Дети угасшей эпохи

      «Дорогая Амелотта!       Счастья и процветания Вашему дому. Довожу до Вашего сведения, что «драконьей напасти», обрушившейся на мои владения, положен конец, и сие крылатое отродье больше никого не потревожит. Должен выразить мою глубочайшую признательность за всю помощь, оказанную Вашим доменом в истинном духе добрососедства: добрые люди долины Артоло постепенно приводят свои дела в порядок. Однако история того, как нам удалось избавиться от этой напасти, настолько необычайна, что заслуживает отдельного рассказа.       Как Вы помните, вести о том, что в наших краях завелась виверна, похищающая скот и учиняющая смерть и прочие беды крестьянам, застали меня в Ваших владениях, и я был вынужден немедля уехать домой, дабы справиться с внезапной напастью. По дороге, остановившись в придорожной часовне на перекрёстке трактов, я встретил двух рыцарей в белых коттах с изображением золотого пылающего солнца — сира Раймунда и его оруженосца Солера. Вместе с ними была ещё одна женщина по имени Марго, которую я поначалу принял за служанку, однако об её истинном месте в отряде узнал много позже. Оказалось, они принадлежали к малочисленному ордену, о котором я прежде никогда не слышал — «Рыцари Солнца». Они также прослышали о беде, постигшей долину Артоло, и намеревались проверить слухи о появившемся чудовище. Как только я сообщил им, что этим чудовищем в самом деле была виверна, о чём мне донесли проверенные люди, рыцари Солнца вызвались её изничтожить: их орден ставит своей целью истребление чудовищ, и для Раймунда это был уже не первый подобный опыт. Он, правда, обмолвился о том, что против такого чудища им понадобится подмога.       Я согласился на их помощь, заинтригованный впечатлением компетентности, которое они на меня произвели. Перед отъездом Раймунд поручил своему оруженосцу оставить надпись на табличке у часовни при помощи некоего странного мелка золотисто-оранжевого цвета — на моих глазах светящиеся буквы исчезали, едва оруженосец их наносил. На мои вопросы они ответили, что это своеобразный «сигнал о помощи», который могут прочесть только те, кому он предназначается.       Когда мы добрались до замка Шалон, я тут же дал приказ мобилизовать всех лучников и конников, какие были в моём распоряжении: я рассчитывал, что рыцари захотят атаковать виверну всеми силами, какие есть, однако те поспешили заверить меня, что необходим совершенно иной подход, и большие силы без должного опыта лишь помешают им выполнить задачу. Должен сказать, что то, как они в итоге взялись решать проблему, значительно отличалось от того, что я ожидал, но впоследствии я убедился, что их подход был абсолютно верным решением.       Для начала они намеревались провести разведку и узнать, где проклятый драконид устроил своё логово — немедля встал вопрос о проводниках, хорошо знающих местность. Мои люди успели рассказать им об одном матёром, но нелюдимом охотнике по имени Ренвальд — единственном на всю долину истребителе чудовищ, который к окружающим людям и вашему покорному слуге питал неприязнь ещё большую, чем к опасным зверям, на которых охотился. И, клянусь Вам, не было тому большего доказательства, чем то, что он закрылся у себя в хижине и остался глух к мольбам добрых соседей о помощи, даже злорадствуя по поводу драконьей напасти. Вопреки заверениям, что с этим человеком не удастся договориться, рыцари были твёрдо намерены заполучить его помощь, и никто из моих ловчих не удовлетворил их запросов, потому как у них не было опыта, необходимого рыцарям. Что же до моих стрелков, сир Раймунд настоял, чтобы я оставил их в замке, а деревни вдоль реки приказал бы временно оставить, дав людям защиту за стенами крепости.       Желая помочь рыцарям, я отправился с ними к одинокому жилищу упомянутого охотника, рассчитывая, что он не посмеет отказать приказу графа, однако сей хам имел наглость закрыть предо мною дверь. Я желал было арестовать его, но Рыцари Солнца попросили меня остаться в стороне, убедили охотника их впустить и весь следующий час говорили с ним сами. Велико же было моё удивление, когда охотник согласился им помочь! Не знаю, какие слова они подобрали к его чёрствому сердцу, но за дело он взялся со всей душой.       Через несколько дней их отряд возвратился в замок, отыскав логовище виверны: бестия облюбовала скальную пещеру в речной низине, где впадающий в неё ручей низвергался водопадом. Далее, присутствуя на рыцарском совете, я стал свидетелем необычайного зрелища: женщина, сопровождавшая рыцарей, оказалась вовсе не служанкой, а опытным механиком из Королевской инженерной академии в Асторе. С удивлением я наблюдал, как Марго один за другим отвергала замыслы Раймунда и Солера, в красках называя их идеи никчёмными и объясняя, почему они не сработают — и оба слушали её с большим уважением. В итоге четверо смогли выработать следующий план: надлежало прорыть к пещере канал от соседней излучины реки и с помощью него затопить логово — причём желательно было открыть его в дождливый день, так как вскоре предстоял сезон майских ливней. На земле у входа нужно было расстелить крупную сеть, закрепив её канатами на близлежащих деревьях. Также Марго вызвалась сконструировать баллисту, дабы загарпунить чудище, лишь только услышала, что я могу обеспечить их должными материалами. Затем, обездвижив бестию, предполагалось, что сами рыцари завершат работу.       Отдельно желаю отметить, дорогая Амелотта: в ходе горячих споров я предложил было рыцарям ограничиться тем, чтобы прогнать виверну, дабы не подвергать их лишнему риску. По их же собственным словам, в округе не было другого логова, которое приглянулось бы виверне, а это значило, что она попросту покинула бы долину Артоло, поскольку зелёные виверны селятся исключительно у воды. Рыцари, однако, наотрез отказались от такого варианта, настояв на том, что их цель — именно в том, чтобы уничтожить бестию, чтобы никто больше не пострадал от её бесчинства, даже если это рискованнее, чем просто прогнать её. Эта приверженность идеалам заслужила моё искреннее восхищение.       За ту неделю, что кипела подготовка, до Шалона добралась ещё одна жещина-рыцарь из ордена Солнца со своим оруженосцем — леди Симона и Бернард: они обнаружили послание сира Раймунда и поспешили на помощь — так отряд увеличился числом до шести. Их также сопровождали молодой клирик из Белого Пути и умудрённый алхимик. Рыцари вновь обсудили между собой план действий, и как только канал был готов, мы двинулись в путь.       За день до схватки инженер Марго приказала открыть канал — нужно было время на то, чтобы вода в достаточной мере подтопила логово, и с этого момента пошёл обратный отсчёт. Пережидая страшную непогоду, мои люди собрали баллисту неподалёку от назначенного места, и как только вечером виверна вернулась в своё жилище, орудие поволокли на уступ неподалёку, накрыв рогожей, дабы защитить от влаги. Под покровом ночи рыцари заготовили свою сеть и стали ждать. Терпя холод и дождь, они стояли наготове до самого рассвета, когда беспокойная бестия наконец выползла из пещеры.       Что тут началось! Лишь только виверна ступила в припрятанную ловушку, оруженосцы обрубили грузы, тянувшие книзу молодые деревца, и те резко распрямились, так что сеть завращалась и натянулась, стягивая лапы чудовища. По сигналу Раймунда охотник произвёл выстрел из баллисты, разорвав гарпуном крыло виверны, прежде чем она даже попыталась взлететь. Тут же оруженосцы принялись метать в неё молнии, совсем как прославленные Серебряные рыцари Гвина — их перуны сверкали, как яркое солнце в утренних сумерках. Бестия рвалась и металась в стороны, изрыгая огонь и ревя во всю мочь, но не могла достать атакующих и сдвинуться с места. Рыцари же, оседлав коней и зачаровав свои копья волшебными смазками, ринулись прямиком на бестию. Пользуясь тем, что сир Раймунд отвлёк её внимание, леди Симона первой вонзила копьё ей в лапу. Та извернулась и сумела отчасти высвободиться, однако в этот миг второй выстрел баллисты пригвоздил её к месту, пронзив бок. Пока оруженосцы отвлекали чудовище, метая перуны, Раймунд подъехал к ней с другой стороны и с наскока вонзил зачарованное молнией копьё в длинную шею бестии. Так виверне был положен конец, и добрые люди долины Артоло были спасены от напасти.       Рыцари Солнца вскоре покинули мои владения, приняв лишь скромную компенсацию с моей стороны. Должен отметить, их отвага и хитроумие произвели впечатление не только на меня, но и на всех, кто их видел — настолько, что и в долине, и в замке их встречали, как героев. А на упомянутого охотника они произвели впечатление столь глубокое, что он предал золе своё прежнее поведение и ушёл вместе с ними, присоединившись к отряду Раймунда».       

– Маркграф Жан де Шалон, из письма Амелотте Одригем.

      

