Разбитая чашка

День двенадцатый На ресепшине было как всегда шумно, пожалуй, даже более шумно, чем всегда – об этом она подумала уже в лифте. Обычно там «кучковались» секретарши, а сегодня и группа моделей что-то бурно обсуждала. Они, было, двинулись к Катерине, но ее спас лифт, оказавшийся на этом этаже. Зайдя в кабинет, вызвала к себе Тропинкину, чтобы прояснить обстановку и приготовиться, если нужно, к решению проблем. - Маш, что за переполох в офисе? - Так…это… Николай Антонович… - Что сделал Зорькин? - Он кредит подписал Клочковой. - Что? Кредит? Клочковой? Зачем? - На машину. Отвязаться от нее решил таким образом. - Он что, бросил ее, наконец? - Ну да… Теперь у него с Марьяной роман - У Зорькина? С Марьяной? Не может быть! - Еще как может! Он ведь у нас теперь первый дон-жуан. Девиц меняет, деньгами сорит направо и налево - Малиновского скоро затмит. А Марьяна… Она карьеру хочет сделать. Милко ее на подиум не выпускает, тут Зорькин ничего сделать не может, так он ей зарплату повысил! Она теперь как модель получает. - Понятно… И все недовольны…Вызови ко мне Николая Антоновича! Срочно! - Срочно не получится – он звонил, что в банке задерживается. - Хорошо. Как появится – тотчас! Зорькин появился часа через два - умытый-побритый-отглаженный, но все равно было видно, что вчерашний вечер и ночь проведены были бурно и с большим количеством спиртного – он никогда не умел пить, всегда болел после. - Екатерина Валерьевна, я весь внимание! Слушаю Вас! – он явно храбрился, потому что чувствовал свою вину. Только он не предполагал истинной своей вины, думал, что все дело в опоздании – Тропинкиной можно соврать про банк, а Катя-то знает, что это не так. - Это я тебя слушаю! Ты что себе позволяешь, Коля?! - Извини… Так получилось…вчера…Не мог же я появиться в помятом виде! Я же финдиректор! - Вот с этого места поподробнее, пожалуйста! - Про вчерашнее? Ну…в клубе мы были… - Зорькин, я не об этом. Твоя личная жизнь меня не касается! Но до тех пор, пока она не затрагивает интересы компании! - При чем тут компания? Я работаю честно! Компанию не обкрадываю! Или ты сомневаешься? - В твоей честности я не сомневаюсь – себе ты и копейки не возьмешь. А кредит Клочковой? Как ты это объяснишь? Почему ты сам все решил? - А почему Виктория не может взять кредит? Другим же мы даем. Это, во-первых. А во-вторых, я не единолично это решил – этот вопрос обговаривался со Ждановым. Он не был категорично против кредита, сказал, чтобы я сам решал, в зависимости от состояния дел в компании. Я и решил… - А Марьяна? Почему ты уравнял ее с моделями? Потому, что она позволяет… - Прекрати, Пушкарева! Ты не имеешь права так отзываться о ней! И судить о наших отношениях тоже! - Но ты прибавил ей зарплату! - Я не зарплату прибавил, а сверхурочные оплатил! Она работает фактически на полторы ставки! Она же не модель, ее рабочее время строго ограничено трудовым кодексом. - И все равно, ты должен был посоветоваться! - Ну… может ты и права. Прости! - Ладно, прощаю. Но ты все же веди себя скромнее. - Зачем? Разве я не богатый? Не красивый? Не приятный во всех отношениях мужчина в самом расцвете лет? - Вот-вот! Карлсон ты и есть…вернее, малыш… Не наигрался… - Катька! Как ты не понимаешь… Это же такое необыкновенное чувство, когда ты можешь себе все позволить: встречаться с красивыми девушками, возить их на ужин в дорогой ресторан, делать им подарки и получать за это благосклонные взгляды… Теперь я понимаю твоего Жданова! - Это ты о чем? - О богатой жизни, Катька… Мы же с тобой ничего о ней не знали раньше! Тебе разве не нравится быть богатой? - Мне все равно. Для меня не это главное. - И для меня не главное, но очень облегчающее жизнь. А что для тебя главное? - Так я тебе и сказала! Иди, работай! - Нет уж, давай договорим! Ты сама начала. - Хорошо, я скажу. Для меня главное - доверие и верность. И честность. - А если человек не оправдает твое доверие? Если обманет? - Не знаю… Наверное, я не смогу общаться с ним, как раньше. - Но ты же простила Жданова? А он тебя обманывал, использовал. - Это не так. Не совсем так! Я ему поверила! Обманывать могут слова, но не чувства. Я видела любовь в его глазах, я ощущала ее в нежности его рук, я слышала ее в каждом его слове. И не важно, какие это были слова! Голос, улыбка, взгляд говорят без слов. Надо быть великим актером, чтобы сыграть так, а он просто человек. Я его не прощала, я его продолжала любить. - Тебе повезло. Но в жизни ведь всякое бывает. И прощать тоже надо уметь. - Зачем ты мне все это говоришь? Ты что-то знаешь, чего не знаю я? - Начинается! Ревность на пустом месте. А кто-то еще осуждал Киру… - Ты смеешься, а я серьезно. - Успокойся, ничего я не знаю, и знать не могу. Жданов твой просто ангел во плоти – кроме тебя никого не видит. Околдовала ты его. - Сам додумался? - Нет, Малиновский подсказал. - Тоже мне…друга нашел… - Между прочим, неплохого друга! Вы же нас бросили: ты – меня, а его – Жданов. Нам ничего не оставалось, как объединиться.