Гера Марволо Реддл

      Кассандра Трелони. Тайная запись из личного дневника, датирована 1890 годом.       Трудно видеть будущее, которое не можешь изменить. Я, когда в раннем детстве поняла, что у меня в роду есть такой дар, а я исключительная обладательница таланта видеть дальше, чем остальные, почувствовала себя особенной. Была ребёнком, не понимала всю серьёзность ситуации, но потом приняла, и сегодняшняя запись будет об этом. Хотя, это просто дневник особенной девочки, превратившейся в бедную женщину. Для тебя, мой хранитель тайн, давно не секрет, что моё первое тяжёлое предсказание было связано со смертью любимой бабушки. Оно пришло ко мне во сне. Утром я думала, что это ничего не значащий кошмар. Точнее, заставляла себя думать так, но чувствовала, что это был не просто сон. Там я видела, как бабуленька тянулась к глиняному горшку на верхней полке, становясь на шаткую табуретку в доме магла, при которых нельзя пользоваться магией. Её пальцы касались горшка, табурет накренился и бабуленька, потеряв равновесие, падала на бок и ударилась головой об угол стола. Как наивный ребёнок, понявший, что видел на самом деле, я хотела предотвратить гибель моей старушки. Слёзно просила её остерегаться табуретов и горшков. Но она всё равно умерла.       Бабуленька упала со стола, когда доставала книгу у той самой чёртовой полки в доме простого человека. Я просила остерегаться её опасных вещей, пряча её от смерти, которая всё равно пришла за ней. Было ужасно, но тогда я приняла две вещи.       Во-первых, что должно случиться, случится.       Во-вторых, я не особенная с даром Божьим, а несчастная, проклятая демонами.       Ужасные предсказания со смертью были у меня редкими, но всегда касались моих близких или семьи. С возрастом я так и не привыкла к тому, что могла в любой момент увидеть смерть родни в достаточно ярких деталях. И казалось, что именно такие предсказания самые страшные в моей жизни. В шестнадцать я увидела собственную смерть, что стало для меня ударом, от которого долго приходила в себя.       Было сложно, но я смогла продолжить жить. Встретила молодого волшебника, полюбила, вышла за него замуж, родила прекрасную дочь, и когда сообщила о появлении второй, принесла ещё больше идиллии и счастья в наш небольшой, но очень уютный и тёплый дом. Даже предсказания со смертями близких прекратили появляться, а в последние месяцы перед родами я вообще перестала видеть что-либо из будущего. Даже обрадовалась, что проклятие отпустило меня, но мама предсказала обычное затишье перед бурей. И знаешь дорогой дневник, женщина, не получившая дар видеть будущее, оказалась права.       Это было просто затишье перед штормом, что накрыл меня в самый неудобный момент. Во время родов я увидела нечто, что до сих пор бросает меня в дрожь, хотя уже прошло много времени…       Всё было так спутано-перепутано, что понять увиденное я смогла только тогда, когда перенесла мысли на черновик, потому что оно казалось такой чушью…       Война. Смерть. Погибель поколения волшебников.       Боже, это просто ужасно. Даже сейчас, по прошествии многих лет, мне трудно говорить о том, что я видела. Хотя, говорить о том, что я сделала, будет куда сложнее, но должна это сделать, потому конец мой, скорее всего, уже близок, а это можно считать моей исповедью, которую, надеюсь, никто не увидит.       Это были обрывки каких-то событий, разница между которыми была десятки лет, которые я видела глазами вершившего, что ещё более ужасало меня, когда пришла в себя.       Я была в лесу, словно приведение витала по воздуху, вокруг женщины и мужчины, стоящих на коленях, с понурыми головами, не смотрящих назад, где среди деревьев пряталась девочка. Явно их дочь, уж сильно была схожа с ними. А перед ними волшебник в тёмной мантии с большим капюшоном, что скрывал лицо, и лишь палочка виднелась среди балахона. Не понимая, что происходит, я просто наблюдала за тем, как волшебник в мантии поднимает руку, взмахивает… и когда я поняла, что увидела, то безжизненный крик девочки, стоящей за моей спиной, оглушил меня. Зелёная стрела Авады Кедавры забрала семью ребёнка, оставив его сиротой, и слово, выписанное в воздухе их кровью, застыло перед глазами: «ГРЯЗНОКРОВКИ»       Сцена сменилась, и теперь это были просто беспорядочные картинки, что с бешеной скоростью мелькали перед глазами. Приют. Свет. Комната. Беременная женщина. Название. Дата. Смерть.       