***

             Всё, казалось, пошло своим чередом.       Шёл третий день, как отряд сколотился, и Рамильда чувствовала, что в её жизнь вернулся некий привычный ритм. Первые успехи, первые потери, новые проблемы и новые лица — всё это было уже знакомо по военным дням, оставшимся далеко позади. Маас, Гискар, Каррадия, Мирра — четыре памятных кампании всплывали теперь у неё в памяти. Когда-то, в первый раз, всё было новым, странным и непривычным, и каждый поход добавлял свой оттенок к привкусу огня и стали, свой букет событий и особенностей. Но каждый из них в сущности своей был похож на другой: привычными стали чувство страха, чувство потери, триумф и горечь, каждодневная рутина — и надежда на мир где-то там, за длинной чередой рассветов.       Отец много рассказывал ей о своих походах, но шестнадцатилетний рыжий сорванец в её лице едва ли был готов к тому, какой на самом деле окажется война. Только пройдя через три тяжёлых, изнуряющих месяца в долине Мааса, она осознала, что большую часть времени они с братьями и сёстрами по ордену будут не сражаться с врагом, а выбивать себе квартиры, искать провиант и прочие радости жизни, перебираться с места на место, ждать, а порой и сходить с ума от бездействия. Рыцари Асторы, впрочем, всегда были на острие, и командоры не давали орденским силам застояться и заржаветь сверх меры.       Война была разной — и одинаковой — каждый раз. Где-то их встречали с распростёртыми объятиями, где-то население было им враждебно, где-то местные жители и вовсе не знали, что думать. «Рыцари цветов» старались не ввязываться в политические дрязги, провозглашая своей целью защиту Асторы от больших врагов извне и изнутри — ни разу они не очернили своё имя участием в захватнических войнах. Но иногда асторская корона объявляла внутренней угрозой не только чудовищ или демонов, изредка вылезавших тут и там, но и мятежных лордов, которые грозили отколоться от обширного королевства.       Астора уже давно не была, разумеется, маленьким княжеством из незапамятных дней, не была и лоскутным одеялом полунезависимых феодов, которым являлась много столетий назад — королевская власть держалась прочно, а большая часть страны была едина. Но из-за различных конфликтов с соседями, маленькими и большими, асторской короне подчинялся ряд пограничных владений со своей историей. Различные княжества или осколки соседних держав то и дело служили яблоком раздора. И поэтому подчас, когда мелкий конфликт грозил Асторе большими проблемами, у рыцарского ордена не оставалось пространства для манёвра, и приходилось обнажать мечи.       Их кредо, впрочем, всегда подразумевало защиту слабых, как и подобало рыцарям. Не всегда этого можно было достичь ввиду стратегических нужд кампании — рыцари были грозной военной силой, и растрачивать их на гарнизонную службу было бы верхом неблагоразумия. Однако из всех воинских формирований на службе Асторы они куда больше прочих ставили в приоритет безопасность гражданских. В хаосе военного времени случайные жертвы среди мирных жителей были неизбежны, но орденские рыцари всегда отличались в высшей мере уважительным и благосклонным отношением к населению — даже на враждебной территории. Они всеми силами старались сохранить покой местных жителей и не причинять им вреда, порой в ущерб себе — порой даже ценой своих жизней. Рыцари не могли спасти всех, но они всегда выкладывались на полную, чтобы быть не только воинами, но и миротворцами.       Былые кампании сделали течение войны привычным для Рамильды. И сейчас, когда она заваривала для своих чай из трав, щедро отсыпанных Кайлой, рыцарша снова ощущала это непредсказуемое, но такое привычное течение. Долгое время, пока она держала путь в Лордран, ничего подобного Рами не замечала — в значительной степени потому, что была совсем одна. Тяжёлая память о собственной смерти и свежая горечь на душе от расставания с друзьями довлели над ней свинцовыми тучами. Теперь, когда их собственная маленькая кампания началась, к ней вернулось чувство уверенности и дороги под ногами.       С ней рядом не было товарищей по ордену, и не было пока ощущения твёрдого плеча, на которое всегда можно опереться. Враг был непривычен, а цели — до сих пор не слишком ясны. Но боевые будни вырисовывали свой знакомый путь, швырявший их отряд из стороны в сторону, и Рамильда находила странное успокоение в том, чтобы каждый день искать крышу над головой, пытаться собирать всевозможные припасы и даже находить маленькие радости жизни — как, например, кружка ароматного чая тихим вечером после боя. В свисте котелка ощущалось нечто родное. А уж в том, чтобы общаться и договариваться с местными, строить с ними долговременные отношения, для неё и вовсе не было ничего нового. Конечно, не обходилось без проблем, а тоска всегда таилась где-то неподалёку, но главное, Сванн ощущала себя на своём месте. И пока члены отряда притирались друг к другу, она была готова послужить для них той самой опорой, если в ней возникнет необходимость.       Раздав напиток всем своим и удостоверившись, что их новая попутчица Габи чувствует себя нормально, Рамильда с последними двумя кружками двинулась к Ксендрику, облюбовавшему отдельную пустую комнату. Чародей обнаружился за переписыванием свитка с заклинанием, явно позаимствованного у Дориана. Она приветственно кивнула магу, когда тот поднял голову.       – Прости, не помешаю?       – Нет, всё в порядке! — отозвался Ксендрик, отложив перо. — Заходи. Что-то случилось?       – Да нет, — улыбнулась Рами, закрыв дверь толчком ноги. — Так, поговорить охота.       – А, ну конечно! Поговорить я всегда готов, — улыбнулся в ответ каримец, принимая одну из кружек. — Благодарю!       – Я тут свистнула чудного чая у Кайлы — в самый раз под вечер.       – Очень мило с её стороны, — Ксендрик аккуратно подул на чай.       – Да, — Сванн кивнула, усевшись на циновку напротив. — Славный она человек на самом деле. С манерами там, конечно, плохо, ну да не её в том вина…       – Откуда бы им было там взяться? — усмехнулся Ксендрик, пригубив горячего напитка. — Не стоит её строго судить.       – Конечно. Когда ты растёшь в таком месте и знаешь только такую жизнь…       – Именно, — качнул головой чародей. — Благодарю ещё раз за напиток — мне сейчас определённо пригодится, чтобы уравновесить мысли.       – Хорошо, когда есть что урвать, кроме эстуса, а? — усмехнулась Рамильда. — Знаешь, Кайла со мной поделилась, что для них вкус еды — это, ну, сродни роскоши. Не совсем, конечно, но то, что они выращивают в оранжерее — этого не хватает на постоянный прокорм, так что приходится нормировать.       – Можно понять, — покивал чародей, — можно понять. Я думаю, что, если слишком глубоко задумываться о таких вещах, рано или поздно можно обнаружить себя чуть более, хе-хе, опустошённым, — тут он как-то неудачно повёл ладонью и поморщился от боли.       – Что-то с рукой? — Рами обеспокоенно наклонила голову.       – Всё хорошо, не переживай, — слегка болезненно улыбнулся Ксендрик. — Это всего лишь мои старые кости. Забываю порой, что годы, годы, вот это вот всё… Былая гибкость, увы, уже не вернётся.       – Сочувствую… — вздохнула Рамильда. — Я могу чем-нибудь помочь? Найти лекарство от ломоты?..       – Да нет, спасибо, это не столь катастрофично, — отмахнулся Ксендрик, сощурившись. — Уже привык жить с этим. Мало того что нежить, так ещё и старик, хе-хе.       – Ну… для старого умертвия ты выглядишь на удивление хорошо, — Рами шутливо приподняла кружку, и Ксендрик расплылся в улыбке.       – Ой, ну спасибо, деточка, как мило, какой славный комплимент! Я уж даже не знаю, чем мне на него ответить!       – Да это я так, забываюсь, что я тут не со своими друзьями по ордену, с которыми можно фамильярничать, — усмехнулась рыцарша.       – О, со мной можно фамильярничать сколько угодно! Это же куда интереснее, чем вечно держать лицо.       Они оба дружелюбно посмеялись, и Рами отпила чаю, чтобы взять паузу.       – Как тебе наша новая спутница?       – Бедное дитя, — Ксендрик тяжело вздохнул. — Что тут ещё можно сказать? Пережить гибель товарищей и крушение идеалов — не самая лёгкая вещь. Но знаешь… то, какая она на самом деле, нравится мне больше первоначального образа.       – Мне тоже, — Рамильда улыбнулась. — Ей явно много тяжёлого довелось пережить, так что это хорошо, что она теперь вдали от церковного надзора. Хороший человек, я прям чувствую.       – Возможно. Посмотрим, время покажет. Даже если она не питает иллюзий по поводу Белого Пути, владыку Гвина она явно считает непорочным, как мне показалось. А считать кого-то непорочным — в принципе не очень хорошая затея, мне кажется.       – Наверное, согласна, — Рами неотрывно смотрела на чай в кружке. — Чтобы не разочаровываться в дальнейшем.       – Ну-у, ещё и потому, что непорочных людей не бывает. Я, по крайней мере, таких не встречал. Может, это мой плохой опыт? — Ксендрик усмехнулся. — А тебе такие встречались?       – Нет, — Рамильда покачала головой, отпив чаю. — Знаешь, у нас всех есть какие-то пороки: маленькие или большие — это отдельный вопрос, но где ты найдёшь безгрешного?       – Именно. Об этом и речь.       – Даже церковники будут тебе твердить, что в миру святого не найти, — рыцарша на мгновение сбавила градус серьёзности. — Это надо на богов смотреть! Как раз на Гвина Светоносного и прочих!       Ксендрик рассмеялся и многозначительно покивал.       – Да! Да, безусловно.       – Хотя даже у них, думается мне, были свои пороки.       – Вполне может быть. Просто легенды этого не сохранили. Потому что это, вроде как, было неважно, — чародей характерно улыбнулся. — Но мне очень сложно представить себе воплощение добродетели без малейшего изъяна. Может быть, это я так чёрств душой — а может быть, это правда.       – Добродетель для того и идеал, чтобы к ней можно было стремиться, но полностью ему соответствовать — это тяжело.       – Да и нужно ли? — пожал плечами чародей.       Рамильда на мгновение задумалась. Обсуждения морали и добродетели были отнюдь не редкостью в орденских рядах, но за такие слова на рыцаря бы очень косо посмотрели.       – Мне кажется, что нужно, по крайней мере, пытаться.       – Ну, безусловно. Но, деточка, дорогая, разве наши маленькие пороки не делают нас людьми? Разве, пытаясь достичь идеала добродетели, люди не воображают себя равными богам? — Ксендрик хитро сощурился и слегка искривил рот в провокационной улыбке. Рамильду слегка раздражал его покровительственный тон, но она постаралась не обращать внимания.       – Но ведь тем самым они отдаляются от добродетели, предаваясь либо тщеславию, либо гордыне, либо… чему-нибудь ещё.       – О чём и речь! Стараться следовать идеалу, наверное, стоит, но следует многое держать в уме при этом.       – Наверное. Меня вот отец учил, что добродетель — это очень часто не только то, как мы должны поступать, но и то, чем мы руководствуемся. Один и тот же поступок в разных обстоятельствах может быть как хорошим, так и плохим.       – Конечно! В том числе, если учитывать, что… это довольно относительные понятия, если подумать.       – Может быть, — нейтрально ответила Рамильда, пристально глянув на собеседника. — Да, можно просьбу?       – Смотря какую, — он шутливо упёрся подбородком в ладонь.       – Мне хотелось бы тебя нижайше попросить, чтоб ты впредь не называл меня «деточкой», — рыцарша отзеркалила жест чародея.       – Ну, я же ласково — ты ведь знаешь, — продолжал улыбаться Ксендрик.       – Не в обиду тебе, но не люблю покровительственный тон, — Рами улыбнулась краешком губ. — Я привыкла следовать за людьми, которые примером могут внушить себе уважение, а не просто в силу возраста или чего-то там ещё.       – Понимаю, но, согласись — для своих родителей, например, ты навсегда останешься ребёнком, — сменил тактику чародей.       Рами, скрестив руки, с хитрой улыбкой посмотрела на мага искоса, прищурив один глаз.       – Разумеется, но ты мне вроде бы не родня.       – Интересно, а в дедушки я тебе гожусь или нет? — Ксендрик задумчиво уставился в потолок, будто проводил какие-то неведомые вычисления.       – Хороший вопрос! Сколько тебе лет?       – Когда умер, было шестьдесят.       – Мгм… Ну, по факту годишься. Но, серьёзно, давай без патернализма? Не терплю.       – О, я знаю — это всегда неприятно. Но я понимаю, что ты вполне взрослый, ответственный, смелый рыцарь, — чародей снова блеснул своей неотразимой улыбкой.       Рамильда сделала затяжной глоток, чтобы собраться с мыслями для ответа.       – Теперь ты мне льстишь, да?       Чародей усмехнулся:       – Ни в коем случае! Как ты вообще могла заподозрить меня в подобном?       – Да-а, конечно, — она с усмешкой покачала головой.       – Просто, понимаешь, когда летят годы, и ты оглядываешься назад… Даже когда ты видишь, как по-взрослому ведут себя люди, которые намного младше тебя, ты всё равно отдаёшь себе отчёт в том, как много им ещё только предстоит понять. Это… накладывает свой отпечаток. К сожалению или к счастью.       То ли Ксендрик пошёл на попятную, побоявшись задеть за живое, то ли просто продолжал тонко разыгрывать образ.       – Понимаю, — кивнула Рамильда, решив продолжить разговор в немного ином ключе. Ей уже давно было интересно расспросить мага о его жизни поподробнее — чем не возможность? — Скажи, кем ты был в жизни?       – Чародеем? — маг посмеялся. — Этому я не изменил и после смерти.       – Ну, это очевидно, но мне интересны подробности. Ты упоминал только то, что ты был придворным чародеем — не более того.       – Я состоял при дворе герцога Арстора Каримского. В более ранние годы застал даже его предшественника, герцога Сильвестра — он и сам был фигурой необычайной, а уж его сын тем более. Служить Арстору было славно. До определённого момента, — Ксендрик пожал плечами. — Ну, пока я не умер.       – Слыхала. Про Арстора многое говорят, дурного в том числе. Но, уверена, как минимум половина из этого — просто слушки и грязные истории, распускаемые его политическими противниками.       – А что же говорят?       Рамильда пожала плечами.       – Якобы он и на кол людей сажал, и эксперименты над ними ставил, и пыток не чурался, и много чего ещё. Только всё это слишком уж похоже на преувеличенные басни, которые распускают те, кому это выгодно. Посадил на кол одного — так ему сотню припишут. Не то чтобы это его оправдывало, впрочем… Я вообще слышала, что на самом деле его «Пронзателем» назвали из-за инцидента на турнире, когда он пронзил противника копьём, а не из-за колосажательства.       – Да, история с турниром недалека от правды. Его светлость, надо сказать, очень любил этот свой ланс, и воителем он был прекрасным. Только вот, что интересно, с тем дворянином он сошёлся на ристалище неслучайно — вот и думай, был ли инцидент инцидентом.       – Каким был настоящий Арстор? Ты мне скажи.       – Вопрос хороший, — Ксендрик качнул головой, явно задумавшись. — Боюсь, его личность в значительной мере осталась в той части моей памяти, куда я пока утратил доступ. Но что я могу сказать, так это то, что его светлость, конечно, не на пустом месте снискал себе… репутацию. Он не был садистом, да и чрезмерно жестоким я бы его не назвал, но ко врагам своим он был безжалостен — это правда. Особенно к предателям. Но он был мастер политического маневрирования, а не только железного кулака.       – Любопытно… А ты многое потерял из своей памяти, когда обратился?       – Не слишком, но когда погиб несколько раз — тогда многое, да. За мной охотились — долго и усердно. Один раз я погиб по своей неосторожности, ещё раз — из-за оплошности охотников. Только потом меня взяли живым, а уж Прибежище подточило память ещё больше. Я даже потерял остроту восприятия до недавнего времени, хотя на зрение никогда не жаловался, — Ксендрик плавно шевелил пальцами, разрабатывая руку. — Я пока ещё только восстанавливаю память. Кое-что вспомнилось, что-то ещё не вернулось. Но надеюсь, что в конце концов вернётся всё. Это очень печально — потерять такую большую часть себя.       Рамильда понимающе покивала.       – Прости, если тебе сейчас не хочется об этом говорить, я могу понять.       – Дело не в том, что не хочется — дело в том, что это действительно очень сложно вспомнить. Особенно когда там были ответы на очень важные для тебя вопросы…       – А человечность действительно помогает?       – Помогает, могу подтвердить. Даже эта рассеянность ушла после последнего «приёма».       – Хорошо, что так.       – А тебе не случалось погибать? — вернул вопрос Ксендрик, глянув ей в глаза.       – Только однажды. Как раз когда я стала нежитью.       Чародей усмехнулся.       – Наверное, в каком-то смысле тебе повезло.       – Да, — лицо Рамильды грустнело по мере того, как воспоминания ударили в голову. — Если и есть что-то, чего я боюсь — это, наверное, потерять себя.       – Это жутко, определённо. Но я, даже погибнув несколько раз, не то чтобы сильно к этому приблизился. Воспоминания — это важная часть личности, но пока их потеря не достигнет катастрофических масштабов, можно функционировать и без них.       – Н-да. А иным хватает и одного раза — уже после того, как они обратились.       – Должно быть, и в жизни-то у них было не очень много смысла?       – Почём знать. Смысл-то, может, и был, а вот силы воли, чтобы его преследовать…       – Что-то такое я и имел в виду. Раз уж заговорили, а как это произошло с тобой?       – Я служила в отряде капитана Конрада де Планси. Была с ним в четырёх кампаниях, в том числе в Гискаре лет пять назад — слышал, должно быть.       – Да-да, припоминаю. Вы, рыцари, тогда очень знатный манёвр провернули с вашим же королём.       – Твоя правда, — слегка улыбнулась Рамильда. — А тогда, несколько месяцев назад, нас отправили подавлять восстание одного мятежного маркграфа в Сильванской марке. Обыкновенный пограничный феодал, которому в голову взбрело, что в своей вотчине он может творить, что захочет, и угнетать людей, а королевский закон ему не указ. Ну и, в общем, его игрушки в маленького тирана осточертели и местным жителям, и соседям, и наверху это просто так оставить не могли. Король издал эдикт, который лишал его всех титулов и владений, а нас отправили разбираться с этим. У этого маркграфа была своя маленькая армия, поэтому зубы он, конечно, нам показал, но разбили мы его быстро. Загнали остатки войск в леса, и он попросту оттуда гадил, не желая сдаваться. Думал, он нас пересидит. А дальше…       Она замолчала, шумно вздохнув. К этому эпизоду она уже не раз возвращалась в мыслях — снова и снова, к узлу своего конца и нового начала. Хрип коней, стремительная атака, пуля в сердце и хмурое небо над головой…       – Дальше вышло так, что я сама приняла решение, которое привело меня к гибели, — сказала она в конце концов.       Ксендрик изменил позу и внимательно посмотрел на неё, показывая, что готов слушать. Глотнув чаю, Рами поставила кружку на пол и продолжила:       – Я была офицером, командующим отряда. Люди маркграфа устроили набег на деревню, чтобы заманить нас в засаду, но их замысел мы быстро поняли. Я отправила разведчиков, они нашли эту засаду, и я приняла решение атаковать. Ударить во фланг, где они не ждут. И… всё прошло чётко по плану, — она выразительно посмотрела Ксендрику в глаза. — Мы опрокинули всю засаду, отделались несколькими ранеными и погнали убегающих. Я была впереди, на самом острие, и вот тут смерть пришла оттуда, откуда я совсем не ожидала. Стрелок из-за дерева и пуля в сердце, — Ксендрик при этих словах поморщился и тяжело вздохнул. — Я даже не успела понять, что произошло. Вылетела из седла, и последняя картина, которую помню — голые ветви и серое небо где-то за ними.       Рамильда упёрла в ладонь подбородок. Воспоминания проносились через голову настоящим каскадом эмоций, которые давно не всплывали на поверхность. Но встретиться с ними лицом к лицу было необходимо — особенно теперь, в момент искренности.       – Помню, было жутко больно и очень-очень страшно. Наверное… к такому тебя ничто не готовит. Меня, бывало, ранили в бою, один раз даже тяжело, но, знаешь, это ничто в сравнении с ужасом безысходности. Должна признать, что в то мгновение мне было чертовски страшно. Панически. Когда я поняла, что умираю. Когда поняла, что это последнее, что я увижу. И не будет больше ни жизни, ни друзей, ни песен, ничего. К такому, должно быть… не будешь готов. Даже если ты бывалый воин.       – Да. Пожалуй… — впервые ей показалось, что у Ксендрика действительно не было слов. Выдержав паузу, она снова вздохнула и продолжила:       – Знаешь, каждый воин живёт со знанием, что может погибнуть. Но мы действуем, исходя из установки на успех, а не из того, чтобы избежать смерти. Мы знаем, что она может настигнуть каждого, но сама возможность погибнуть никогда не влияет на планирование — это просто данность, с которой мы живём. Так надо, если хочешь побеждать. Но вот какая ирония: я была целиком готова к тому, чтобы погибнуть — даже если единственной из всего отряда… но я совсем не была готова к тому, что стану нежитью. Понимаешь?..       – Думаю, да, — проговорил Ксендрик со вздохом. — Ты умерла и осталась жить, а твой мир рухнул. И цена оказалась слишком высока, верно?       – Всё так, — покивала Рамильда, прикрыв глаза на мгновение. — И вот ведь как смешно получается: тот план сработал отлично — до самого последнего… но я не просто стала единственной потерей — я осталась жить с последствиями. И хотя умом я понимаю, что я не могла сделать тот план лучше, но из-за того, какую цену я заплатила за победу, я раз за разом возвращаюсь мыслями к этому бою. Спрашиваю себя, что я могла сделать иначе… Как командир, который допустил роковую ошибку, — она нехотя улыбнулась и покачала головой, как бы подчёркивая всё безумие сказанного. — Так глупо и бессмысленно… Но порой это сильнее меня.       – Бессмысленно, но отнюдь не глупо, — сказал Ксендрик. — Ты пытаешься понять, где ошиблась, хотя самой ошибки, быть может, вовсе не было. Просто роковые последствия заставляют тебя так считать, — он постучал пальцем по голове.       – Именно, — покивала Рамильда. — Именно… И вот знаешь, теперь, когда подобную промашку мы допустили с Мендесом, у меня ощущение, что я снова попалась в эту ловушку. Не учла непредвиденное. Причём ты прав: в моём случае вряд ли можно было предвидеть такое, но здесь сыграл фактор, который мы могли и должны были просчитать. О котором нас даже предупреждали! И теперь уже не для меня — а для него всё могло…       Она вздохнула, не завершив реплику. Ксендрик хмыкнул с грустной улыбкой.       – Что ж, это нам урок на будущее, — сказал он мягким голосом. — В таких случаях остаётся только признать ошибку и научиться её избегать. Прошу, не тяготи себя мыслями о том, что можно было сделать иначе. Если ты это уже поняла, значит, второй раз уже не допустишь такого.       – Хотелось бы думать, — Рамильда обозначила слабую улыбку.       Она на мгновение замолчала, буравя пространство нездешним взглядом. События того дня были далеко, но даже теперь её настигла капля того отчаяния, которое она испытала тогда.       – Тебе было страшно, когда за тобой пришла смерть? — спросила она, подняв глаза на Ксендрика.       – Наверное, мне было проще, чем тебе, — вздохнул чародей с мимолётной улыбкой. — Я даже не успел ничего понять.       – А как это случилось?       – Очень быстро. Почти безболезненно — ножом в сердце. Не думаю, что они меня жалели — просто хотели сделать всё побыстрее.       – Они — это кто, если не секрет?       – Мои убийцы, — сдержанно улыбнулся маг. — Ну, знаешь, когда ты набираешь вес при дворе, кому-то это может очень не понравиться. Порой идут даже на такие меры.       – Да, я так и поняла. Это ведь было уже после смерти герцога — или тогда он ещё был у власти?       – На тот момент Арстор был ещё жив. О его смерти я узнал гораздо позднее.       – Вот оно что. С его смертью, к слову, вообще непонятная история — я не копалась, просто слышала разное. Не знаю, насколько тебе про это известно.       – А что слышала ты? — на лице Ксендрика отразился неподдельный интерес.       – Якобы герцог на самом деле не умер, и тело в гробу было вовсе не его. А он сам попросту исчез в неизвестность.       – Всякое может быть. Иногда это удачный политический ход, чтобы залечь на дно, если всё правильно обставить. Могу вообразить, что Арстор вполне на такое способен.       – Угу. Но всё-таки, мы, люди — такой народ, который любит выдумывать подобные небылицы, потому что нам… по той или иной причине не хочется верить в то, что человек на самом деле умер. Особенно если это большой человек. Кому-то так… легче. Они просто хотят верить в справедливого господина, который ещё вернётся. Взять хоть того же короля Гвина, — Рами усмехнулась.       – Это правда. С другой стороны, учитывая проклятие… это не невозможно.       – В конце концов, кто-то может думать, что и ты исчез, — Рамильда отправила в себя остатки чая.       – Ха-ха-ха… да. Может, и да, — Ксендрик продолжал посмеиваться. — Поди разыщи тело обратившегося мага.       – Да уж, — усмехнулась рыцарша. — А у тебя там… остались люди, которые были тебе дороги?       – Об этом я, к сожалению, не помню, — в голосе чародея послышалась нехарактерная подавленность.       – Тяжело так, — сказала Рами, выпустив воздух из лёгких.       – А у тебя?       – Тут целая история. Я когда очнулась, меня уже везли мёртвую в замок. Мои товарищи. Они очень ужаснулись тому, что увидели. Такой караул начался… мы с Фридо еле их успокоили. Он как раз был запасной командир на случай моей смерти. Когда мы вернулись, разумеется, я обо всём доложилась… Меня взяли под стражу, поместили в камеру, ну и капитан мне сразу сказал, что, видимо, моя судьба будет незавидна, но он попытается что-то сделать. Было больно, когда кое-кто из… бывших товарищей начал смотреть на меня, как на чудовище. И даже немало таких было. «Рамильда уже не человек, она нежить». А значит, и по-человечески с ней… нельзя.       – Неужели все твои товарищи поддались такому?       – Нет. Далеко не все. И за это я им очень благодарна. Я примерно месяц была в заключении, и всё это время они старались меня поддерживать. Кое-кто даже строил планы по моему побегу, — она прыснула. — Фридо, да, и Леонора. Эти почти сразу выкатили план.       – Как мило, — усмехнулся Ксендрик.       – Ага. А капитан всё пытался добиться особого решения от магистра. Чтобы меня орден даже в таком качестве смог использовать. Но ему отказали. И в итоге, представляешь, капитан сам устроил мне побег. Вместе с верными людьми.       – Надо же! Рискованный манёвр с его стороны.       – Да. Просто в один прекрасный день он зашёл ко мне и всё рассказал — как меня вывезут, какую легенду они придумали… В общем, насколько известно верхам ордена, я попросту захватила лошадь и сбежала от конвоя. А на деле меня вывезли в лес, выдали всё оружие, доспехи, снаряжение — и просто отпустили на север.       – Очень милосердный человек твой капитан, — чмокнул губами Ксендрик, качнув головой.       – Да. Милосердный и умный. Я ему всем обязана, — Сванн замолчала на несколько секунд. — Я по ним иногда тоскую. Мне ещё хочется думать, что я их всех когда-нибудь увижу, но… я уходила, приняв для себя мысль о том, что покидаю их навсегда. Фридо, Нора, Кенвульф… Этельстан… капитан де Планси… Ты ведь понимаешь, что я чувствую?       – Да, пожалуй. С другой стороны, даже не оглядываясь назад, тоже можно многое обрести. Я понимаю, что это утешение маленькое, но…       – Золотые слова, — улыбнулась Рами, поправив хвост рыжих волос. — Я в орден-то пришла, оставив всё позади, когда мои родители умерли. Бросила бывший отцовский дом… и всё такое.       – Даже вот так?       – Да-а, но это, наверно, история для следующего раза. Я и так болтаю слишком много.       – Боишься меня утомить? — усмехнулся Ксендрик. — Как мило с твоей стороны.       – Вроде того. Не знаю, интересно ли тебе слушать такие истории. Я и твоих бы послушала с удовольствием, если тебе захочется поделиться.       – Спасибо за внимание, я это учту. Но знай, что ты всегда можешь прийти и что-нибудь рассказать — мне было интересно тебя слушать, — Ксендрик поставил рядом две опустевшие кружки и подвинул к ней. — Кто знает, может, когда-нибудь я смогу чем-нибудь тебе помочь. В конце концов, ты вытащила меня из Прибежища. И даже готова была расстаться со своей фляжкой.       – Спасибо. На меня ты всегда можешь рассчитывать. Да, и… спасибо, что выслушал. Наверное, мне просто нужно было выговориться.       – Всё в порядке — у меня много терпения. Знаешь… хе-хе, юным есть куда торопиться, есть что успеть… даже если они нежить, — чародей весело улыбнулся. — А вот я никуда не тороплюсь.       – Зато у пожилых есть что рассказать!       – Пожалуй. Если только ты не опустелый склеротик.       – Ха-ха! А из дней Винхайма ты много помнишь? Ну, из дней своей юности.       – Наверное… многое помню. Знаешь, всё так перемешалось… Отрывки воспоминаний, которые встают передо мной… перемежаются полнейшей чёрной тьмой. Совершенно непроглядной, — в этих словах ей снова послышалось нечто похожее на отчаяние.       – Я надеюсь, что ты ещё вернёшь всю свою память. Рано или поздно.       – Ну, это зависит от всех нас!       – Прорвёмся, — легко улыбнулась Рамильда. — Я помогу тебе.       – И снова спасибо. Ну, теперь я, с твоего позволения, вернусь к копированию.       – Конечно, — Рамильда встала, подбирая кружки, и направилась к выходу. — Спасибо за разговор!       – Спасибо за чай. Доброй ночи, деточка!       – Доброй ночи, дедуля, — усмехнулась Рами. — Эх, старики неисправимы. Бывай.       

