Приют горной девы

«Ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне… Истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне». Евангелие от Матфея, глава 25.

      Азмария делала обход спящего дома. Её временным приютом были горы — заснеженные Альпы, но времена сейчас такие, что даже в самом дальнем уголке от мира не спрячешься. Тысяча девятьсот тридцать девятый год выдался беспокойным и полным мрачных предвестий. Обрывки газет пестрели сообщениями об агрессивности нового правительства Германии и прогнозами скорой войны, а Франция и в частности Альпы находились в опасной близости к её границам.       Сестра Кейт, настоятельница монастыря в США, где с двенадцати лет воспитывалась Азмария, в редких письмах умоляла девушку вернуться в Америку, подумать о своей безопасности, но та решительно отклоняла подобные просьбы: «Во Франции я нужнее как простая монахиня, а изгонять демонов может кто-то другой».       Азмарии стукнуло двадцать семь. В чём-то она не менялась: маленького роста, худенькая как тростинка, серебрятся волосы и голосок, но движения стали более уверенными. Она быстро и умело готовила, делала уборку, шила. Вещи не падали из её рук, как бывало раньше. Тонкие, белые пальцы загрубели от повседневной работы, неровно остриженные волосы едва прикрывали уши.       Их пришлось остричь: вдали от цивилизации за длинными локонами трудно ухаживать. Если кончалось мыло, голову мыли золой.       От холода на втором этаже не спасала даже шаль, зато открывался чудесный вид на горы, а как ярко сверкали звёзды! Азмария на мгновение остановилась возле окна в коридоре, но ледяное дыхание нежилых комнат погнало её дальше. Гулко стучали подошвы домашних туфель по деревянному полу.       Совсем недавно в этом доме жили шестеро приютских детей и ещё одна монахиня, но их увезли в более безопасное место. С Азмарией остался только один мальчик. Они тоже должны были уехать, но по разным причинам переезд уже несколько раз откладывался.       Девушка спустилась на первый этаж. Приятное тепло окутало её невидимым коконом. Оно исходило от печки на кухне. На втором этаже был камин, но из-за экономии дров отапливался только первый этаж.       Все хозяйственные дела на сегодня закончены, можно помолиться и с чистой совестью лечь спать. По дороге в свою комнату Азмария заглянула к Аншелю — мальчику, которому заменяла всех родственников. Он мирно сопел, вьющиеся тёмные волосы разметались по подушке. Девушка поправила у него одеяло, перекрестила и внезапно услышала глухой стук. Затем он повторился, стучали во входную дверь.       Осенив себя крестным знамением, девушка пошла открывать. Рука непроизвольно потянулась к часам, которые Азмария носила на шее как медальон. Эти часы достались ей от погибших друзей и стали её вторым распятием. От страха участилось дыхание: кто в такое время решил наведаться в уединённый домик? Лихой человек или потусторонний дух? Она положилась на милость Божью: «Вдруг это заблудившийся путник?»       Рой снежинок ринулся навстречу собственной смерти, изо рта вылетел сгусток пара. На улице было холоднее, чем на верхнем этаже. Девушка мелко дрожала. Её взгляд упёрся в коричневую куртку, а затем встретился с серыми глазами высокого мужчины. Его ресницы и светлые волосы, выглядывающие из-под шапки, покрылись инеем. Он с трудом держался на ногах.       — Входите, — уцепившись за обледеневший рукав, Азмария втянула незнакомца в дом и поспешно захлопнула дверь. — Вы заблудились?       Он улыбался и ничего не отвечал. «Ой, а если он не знает французского или сильно обморозил уши и ничего не слышит?» На всякий случай она повторила вопрос.       — У вас так тепло, — чуть хрипловато сказал мужчина. — Я думал, что умру. Вы, наверное, горная дева, которая помогает заблудившимся путникам?       — Нет, я обыкновенная монахиня. Стойте, не надо падать!       Он покачнулся и чуть не потерял равновесие, но в последний момент его рука упёрлась в стену.       — Извините, я очень долго шёл, — гость прикрыл глаза и устало потёр переносицу. — Ничего не соображаю.       — Переночуете у нас, а завтра что-нибудь придумаем, — решила девушка.       — Спасибо.       