Глава 3
11 марта 2013 г. в 00:48
***
Наташа догоняет его только на следующем квартале, - Значит – это ты помнишь – мою смерть? Бартон останавливается, в темноте не разглядеть выражения его лица, - А ты – что помнишь ты?
POV Наташа
- Я знал, что ты не пропадешь, - Алексей проводил задумчиво насмешливым взглядом Соколиного Глаза, - он любит тебя – знаешь?
- Это не любовь, Лекс. – привычно отрицаю очевидное я, - назови это как-нибудь иначе.
- Ты снова прячешься за определениями, Наташа, - он улыбается, - всегда боялась привязанностей.
- Знала, чем они могут обернуться, - огрызаюсь я, отстреливаясь от особо настырного стрелка из дома напротив, - И – похоже, была права. Ты ведь бросил меня – ради чего-то, каких-то своих идеалов.
- Нет, я погиб, - сообщает он вдруг, - вернее, Алексей Шостаков погиб при взрыве экспериментальной ракеты. А я – всего лишь его копия, клон с его воспоминаниями, но – не он, – в наступившей вдруг тишине это звучит особенно пронзительно. Я придвигаюсь ближе, - А зачем ты здесь?
- Случай, не более, - пожимает он плечами, - вот так все сошлось, что ты и я оказались в одной точке в сходных между собой обстоятельствах. Поверь, я не стал бы бередить раны, будь у меня другой выход.
- Это неважно – теперь, - неожиданно, даже для себя самой, отвечаю ему, - Все изменилось, я – другая.
- И – в сердце у тебя тоже другой. – говорит он, - ты это знаешь, я это вижу, почему же ты продолжаешь игнорировать это?
- Моя жизнь и так принадлежит ему, - перезаряжаю пистолет и прислушиваюсь к звукам выстрелов из здания напротив – Бартон идет к цели, - Мне нечего больше отдать.
- Любовь – это грозное оружие, - напоминает мне клон-Алексей, - а ничейного оружия не бывает. Пока все – так, как есть сейчас, вас легко в марионеток превратить. И ты, и он – сделаете все, чтобы спасти другого. Буквально – все.
- А если мы – объяснимся, - насмехаюсь я, - что изменится?
- Вы будете меньше рисковать.
- Значит, ты – он, мало любил меня? – Алексей усмехается, - Мы были очень молоды, и не знали цену Любви.
Взрыв я ощутила первой, но – сделать уже ничего не смогла, взрывная волна, словно цунами, подхватила нас. Я вцепилась в стену, будто пиявка, пытаясь сродниться с ней, Алексей висит на мне, - Нет! – я хочу заставить его перехватить руку удобнее, чтобы крепче держаться – я смогу, но – он все-таки отпускает, - Обещай мне, Наташа, что вернешься к жизни… - мои пальцы хватают воздух, от всех этих упражнений я сама едва жива – рана открылась и заливает руки кровью, отчего все становится еще более скользким… Черт, я не продержусь долго… Клинт… Каким чудом он слышит меня – не знаю, но столетия спустя он появляется надо мной – с абсолютно безумными глазами…, - НЕ ВЗДУМАЙ ОТПУСКАТЬ! – да я и не собиралась. Он вытягивает меня из пустоты на крышу, прижимает к себе, одновременно с этим руками проходится по телу, новые повреждения выискивая. Я не спешу освободиться – мне слишком уютно в его руках. Обещать вернуться легко на словах, испаривший в пламени взрыва призрак Алексея напомнил мне – о той Наташе, что была раньше. До – агентства Щ.И.Т. , до – Черной Вдовы, до – Бартона…
- Собираешься меня отпускать? – делаю над собой усилие, сводя все к плоской шутке, он отстраняется немного, ловя мой взгляд, - Нет, - говоря не о том, что держит меня сейчас в своих руках, - никогда. Ты – против?
Ответить просто не успеваю – те, кто так старательно выкуривали нас, в итоге – получили то, что хотели – наш вертолет сбивают на подлете, в темном небе еще видно зарево пожара, а нас с Бартоном увозят в фургоне, под охраной, в наручниках и мешках на голове.