***

             На следующий день они уходили без Мендеса.       Гладиатор так и не появился — ни у костра, ни у кордонов. А это значило, что либо он погиб и опустел, спасаясь от мясников и ужасов глубин, либо выжил и оказался намертво отрезан от отряда. Но в первый вариант Рамильде не верилось: попросту невозможно было, чтобы неунывающий Мендес отчаялся от такой передряги. Как бы там ни было, уходить без него было грустно.       Человечность, полученную от Дориана, отдали Самерсету — тот поглотил её без особых сантиментов, вернувшись к прежнему состоянию. Когда отряд, забрав с собой Лаврентия, отправлялся назад к Святилищу Огня, Рами обратила внимание, что Самерсет будто вздохнул с облегчением, словно только что вышел из постоянного напряжения. Уже вдали от чужих глаз и ушей, когда они шагали по Верхнему городу, Рамильда поравнялась со своим братом по ордену и заговорила:       – Ты как, Самерсет?       – Лучше, — сдержанно отозвался тот, не повернув головы. — Рад, что мы, наконец, покинули эту дыру.       – Дыра дырой, а всё-таки они нам тоже помогли, — вздохнула Рами.       – Сомнительно. Мы сделали за них грязную работу, ещё и потеряли одного из своих. В этом есть и доля моей вины, но скажу тебе честно: я считаю, что мы совершенно зря потратили своё время там, внизу. Не стоит водить дружбу с головорезами.       – Дорогой мой юноша, — усмехнулся Ксендрик откуда-то сзади. — Если бы вы хоть чуточку умели слушать и смотреть вокруг, вы бы поняли, что Дориан и его люди — совсем не головорезы. Иначе бы ваша голова уже стала их трофеем.       – То-то я и вижу, что ты, Ксендрик, больно уж много времени проводишь с их главарём, — ответил Лейтон, оглянувшись на мага. — Хорошо спелись?       – Просто замечательно, дорогой мой! — невозмутимо отозвался Ксендрик. — Стройным унисоном! А вы мелодии не слышите, как всегда.       – Я слышу даже слишком хорошо, — Самерсет отвернулся, не переставая говорить. — И понимаю, что вы, чародеи, не видите у себя земли под ногами. Дориана боятся — и нас тоже, поэтому и не стали трогать.       – Зря ты так, брат, мне так не кажется, — сказала Рамильда, заслоняя рукой глаза от солнца. — Дориана в первую очередь уважают, а страха я там не почувствовала.       – Как знаешь, — Самерсет говорил бесстрастно, но Рами как кожей чувствовала какую-то скрытую злобу, едва пролезавшую наружу. — Не меняет того, что мы совершенно зря туда сунулись и ничего для себя не получили, кроме человечности.       – А Габи, выходит, мы тоже зря вытащили? — огрызнулась Рамильда: её задел за живое и тон Самерсета, и его рассуждения.       – Это хорошо, что Габи теперь с нами, — ответил Лейтон, глянув на неё. — Но это случайность. А всё это сомнительное предприятие никак не помогло нам в нашей миссии, только навредило. Мендес пропал, а мы водим мелочные, никому не нужные игры с разбойниками, как будто забыли про нашу миссию.       – С чего ты так на них взъелся? — сощурилась Рамильда. — За то, что они вспылили поначалу? Мы ведь уже всё уладили — Кайла даже вызвалась провести нас через мост, когда пойдём в Приход.       – Нет, подожди, Рамильда, — вмешался Ксендрик. — Было бы очень интересно выслушать, что Самерсету есть сказать насчёт нашей миссии! Раз он говорит, что это «предприятие» нам навредило, значит, по его мнению, был другой, более правильный способ! — в голосе чародея будто сквозил сарказм, но не настолько, чтобы всё списать на желание уязвить Самерсета. — Давай порассуждаем: вот какие у нас были цели? Провести разведку местности и расчистить проход к мосту — ой, так ведь мы это уже сделали! Но это, положим, пустяк — ведь мы и так знаем, как попасть к верхнему колоколу… Но и здесь мы тоже выяснили, что проход на мост охраняет демон-телец — и более того, договорились о том, чтобы нас провели мимо него! Ещё минус одна опасность. Но последний логичный вопрос: как быть с красной виверной? Демона мы ещё могли одолеть, но как миновать драконида, у которого весь мост, как на ладони?.. Ах да-а! Здесь мы тоже выяснили критическую деталь: в середине моста есть клеть, в которой можно укрыться — и даже пройти понизу на другую сторону! Даже если посчитать, что репутация, которую мы себе создали — это детские игрушки, то в итоге мы добились следующего, — Ксендрик принялся демонстративно загибать пальцы. — Узнали важнейшую информацию про мост, ликвидировали опасность, о которой мы даже не знали, и договорились о помощи в преодолении другой опасности! И это не считая того, что нам нарисуют схему канализации с путями до Чумного города. Не знаю, как вы, а я бы очень хотел послушать того гения, который расскажет, как мы могли всего этого добиться, не предприняв всех наших давешних усилий! Ну? — желчно произнёс чародей, — так что вы на это скажете, дорогой юноша?       – Мне не нравится твой тон, Ксендрик, — раздражённо ответил Самерсет, крутанувшись на месте. Чародей тоже остановился, встретив его хлёсткий взгляд. — А твои доводы вовсе глупы.       – Странно, а мне казалось, я задал вполне резонный вопрос, — Ксендрик с лёгкой улыбкой наклонил голову, пристально глядя Самерсету в глаза. — Не вы ли, дорогой юноша, пытались рассуждать с прагматических позиций? Но почему-то, когда мы спрашиваем вас, в чём же ваша стратегия, именно вы не можете дать чёткий ответ.       – В чём разница, что нам пришлось бы сражаться с тельцом, если мы и так потеряли человека в бою с козерогом? Мы только потратили время, а даже если бы кто-то погиб в бою с тельцом, какая разница? Опустошение никому не грозило, а Мендес по-прежнему был бы с нами, — Самерсет указал пальцем в лицо чародею. — А клеть на мосту мы нашли бы и так, даже если не с первой попытки.       – Ну да, ну да, — саркастично произнёс Ксендрик. — Ведь это просто верх разумности — идти на мост вслепую и радостно вбегать в огонь виверны! Вас, дорогой мой, не смущает, что мы могли бы значительно опустеть, пока поняли бы, как нам преодолеть этот коридор смерти?       – Если ты ещё не понял, чем мы здесь занимаемся, то советую подумать, не тонка ли у тебя кишка встречаться с настоящей опасностью, — желчно выплюнул Самерсет. — Кто боится опустошения, тому не место среди искателей пророчества.       – Эй, ты чего, Самерсет? — опешила Рамильда, схватив соратника за локоть. — Прекращай! Зачем ссориться на пустом месте?       – Пусть придержит свой ядовитый язык, — процедил Лейтон, не спуская взгляд с чародея. — Не то я засомневаюсь, что он нам друг. Может, ему ближе своя шкура, чем наша цель.       – Какой-то бред, честное слово, — усмехнулся Ксендрик. — Какими ещё откровениями вы нас порадуете сегодня?       – Тихо, — коротко произнёс Рю, дотронувшись рукой до плеча Ксендрика. Он подошёл к Самерсету и упёр палец в его кирасу, глядя рыцарю в глаза. — И ты тоже охлади пыл. В нашем отряде все на своём месте. Вопросы тактики мы решаем совместно. А ругаться по пустякам нам нельзя. Ясно?       Самерсет смерил его взглядом и сдержанно вздохнул, прикрыв глаза.       – Как скажешь. Но вы по-прежнему не слышите, что я пытаюсь вам сказать.       – Так расскажи нам, — парировал Кацумото, опустив руку, но не опустив взгляд. — Разъясни так, чтобы мы услышали.       – Я это сделаю, — кивнул Лейтон. — Действительно сделаю, но позже. Сначала мне надо всё обдумать и приглядеться к некоторым нашим спутникам.       Он практически выплюнул это последнее слово, стрельнув недобрым взглядом в сторону Ксендрика. А затем развернулся и продолжил идти. Ксендрик, как бы подтверждая свой последний довод, характерно посмотрел на спутников и развёл руками. Рамильду всё это не на шутку насторожило: последнее, чего она хотела — это чтобы между двумя соратниками, которым она доверяла, разгорелся конфликт. Что ещё тревожнее, она по-прежнему не до конца понимала логику Самерсета: ведь было же в этом что-то куда важнее его личной неприязни к дориановцам и досады от потери Мендеса?.. Она верила Самерсету, когда он говорил, что так же горит идеей избавления от проклятия. Верила, что они оба смотрят на свою цель одинаково и оба готовы на значительную жертвенность. Но только теперь Рами начала чувствовать какой-то диссонанс в их голосах.       Ей отчаянно хотелось что-то сказать, приоткрыть душу товарища, но как — она пока не знала. Да и, наверное, не время было. Поэтому она просто поравнялась с Самерсетом, поймав его взгляд, и сказала:       – Давай не ссориться, брат? У нас одна цель на всех.       Рыцарша слабо улыбнулась ему, и Самерсет сам ответил ей тенью улыбки.       – Хотелось бы верить, сестра.       Рами уверенно кивнула ему и отошла чуть вбок. Они первыми подошли к спуску на акведук, и в этот момент Габи вклинилась между ними, обращаясь к Лейтону:       – Простите, Самерсет… это из-за меня, да? Мне правда очень жаль, что вы потеряли друга. Если я хоть чем-то могу вам помочь, только скажите…       – Габи, вы здесь ни при чём, поверьте, — покачал головой рыцарь, спускаясь по ступеням. — Главное поймите: наша цель — это развеять проклятие. Всё остальное — ничто в сравнении с этим. Ради этой цели мы должны быть готовы на любую жертву.       – Понимаю вас, — вздохнула Габи. — Это цель очень важная, и я всецело готова делить с вами все тяготы на пути к ней. Только… если вас это утешит, знайте, что ваш поход на демона был не зря. Ведь вы сделали жизнь многих людей чуточку лучше. А может, даже не чуточку.       – Быть может. Но, Габи, мне нет дела до чьей-то возни за клочок земли. И пока проклятие не разрушено, простите, но мне нет никакого дела до этих людей.       Габи не смогла ему сразу ответить. Не найдя подходящих слов, она опустила голову, и тень тёмного коридора накрыла их.       – Мне жаль, — выдавила она в конце концов, заметно погрустнев и замедлив шаг. — Жаль, что для вас это так.       Рамильда не смогла этого выдержать. Не верилось, что Самерсет был способен на такие жестокие слова, хотя у него и были на то свои причины — это она понимала. Ей вдруг подумалось, что её отец Турмод никогда не сказал бы подобного: ведь он как раз и видел долг рыцаря в том, чтобы защищать слабых — каждого человека в отдельности. «Мы не можем спасти всех, но мы должны стараться спасти каждого, до кого сумеем дотянуться», — так он говорил. Но ведь оставались и другие слова отца: «Самерсет был одним из лучших рыцарей, каких я знал». Он не мог сказать их просто так — попросту не мог. Быть может, их идеалы всё-таки не расходились так сильно, и сама Рамильда всё ещё не поняла Самерсета до конца? Или же годы проклятия настолько изменили того рыцаря, которого когда-то знал отец?..       После такой циничной отповеди хотелось заключить опечаленную Габи в объятия и найти все возможные слова, чтобы вернуть ей веру в человечество. Сблизившись с девушкой, Рами осторожно положила ей руку на плечо.       – А мне кажется, ты права, Габи. Это хорошо, что мы оставили добрый след.       Ей хотелось прибавить ещё кое-что, уже по адресу Самерсета, но она смолчала. В тусклом свете сырого нутра акведука Габи слабо улыбнулась.       – Спасибо. Вы очень добры, Рамильда.       – Не стоит, — рыцарь мотнула головой. — И давай на ты?       – Как скажешь, — улыбка Габи стала сильнее. — Знаешь, я очень рада, что я вас нашла. Отец Люциан был хороший человек, но… не все в отряде были такие же. А вы, кажется, и люди хорошие, и… чего уж там, сражаться умеете.       – Ха-ха, спасибо, — на душе у Рами потеплело от этих слов. — Слушай, а ты не думала их найти? Ну… может, кто-то ещё не опустел?       – Нет, — Габи покачала головой. — Я пыталась. До того, как ниточка вывела к вам, я пыталась таким же способом найти отца Люциана, но его… его больше нет на свете. И остальных тоже.       – Сожалею, — вздохнула рыцарша. — Как так вышло, что тебя отправили на эту миссию? Ты говорила, что стала нежитью ещё там, во внешнем мире, но я, по правде сказать, не очень поняла, как это связано.       – А! Всё очень просто, Рамильда: церковь ненавидит нас.       Она сказала это так буднично, так легко, как будто ей это ничего не стоило. Рамильда даже опешила на секунду: эта фраза звучала не так удивительно, учитывая то, что Габи рассказала им вчера. Но откуда в языке такого человека могло возникнуть такое сильное слово, как «ненавидит?» И чего это по-настоящему стоило — носить такое слово в себе?       – Ненавидит? — спросила она в конце концов.       – Конечно. Нежить и так неудобна ей, а нежить в собственных рядах — неудобна вдвойне. Поэтому для них мы — мусор, от которого надо избавиться.       – Паскудно, — хмыкнула Рамильда. — Не подумай, я никогда не питала иллюзий по поводу чистоты и честности Белого Пути, но чтобы настолько… — она не смогла договорить.       – Настолько, — печально протянула Габи. — Они никогда не признают и никогда не раскаются. И, пожалуйста, не нужно называть их Белым Путём. Белый Путь — это вера, которую у человека никогда не отнять. А та людоедская организация, которая действует от её имени… недостойна так называться. В церкви немало хороших людей, но знаешь, мне кажется, что в душах тех, кто ей управляет, белого уже совсем не осталось.       Они миновали прохладный, сырой коридор и вышли на свежий воздух. Святилище огня предстало взглядам внизу — такое же тихое и умиротворённое, и змейка-лестница, вьющаяся вдоль края скалы, повела их туда, навстречу волшебному костру.       – Должно быть, ты права, — со вздохом сказала Рами, шагнув на серпантин. — Иначе не стали бы они терпеть то, что творится в Прибежище.       – Да, не стали бы. Много чего не стали бы. Они ведь не просто терпят — всё хуже: они активно потворствуют и делают вид, что это мы сумасшедшие и ничего не понимаем. Понимаешь, руководство церкви уже давно воюет с правдой и манипулирует ей на каждом шагу.       – И всё же ты сама стала частью клира? У тебя были на то причины?       Габи покивала.       – Я ждала этого вопроса. Да, были. Наивная была, — она с улыбкой посмотрела Рамильде в глаза. — Много ещё не знала. Не ведала, так сказать, масштабов зла, — клирик цокнула языком. — Но я… не жалею. Я ведь вообще сначала подалась в монастырь послушницей, — она принялась игриво, раскинув руки, перепрыгивать с одной ступеньки на другую, то и дело оглядываясь на Рамильду. — А потом, представляешь, раскрыла целый подпольный бордель! Аббатиса наша оказалась нечистой на руку! А отец Люциан был первым, кто мне поверил.       – Ничего себе, вот это история! — изумилась Рамильда. — Расскажешь потом?       – Конечно, — Габи дождалась её на очередной ступеньке и зашагала рядом. — Мы с ним всех вывели на чистую воду, выручили девочек, а дальше я стала вольная, как птица. Стала клириком, исцеляла больных, спасала раненых. И однажды погибла на очередной бессмысленной войне, — она наигранно-беспечно пожала плечами. — Такая вот история. Знаешь, церковь — гнилая сверху, но в ней правда есть хорошие люди, делающие очень хорошее дело, подчас в невозможных обстоятельствах. Просто… они мало что могут поменять.       – Охотно верю, — кивнула Рамильда. — Что ж… спасибо за откровенность. Это многого стоит.       – Это ничегошеньки не стоит, — улыбнулась Габи. — Настоящее добро с тебя не спрашивает. И вообще, это вам спасибо: большое счастье — говорить свободно, когда над тобой не висит угроза анафемы.       – Твоя правда, — Рами улыбнулась в ответ. — Но знаешь, про настоящее добро… мне было бы интересно с тобой побеседовать как-нибудь.       – Охотно! Хотела спросить, раз уж мы почти пришли… Тот клирик, о котором вы говорили… Отец Петрус, кажется. Какой он из себя?       – Сложно сказать. Язык у него на славу подвешен, да и вообще он хитрый лис, как мне кажется. А ещё он за «скромное вознаграждение» предлагает научить чудесам.       – Взятки берёт, значит, — протянула Габи с многозначительной улыбкой. — Ясно. А он не говорил вам, как зовут его протеже? Ну, того немёртвого, к которому он приставлен.       – Рея Колумна, — негромко сказала Рами. — Но я тебе этого не говорила.       – Понимаю, — Габи акцентировала кивок. — Ничего от вас не слышала ни про какую протеже. Мне, наверно, стоит с ним поговорить. Надеюсь… он поймёт обстоятельства моего положения.       – Не волнуйся. Мы в обиду тебя не дадим.       Клирик, молча улыбнувшись, благодарно кивнула.       Петрус из Торолунда и его слуга обнаружились в прежнем одиночестве, без спутников. Они, по всей видимости, только что завершили трапезу — дым их скромного костерка нёс запах похлёбки с луком. Завидев приближение отряда, Петрус вышел им навстречу и приветственно склонил голову, держа руку на своём обширном чреве.       – Доброго дня, — размеренно сказал он с улыбкой. Слуга, придерживая рукой заряженный арбалет, тоже глядел в их сторону. — Я вижу, вам сопутствовала удача в вашем предприятии, и вы всё ещё целы?       – Более или менее, — ответил Ксендрик с вежливой улыбкой. — Приветствую вас.       – Вижу, впрочем, что с вами нет одного из ваших спутников. Зато, кажется, появились и новые лица, — он бросил характерно-цепкий взгляд на Габи и кивнул ей в знак приветствия. Та молча возвратила жест.       – Да, мы, к сожалению, потеряли одного нашего товарища, — ответил чародей. — И приобрели нового. А как ваши успехи?       – Пока ничего особенного не происходит: как видите, мы по-прежнему ожидаем своих спутников. Полагаю, либо что-то их задерживает, либо я слишком поторопился, — клирик развёл руками. — Что ж, не буду пока вам докучать. Хотя, надеюсь, нам ещё выдастся шанс переговорить, перед тем как вы снова нас покинете, — тут он повернулся к Габи и вкрадчиво улыбнулся. — Как ваше имя, юная госпожа?       – Сестра Габи, — ответила та с поклоном. — А вы, с позволения спросить, отец Петрус?       – Да, верно, — усмехнулся священник. — Вам обо мне уже рассказали?       – Только упомянули ваше имя, — невозмутимо соврала Габи.       – Хе-хе, что же, Габи, отрадно видеть здесь ещё одного идущего на свет Владыки. Я желал бы с вами поговорить, если не возражаете — я не займу много вашего времени.       – С превеликой радостью, отец Петрус. Располагайте мной, сколько сочтёте нужным.       – Что ж, чудесно, просто чудесно. Тогда прошу к нашему костру: он, конечно, не чета тому, что в ротонде, но поверьте — здесь вы найдёте столько же тепла, — Петрус улыбнулся, жестом указав на костерок.       – Благодарю вас, — кивнув священнику, Габи и повернулась к остальным. — Простите, я полагаю, мне правда нужно поговорить с отцом Петрусом. Прошу, не ждите меня.       – Удачи, — ободряюще сказала Рамильда, глядя Габи в глаза. Та в очередной раз слабо улыбнулась ей.       Оставив новую спутницу в обществе клирика и его слуги, они двинулись к волшебному костру. Отчаявшийся обнаружился за любопытным занятием: он методично водил оселком по кромке лезвия на своём мече. Кольчужная рубаха лежала у его ног бесформенной кучей блестевшего на солнце металла. Подняв голову в сторону пришедших, житель Святилища скривил рот в печальной усмешке:       – О, поглядите, кто вернулся! Ну что, удалось вам добраться до колокола? По-прежнему не слышал звона с вершины горы, надо заметить.       – Пока нет, — ответил Рю. — А ты, гляжу, точишь клинок. Что-то изменилось? Решил попытаться хоть что-то сделать?       – О нет, ничего особенного, — он вновь сосредоточил взгляд на мече и плавно провёл оселком по лезвию. — Просто не люблю держать оружие неухоженным.       – Оставь его, Рю, человек уже для себя всё решил, — сказала Рамильда, сбросив походный мешок.       – Ну-ну, — кивнул самурай, направившись в тень. — Не поспоришь, это его право — гнить дальше без дела.       Отчаявшийся прыснул и откинулся назад, на рухнувшую колонну. Он, видимо, и не собирался на это отвечать.       – Гляжу, вы притащили с собой пироманта с болот? — он бросил взгляд на Лаврентия, застывшего на краю утёса в немом созерцании. — Ну что ж, по крайней мере, мне теперь будет с кем побеседовать. Не всё же мне лясы точить с этим святошей… По крайней мере, еретики не такие лицемерные.       – Вам найдётся о чём поговорить, — сказала Рами, присаживаясь рядом. — Он тебе интересных историй расскажет про свои похождения.       – Не сомневаюсь, — Отчаявшийся растянул губы во вполне искренней улыбке.       – Как Анастасия?       – Всё так же, — мужчина пожал плечами. — Я присматриваю за ней.       – За время нашего отсутствия здесь никто не проходил?       – Да как сказать… — Отчаявшийся сощурился. — Проходил. Да… Он, кажется, был из Винхайма. Ещё только ученик, если я верно понял.       – Из Винхайма? — оживился Ксендрик. Подобрав полы плаща, он присел рядом и с интересом уставился на Отчаявшегося. — А как его звали?       – Ох, вспомнить бы… — он задрал голову к небу. — Григгс?.. Да, точно, Григгс. Ха. Интересно, как кончил этот безумный студиозус…       – А куда он ушёл?       – Куда-то в сторону акведука, как и вы. Знаете, он всё время болтал про своего «мастера Логана» и про то, как он его почитает, как хочет его найти… Да-да-да. Сказал, что попытается отыскать его там, но с тех пор так и не вернулся. Если вы его не встретили, значит, наверное, он где-нибудь сгинул. Ну и поделом, — Отчаявшийся лениво всплеснул руками. — Если уж сам Большая Шляпа не вернулся, то у него-то какой шанс? Надеюсь, ему понравится быть опустелым.       Прозвище «Большая Шляпа» кое о чём говорило Рамильде: она слышала о знаменитом волшебнике Логане из Мегенберга, но подробностей про него не ведала. Эксцентричный учёный и непревзойдённый чародей Школы Дракона, он исчез совсем недавно — в прошлом году, наделав много шуму и в Винхайме, и за его пределами. Теперь становилось ясно, что Логан отправился в Лордран, и что-то искал в стране древних богов. А возможно, и сам превратился в нежить — и именно потому исчез. Но прежде чем она успела задать резонный вопрос, вместо неё среагировал Ксендрик:       – Простите, вы сказали «Большая Шляпа?» — ещё более заинтересованно спросил он. — Логан Большая Шляпа?       – Он самый, — протянул Отчаявшийся.       – Занятно, — произнёс чародей, задумчиво почёсывая бороду. — Не думал, что в итоге следы Логана обнаружатся здесь. Шляпа всегда знал толк в эпатаже, старый чёрт, — тут он усмехнулся, поворачиваясь к спутникам. — Знаете, это тот самый человек, которому я обязан таким чудесным заклинанием как «Копьё души».       – Ты так говоришь, как будто знаешь его, — удивлённо произнесла Рамильда.       – О да, мы вместе учились нашей альма-матер! Только скажите — я с радостью поведаю вам какой-нибудь пикантный компромат времён нашей бурной юности, — Ксендрик усмехнулся и весело подмигнул Рамильде. — Он, вообще-то говоря, великий маг, не побоюсь этих слов. Так что если он действительно ещё жив, было бы… недурно его найти.       – Вы знали самого Большую Шляпу? — откликнулся Лаврентий, подходя к остальным. — О нём даже у нас слышали. Как-то раз он побывал у нас на болотах, говорил со старейшинами, пытался найти следы древней магии огня — и вообще хотел понять то, как мы обращались с пламенем.       – Ясно, — улыбнулся Ксендрик. — Исследователь, как и всегда. А со мной так и не приехал поделиться знаниями, злодей. Только письма, письма — как же, он занятой человек, магистр магии в Винхайме…       – Да-да, мир тесен, — закивал Лаврентий, улыбаясь. — Я сам с ним лично не встречался, только слышал от тех пиромантов, которые видели его. Даже не думал, что он здесь окажется.       – Я тоже не подозревал, что он здесь. — Ксендрик повернулся к Отчаявшемуся. — Когда вы его в последний раз видели?       – Где-то с недели три-четыре назад. Не особо считаю время.       – Что ж, у нас ещё есть надежда его отыскать, — заключил Ксендрик. — Лордран прямо наводнён интересными личностями…       – И не говорите. Герои нашего и былого времени всплывают тут и там… Я на их фоне, право, чувствую себя неполноценным. Но я бы на вашем месте не особо надеялся.       – А это мы ещё посмотрим, — невозмутимо улыбнулся Ксендрик, явно что-то прикидывая в голове. — Здесь, друг мой, надо не просто надеяться — надо действовать.       Он встал, посмотрел в сторону церковного флигеля, где разместились Петрус со слугой, и легонько стукнул посохом оземь, будто что-то решил.       – Пойду-ка я, друзья, прогуляюсь, — сказал чародей, удаляясь от костра. — Хочу насладиться атмосферой заросших руин…       