Он поставил на пол походный рюкзак, кое-как снял серую вязаную шапку, ботинки и шарф, но с расстёгиванием куртки возникли проблемы, и Азмария принялась помогать. Она встала на цыпочки, чтобы дотянуться до верхней заклёпки. Гость на её действия почти не реагировал, лишь вяло моргал. «Умаялся, бедный».       От него исходил густой, неприятный запах человеческого тела. Видимо, он давно не мылся. В горных речках и в летнюю пору стынет вода, что уж говорить о зиме. Его одежда (серый свитер и неопределённого цвета штаны) выглядела довольно аккуратной, несмотря на то, что ей бы не помешала стирка.       Девушка отвела мужчину в свободную комнату на первом этаже и поспешила на кухню за чаем, а когда вернулась, обнаружила гостя спящим. Он лёг, не расправив кровати. Узкое лицо было запрокинуто вверх, одна рука покоилась на животе, другая вытянулась вдоль тела. Губы были сжаты в скорбную линию.       Азмария вглядывалась в его черты, надеясь по ним прочитать недосказанное: светлые брови и ресницы, прямой нос, широкие плечи и мощная грудь. Такое телосложение делало его похожим на лягушонка. «Типичный француз. Но если откинуть шутки в сторону, то он может оказаться кем угодно: англичанином, голландцем, русским или даже немцем».       Она нахмурилась. Немцы — враги. Французское правительство пресмыкается перед Гитлером, в то время как он подтягивает к границам свои силы. Здесь, в Альпах, сформировалось французское сопротивление, которое стерегло границы и было готово дать отпор. Жаль, девушка давно не получала от них вестей. Изредка они навещали её уединённый приют, помогали с продуктами.       Мысли вернулись к незнакомцу. Как наверняка узнать, на чьей он стороне? Азмария отпила крепкий, горьковатый чай, который вообще-то несла гостю, и вспомнила про рюкзак, оставленный в коридоре. Быть может, ответ в нём?       Она вскрыла его на кухне, при неверном свете керосиновой лампы. Под руку попались смена белья, складной нож, носки, банки консервов. Об одну из них девушка чуть не отбила ноготь. «Это наказание за то, что я без спросу полезла в чужие вещи, — она подула на раскрасневшийся палец. — Но мне надо знать, что он за человек».       Азмария наткнулась на нечто шероховатое — пачку писем. Бумага похрустывала в дрожащих пальцах. Наступая на горло совести, девушка развернула первое письмо. Оно было написано на грубой, желтоватой бумаге, но сколько Азмария ни вглядывалась в текст, ничего не могла прочитать. Эти буквы не принадлежали ни к английскому, ни к французскому алфавиту. Характерные точки и чёрточки над некоторыми из них наводили на одну мысль — перед ней письмо на немецком. И марка на конверте была немецкой.       Девушка принялась заново осматривать вещи. В бельё, которое она до этого стыдливо отложила, было завёрнуто что-то металлическое — пистолет. «Значит, он немецкий солдат». Она упёрлась ладонями в стол, напряжённо думая.       Вряд ли он с благой целью бродил по французской части Альп. Скорее всего, шпионил или что-то разведывал. Правильно ли она поступила, впустив его на ночлег? Оставить человека на холоде в такую погоду — наивысшая форма жестокости, она не могла поступить так. И что делать дальше? Сказать ему утром, чтобы шёл на все четыре стороны? А если он не послушает? Сила ведь на его стороне, да и не может она, монахиня, с оружием пойти на другого человека, ещё и Аншеля подвергнуть опасности.       Нет, он не похож на тех, кто идёт по трупам, лишь бы своего добиться. Захлопни она перед ним дверь, он бы, наверное, сел возле дома и безропотно умер. Отчего-то Азмарии казалось, что он не причинит ей зла. Однако этот солдат — враг для страны, в которой она сейчас находится, враг французского сопротивления.       «На чьей стороне я в этой войне? На чьей стороне Бог? Ведь в первую очередь этот солдат — человек. Самаритянин спас попавшего в беду иудея, несмотря на вражду между их народами, но если также поступлю я, не будет ли это предательством? Впрочем, не стоит принимать поспешных решений. Может, завтра он сам уйдёт. Я попытаюсь узнать его получше и после решу, что делать, а сейчас… Христос завещал помогать странникам, так что пускай гость спит, и сон его будет светлым».       Девушка аккуратно сложила вещи обратно в рюкзак и поставила его возле кровати незнакомца, чтобы тот ничего не заподозрил.