Я видела войну. Самую настоящую, кровопролитную, ужасающую и опустошающую.       Война — это самый жесткий способ навязывания своих идеалов и видов жизни в целом. И человек, волшебник, всё равно кто, избравший такой путь, ошибся, ведь принуждать целую страну и поколение жить по своим убеждением — это самая настоящая жестокая бесчеловечность. Господствующая власть человека, возомнившего себя Богом, ничем хорошим для мира не закончится.       У меня не хватает слов, чтобы описать всю безвыходную трагедию, ведь я не только видела, но и чувствовала. На своей собственной призрачной шкуре прочувствовала всю геенну, что захватила мир, извращая его, превращая в самую настоящую преисподнюю.       Когда записала всё в черновиках, даже не в дневник, чувствовала, наверное, что стоит скрыть это, и осознав всю сложность будущего, до которого не доживу, то была сломлена грузом того, что мне это вообще известно. И ведь изменить ничего нельзя, потому что выйдет тоже самое, что и с бабушкой. Предупредив об опасности, я не спасла её от смерти, а просто устроила другую, почти ничем не отличающуюся гибель. Под тяжестью ведения, я покинула свой дом и отправилась в отчий, восстанавливать свои силы. Принятие будущего давалось мне с трудом. Каждый раз, когда мне почти удавалось выбросить гнетущее будущее под эгидой зелёной змеюки в тёмном небе, моя совесть мучила и терзала меня. Стоило мне расслабиться и вдохнуть полной грудью, прижавшись к плечу матушки, в голове кричала девчушка, чья мать умерла на её глазах, и такая жгущая тоска рвала грудь, что рыдала я часами. Видела улыбающихся жителей деревни, которым выходила погадать, занимаясь этим лишь бы занять себя, то убегала в истерике, ведь помнила лица, лишенные мира и измученные войной.       Богом клянусь, я ничего не хотела предпринимать, потому что это казалось бессмысленным и очень опасным не только для будущего, но для настоящего и прошлого. Возможная петля времени дело почти выдуманное, но нешуточное, с таким очень опасно играть. Но я решила рискнуть всем, до конца не понимая, как пришла к такому решению. Просто как-то день за днём обдумывала то, что увидела, выстраивая логическую цепочку, выходя на дату рождения того, от чьих рук сгинут целые поколения волшебников. Беременная женщина на пороге приюта, явно мать будущего диктатора. Приют, расположение которого я могу описать до мелкой детали хоть прямо сейчас, и есть место рождения. А 31 декабря 1926 года — дата появления младенца, помеченного самой смертью и обречённого на самую ужасную жизнь. Видела, как старая карга пальцем ласкала щеки новорожденного, когда приходила за душой его матери. Ребенок не несёт пока вкуса смерти в этот мир, оно придет позже, а когда он его прочувствует, поколения семей сгинут в никуда. Как и мои будущие наследники, до которых я не доживу, но которых должна уберечь. Так я думала, пока искала мощнейший маховик времени, что будет способен перенести меня на сорок семь лет вперед, из 31 декабря 1879 года в 1926 год, приют нового Лондона, чтобы, Господи, прости душу грешную, убить ребенка, который погубит целый мир. Это просто отвратительно, но я до сих пор думаю, что жизнь одного младенца не стоит жизней миллионов волшебников и маглов.       Всё оставалось за малым, найти маховик времени и приготовить орудие убийства. Палочкой было бы проще, но в мире маглов магию запрещено использовать, да и там остались бы мои следы. Боже, меня и такая чушь беспокоила.       Приготовившись к детоубийству, я дожидалась 31 декабря. Когда наступил этот день, то списав всё на нервные расстройства, ушла из дома ночью, трансгрессировав в область старого Лондона, где когда-то жили мои тётя с дядей.       Я, спрятав нож под тёмной мантией, сильнее укуталась в чёрный капюшон и, прокрутив нужное количество оборотов, перенеслась в 1926 год в то же место, где была в 1879.       