***

             – Прошу, Габи, садитесь, — отец Петрус расплылся в улыбке, указывая на войлочную подстилку. — Ах да! Я так и не поприветствовал вас, как подобает: свет Владыки да воссияет, дочь моя.       – Во веки веков, отец Петрус, — ответила Габи с поклоном. — Мне очень приятно познакомиться с вами. Мне видится, у вас добрая, широкая душа, — добавила она, улыбнувшись с едва заметной долей хитрецы. Не удержалась: слишком соблазнительно было посмотреть, поймёт священник подколку или нет. Петрус в ответ добродушно усмехнулся — либо не заметил, либо не подал виду:       – Полно, полно вам, Габи, я всего лишь скромный и неприметный слуга богов! — он не уселся, но скорее бухнулся на войлок. — Прошу, расскажите мне вашу историю! Как вы оказались здесь, настолько далеко от родных пенатов?       – История моя, право, предельно проста, отец Петрус, — ответила Габи, аккуратно устраиваясь напротив. — И… боюсь, не очень приятна. Я была отправлена сюда со священной миссией по поиску ритуала Возжигания. Моим пастырем и командиром нашего отряда был отец Люциан. Увы, наш отряд понёс тяжёлые потери, а затем и вовсе был уничтожен — там, в городе на соседней скале. Насколько мне известно… я единственная, кому удалось спастись.       – Какое несчастье, — покачал головой Петрус. Его голос звучал удручённо, но в его глазах Габи не видела ни капли сострадания. — Мои соболезнования. И давно вы откололись от своей экспедиции?       – Около недели. Я… не помню точно, — девушка вздохнула, повесив голову. Незачем этому священнику было постоянно видеть её глаза. По счастью, ей самой вовсе не нужно было разыгрывать удручённость: от потери отца Люциана по-прежнему было грустно. — Я долго пряталась и скиталась совсем одна, надеясь найти спасение. И в конце концов, милостью Владыки, встретила этих людей. Они-то и помогли мне выбраться, за что я им весьма признательна.       – Сочувствую вам, Габи. Прискорбно, прискорбно слышать столь мрачные вести, — Петрус сокрушённо покачал головой. С каждым его словом и жестом Габи становилось всё больше не по себе, и она украдкой теребила подол своего одеяния. — Впрочем… вам, сестра, теперь беспокоиться не о чем. Я понимаю, что случившееся с вами может навевать весьма мрачные мысли, но можете быть спокойны: миссия, возложенная на вас, теперь уже не ваша, и теперь наша экспедиция возьмёт на себя это бремя, — он коснулся рукой её плеча, и Габи стоило больших усилий не вздрогнуть. Нацепив самую достоверную маску беспокойства, на какую была способна, она подняла взгляд на священника, и тот доверительно улыбнулся. — Скажите мне только одно: что вы желаете делать дальше?       Габи оцепенела. Этот вопрос не мог быть ничем, кроме ловушки — и если до этого девушка лишь предполагала ужасное, то теперь у неё почти не осталось сомнений. Она знала, о чём на самом деле спрашивал Петрус: он хотел узнать, собиралась ли она возвращаться в земли живых. А если так, значит, он был не просто командующим экспедицией, каким являлся Люциан: он был надзирателем. И если Люциан до последнего не догадывался об истинных целях обречённой экспедиции, то с Петрусом, кажется, всё обстояло с точностью до наоборот: он не просто знал, что экспедиция обречена — ему поручили так устроить.       Проще говоря, его протеже, та самая Рея, оказалась настолько нежелательна, что к ней приставили человека, который должен был обеспечить её исчезновение. Удостовериться, что она навсегда останется в Лордране. А это значило, что если Петрус задавал Габи такой вопрос, его настоящая подоплёка была такой же. «Нужно ли мне прикрыть глаза, невинная овечка, или за тобой тоже стоит приглядеть?».       Когда это осознание молнией промелькнуло у неё в голове, Габи совершенно растерялась. Она ещё заранее подозревала, что Петрус может оказаться одним из церковных «палачей», но была совершенно не готова к такому повороту. Сердце колотилось всё чаще: что же делать?.. Отговориться и уйти? Это ведь сразу выдаст её с головой… Увести разговор в другое русло? Отмолчаться? Что если она вообще всё поняла неправильно, и никакой Петрус не палач?..       И этот пристальный взгляд — мурашки по коже. Почему у него такие пустые, холодные глаза при добродушной улыбке? Только у дознавателей бывали такие глаза. Он ведь всё поймёт — он достанет из неё ответ, даже если она будет отнекиваться, и тогда… Водоворот мыслей затягивал её в воронку ступора, и тревога не давала произнести ни слова. Габи лишь отвела взгляд, стараясь не водить глазами от страха, и панически перебирала ответы в свой голове.       – Ну что же вы, Габи? — произнёс Петрус. — Разве такой сложный вопрос? Чего вы боитесь? Чего опасаетесь?       Всё-таки почувствовал. Габи ощутила, как у неё вспотели руки. Вздохнув, она насилу привела мысли в порядок: надо было как-то выкручиваться. Ведь не мог он читать её мысли, в конце концов, а растерянность много на что можно списать. Ей уже не впервой было говорить с дознавателем, но к этому невозможно было по-настоящему привыкнуть.       – Я… — сдавленно начала Габи и покачала головой. По счастью, ей не нужно было разыгрывать растерянность. — Я не боюсь, скорее не понимаю, отец Петрус. Вы сказали, что эта миссия больше не моя… но как же…       – Ах, право, не стоит волноваться, — Петрус продолжал улыбаться. — Я лишь имел в виду, что вряд ли вы совсем одна сможете её продолжить! Боюсь, сколь бы сильна ни была ваша вера, такой груз вам более не по плечу. Или, быть может… вы желаете присоединиться к нашему отряду?       Уверенность в догадке укрепилась ещё больше. Даже если допустить, что она была неверна, нельзя было оговориться — никак нельзя, пока был хоть шанс, что отец Петрус всё знал и понимал. Нужно было убедительно разыграть святую простоту, чтобы священник даже мысли не имел, будто она о чём-то догадывается. Чтобы он не смог через неё навредить её спасителям. Она давно научилась врать в глаза, но почему-то именно отец Петрус вызывал у неё подсознательную опаску — он будто видел её насквозь, и от этого взгляда хотелось спрятаться. Но церковные дознаватели всегда на то и рассчитывали — создать уверенность, что врать им бесполезно. А потому стоило всё-таки попытаться: в конце концов, её новые друзья были поблизости.       – Знаете, отец Петрус… я сама до сих пор в некоторой растерянности, — ответила Габи, осторожно подбирая слова. Она только теперь осмелилась поднять на него взгляд. — Видите ли, как вышло: когда погиб отец Люциан… я была в полном отчаянии. Я не знала даже, какой путь лежит передо мной — знала только, что лишь вера выведет меня из беды, — девушка снова отвела взгляд и вздохнула, собираясь с мыслями. Ладонь, спрятанная в складках рясы, нервно теребила ткань. — И когда я обратилась к Связующей нити, она вывела меня к этим людям, с которыми я пришла. Понимаете?.. Я молилась Владыке, надеясь получить ответ на свои чаяния, и убеждена — он неслучайно вывел меня именно к ним. Похоже, мой путь теперь неразрывно связан с ними. Я пока ещё не знаю, куда он приведёт, но чувствую, что я им очень нужна. Не могу быть уверена… но мне кажется, владыка Гвин благословил меня другой… не менее важной миссией. И я надеюсь когда-нибудь понять, какую долю он мне уготовил.       – Вы встретились с ними при необычных обстоятельствах, не так ли? — скорее утверждал, чем спрашивал Петрус. Возможно, он поверил в подоплёку её истории, и стоило воспользоваться шансом.       – Вы совершенно правы, — Габи слегка подалась вперёд, глядя собеседнику в глаза. Ей больших усилий стоило не спрятать взгляд и буквально зафиксировать глаза на месте — на родинке у переносицы. — Это было настоящее чудо, понимаете? Я просила направляющую руку Гвина указать мне дорогу, и она привела меня к ним, — она пыталась говорить тоном истовой фанатички. — Я чувствовала, что Владыка как бы… ненавязчиво говорит со мной. Как будто я сама пришла к заключению, что помочь этим людям — моя судьба и мой путь. Но эти мысли не могли просто так возникнуть. Знаете, я хорошо ощущала… присутствие чего-то сверхъестественного где-то очень рядом. Это сложно объяснить.       – Это определённо был знак свыше, — покивал Петрус и отстранился, как будто бы немного расслабившись. — Знаете, Габи, думается мне, как бы ни говорили дома, сколь порочно быть нежитью и какая незавидная судьба ожидает всех проклятых, мы с вами оба понимаем, что сердце человеческое от этого меняется мало. И что отверженные в рядах Белого Пути, какой, к сожалению, стали и вы, от этого не прекращают вершить божью волю. А потому я убеждён, что вы и на этом пути сможете многое совершить к вящей благодати всех нас. Я искренне в это верю.       Очередной подвох? Возможно. Иначе зачем приоткрывать ей «белые одежды», зачем делать вид, будто он тоже не одобряет политику церкви, и в его присутствии можно говорить свободно?.. Нет, нужно было до конца следовать принятому образу, иначе был риск провалиться с треском. Будет лучше, если Петрус не поймёт, сколько понимала сама Габи. Но, кажется, у неё появился шанс выпутаться, не навлекая подозрений, и от этого ей сделалось легче.       – Благодарю вас, отец Петрус, — клирик приложила руку к сердцу, судорожно вздохнув. Её голос обретал уверенность. — Ваши слова для меня многое значат. Я надеюсь, что однажды найду здесь избавление и покой.       Она не знала, насколько Петрус сумел её прочитать, но всё равно пыталась сохранить за собой флёр наивности и слепой веры. Даже если у святого отца и появились задние мысли на её счёт, она вполне ясно дала понять, что не собирается возвращаться назад и строить проблемы церкви, а следовательно — и отцу Петрусу.       – Что ж, быть может, ваша дорога расходится с церковью, но это не значит, что она расходится с Белым Путём. Ведь сила веры всегда выше уз любых людских формаций, — клирик улыбнулся. — Мы должны держаться друг друга, даже если обстоятельства могут эти узы ослабить, вы так не считаете?       – Вы совершенно правы, отец Петрус! Я счастлива слышать, что вы… столь благосклонны ко мне. Если вы вдруг готовы мне даже немного помочь… я была бы вам крайне признательна.       – Рука помощи — это добродетель. Особенно в этом краю. Скажите, а как вы думаете… вот эти люди — их ожидает что-то особенное? Какая-то особенная судьба? Быть может, ваша душа видела больше, чем ваши глаза? — он характерно посмотрел на неё исподлобья.       – Я… я не знаю, отец Петрус, — тут она почувствовала, что ещё рано радоваться. — В чём я уверена, так это в том, что я совершу благое дело, если стану им помогать. А будет оно большое или малое… на это Гвин пока не послал мне ответа. Я…       – Вы что-то боитесь мне поведать, Габи? Не волнуйтесь. Всё сказанное здесь останется только между нами. Мне вы можете довериться, обещаю.       Лжец. Она видела по глазам. Что бы она ни сказала здесь, это будет обращено против неё, если так будет нужно. Если до этого в голове ещё вертелись мысли, что она зря опасалась Петруса, то теперь их не осталось вовсе.       Пускай так. Он вцепился в её спутников — надо было дать такой ответ, которого можно ждать от наивной девочки со слепой верой в душе. Если не дать ему совсем ничего, он может почувствовать и вцепиться ещё больше. И при этом ответ должен быть такой, чтобы никого ни в чём не имплицировать. Где же пролегала нужная грань?.. Странным образом, первоначальный страх почти исчез, но по-прежнему боязно было сказать слишком много. В любом случае, отталкиваться стоило от естественных мыслей: не нужно было даже врать, только придать немного нужной краски, лишь бы не перенервничать.       – Мне кажется, что… они могут сыграть гораздо большую роль в жизни всех нас, чем мы можем представить, — сказала Габи, уперев взгляд в подол рясы. — Ведь они желают развеять проклятие. Мне очень хотелось бы верить, что им… уготовано нечто великое. Но я всегда могу ошибаться… Ведь я всего лишь скромная рабыня Владыки. К тому же, не сумевшая найти обряд Возжигания…       Она посмотрела на Петруса, и тот покивал — возможно, клюнул на неопределённость.       – Мне кажется, в ваших словах может таиться истина. Всё это происходит не просто так. Проклятие может действовать очень случайно, но мне всегда казалось, что в этом есть определённая доля провидения. Возможно, это провидение и свело вас с ними. Возможно, именно в этом ваша настоящая миссия? — Петрус улыбнулся и устроился поудобнее. — Знаете, Габи, я пробуду здесь ещё не очень долго, и наши пути разойдутся. Я готов оказать вам помощь прямо сейчас, ничего не требуя взамен. А вам стоит только попросить, и я покажу вам некоторые чудеса в меру своего скромного умения.       – Правда, отец Петрус? — подобралась Габи.       – Ну разумеется! Они ведь вам очень пригодятся. Может статься, впрочем, что мы и впоследствии сможем помогать друг другу, если на то будет воля богов. А даже если нет, у меня есть в этой земле союзники, которые смогут вам помочь в моё отсутствие. Буде нам доведётся встретиться вновь, расскажите мне, какие трудности встают у вас на пути, — он говорил вкрадчиво и с каким-то особенным упором на нужных словах. — А также… что происходит с людьми, с которыми вас… свела воля Владыки. Я же буду готов протягивать вам руку помощи и дальше.       Это был её шанс. Выбирая крайне обходительные формулировки, Петрус, по сути, выискивал себе шпиона внутри отряда — значит, должно быть, и правда поверил в её наивность, иначе бы не разыгрывал миловидный предлог. Оставалось только выдержать эту линию — и дать ему ровно столько наживки, сколько он сможет заглотить. Габи тяжело вздохнула.       – Я, право, даже не знаю, что сказать, отец Петрус. Простите, по какой-то причине я… — нервный смешок не пришлось даже разыгрывать, — очень боялась этой встречи. Но вижу, что вы человек поистине благочестивый. Я с радостью вам помогу и расскажу о наших странствиях, если представится случай!       – Ну что вы, что вы! — усмешка Петруса звучала настолько чисто, что казалась выдрессированной. — Я всего лишь пытаюсь следовать путём истинно верующих. А вы, Габи, позаботьтесь о своих спутниках. Проклятие порой может находить коварные пути в души людей, и важно вовремя понять признаки беды. Если вы заметите что-то настораживающее, прошу, скажите мне. И мы с вами оба сделаем так, чтобы беды не случилось.       Габи насилу заставила себя не улыбнуться. Петрус действительно хотел сделать из наивной девочки персонального доносчика. Значит, всё-таки клюнул. Она почтительно склонила голову.       – Непременно, отец Петрус. Я уже видела один раз, как проклятие губит людей — клянусь… клянусь, я не допущу этого дважды, — она выразительно посмотрела ему в глаза. — Ещё раз благодарю вас за такую… поддержку. Благослови вас Гвин и всеотец Ллойд. А у вас, значит, есть с собой священные свитки?       – Разумеется. Что ж, полагаю, раз уж мы здесь, и ваши спутники пока отдыхают, нам не следует терять время?..       – Да-да, разумеется, вы правы, — Габи подобрала подол рясы и встала на ноги. — Позвольте только я отлучусь на пару слов? Нам нужно было кое-что обговорить по прибытии — как только закончим, я тут же вернусь к вам.       – Конечно, Габи, не смею вас задерживать, — улыбнулся священник, распрямив ладонь в прощальном церковном жесте. — Vereor nox.       – Vereor nox, отец Петрус.       Почтительно откланявшись, Габи отвернулась и направилась прочь из флигеля.       Ей было тошно. До невозможного тошно оттого, что пришлось говорить все эти слова лишь затем, чтобы пустить Петрусу пыль в глаза. Выворачивать наизнанку свою веру — самое искреннее и сокровенное, что у неё было, и подмешивать столько фальши, что её речь стала смахивать на худшие тошнотворные сентенции из уст прогнивших иерархов. Было противно от самого осознания факта, что для своей игры она использовала имя Гвина — того, кто всегда был с ней рядом, даже из-за грани незримо поддерживая её. Того, кто пожертвовал всем, разжигая Первородное Пламя — только ради того, чтобы клирики его церкви паразитировали на его жертве и угнетали слабых.       Ей было противно до глубины души. Она чувствовала себя такой грязной, что хотелось отмыться — прямо сейчас. С отвращением сорвать с себя эту маску и выбросить в пропасть, чтобы навсегда позабыть об этой заплесневелой фальши.       Но так было нужно. Чтобы отвести лишние подозрения и от себя, и от отряда. Вряд ли Петрус смог бы чем-то навредить им здесь и сейчас, но у таких, как он, всегда были связи. И неизвестно было, как и когда эти связи навредят отряду — даже в Лордране, вдали от мест, где церковь была сильна. Ведь неспроста же он упомянул неких союзников — кто они вообще были?.. Если Петрус увидит в их отряде угрозу, шансы на столкновение будут немаленькие. И лучше было пресечь подобную возможность на корню — и надеяться, что Петрус никогда не узнает правду из других источников.       Чтобы не вышло, как в прошлом. Не вышло, как с Люцианом, которого она имплицировала самим фактом знакомства с ним. Ведь отдельные личности сверху знали об её диссидентстве. А значит, Люциан для них был в лучшем случае покрывателем, за что и поплатился своей жизнью, до самого конца не сумев принять, что родная церковь отправила его на смерть.       Шумно выдохнув, Габи мысленно стряхнула с себя всю грязь, которой забрызгалась в этом отвратном разговоре. Она почувствовала, что её немного трясёт — только теперь, когда гроза миновала.       Её друзья — да, она действительно не побоялась этого слова в своих мыслях — расположились на отдых у костра. Вот Рамильда проверяет дёрновую кровлю их убежища, вот Рю точит свой восточный клинок. Самерсет сидит, сцепив руки, мыслит о чём-то своём, глядя на языки пламени. Лаврентий раскладывает свои скромные пожитки, перебирая бусины на своём ожерелье, как чётки. И только Ксендрика нигде не было видно — как и того странного мужчины, который здесь обитал.       Рами обернулась, заслышав её шаги, и дружелюбно улыбнулась ей. Такой простой жест — но после физиономии Петруса от этой улыбки повеяло таким теплом, что Габи сделалось значительно легче.       – Как прошло? — спросила Рамильда.       Вместо ответа Габи тяжело вздохнула и уселась на камень, обхватив колени. Рами тут же присела рядом.       – Что, прикопался? — обеспокоенно нахмурилась рыцарша. Габи в ответ усмехнулась, пытаясь унять дрожь в пальцах.       – Да нет. Всё было хорошо. Просто… — она ещё раз вздохнула и продолжила очень тихо. — Заговорила ему зубы так, что самой противно.       – А-а, — протянула Рами. — Ты точно в порядке? У тебя… руки дрожат.       На этих словах в Габи что-то надломилось. Она судорожно вздохнула и опустила голову в рукава рясы, почувствовав, как на глазах выступает влага.       – Нет. Не очень в порядке… — сказала она, пытаясь задавить слёзы, но от этого сделалось ещё невыносимее. — Я себя… как будто наизнанку перед ним вывернула. А он так смотрел, так смотрел… будто насквозь видит.       – Эх, не надо было тебя с ним оставлять, — сказала Рамильда. Габи почувствовала её руку у себя на плече. — Прости. Ты только не бойся. Он тебе что-нибудь сказал?       – Нет, — Габи шмыгнула носом. Плакать уже не хотелось — ей только и нужно было, что выплеснуть всё внезапное и нежеланное напряжение. — Он ничего не понял. Я прикинулась наивной, и он не понял. И не думай, ничего плохого не думай, пожалуйста — это хорошо, что я с ним поговорила, — она отёрла слёзы и посмотрела на новую подругу. Лицо у неё было крайне обеспокоенное. — Мне просто было нервно и жутко противно.       Рамильда покивала.       – Я могу что-нибудь для тебя сделать?       Габи с лёгкой улыбкой помотала головой. Ей сделалось гораздо спокойнее.       – Только поговорить немного. Не волнуйся.       – Если нужно выплакаться, не стесняйся. Я здесь.       – Да нет, — усмехнулась Габи. — Уже не нужно, просто перенервничала. Но вообще спасибо.       – А чего он у тебя выспрашивал?       – Да так… — клирик растопырила пальцы и глядела как бы сквозь них. — Собираюсь ли остаться… Что теперь планирую делать… Типичный допрос под видом дружеской беседы. А ещё… — она повернулась к посерьёзневшей Рамильде и с лёгкой улыбкой взглянула ей в глаза. — Отец Петрус уверен, что наивная девочка будет ему доносить на друзей.       – Ха… вот даже как? А зачем оно ему?       – Не знаю, — пожала плечами Габи и продолжила уже тише. — Я думаю, он дознаватель. Для церкви разнюхивает.       – И он, конечно, уверен, что наивная девочка всё ему выдаст, как на духу? — тихо спросила Рами.       – Да, — клирик со вздохом покивала. — Но вы не волнуйтесь. Я знаю, что вы меня не выдадите. А сама я ни за что не выдам.       Она закинула руки за голову и легла на спину, уставившись вверх, к небу. В дальней лазури величаво проплывали белые облака. Сердце наконец успокоилось.       – Лихо ты его, — усмехнулась Рамильда. — Спасибо. И всё-таки не понимаю… он здесь один, со своей миссией… С чего вдруг такой интерес? Как он вообще мог бы… — она не договорила.       – А вот это я и постараюсь выяснить, — серьёзно ответила Габи, повернув голову к рыцарше. — И давай не будем об этом здесь… Иногда не знаешь, у каких камней есть уши.       Рамильда молча покивала ей. Прикрыв глаза, Габи прислушалась к шуму свежего ветра, мысленно протягивая к нему руки, чтобы он забрал остатки всех дурных эмоций.       – Но знаешь… — негромко произнесла она, подняв веки. — Не считая того, что меня почти стошнило… ситуация вышла забавная. В конце концов… когда ещё выдастся шанс пошутить про обширную душу нашего пастыря?       Они обе прыснули и тихо посмеялись в кулак, еле сдерживаясь.       

