Пролог

Утро выдалось просто замечательным: ярко алеющий восход, словно только что умытого свежей холодной водой солнца и чистое, без единого облачка небо красноречиво свидетельствовали о том, что день будет превосходным. Как по заказу. Лучшего и придумать нельзя. До выезда (а ехать до Кабаньего Лога предстояло часа три, не меньше) оставалось примерно полчаса, и во внутреннем дворе замка царила ужасная суета и неразбериха: хлопали двери, взад и вперед бегали слуги, слышался лай собак, окрики егерей и конюших, — словом, шли последние приготовления перед началом ритуала, именуемого «Большая королевская охота». На дворцовой кухне вообще были Содом и Гоморра. Звенела посуда, дымились на плите горшки и кастрюли, в которых что-то кипело, шкварчало, булькало и издавало при этом восхитительный аромат. А в этом чаду и дыму туда-сюда сновали повара, служанки и поварята — приготовление обычного-то королевского обеда это уже событие, способное вызвать хаос и беготню, а сейчас тут готовился большой праздничный обед — не шутка. На летней веранде, где придворные ожидали выхода короля и королевы, тоже было весьма оживленно. Дамы, как всегда, не упускавшие случая похвастаться друг перед другом новыми нарядами, и кавалеры, также не упускавшие случая покрасоваться перед дамами, вели обычную светскую беседу. — Какое чудесное утро, не правда ли? — Да, сегодня удивительнейшим образом нам повезло с погодой… — Душечка, вам так идет эта шляпка, вы в ней просто очаровательны! — Дорогой барон, держу пари, что сегодня-то уж мне удастся обставить вас в трофеях — Хм…вы так считаете? В самом дальнем углу двора, почти у самых конюшен, придворный шут, актер, поэт и, кроме всего прочего, хороший друг короля Анри Второго — Жан-Жак Веснушка и его жена Мари снаряжали в путь свой расписной фургон. Жан-Жак, что-то напевая себе под нос, запрягал лошадь, время от времени, оборачивался и говорил двум мальчикам, стоявшим тут же, рядом: — Жак, — обратился он к тому, что был постарше, — не путался бы ты тут под ногами, а пошел бы вон матери помог кукол уложить для сегодняшнего представления. — А вы, ваше высочество, — повернулся он ко второму мальчугану, — шли бы к себе, а то не ровен час, искать вас станут. — Я тут хочу остаться, — отвечал ему прелестный белокурый малыш, лет четырех, одетый в синий бархатный камзол, расшитый серебряными нитками. Жан-Жак не успел ничего ответить, так как в это время к ним подошла высокая черноволосая женщина и, взяв юного принца за руку, сказала: — Вот вы где, ваше высочество, идемте скорее, а то ваша матушка уже волноваться начала — куда это вы пропали. — Ну, Жаннет, ну пожалуйста, можно я тут останусь? Я хочу с Жаком, — заупрямился принц. — Иди, Патрик, а то мама расстроится, а я пока тут отцу помогу. А приедем в лес, остановимся на привале и поиграем, — ответил Жак, с которым Патрик очень дружил. И несмотря даже на косые взгляды и ухмылки многих придворных (наследник престола на короткой ноге с простолюдином!), сам король одобрял эту дружбу. — Идемте, ваше высочество, а то и мне попадет, — продолжала настаивать гувернантка, — идемте скорее, ваша матушка уже волноваться начала, и тетушка ваша там… — И Альбина? — Ну конечно же, — улыбнулась Жаннет. Ни для кого во дворце не была секретом нежная и трогательная дружба принца и его кузины — Ну ладно уж, идем. — «сдался» его высочество, и Жаннет повела мальчика во дворец. Ярко светило солнце, становилось все теплее — весна окончательно вступала в свои права. И от этого на душе у всех было легко и радостно. Но никто: ни весело переговаривающиеся придворные, ни слуги, ни даже сами их величества — никто их них еще не знал того, что два наемника в черных масках уже ожидали в Кабаньем Логе своего часа. Приказ был получен, свинец забит в мушкеты, и отступать им было некуда. Осталось всего несколько часов, и они исполнят то, что им приказано — оборвать жизни короля и королевы. И с этого дня начнется в Абидонии совсем другая жизнь. Но никто пока еще не знал этого. Почти никто…