***

      Она каждый день вставала в одно и то же время, с восходом солнца, и выходила на улицу. От снежного сияния слезились глаза. В окружении горных массивов Азмария чувствовала себя совсем крошечной. От взгляда на огненно-алую небесную реку захватывало дух. Казалось, если раскинуть руки и побежать, то непременно коснёшься облаков. Жаль, ноги сковывали холод и вязкий снег, а бренное тело клонилось к земле.       Иногда после прогулки девушка могла доспать ещё часок, а иногда сразу принималась за дела и молитвы. Спать в горном доме ложились рано: электричества не было, а читать или шить при свете керосиновой лампой вредно для зрения.       Но сегодня Азмария не вышла на прогулку: она не могла оставить Аншеля наедине с ночным гостем. В тёмно-синей монашеской рясе и таком же клобуке она стояла возле печки и помешивала кашу в глиняном горшке. От близости к жару было трудно дышать, в то время как в других комнатах в лучшем случае царила прохлада.       Вслед за топотом детских ног раздался бодрый мальчишеский голос:       — Тот мужчина проснулся, с ним всё в порядке.       Ложка выскользнула из пальцев девушки и утонула в каше.       — Зачем ты к нему ходил?       — Мне хотелось на него посмотреть, — мальчик упрямо выпятил губы.       Ему было одиннадцать лет. Вьющиеся тёмные волосы и аккуратный овал лица делали его похожим на херувима, но мимика и взгляд утратили детскую наивность.       — Наверное, ты его разбудил, — упрекнула Аншеля Азмария.       — Не я, он сам проснулся.       Она не стала спорить, вместо этого ловким движением переставила горшок на стол, рядом бросила прихватки и направилась в комнату гостя.       Стены коридора отражали чей-то плач. Звук шёл из той комнаты, и девушка бегом преодолела коридор. Воображение рисовало самые жуткие картины: обвалившаяся балка, неудачное самоубийство…       Мужчина закрыл лицо руками и уткнулся в подушку. Его плечи сильно тряслись, а стенания напоминали вой раненого зверя.       — Что с вами? Всё будет хорошо, вы в безопасности. Я не знаю, что с вами случилось, но всё обязательно будет хорошо! Верьте мне.       Сильный, молодой человек рыдал как ребёнок — отчаянно и безутешно. Она села на кровать и стала гладить его по голове, пытаясь хоть как-то облегчить страдания. Ей самой вдруг захотелось плакать. Чужая, неведомая боль подкатывала к сердцу.       В какой-то момент Азмария столкнулась с удивлённым взглядом Аншеля. Мальчик стоял в дверях и комкал ворот тёмно-зелёного свитера. Девушка жестом попросила его уйти.       Всхлипы постепенно стихли. Гость так и не поднял лица от подушки. Скорее всего, ему было стыдно за свои слёзы, мужчины не любят казаться слабыми. «Ему лучше побыть наедине с собой. Господи, помоги ему!»       Девушка вернулась на кухню. На деревянном столе Аншель разложил свои тетради и принёс чернильницу. Азмария учила его тому, что знала сама: арифметике, закону Божьему, французскому чистописанию, в котором заодно практиковалась сама, пению и географии.       — Разве мужчины плачут? — серьёзно спросил мальчик.       — Тот человек пережил большое горе. Возможно, потерял кого-то близких. Не суди его строго. Слёзы — не слабость. Они лишь означают, что он всё ещё способен чувствовать. Что ты сказал ему сегодня? Может, твои слова случайно его задели?       Она вспомнила, как плакала, когда её лучших друзей обнаружили мёртвыми. Ей казалось, что солнце почернело. Шесть месяцев надеяться, ждать встречи и увидеть их с улыбками на лицах, но бездыханными... Это было выше её сил.       Аншель наморщил лоб.       — Да вроде ничего особенного. Я только спросил, как он себя чувствует, и сразу побежал к тебе. Но он так странно смотрел на меня…       — Как?       — Будто покойника увидел.       — Пообещай мне, что никому не расскажешь о том, в каком состоянии сейчас был наш гость. И что никогда не будешь напоминать ему об этом.       — Обещаю, — вздохнул мальчик.