***

             По прошествии некоторого времени, когда Рами сходила проведать Анастасию, они двинулись в обратный путь. На акведуке, пользуясь моментом, Рю открыл ту самую решётку при помощи всё той же связки ключей, и отряд решил хотя бы пройти до упора и посмотреть, в какую часть города вёл другой спуск. Через некоторое время впереди показалась очередная решётка, перегораживавшая канал, а справа от неё — проход и спуск. В свете двух светильников прямо за прутьями виднелся чей-то сидящий силуэт. Когда путники подошли ближе, до них донёсся слегка подрагивающий старушечий голос:       – О-о-о, вы посмотрите, наконец-то гости пришли! А я уж боялась, что меня тут совсем забыли.       Рамильда и Ксендрик переглянулись. Фигура подвинулась ближе к решётке, и стало видно её лицо — такое же опустошённое, как у их знакомого торговца, с неровными клоками седых волос. Обложенная плетёными корзинками, наполненными травами, старуха сидела в настоящем алькове из пышного фиолетового мха, густо облюбовавшего стены вокруг.       – Подходите, подходите, не бо-ойтесь, — проскрипела она, поманив их рукой.       – А как вас зовут, госпожа? — поинтересовалась Рамильда, приблизившись. Вся эта картина вызывала у неё неподдельное любопытство.       – Зовут-то… — старуха почесала затылок, замявшись. — Да запамятовала я уже, давным-давно! Вы, небось, думаете, что я уже совсем того, опустелая? А вот как бы не так!       – Нет-нет, мы вовсе ничего дурного не подумали, — улыбнулась ей Рами. — Вы здесь… живёте, да? Травами торгуете?       – Торгую, милочка, торгую конечно! Посмотри, сколько у меня тут мха! — старуха повела рукой. Рамильда могла поклясться, что глаза у торговки блестели от восторга. — Прекрасное местечко ведь, а? Тут мокро, влажно, тут есть эта славная решётка… Не желаешь взглянуть?       – Если можно, — кивнула рыцарша. — Ксендрик, подходи! Тут как раз товар по тебе.       – Только руку за решётку не просовывайте! — торговка с ухмылкой погрозила пальцем. — Что надо, я дам посмотреть. А то, знаете ли, могу и пальчики откусить, хи-хи-хи-хи.       – Интересно-интересно, — проговорил подошедший маг, почёсывая бороду и оглядывая корзинки. — А что у вас есть?       – Да всякое-разное! Полынь есть, коли желудок надо прочистить, шалфей вот, ромашка, фиолетовый мох, если вдруг отравишься серьёзно. В наши дни повсюду заразу всякую можно подцепить! Смолы различные… А для воинов у меня найдётся несколько связок зеленоцвета! В доспехах ведь вам, чай, тяжело бегать — очень тяжело. А вот пожевать листочков или отвару выпить — весь день будешь, как жаворонок поутру! Вам, воинам, это нужно, знаю. – Богатый выбор! — Ксендрик покивал, одобрительно поджав губы. — А янтарная трава у вас, госпожа, имеется? Мне бы пригодилось для восстановления сил. – Ещё бы! Вот, взгляни, милок, — она открыла одну из корзинок. — Меня тут все знают — старушку-травницу. – Не смею сомневаться, — вежливо улыбнулся чародей. — Полагаю, люди Дориана к вам тоже заходят. К слову, не подскажете ли, чья территория находится внизу, вот за этим спуском? – А там ничейный квартал, дорогой, — торговка пренебрежительно махнула рукой. — В одной стороне Дориан сидит, а в другую рукой подать до Большого Ральфа. Все ко мне, бывает, заходят, как же.       – Благодарю вас, — Ксендрик склонил голову. — Мы как раз водим дружбу с Дорианом и сейчас к нему в квартал и направляемся.       – Это правильно, что вы с ним водитесь — человек хороший, сам ко мне захаживает иногда… Кста-а-ати! Раз вы тут ходите, не встречали ли случайно одного моего знакомого? Торгаш, как я. Он ещё с кривым мечом ходит — вон таким, как у вашего друга, — она указала на Рю.       – Да, видели его недавно. Помогали ему спуститься в Нижний город.       – Скажите, а он в порядке? Давненько не заходил…       – Жив и здоров — мы его как раз сопроводили. Там, в Верхнем, были несколько неспокойно.       – У него были неприятности, да? — наклонила голову старуха.       – В некотором роде, — улыбнулся Ксендрик.       – Ясно — влипает, как всегда. Ну, передавайте этому бродяге привет! Скажите, что старая карга на акведуке ждёт его в гости!       – Непременно! — усмехнулся чародей, переглянувшись с Рамильдой.       – Позвольте, я взгляну на смолы, — произнёс Рю, подходя к решётке. — Хм… Посмотрите, — он повёл рукой в сторону товарищей, — тут есть угольная смола, золотая смола, даже крылья огненных бабочек… Это хорошие ингредиенты для оружейных смазок. Магических.       – Ты имеешь в виду те, что высекают огонь или молнию? — спросила Рамильда. — Редкая штука…       – Именно. Если обзаведёмся смолами, можно перетолочь их на кристаллики — в правильной пропорции и с ещё кое-какими ингредиентами я смогу приготовить таких смазок за вечер, — заинтересованно осматривая товар, он потирал подбородок в раздумьях. — Было бы очень неплохо обзавестись — это нам пригодится в бою…       Рами заинтересованно посмотрела на Кацумото. Догадка о том, что он сам смастерил для них огненные бомбы, похоже, подтверждалась. Но создание волшебных смазок представлялось Рамильде делом более сложным, пускай она мало смыслила в алхимии.       Она решила, что обязательно понаблюдает за процессом, если им удастся обзавестись компонентами — заодно будет повод разговорить самурая.       – Да, только где нам взять душ на это… — вздохнула она. — Наш запас, боюсь, не такой большой.       Рю неопределённо хмыкнул и покивал, продолжая задумчиво смотреть на товар. Впервые Рамильда видела, чтобы самурай был чем-то по-настоящему озадачен, как будто не ожидал такого поворота событий. Повисла неловкая тишина — и торговка первая разбила её первой, уцепившись взглядом за Кацумото:       – О, смолы у меня отменнейшие, все в хорошей сохранности! — она явно почуяла правильного покупателя. — Присмотрись, милок, не пожалеешь! А то ведь к следующему разу уже всё раскупят.       – Позвольте мне, — сказала Габи, протискиваясь вперёд. — Добрый день, матушка, благословение богов вашему дому.       – Спасибо, и тебе, милочка! Тоже желаешь что-нибудь взять? Ваш одноглазый, гляжу, уже засматривается.       – Да, матушка, хотелось бы — нам бы многое пригодилось. Я сама травница — вижу, вы настоящий знаток, даже зеленоцвет у вас есть… Только мы небогаты, к сожалению — нам очень тяжко на нашем пути, и мы немного можем отдать.       – Всем нынче тяжело, — прокряхтела торговка. — Мне вот, думаешь, охота отсюда куда-то ходить, травы эти собирать по горным лугам? Ещё и опустелых полно… — она вся как-то скукожилась, сокрушённо покачав головой. — Одна морока, а всё ж вот стараюсь, собираю и травы, и смолу для здешних…       – Это чистая правда, — сочувственно вздохнула Габи. — Могу только представить, чего вам стоит ходить по здешним косогорам. Но знаете, матушка, может, мы можем вам чем-нибудь помочь? Я уверена, мы ещё обязательно к вам зайдём, и… скажем, я могла бы вам что-нибудь принести. Что-нибудь редкое, если пожелаете — оттуда, куда вам опасно ходить. Какое-нибудь ценное растение, например.       – Растение? Значит, говоришь, сама травница, хм-м-м… А ты ведь много где ходишь со своими друзьями, да?       – Конечно, — Габи с улыбкой посмотрела на торговку. — Нам порой приходится бывать в очень опасных местах. Вы не стесняйтесь, скажите, что вам угодно — с нас не убудет, заодно и вам таскаться не придётся.       – Ну вот что я тебе скажу. Принеси-ка мне в следующий раз цветущего зеленоцвета — я в таких местах, где он растёт, не брожу. Вот если найдёшь мне его и принесёшь несколько стебельков, а ещё в довесок поймаешь закатник во время цветения — вот тогда-то мы с тобой точно поладим. Знаешь ведь, что это за растения? — она испытующе глянула на Габи, явно предвкушая ответ.       – Ну конечно. С зеленоцветом труда не составит: сейчас как раз сезон, главное – найти прохладную низину с водоёмом. С закатником посложнее: как только пойдёт зеленоцвет, нужна неделя-другая, чтобы подловить цветение закатника, да и период короткий, но мы подгадаем момент. Боюсь только, он увянет, прежде чем я до вас его донесу, — Габи улыбнулась. — Но я постараюсь. В конце концов, даже сухой закатник очень пригодится магам для карминовой воды, чтобы силы восстанавливать.       – Вот умница! — широко улыбнулась старуха. — Точно дело своё знаешь! Так и быть, продам вам, что нужно, подешевле. Но в следующий раз — только с закатником!       – Очень рада буду вам помочь, матушка! — склонила голову Габи. — И спасибо большое.       Редкие смолы, янтарная трава, листья зеленоцвета и сушёные крылья огненных бабочек обошлись им действительно много дешевле, чем могли бы. Когда они, распрощавшись с торговкой, пошли назад, Рамильда поравнялась с Габи и с улыбкой заговорила:       – А ты, гляжу, полна сюрпризов?       Клирик усмехнулась и весело пожала плечами:       – Да нет, это всё пустяки. Просто жизнь научила договариваться с людьми, вот и всё. Ещё давно, когда оказалась на улице.       – Ты выросла на улице? — удивилась Рами.       – Отчасти. Матушки не стало, когда мне было одиннадцать, а отец так спился, что я не хотела домой возвращаться — он нас всех бил спьяну. Так что я пару лет провела на улицах с ребятами, пока не подалась в монастырь.       – Спасибо, — улыбнулась Рамильда. — Ты нам очень помогла. Мне вот интересно… ты жила в монастыре, но всё-таки не стала монахиней. Это из-за той аббатисы?       Габи поколебалась с ответом, задрав голову, как будто искала в воздухе ответ.       – Не совсем. Из-за неё тоже, конечно… но всё несколько сложнее. Наверное, это было не по мне, — она пожала плечами, глянув на Рамильду. — Понимаешь, я подцепила самую опасную на свете болячку — веру в то, что могу что-то изменить. И с той поры уже не могла оставаться в четырёх стенах. Когда у нас будет время, я обязательно расскажу эту историю…       