Осталось трансгрессировать к приюту, о котором мне было известно только название и внешний вид. Трансгрессировать только по картинке было довольно опасно, но не опаснее, чем смертельный грех, поэтому, воплотив в голове этот горе-приют, я переместилась туда. Меня трясло, и каждый раз хотелось вернуться обратно на пустошь за территорией нового Лондона, вернуться домой, зайти в гостиную, сесть у ели и прижать к себе свою малышку. Я боролась до самого конца. Как же хотелось просто забыть обо всём, но не смогла. Не знаю, что мной двигало больше, желание спасти будущие поколения или желание успокоить свою чувствительную совесть. Но что-то двигало, и я шла вперёд к воротам приюта, где видела уже знакомый мне голый и пустой дворик, отделяющийся от улицы чугунными воротами. Довольное мрачно-унылое квадратное здание окружено высокой решёткой. А когда тихо прокралась в приют, дверь которого не была заперта, увидела пол прихожей, что выложен безрадостной белой и чёрной плиткой, точь-в-точь как в моих видениях. Снова нерешительность завладела мной. Сердце хотело домой, а ноги вели меня вперёд.       Полагаясь своему ведению, я пошла прямо по коридору, завернула за угол, поднялась на второй этаж и тут же юркнула за тёмную дверь, где в кроватке спал… не один ребенок, малышей было двое. Да, там стояло две кроватки, и там лежали младенцы, завернутые в пелёнку и укрытые тёплым покрывалом. И именно в тот момент я поняла, что всё задуманное, было обречено на провал, потому что я не избавила мир от гнета, а просто изменила вид. Моё видение было неточным, там был только один младенец… Со временем прошедшим с той ночи, я поняла, что малышей было двое, просто мне был показан виновник. Вот только кто был Темным волшебником, мне было неизвестно ни тогда, ни сейчас, хотя столько лет прошло.       Когда меня на тот момент неожиданно встретили два младенца, я предприняла попытку узнать ребёнка, который нёс тьму и был обласкан смертью. В отчаянной попытке прочитать их судьбу, коснувшись нежной кожи тёплых щёчек. Но, как следует правило, ничего я не увидела, потому что это всё ещё младенцы, которые буквально чисты, как белые листы.       Я взяла одного малыша в руки, наверное, надеясь, что почувствую что-то, но всё было тщетно. Всё, что я узнала, что один ребёнок — это красивый мальчик, а второй, который был на руках, очень милая девочка с розовой лентой на маленьком запястье.       — Что мне с вами делать? — тихо приговаривала я, убаюкивая малышку на руках. — Я с трудом осмелилась прийти за одним, а вас тут двое. Как понять, кто из вас явно Темный волшебник? Убийство двоих сможет как-то спасти будущий мир? А?       — Чьё убийство и спасёт мир, — как я испугалась в тот момент, когда за спиной заговорила женщина, — так это твоё, а ну вернула ребёнка на место! Немедленно верни его в люльку! — женщина тыкала дулом ружья мне практически в грудь, и я… запаниковала. Всё, что происходило дальше словно в тумане, и часть, скорее всего, из-за паники и страха я вовсе забыла.       Всё довольно быстро произошло, до ужаса быстро.       Вроде бы оттолкнув женщину, я как можно быстрее убежала на улицу, на ходу крутя этот маховик времени, чтобы вернуться в своё время, даже не подумав вернуться на опушку.       И когда маховик закрутился, моё сердце бешено билось и вообще остановилось, когда движение прекратилось, а я оказалась всё ещё не в своём времени. Такая паника не охватывала меня ещё с предсказания собственной смерти. Первое, что пришло в голову, так это схватить какого-нибудь магла и выпытать какой сейчас год. Я схватила первого попавшегося мне прохожего за локоть и практически заорала на него:       — Что?       — Год, — кричала я, — какой сейчас год?       — 1979, — догадка подтвердилась в тот момент, я была в семьдесят девятом, только на сто лет впереди, промахнулась.       Всучив ребёнка прохожему в руки, я выхватила свою палочку и трансгрессировала на опушку, где трясущимися руками всё-таки закрутила маховик обратно на сто лет.       В ту ночь мне удалось вернуться домой, оставив одного ребёнка в 1926 году, второго в 1979 практически на улице. Я никому не рассказывала о том, что собиралась сделать, ни о том, что сделала, мне было страшно, и думала, что если не знает никто, то забыть будет проще. Но забыть не удалось, да и изменить будущее, наверное, тоже. Предсказаний на ту пору я больше не видела. Было что угодно, кроме того будущего, и мне нечего сказать про ребёнка, помимо того, что это была милая девочка прошлого поколения.