговор по пути домой час назад! Ещё раз отпив какао, она всё же решила сказать всё как есть. Была не была и будь что будет!       — Я это…хочу доучиться последний год здесь!       Выпаливая эту фразу, Юзуки невольно зажмурилась и сжалась в комок, будто ожидаемо последовавшая за этим тягучая молчаливая пауза могла раздавить её своим весом. А если молчание этого не сделает, так точно подключится строгий отцовский тон. Что она, родителей своих не знает!       В воцарившейся тишине по комнате гулко разносился лишь писк телевизора, сообщающий о том, что Аято, отвлекшись на безумную фразу старшей сестры, обрёк свою игровую машину на бесславную кончину в аварии. Но мальчику было плевать, потому что подобное он слышал впервые в жизни. И боялся уже никогда больше не услышать.       — Сис, ты заболела, что ли?       Юзуки не ответила, с затаённым дыханием ожидая отцовской реакции. Раздался показавшийся просто оглушительным хлопок закрытия книги и звук её откладывания на ручку кресла.       — И что же ты имеешь в виду? — спросил Тацуя тем самым серьёзным тоном, который дочь так не любила. Со второго класса средней школы она не спорила с ним по-крупному и не оспаривала решения, предпочитая быть хорошей девочкой. Тем более что редко когда решения отца ущемляли её. И тут вдруг подобные заявления.       — Именно то, что сказала, — как можно увереннее ответила Юзу, чувствуя тряску во внутренностях. — Я хочу остаться и закончить старшую школу здесь, в Иватоби.       — Как же ты себе это представляешь?       — Ну я…       — Брось, Тацуя, — миролюбиво вмешалась Мотоко, заметившая замешательство дочери. — Многие её ровесники живут отдельно в съёмных квартирах. И мы тоже вполне могли бы потянуть нечто подобное. Здесь ведь не Токио, в самом деле.       — К тому же, я могла бы найти подработку, — уцепилась за её слова Юзуки. — Тогда вам бы пришлось только выделять мне деньги на жильё.       — Откуда такое внезапное желание? — перебивая её взмахом руки, продолжил допытываться отец. — Если мне не изменяет память ты, Юзу, была больше всех против переезда и весь прошлый год просилась обратно в Токио. А теперь вдруг заявляешь, что хочешь остаться. В чём же причина таких перемен?       — Я…       Она ждала такого вопроса и оказалась полностью не готова на него ответить. Ни один из слабых аргументов о её чувствах отца не убедит, а больше оправдываться было, собственно, и нечем. У желания учиться в старшей Иватоби столько же убедительных аргументов, сколько у любителей паранормального.       — Ясно, — вздохнул мужчина. — Тогда есть ли хоть одна причина, не касающаяся твоего личного желания?       — Это ведь выпускной класс, — осторожно подбирая слова, заговорила Юзуки. — Думаю, что отучиться все три класса старшей школы в одном месте логичнее, чем вот так менять его на последнем году. Экзамены ведь везде одинаковые, и от вступительных в университет это не спасёт. Так что не так важно, где я получу свидетельство об окончании школы, верно?       Отец был для Асакавы единственным достойным противником в игре в гляделки, не считая Хару. В этот раз дуэль продолжалась несравнимо дольше обычного, так что оставшиеся за бортом Мотоко и Аято успели не на шутку напрячься, но в конце концов Тацуя всё же сдался. Устало прикрыв глаза, потёр переносицу, взял в руки отложенную книгу и поднялся с кресла.       — Что ж, уже поздно, поговорим об этом завтра. И надеюсь, я всё же услышу от тебя ясную причину, Юзуки. Спокойной ночи.       С этим он и удалился из гостиной, успев напоследок красноречиво взглянуть на дочь. Мотоко, недолго думая, подскочила с дивана и умчалась следом. Но и она обернулась на пороге на Юзуки, только с куда более мягким, если не сказать озорным огоньком во взгляде.       И когда они остались вдвоём, брат с сестрой смогли расслабиться. Аято стянул одну из бесценных материнских диванных подушек с вышивкой ручной работы и повернулся на спину, подложив подушку под задеревеневшую шею. Юзу же устроилась так же на диване.       В голове у неё роилось множество странных мыслей, отрывистых чувств и вопросов без ответов. Для чего она вообще завела этот разговор? Весь прошлый год она нетерпеливо считала дни на календаре, наблюдая за приближением заветного третьего класса, когда эта пытка закончится и их семья вернётся в родной, привычный Токио. А теперь что? Она просит позволить ей остаться? Она! После того, как несколько месяцев капала родным на темечко! Неудивительно, что отец ей не поверил. Больший бред и придумать-то сложно.       — Ты влюбилась, что ли? — внезапно спросил Аято, уставший любоваться потолком.       Юзуки дёрнулась и перевела на него недовольный взгляд.       — Долго думал, я посмотрю! Причём тут это?       — Да при том! Брось, как будто я тебя не знаю, — резонно заметил мальчик. — Ты жить не можешь без своего Токио. Кроме того, сама же недавно выла Ёсиде в трубку, как тебе здесь плохо. Ну и? Колись, в чём дело? Мне-то можешь рассказать.       Юзуки аж вспыхнула, но не от стыда, а от досады. Чего же все вокруг неё такие догадливые стали, хоть в необитаемый лес уходи жить. Каждый норовит показать ей, как хорошо он её знает. И ведь не ошибаются, чтоб их!       Причиной этого странного желания и правда была любовь. Ну, или какой-то её отголосок. В конце концов, если мысль зародилась в голове от близости Хару, логично же предположить, что он и был её причиной. Вернее, не он один. Он просто подтолкнул новорождённую бабочку, что росла уже давно, выползти из кокона и расправить липкие крылышки.       Этот город не стал родным сам по себе, таким его делали члены плавательной секции. Юзуки знала, что ей придётся однажды начать новую жизнь без них, и хотела оттянуть этот момент насколько только будет возможно. Как угодно, всеми возможными правдами и неправдами она будет убеждать родителей, пока не потеряет всякую надежду на победу в этой войне. Нет, нет и не может здесь быть никаких причин кроме её личных эгоистичных желаний… Ну и что из того? И пусть так!       — Что, будем в молчанку играть? — лениво уточнил Аято, садясь и зажимая в объятиях подушку, на которой лежал. — А ведь мама догадалась.       — Чего? — резко садясь, вскрикнула Юзуки. — О чём?       Аято болезненно скривился и схватился за ухо.       — Да о том же, о чём и я. Что дело в парне. И папа тоже наверняка всё понял.       — Неправда! — практически завопила Юзу.       — Мы, по-твоему, тут все слепые? — огрызнулся мальчик. — У тебя с самого приезда две недели назад глаза блестят как у чокнутой. Улыбаешься иногда странно, молчишь больше обычного. Из-за чего это ещё может быть, если не из-за парня?       Асакава слушала и молча хлопала глазами, гадая, откуда в этом зелёном, четырнадцатилетнем мозгу такие глубокие познания и возвышенные мысли. В таком возрасте всех интересов-то поиграть в приставку и заставить кого-нибудь делать вместо себя домашнюю работу.       — Ты меня даже бить перестала.       Такое проигнорировать было просто невозможно и через секунду тишину гостиной прорезал болезненный возглас мальчишеского голоса. Схватившись за затылок, Аято злобно обернулся к сестре.       — Совсем ненормальная?!       — Сам попросил!       — Не просил! Так с тобой точно никто встречаться не захочет!       — Мне пока и одной неплохо, — фыркнула Юзуки, складывая руки на груди.       Никто встречаться не захочет… Подумаешь… Как будто ей кто-то нужен! У неё Хару есть!       Последняя фраза едва не слетела с губ во всеуслышание, так что девушка едва успела прикусить язык. А про себя жутко испугалась этой мысли. Это что же получается, она, и правда, не заметила и влюбилась? Вот так вот просто? Интересно, если это так бросается в глаза, хоть какие-то незнающие люди вокруг вообще остались? Должны были. Иначе её давно бы уже похоронили под слоем участливой дружеской любви и поддержки.       И всё равно. Мало ли, что там Аято, убеждённый фанат симуляторов свиданий, мог навыдумывать. Никто кроме неё самой не убедит её в том, что чувство без названия, вызывающее слабость в коленях и судорожное сокращение сердечной мышцы, — это не длинное ломанное содержимое одной из строчек где-то на тысячной странице медицинского справочника.       — Ладно, — успокаиваясь, благосклонно вздохнула Юзу. Встала с дивана, взяла с полки под телевизором второй джойстик и уселась на пол рядом с братом. — Сыграем на твоё молчание.       Аято выдал капризное «Ха!» и выпятил нижнюю губу.       — При таких условиях я и так буду молчать. Давай лучше на последний фруктовый лёд в холодильнике.       Юзуки, недолго думая, кивнула и протянула ему раскрытую ладонь.       — Идёт!       Она не знала, о чём разговаривали родители в спальне, пока они с братом кидались друг в друга претензиями, не знала, во что выльется её сегодняшнее заявление и что вообще будет завтра. Ей хотелось только забыться в любимом мире кислотных красок и раздражающих игровых звуков. Что угодно, только бы не думать о всякой ерунде.