***

             Вечером, когда они снова устроились на отдых у Дориана, Рамильда, лишь только поговорила с Кайлой, отправилась на поиски Рю. Кацумото обнаружился в подвале-лаборатории: закинув ногу за ногу, он сидел на стуле и усердно работал напильником при свете свечей. Рядом тихо гудела печь, а на конфорке побулькивала медная реторта: тёмные капли мерно падали из вытянутого носика в сосуд под ним. Повернув голову к вошедшей рыцарше, Рю приветственно кивнул.       – Я тебе нужен, Рамильда? — спросил он.       – В некотором роде, — ответила та, закрывая за собой дверь. — Ты не против, если я немного понаблюдаю, как ты работаешь?       – Конечно нет, — Кацумото глянул на реторту. — Если хочешь поговорить, это меня не отвлечёт. Процесс достаточно простой.       Рами молча кивнула и прошагала к печи, прихватив с собой табурет. Оглядев рабочее пространство, она устроилась напротив самурая. Рю оставил доспехи в общей комнате и сидел в своей обычной запашной рубахе болотно-зелёного цвета — кажется, он называл её «кимоно», а чёрные мешковатые штаны, в которые она заправлялась — «хакама». На столешнице по соседству с печью стояла ступка с толчёной золотой смолой и плошка, над которой Кацумото работал напильником. На первый взгляд показалось, что в ней блестят всё те же кристаллики золотой смолы, но тут Рамильда поняла, что порошок слишком мелкий. Только теперь она обратила внимание на предмет, лежавший рядом: это была связка золотых монет, каждая — с квадратным отверстием посередине, через которое был продет кожаный шнурок. В руках Рю держал ровно такую же монету, старательно превращая её в пыль.       – Ты… стачиваешь монеты? — спросила Рамильда, слегка сощурившись. Рю поднял на неё взгляд и усмехнулся.       – Да. По всему видать, только на это они здесь и годятся. Как жаль, что этой связкой здесь не расплатиться даже за травы, да? — самурай скупо улыбнулся.       Рамильда не выдержала и рассмеялась. Ситуация действительно была забавная.       – И всё золото мира не купит тебе даже миску с едой в краю проклятых, — наигранно-поэтично произнесла она. — А ты уверен, что оно так уж бесполезно? Может, у кого-то всё-таки удастся выменять на души или ещё на что-нибудь?       – Может быть, — кивнул самурай, не прекращая работать. — Но сейчас золото нам полезнее в качестве ингредиента.       – А для чего оно тебе? Я разве что про чинильный порошок подумала…       – Именно. Я поговорил с Ксендриком — он может зачаровать золотую пыль, но с одной монеты порошка не хватит даже на маленькое повреждение. Зато его хватит для молниевой смазки.       – Чинильный порошок используют для молниевой смазки? — удивилась Рами.       – Да. Ты ведь, должно быть, знаешь, по какому принципу работает сам порошок?       – В общих чертах, — покивала рыцарша. — Золотую пыль зачаровывают магией, и если покрыть ей повреждённый металл, она впитается и устранит повреждение. В ордене мне это объясняли так, что эта магия оживляет «память предмета» и возвращает ему прежний вид, если прошло не слишком много времени. Всегда было интересно, почему для порошка годится только золото…       – Это ты лучше спроси у Ксендрика, — Рю коротко глянул на неё. — Я могу только объяснить насчёт смазки. Если резко чиркнуть кристаллами золотой смолы по металлу, они высекают молнию. А если смешать с ней чинильный порошок, то он служит своего рода усилителем и прокладкой для смолы — он впитывает её в клинок, и на какое-то время оружие само бьёт молнией. Главное — выдержать пропорцию.       – Вот это да, — Рами качнула головой. — Интересно узнавать новое. Ничего не смыслю в алхимии, но всё равно любопытно, — она перевела взгляд на реторту. — А что у тебя капает?       – Очищаю угольную смолу, — пояснил самурай. — В ней много жидкости, поэтому нужно её выпарить, чтобы потом растолочь смолу в порошок — но так, чтобы он по-прежнему был немного липким. А дистиллят пригодится для огненных бомб.       – Всё у тебя схвачено… — впечатлилась Рамильда. — Слушай, а крылья огненных бабочек нужны будут для огненной смазки, так ведь?       – Да, это самый частый запал для такой смазки. При сильном трении они выделяют секрецию, которая воспламеняется на воздухе, так что размельчать их надо очень аккуратно, лучше вообще нарезать маленькими кусочками. У нас их часто используют вместо трута в огниве.       – Ха, знакомый трюк! — усмехнулась рыцарша, энергично кивая. Необычные монеты снова приковали её взгляд, и она слегка вытянула руку в их направлении. — Можно я посмотрю? Никогда не видела таких денег.       – Конечно, — кивнул Рю.       Она сгребла связку чужеземных монет и принялась рассматривать. На слабо мерцавшем золоте красовались неведомые символы из многочисленных чёрточек, которых Рами никогда не видела — загадочная восточная письменность, о которой она только слышала, наконец предстала у неё перед глазами.       – Это ведь ваши буквы, да? Такие сложные…       – Не буквы — целые слова. Наша письменность устроена совсем по-другому, чем ваша — таких символов в ней тысячи. Здесь отчеканено имя императора, при котором эти монеты выпускали.       – Тысячи… Сложно даже представить. Гляжу, ты основательно запасся, когда уходил в путешествие, — сказала Рамильда, перебирая монеты в надежде отыскать другие символы.       – Да, я унёс с собой не одну такую связку, — самурай слабо улыбнулся, как будто что-то вспоминал. — Кстати, должен сказать спасибо, что вы все поделились душами для покупки ингредиентов. Осознание, что моё золото здесь ни на что не годится, было… внезапным, — самурай усмехнулся.       – Ну полно! — рыцарь махнула рукой. — В конце концов, нам всем это пригодится.       – И тем не менее. Я вырос, ни в чём не нуждаясь, моя казна давала мне доступ к чему угодно, и я просто привык, что могу всё позволить себе сам. Поэтому мне неудобно просить в долг у спутников.       – Пустяки, друг, — улыбнулась Рамильда, а потом вдруг зацепилась за одно важное слово и посмотрела на товарища, приподняв брови. — Стой, ты говоришь, «казна?» Ты что же, выходит, из знатного рода?       – Верно, — кивнул Рю. — Тебе другие могли не говорить, но я им представлялся как Рю из клана Кацумото, господин замка Хируна.       – И правда упустила. Замок Хируна… Знаешь, я всё хотела тебя спросить: откуда ты всё это знаешь? Ты умеешь ковать, соображаешь в военном деле, ещё и дока в алхимии… У нас далеко не каждый аристократ может похвастаться таким богатым набором навыков. Да и вообще, для аристократа пачкать руки в лаборатории…       – Понимаю, к чему ты клонишь, — Кацумото повернул к ней голову, оторвавшись от работы. — Но у нас всё немного иначе. Наша аристократия — это, по сути, воинская элита. Когда я говорил, что самурай — это как рыцарь, я сильно упростил картину: на самом деле самураи — это сословие. Конечно, большинство самураев — безземельные воины, и в этом отношении они действительно похожи на ваших рыцарей, но самураи не объединяются в ордена. Ваши рыцари служат идее, а самурай служит своему господину. И самые богатые и могущественные самураи — это и есть аристократия.       – Теперь понимаю. Ты был как раз из таких?       – Да. Самурая с детства учат воинскому ремеслу, поэтому для меня ездить на лошади и владеть мечом — это почти врождённое. Ну и, скажем, такие вещи, как кузнечное ремесло, считаются очень благородными — аристократу вовсе не зазорно таким заниматься. Алхимия не столь благородна, но её тоже уважают. А вдобавок, когда ты наследник влиятельного рода, у тебя есть доступ к лучшим мастерам и учёным в стране. Так я и выучился.       Рамильда понимающе усмехнулась.       – Ну, в плане доступа к учёным мужам у нас всё не сильно иначе, чем у вас. Чем же ты отличался от наших вельмож, что столькому научился?       – Любознательностью, — самурай растянул губы в улыбке. — И амбициями.       – Амбициями… — Рами положила связку монет обратно. — Амбиции — это сильное слово. Знаешь, мне по-прежнему очень интересно, почему ты здесь… и как так вышло, что ты отправился в своё путешествие. Если, конечно, мне можно о таком спрашивать.       Рю хмыкнул и, поводя немного напильником, положил его на столешницу. Наклонившись к реторте и внимательно проследив за тем, с какой частотой падали капли, он заговорил:       – Мы лишь недавно знаем друг друга, но тебе о таком спрашивать можно. Так уж и быть, я расскажу тебе часть моей истории.       Он взял кочергу и немного поворошил угли в печи. Повернувшись к Рамильде, он скрестил руки на груди и продолжил:       – Наша страна уже давно погрязла в кровавой междоусобице. Император слаб, а политику вершат могучие феодалы, которые постоянно воюют за землю. Мне нравится, что наша культура ценит воинскую честь, но что происходит, когда вся культура замкнута на войне? — он выразительно повёл бровями.       – Должно быть, она становится ей одержима, — серьёзно ответила Рамильда.       – Именно, — кивнул Рю. — Успех для самурая — не в том, чтобы служить стране, а в том, чтобы служить господину. Беспрекословно следовать за ним и надеяться, что тебе перепадут объедки со стола. У нас так много говорят о самурайской чести, но правда в том, что предательство и обман — обыкновенные вещи для самурайской аристократии, даже на поле боя. Не говоря уже про невыносимое чванство. По счастью, — Рю усмехнулся, — мне повезло родиться наследником рода, который уже доказал своё право на власть. И мечтой своей жизни я сделал то, чтобы положить конец этому порядку. Перекроить страну снизу доверху. Потому что я видел бесконечную войну, видел страдания людей и понимал, что так не может продолжаться.       Впервые Рамильда слышала от Рю подобную откровенность — и она ощущалась не только в том, что он говорил, но и как. Она будто по голосу чувствовала, что за этими словами стояла настоящая сила — твёрдая убеждённость, рождённая самой жизнью в глубине сердца, подобно её собственным идеалам.       – Ты… верно я понимаю, что ты сам хотел стать правителем? — спросила она.       – Да. Я был не первым и не последним феодалом, претендовавшим на роль объединителя, но мне очень долго сопутствовал успех. А хороший лидер сам должен быть хорош во всём — поэтому я так жадно впитывал всё, что мог. Тем более, что если ты хочешь объединить страну, то тебе придётся воевать.       – И поэтому ты так много времени уделял военному делу?       – Верно. Здесь мне пригодились и познания в инженерном деле, и алхимия тоже. Я первый среди прочих стал массово вооружать войско огнестрельным оружием и наладил производство пороха, — Кацумото поднял палец кверху. — К слову, я был несколько удивлён, что в ваших краях по-прежнему не знают мелкозернистого пороха — у вас вообще мало аркебуз и даже простых ручниц, зато пушки получше наших. И качество доспехов, конечно, несравненное.       Рамильда попыталась подавить улыбку, но не смогла. Она и сама любила оружейное дело — но сейчас её позабавило вовсе не то, что Рю разделял это увлечение.       – Да уж, несравненное, — произнесла она, сдавленно усмехнувшись и покачав головой. Самурай хмыкнул в ответ.       – Ты имеешь что-то возразить на этот счёт?       – Да нет, просто смешно стало, — Рами подняла на собеседника взгляд. — У нас хорошие латы, кто бы спорил, только вот это не помешало мне умереть от обыкновенной ручницы, — рыцарь похлопала себя под левой частью груди. — Когда я погибла и получила метку, меня ровно так и уложили. Так что порассуждай мне тут про качество огнестрельного оружия, — она саркастически усмехнулась.       Рю со слабой улыбкой пожал плечами.       – Что ж, даже простое оружие может хорошо делать свою работу.       – Не то слово, — вздохнула Рамильда. — Ну да шут с ним. А как ты получил свою метку?       Самурай глянул на реторту, выдержав короткую паузу.       – Я тоже погиб в бою. Когда ты идёшь от победы к победе и достигаешь вершины могущества, начинается самое сложное: вчерашние враги объединяются друг с другом, чтобы одолеть тебя, потому что понимают — если не одолеют, тогда им всем конец, — он перевел тяжёлый взгляд на Рамильду. — Я погиб в генеральном сражении с южными князьями, но причиной моего поражения стал не их полководческий гений. Нет, меня предал мой родной брат, — Кацумото сдержанно вздохнул. — Он был самой важной частью моего плана. И в тот миг, когда его отряды ударили мне во фланг, сражение было проиграно.       Рамильда смолчала, не зная, что ответить. Она ожидала любого завершения истории, кроме этого. Быть преданным собственным братом — преданным в решающий миг, когда всё стояло на кону, и погибать, зная об этом предательстве… Это было в сотню раз больнее, чем то, через что прошла она. И она совершенно не знала, что может сказать на это. Оставалось только предложить Рю полный сочувствия взгляд.       – Когда я очнулся, вороньё уже клевало трупы, — продолжил самурай, почувствовав посыл. — Для меня это был конец — многие люди в моих краях тоже считают проклятых ёкаями. Потусторонними, — пояснил он. — Это что-то вроде универсального словечка для сил не от мира сего, зачастую нечистых.       – Знакомая песня, — удручённо вздохнула Рамильда. — Суеверия, видать, везде суеверия…       – Конечно, — покивал Кацумото. — Думаю, крестьяне уже вовсю рассказывают истории про князя Кацумото, который стал ёкаем и теперь скитается по полям сражений, — самурай слабо усмехнулся.       – Не представляю, как это больно, когда тебя предаёт брат, — покачала головой Рами, опустив взгляд. — Доверять людям после такого… Сочувствую тебе, Рю. Наверное, я понимаю, почему ты мало говоришь о себе.       – Нет, не думай, что я потерял способность доверять. Вам я вполне доверяю, — Рю поймал её взгляд и уверяюще кивнул. — Просто мне нужно время, чтобы начать делиться самым важным.       – Конечно, — покивала Рамильда. — Я всё понимаю.       – И за это спасибо тебе. Я уже пресытился интригами и семейными дрязгами, а в моей семье их хватало, — он повернулся вполоборота, глядя на капающую жидкость. — Но эту историю я расскажу в другой раз. Пока не время.       – Спасибо, — снова вздохнула Рамильда. — Ценю твоё доверие. Скажи, мне… стоит прикусить язык на твой счёт в разговорах с другими?       – Нет, почему же, — Кацумото помотал головой. — Моё доверие касается и остальных в нашем отряде. Поэтому, строго говоря, я не против, если моё прошлое всплывёт в разговоре с кем-то ещё.       – Понимаю. И всё-таки… что тобой движет? Теперь, когда ты потерял мечту…       – О нет, я ничего не потерял, — самурай снова повернулся к ней. — Как и ты, я держу свою мечту близко к сердцу. А что до проклятия… скажу тебе так: я хочу понять его природу. Найти ответы. Там, дома, я начал свой путь к вершине, потому что хотел исправить пороки общества. И поначалу я отправился на запад лишь затем, чтобы избавиться от метки и вернуться. Но в своих странствиях я смотрел на мир вокруг и понимал, что проклятие — это нечто большее, чем просто «болезнь», как любит говорить Самерсет. Это отрава, проникшая до корней земли — и она как будто стягивает в себя все прочие людские пороки. Как бы мы ни пытались построить нечто справедливое, рано или поздно мы уткнёмся в эту проблему. И тогда я понял, что если хочу изменить свою страну, я должен сначала решить загадку проклятия. Ты никогда не думала об этом в таком ключе?       Рю слегка наклонил голову, выдержав на ней внимательный взгляд. Рамильда серьёзно покивала ему в ответ.       – Думала. Даже слишком много думала.       – Что ж, тогда у нас определённо будет о чём поговорить в следующий раз. На сегодня хватит бесед о прошлом и будущем. А теперь… — самурай внимательно посмотрел на реторту. Капли экстракта начали падать гораздо реже, чем раньше. — Да, теперь пора снимать.       – Спасибо ещё раз, что поделился. Слушай, я могу тебе чем-то помочь? Может, напильником поработаю, пока ты смолой займёшься?       – Хм… да, знаешь, твоя помощь была бы весьма кстати, — покивал Кацумото. — Пока смола остынет, займусь крыльями огненных бабочек.       – Отлично, — Рамильда подвинула к себе напильник и плошку с золотой пылью. — Когда ещё представится возможность пустить деньги в расход!       – Ха-ха, будет что рассказать, когда вернёмся в большой мир!       – Конечно, — улыбнулась Рами, взявшись за сточенную монету, и переглянулась с самураем. — Знаешь, это хорошо, что ты не отпускаешь мечту вернуться. Мы, может, и нежить, но мы живее многих живых.       Рю молча кивнул ей в ответ.       