Пыльно. Душно. Из-за этой дурацкой тряпки на голове совершенно теряешься в пространстве. Агентов учат с младых ногтей ориентироваться с завязанными глазами, полагаясь на остальные органы чувств. Именно поэтому все спецслужбы используют мешки – они перебивают запахи извне, создают звукоизоляцию и не дают видеть, куда тебя доставляют. Толчок в спину, звук закрываемых дверей, руки свободны и я стягиваю эту дрянь с головы – все волосы какой-то гадостью засыпали! Ну, конечно – камера, родная стихия, почти второй дом. Дальше последует – допрос, пытки и логичное завершение вечера. Хорошо бы выяснить – куда, вернее – к кому, мы попали. Если – в официальную внешнюю разведку, это плохо, но – не смертельно, если – в частные руки, нам с Бартоном не дотянуть до утра…
Сколько времени проходит – не знаю, я потеряла ему счет, окон в камере нет, только тусклая лампочка под потолком. Моя рана перестала, наконец, кровить, я, как могла, перевязала ее и успела даже задремать – когда дверь снова открывается. Понятно – начали с Бартона, внутренне собираюсь, однако – у наших хозяев явно иные планы. Вслед за измочаленным Бартоном в камеру вносят два стула и световые пушки. Твою мать – они вкатили ему очередную версию «сыворотки правды» и теперь намереваются очную ставку учинить. Меня эта дрянь в принципе не вставляет – после всех экспериментов нашей Конторы, а вот Клинт уязвим. Хотя Щ.И.Т. и использует новейшие разработки, но здесь как в хакерстве – ежедневно что-то новенькое. Если бы не Клинт в отключке, непременно бы воспользовалась этой кутерьмой, чтобы попытаться уйти. Нас привязывают к стульям напротив друг друга, он еще не очнулся – болевой порог у него высокий, но – организму это сложно объяснить, иногда он вырубается самостоятельно. Интересно – нам не задают вопросов, не представляются, не запугивают и не сулят гор золотых. Похоже – все ради процесса, то есть – нас, как мясо, маринуют перед тем, как зажарить на углях. Непонятно – кому это нужно, непонятно и любопытно…
- Вам любопытно, агент Романофф? – надо же, я говорю вслух, не замечала за собой, - Не тревожьтесь – это действие газа, аналогов в мире нет.
Приятный голос, обходительные манеры, легкий, едва уловимый, акцент – он выходит из темноты и я узнаю его – мой наставник из Конторы.
- У нас сегодня что – вечер встреч? – усмешка плавно сползает с лица, когда я чувствую, как ощутимо начинает вести голову и язык так и норовит что-нибудь растрепать, - Надо было предупредить, а то я не при параде
- Ничего, Наташа, мы займемся тобой, как твоим мужем когда-то, - почти с нежностью произносит мой учитель, - Ты снова станешь собой. Но – для этого нужно сделать кое-что, будет больно – невыносимо, иногда. Надо выдержать. Надо, чтобы сломался он, - указывая на Бартона, медленно проговаривает он, пристально глядя мне в глаза. Видимо – у газа гипнотический эффект, потому что я – киваю, хотя какой-то частью сознания понимаю, что меня программируют – грубо и банально. Входят какие-то люди, с виду напоминающие бухгалтеров – в очках, с чемоданчиками, деловито-настроенные, словно в офис пришли. И начинается многочасовая пытка – я не могу кричать, даже если бы и хотела, запрет на подсознательном уровне скрыт. Причиняя боль мне – они мучают Бартона, всем известный факт – мужчины на войне ломаются быстрее и проще, если в их присутствии измываться над существом, которое они должны были защищать. А уж если это существо вдруг было его партнером – так это вообще подарок свыше. Бартон колется спустя почти три часа и нас оставляют в покое.
- Нат… - сквозь кровавую пелену боли до меня долетает это его, - Нат!
- Нормально, - едва шевеля разбитыми губами, отвечаю я, - не ори, Бартон, и так голова трещит. Что ты им слил?
- Практически все, - равнодушно сообщает он, - меня достало героя изображать – твоей ценой.
- Нас пристрелят, как собак, - почти также отрешенно откликаюсь я, - попытайся выбраться. Вертушку сбили, так что Коулсон уже всех на уши поднял. Ты сумеешь.
- Я не уйду один.
- Черт тебя возьми, Бартон! – я дернулась, отчего в вывихнутом плече хрустнула кость, - Вернешься с подкреплением, я продержусь.
- Я не уйду без тебя, - повторяет он, - Таша, посмотри на меня - Поднимаю голову и сквозь слипшиеся от запекшейся крови волосы пытаюсь разглядеть его – глаза опухли и болят, у него видок – не лучше моего,- Мы. Справимся. Вдвоем – я и ты. Вместе.
Усмехаюсь уголками губ – больно, - Да ты оптимист, Бартон, - но, спорить с ним бесполезно, к тому же – как возражать тому, кому жизнью обязан. Пожимаю плачами – и снова, больно, - Попробуем…