***

             Утро ползло по улицам Нижнего города бледными отсветами и длинными тенями. В тишине опустевших улиц отряд пилигримов, сопровождаемый Кайлой и её людьми, подходил к массивной стене, опоясывавшей город, в тени моста, нависшего каменным колоссом над их головами. Неприметная улочка, каменная лестница — и вот они уже стоят на пятачке у подножия стены, перед единственной замшелой дверью. Повернув в замке ключ, Кайла открыла проход и мотнула головой, приглашая отряд следовать за собой.       – Мы сейчас поднимемся к привратным башням, — сказала она, первой поднимаясь по винтовой лестнице, уходящей наверх головокружительной спиралью. — Телец бродит по стене сверху, а мы будем выходить из башни снизу — к воротам, которые на мост выходят. Так что главное не орите во всю глотку — и всё будет шито-крыто. Он даже не поймёт, что мы были там. И не забудьте про тайную комнату в подбрюшье!       – Конечно, это нам очень поможет с виверной, — отозвалась Рамильда. — У неё ведь на мосту главное охотничье угодье?       – Ещё бы! От этой тварюги только драпать, — усмехнулась разбойница. — Днём она обычно улетает на охоту в Долину Дрейков. На мосту и в Верхнем городе раньше бродило много бальдерцев, но она их подвычистила за последние годы, а в Приходе ей слишком тесно охотиться. Быть может, как раз поймаем время, когда её не будет поблизости. Но эта скотина летает высоко, глядит далеко — так что, даже если улетит, никто не гарантирует, что она не вернётся вдруг.       Сванн неопределённо промычала в ответ. Она вспомнила, как вчера, вернувшись из Святилища, они с Ксендриком договаривались о том, чтобы Кайла со своими ребятами помогла им отвлечь виверну на тот случай, если она их заметит. Разбойница согласилась на удивление легко — видимо, отряд действительно завоевал определённое уважение. Но поставила и своё условие:       «Есть у нас тут проблема, — сказала она тогда. — В канализации под городом уже давным-давно сидит дракон. Да-да, дракон — Дориан сказал, что этот уродец настоящий. Правда, он какой-то… странный, что ли. Мы его не тревожили, но в последнее время что-то начало происходить там, на глубине, и он стал буянить. Много шороху наводит, а из-за этого разная живность пугается и лезет наружу — крысы всякие, василиски, опустелые тоже…. Дориан боится, как бы его не пытались вытравить из логова — если он разозлится, то может вылезти и разрушить тут всё к хренам. Короче, так: мы вам поможем, но за вами должок. Вернётесь живыми — первым делом помогаете нам этого дракона вычистить. Если Дориан даст приказ, конечно».       Они ударили по рукам. Сказанное в тот вечер заставило Рамильду в очередной раз ощутить, насколько эта древняя земля была полна реликтами великого прошлого, которые едва ли можно было сыскать где-то ещё на свете. Ей самой, впрочем, куда больше хотелось найти пропавшего товарища: Кайла и её ребята уже ходили на верхние уровни канализации, но никаких следов не нашли. Поэтому рыцарша просто приняла для себя тот факт, что Мендес пропал без вести, либо опустел, и им нужно продолжить путь без него.       Самерсет, ожидаемо, был не в восторге от сделки, но не стал спорить с отрядом — лишь заметно помрачнел, даже отказался говорить с Рамильдой после, сославшись на мрачные мысли. Ей казалось, что у него уже не первый день вызревает какое-то «послание» для отряда, которое он вот-вот изложит одним махом, озвучив все претензии и всё недовольство, копившееся за эти дни. И несмотря на то, что Рамильде самой хотелось этого разговора, чтобы уладить все противоречия, в глубине души она почему-то опасалась, что он может породить ещё больше желчи и несогласия. Потому что Самерсет, закрывавшийся ото всех, вёл себя как человек, который едва ли имел сказать что-то хорошее.       Вскоре винтовая лестница кончилась — после долгого восхождения они взяли минуту, чтобы отдышаться. Кайла, первой прокравшись к выходу из башни, оценила обстановку и подала знак — всё было тихо. Они вышли через дверь и оказались на мостовой прямо под сводом больших ворот, обнесённых двумя круглыми башнями. В глаза ударил яркий свет — солнце стремилось к зениту, прорезая рваное покрывало облаков. Здесь, наверху, было свежо, ветрено, и совершенно тихо.       Мост начинался ровно отсюда, уходя через пропасть — на той стороне высилась крепость, защищавшая приход: её башни, наблюдавшие за мостом, были увенчаны коническими шпилями. За ними виднелась крыша кафедрального собора и заветная колокольня. Первое, что бросалось в глаза при взгляде на мост — это тёмная копоть, покрывавшая его поверхность чёрными пятнами. Приглядевшись, тут и там можно было заметить обугленные тела — следы огненного дыхания крылатой хозяйки моста.       – Ублюдкам не повезло, — сказала Кайла, указав кинжалом в ту сторону. — Но нужно отдать им должное — сгорели, пытаясь прорваться.       – Да уж, — Рамильда закусила губу. — Хорошо ещё, если это были опустелые — для них хотя бы кошмар закончился. А если нет… обидно сдохнуть на подступах к цели.       – Мир не привык прогибаться, подруга, — ухмыльнулась разбойница. — Не хватило ловкости или ума в голове — сам виноват.       – Нашей хозяйки нет? — сказала Рамильда, оглядевшись. Вопрос, казалось, был риторическим.       – Да, кажется, тихо, — кивнул Рю, убирая стрелу в колчан.       – Завали… — Кайла осеклась. — Заткнись, восточный! Никто, сука, никогда не смеет это вслух говорить. Плохая примета.       – Каждый грёбаный раз, — усмехнулся Хуберт.       – Энцо, останься пока тут с Пауком и следи, — скомандовала Кайла, указав на позицию. — Зора, давай на вон ту башню, заметишь виверну — труби в рожок и спускайся живо.       – Кто-то стоит на площадке, — прохрипел Энцо, указав на противоположную сторону от ворот.       – Пошли проверим, — бросила Кайла, направляясь туда. Рамильда кивнула и пошла следом.       На внешней стороне ворот оказался залитый солнцем балкон, по бокам от которого две лестницы спускались вниз — к большой обзорной площадке, нависавшей над пропастью. Вдалеке виднелись горные вершины со снежными шапками, величавые стражи Лордрана, и проплывавшие мимо них облачные перья. Мириада солнечных лучей пронзала завесу облаков наверху, отсвечивая на их сером фоне в завораживающей игре света и тени. Свежий ветер подул в лицо, и на пару мгновений Рамильда застыла, очарованная этой неповторимой красотой.       Она не успела задаться вопросом, какой же подъём вёл к этим воротам извне: её взгляд упал на фигуру, стоявшую на площадке. У нижнего парапета, гордо выпрямив спину, стоял рыцарь в белом сюрко и обозревал раскинувшийся перед ним горизонт. Самой заметной деталью в его облачении был горшковидный шлем с красным пером сбоку — таким же, как у Рамильды. Всё его тело прикрывала кольчуга — хауберк и чулки, а поверх рыцарского сюрко красовалось меховое оплечье зелёного цвета. Левой рукой незнакомец придерживал большой круглый щит, а пояс оттягивали ножны с мечом.       Заворожённый пейзажем рыцарь, казалось, совершенно не слышал приближения гостей, однако затем повернулся к ним и приветственно махнул рукой. На его сюрко, слегка потрёпанном в боях, был намалёван солнечный лик с волнистыми красными лучами — и ровно этот же символ украшал его выпуклый щит. Рамильде он был незнаком, а потому она не могла сказать, принадлежал ли этот человек к какому-нибудь ордену. На какой-то миг они застыли в молчании, изучая друг друга взглядом.       – Что за рыцарь, Рамильда, не знаешь? — тихо спросил Ксендрик. — Эмблема о чём-нибудь говорит?       – Нет, абсолютно, — качнула головой Сванн. — Никогда такой не видела.       – Что ж, попытаем счастья? — слабо улыбнулся чародей.       – Угу.       Рамильда первая спустилась по ступеням навстречу рыцарю, подняв руку в ответ.       – Здравствуй, незнакомец!       – А! Приветствую! — донёсся молодой, приятный голос из-под шлема. — Вы отнюдь непохожи на опустелых. Хо, ну наконец-то! Я уже отчаялся встретить здесь хоть одну дружелюбную душу!       – Похоже, сегодня тебе улыбнулась удача, — улыбнулась Рами, снимая шлем. — Как твоё имя?       Рыцарь приложил руку к сердцу и чуть поклонился.       – Я Солер из Асторы, последователь Светоносного Владыки. А вы?       – Рамильда Сванн, рыцарь Асторы, — поклонилась она в ответ.       – Ксендрик из Винхайма, к вашим услугам, — чародей присоединился к их разговору, тоже отвесив поклон.       – Очень приятно! — прогудел рыцарь. — Ах да, о боже! Простите мне мои манеры! — рыцарь наконец снял топфхельм и явил всем своё лицо. Он был молод, с короткими, густыми соломенными волосами, гладко выбритый и с неотразимой улыбкой. — Гляжу, у вас здесь чудная компания: чародей из Винхайма, два рыцаря Асторы, мм, земляки! Редкая удача.       Он положил щит наземь и шагнул было навстречу им, но тут же подался назад, вспомнив, что стоило положить ещё и шлем. Усмехнувшись собственной неловкости, Солер подошёл ближе, протягивая руку, и Рами крепко пожала его ладонь.       – Да, компания весьма пёстрая, как ты изволил заметить, — сказала она. — А куда держишь путь, Солер?       – Хороший вопрос, — рыцарь качнул головой, скорчив задумчивую гримасу. — Ответ очень прост: я стал нежитью и добровольно отправился в Прибежище, которое вам, уверен, хорошо известно. А уже оттуда — в сей прославленный край, родину лорда Гвина, чтобы найти своё собственное солнце, — он говорил совершенно серьёзно, но без патетики в голосе, будто прекрасно понимал, насколько возвышенные слова подбирает. Поймав на себе слегка недоумённые взгляды, Солер усмехнулся и продолжил. — Вам это кажется странным? И правильно кажется! Не стоит стесняться, на меня постоянно так смотрят.       Он посмеялся, и этот чистый, добродушный смех очень понравился Рамильде. Их новый знакомый был просто очарователен.       – Так вы смогли сам сбежать из Прибежища? — наклонил голову Ксендрик. — Подвиг не из лёгких.       – О, так я вас не отпугнул? — Солер с улыбкой приподнял брови.       – Отнюдь, — усмехнулась в ответ Рамильда, не сумев сдержаться. — Ты ведь тоже, вижу, совсем не опустелый. А живых мы вроде не боимся, особенно с чувством юмора!       Солер снова рассмеялся и покивал.       – Сразу вижу — угодил в хорошую компанию! Да, насчёт Прибежища: я заявился туда с оружием и без конвоя, так что и в клетке-то не успел толком посидеть. Демон там был злющий — еле ушёл! Жаль только, там некого было спасать, да и демона я в конце концов одолеть не смог, — рыцарь развёл руками. — Но паломничество своё совершил.       – Насчёт демона не волнуйся, — сказала Рамильда. — Мы сами побывали в Прибежище и убили его. Там, конечно, остался его собрат, но, по крайней мере, одним мучителем в этом мире стало меньше.       – Даже так? Отрадно слышать! Что ж, моё уважение тем, кто тоже побывал в этом месте. А ваши цели здесь каковы?       – Пытаемся найти источник проклятия и развеять его, — ответила Рами. Повернувшись вполоборота, она указала на ворота. — А в качестве первого шага нам нужно прозвонить в колокол на той стороне. Ты ведь слышал о пророчестве?       – О, разумеется! Я сам иду дорогой пророчества и намереваюсь добраться до колокола.       Где-то за их спинами усмехнулся Хуберт.       – Ха, ещё один, — проговорил он себе под нос.       – Тихо ты, дай рыцарям поболтать про важное, — отозвалась Кайла.       – Знаете, у меня есть предложение к вам, — продолжил Солер. — Если уделите мне минуту внимания, разумеется.       – Конечно, — заверил его Ксендрик. — Вы ведь явно желаете присоединиться к нам?       – Именно! — слегка улыбнулся Солер. — Как мне видится, наши судьбы, должно быть, тесно переплетены: мы все побывали в Прибежище, мы все отправились сюда, чтобы узнать о своей судьбе и попытаться исполнить пророчество. И мне подумалось, что кому как не мне попытаться добиться какой-то правды и снять проклятие. Это ведь благородная, достойная цель для рыцаря, вы не находите?       – Это благородная цель для кого угодно, — отметил Ксендрик.       – Верно. Так вот, мне видится, что это едва ли совпадение. Если вы согласны, я обещаю вам помогать в вашем путешествии. Мы все идём одной дорогой, так что нет смысла нам идти порознь. Мне, признаться, было слегка тоскливо оттого, что я был на этом пути один, а тут — какая удача! Узнаем истину вместе, что скажете?       – Удача, действительно, — кивнула Рами. — Звучит неплохо: нам не помешает ещё один верный меч.       – Это верно, — согласился Ксендрик. — Особенно такой, который побывал в Прибежище и ушёл оттуда живым.       – Рад слышать, что вы так считаете, — Солер наклонил голову и радостно усмехнулся. — Знаете, люди обычно считают меня чудаком, да чего там — я и правда чудак. В общем… если вы согласны, я готов немедля отправиться в путь.       – Я совершенно не против, — кивнул чародей.       – Я тоже, — добавил Рю. — Ты, думаю, знаешь своё дело, раз добрался сюда один и всё ещё не опустел. Надеюсь, твой клинок будет на вес золота.       – Не имею возражений, друг-рыцарь, — сказал Самерсет.       – А из какого ты ордена? — спросила Рами. — Или это собственный герб?       – О, если вам незнакома эмблема на моей груди, то спешу сообщить, что это символ Солнечных рыцарей, символ нашей верности Солнцеликому Отцу и лорду Гвину. Это маленький орден, так что не удивлён, что вы про нас не слыхали.       – Что ж, обязательно послушаем про твой орден, когда будет время, — Рамильда стянула перчатку и с улыбкой пожала ему руку. — Добро пожаловать в отряд.       – Сердечно благодарю!       – Должно быть, сам Владыка пролил свет на наши пути, чтобы они сошлись, — подала голос Габи. Она смотрела на Солера совершенно заворожённо.       – Истинно так, мой друг! — радостно ответил рыцарь. — Я знал, что найду с вами общий язык. Некоторые встречные здесь смотрели на меня так, будто хотели сварить из меня похлёбку прямо на месте, ха-ха-ха!       – Боюсь, было бы невкусно, — усмехнулся Ксендрик.       – О, совершенно, — помотал головой Солер. — Вы не представляете, какие у меня жёсткие кости и хрящи. Ну что ж, в таком случае быть посему, и да начнётся весёлая взаимовыручка!       Габи посмеялась, прикрыв рот рукой.       – Право слово, что ни случайная встреча, всё на счастье. Позавчера обыкновенное чудо вывело меня на этих добрых людей, а теперь вот вы появляетесь и предлагаете помощь безо всякого чуда. Ещё и с чувством юмора, кажется, — она сдержанно улыбнулась Солеру.       – Ха-ха, мне без него никуда! — усмехнулся Солнечный рыцарь. — А то, знаете, будешь всюду с серьёзным лицом ходить — быстро состаришься! — он протянул ей раскрытую ладонь. — Будем знакомы?       – Габи, — клирик пожала предложенную руку. — Рада встрече.       – Взаимно, — кивнул Солер. — И вообще, мне кажется, это ваш отряд — настоящее чудо по моему адресу, а не наоборот. С удовольствием поговорил бы ещё, но нам, наверное, не стоит медлить? Я и так засмотрелся на пейзаж.       – Думаю, тебя стоит посвятить в наши ближайшие планы, — кивнул Кацумото, приблизившись к рыцарю. — Мы собираемся идти через мост. Ты ведь видел тут красную виверну?       – О да! Мимо демона-тельца я, конечно, смог пробраться, хоть и не без труда. На рассвете мы пободались и разошлись, сильно потрепав друг друга. Но вот как прошмыгнуть через мост, я не очень понимаю.       – Ты вышел на тельца один?! — удивилась Рамильда.       – У меня не было выбора, — пожал плечами Солер. — Я, конечно, не лыком шит, но я всего лишь одинокий рыцарь. Поэтому, когда мы с ним вступили в единоборство, никто не смог одержать верх — я прорвался к привратной башне, а он отступил вон к той, дальше по стене. Мы друг друга знатно поранили, так что у меня эстуса осталось всего-ничего.       – Тебе перелить? — одновременно спросили Рю и Рамильда и переглянулись друг с другом.       – Буду бесконечно благодарен. Но не отнимайте слишком много у себя, прошу.       – Давай сюда фляжку, — Рами протянула руку.       – Солер, а сейчас вы уже не ранены? С вами всё хорошо? — обеспокоенно спросила Габи.       – Нет-нет, со мной уже всё в порядке, не волнуйтесь, — на его лице снова появилась неотразимая улыбка. — Но если вдруг станет худо, я буду знать, на кого рассчитывать.       – Буду очень рада вам помочь, — склонила голову Габи.       – Скажите, а кто у вас за главного? — спросил Солнечный рыцарь.       – У нас нет как такового лидера, — ответил самурай. — Все решения мы принимаем совместно. Но в бою командовать доверили мне. Рю Кацумото.       – Хорошо, — кивнул Солер, пожав ему руку. — Значит, собираемся идти против виверны?       – Мы собираемся проскочить мимо виверны, — уточнил Ксендрик.       – Разумно в нашей ситуации, — согласился рыцарь, принимая серьёзный вид. — А какой наш план?       – Собираемся идти прямо сейчас, пока виверны нет, — заговорил Кацумото. — Если она внезапно вернётся, наши товарищи обещали нам помочь и отвлечь её на себя. В любом случае мы сразу бежим до середины моста, там ныряем в лаз, который ведёт на нижнюю секцию, и бежим по ней до той стороны.       – Ага, вот как, — покивал Солер. — Я вас понял. На всякий случай имейте в виду: я имею честь быть чудотворцем. Я практически не владею лечащими чудесами, но научен метать молнии, к которым уязвим всякий драконид. Так что в этом вопросе можете на меня рассчитывать.       – Учтём, — кивнул Рю. — Если виверна прилетит, будешь прикрывающим.       – Всенепременнейше. Итак, мы идём?       – Да, — самурай повёл рукой в воздухе, подавая знак остальным. — Выдвигаемся.       Солер в последний раз оглянулся на солнце за облаками и далёкие горы. Затем совершил странный жест, вытянув руки вверх и в стороны, будто обращаясь к светилу. Надев шлем, он быстро схватил щит и последовал за остальными мимо Рамильды. Рыцарша проводила его взглядом: Солер действительно казался чудаковатым, но создавал сугубо положительное впечатление. Часто за высокими словами крылся напускной героизм и фальшивое благородство, и на таких людей Рами пыталась смотреть со скепсисом. Но Солнечный рыцарь отнюдь не производил впечатления лжеца или тщеславца, более того — ему явно не чужда была самоирония. В его словах Рамильда не расслышала фальши — оставалось надеяться, что он окажется хорош в бою.       Рыцарь Асторы сама задержалась, глядя на необъятный пейзаж. Она хотела вобрать его в себя перед схваткой — пропустить через душу этот редкий момент первозданной красоты, чтобы он отпечатался в памяти. Чтобы хватило сил победить и вернуться даже с порога смерти. Такие моменты были в числе того, ради чего стоило жить. Надев шлем и застегнув ремешок, она медленно развернулась и пошла за остальными.       Когда они снова оказались под сенью надвратной башни, Кайла указала на дальнюю сторону моста и проговорила:       – Глядите, там парочка солдат-пустышек. Бальдерские, кажись.       – Вижу, — отозвалась Рамильда, сощурившись. Там, у середины моста, действительно маячили покосившиеся фигуры. — Крылатой нет пока?       – Нет. В засаде сидит, носом чую.       – Ну что ж, была не была, — Рамильда тряхнула головой и обнажила меч. Оставалось только поднажать и надеяться, что их пронесёт. Взгляд сосредоточился на той стороне.       – Готова, подруга?       – Всегда готова.       – Энцо, прикрывай нас отсюда, — дала приказ Кайла. — Хуберт, Адам — вперёд.       – Пошли, — коротко скомандовал своим Рю.       Они рассредоточились и побежали через мост. Вскоре двое опустелых заметили их и вскинули арбалеты, но одного из них сразу нашла стрела Кацумото. Рамильда поймала щитом второй болт, и стрела души сразила арбалетчика. Не успел отряд достигнуть середины моста, как их слуха достиг сигнал рожка с башни и громогласный окрик Энцо:       – Виверна-а-а!!!       – Берегись! — крикнула Кайла. — Бегом к лазу, скорее!       Отряд припустил пуще прежнего. Сзади раздался громогласный рёв, Рами на бегу оглянулась, и из-за ворот, взмахивая могучими крыльями, вылетела красная виверна. Она гигантской тенью пронеслась над башнями, стремительно догоняя их — она уже чувствовала лёгкую добычу, и сердце у Рамильды забилось пуще прежнего. Она отвернулась и вихрем преодолела последние шаги до лаза, пропуская Ксендрика. Рыцарша замерла, понимая, что Габи не успевает, но тут клирика без спросу подхватил Хуберт и, закинув на плечо, словно пушинку, рванул к проходу и сиганул внутрь. Виверна спикировала к мосту и, разинув зубастую пасть, дыхнула пламенем — в последний момент Рамильда успела прыгнуть и скатилась по лестнице, ощущая жар драконьего огня.       Поток пламени прокатился по мосту, сметая всех умертвий. Но этого никто из отряда уже не увидел — только сполохи огня и мечущиеся искры. Они очутились в каморке, находившейся внутри опоры моста. Кажется, все были целы. Очухавшись, Рамильда подняла голову в сторону Рю и выпалила:       – Какой план?       – Уходим через подбрюшье! — самурай указал на дверной проём, ведущий на нижнюю секцию. — Кайла, вы сможете отвлечь её отсюда?       – Срань чёртова, — выругалась та. — Чуяла же, что сидит в засаде! Хуберт, давай наверх — разворачиваем тряпки и машем что есть мочи! Адам, пальни в неё магией на подлёте! Пошли, пошли!       Хуберт снял с плеча два здоровых куска красной материи, которые они заготовили заранее, и Кайла схватила одну из них — разбойники надеялись, что яркий цвет и громкие крики привлекут внимание виверны. Никто не знал, сработает ли это, но красные тряпки были их лучшим вариантом. Взбегая наверх, Кайла остановилась, махнула остальным рукой и прокричала:       – Дуйте что есть мочи! Ни пуха!       Отряд не стал терять времени, и Рамильда, поправив шлем, припустила за товарищами. Последним, что она услышала в каморке, был громогласный крик Хуберта: «Эй ты, красная образина, а ну лети сюда!». Виверна пронеслась над мостом в обратную сторону, и снова раздался гул пламени — отряд едва достиг середины второго пролёта. Впереди, на краю утёса, виднелось основание башни и открытая дверь, выходившая на подбрюшье моста — в прежние времена через такую защитники крепости могли делать вылазки. Ксендрик пыхтел, ругаясь под нос на бегу — старые кости не щадили его, и даже Габи оказалась значительно резвее. Рамильда замедлила бег, оставаясь рядом с чародеем, чтобы прикрыть его — и Солер пропустил их вперёд, подняв щит. В правой руке он сжимал матерчатый талисман — подобный тому, который использовала Габи для своих чудес, только с аляповатым рисунком солнца вместо золотистого узора.       – Я буду замыкать! — бросил он. — Бегите, не бойтесь!       – Как чертовски любезно, — выдохнул Ксендрик, скорчившись от напряжения.       – Береги дыхание! — крикнула Рами, разминувшись с новым товарищем.       Они были уже близко, когда случилось худшее: красная охотница заметила их, пошла на снижение и теперь летела вдоль моста, готовясь спалить весь отряд.       Самерсет достиг двери первым, Рю пропустил Габи и вбежал следом, вскидывая лук. Тут Ксендрик споткнулся об камень и упал перед Рамильдой, чуть не свалившись в пропасть — в последний момент Сванн схватила его за плащ и удержала от падения.       – Держись!..       Она рванула волшебника вверх, понимая, что сейчас в них дыхнут пламенем, и бросилась с ним вбок, надеясь укрыться за подпоркой. Прямо у них на глазах Солер затормозил и развернулся к виверне: в руке у него блистал и искрился золотистый молниевый перун. Размахнувшись для броска, он метнул молнию, как солнечный дротик, и та угодила прямиком в голову виверны, рассыпая фонтан жёлтых искр и сполохов. Крылатое чудище, заверещав, взмахнуло крыльями и в панике улетело наверх: оно совершенно не ожидало, что его попытаются сразить древним оружием Гвина и его рыцарей. От этой молнии виверне явно пришлось несладко.       Рамильда на секунду застыла в восхищении: Солер ранил и отпугнул грозное чудовище одним превосходным броском. Теперь виверна дважды подумает, прежде чем снова напасть на них. Всё ещё придерживая Ксендрика, Рами побежала к заветному проёму, пока у них появилась возможность, и через несколько мгновений они были в безопасности. Солер, забежав внутрь, захлопнул дверь, и они оказались в полумраке подвального помещения.       – В порядке? — спросила Рами чародея, тяжело дыша.       – Да, — выдохнул тот. — Спасибо тебе… И вам, Солер. Это было потрясающе.       – Вы были просто великолепны, — проговорила Габи с лёгкой улыбкой. — Я уже забоялась худшего.       – Благодарю вас, и всегда пожалуйста, — ответил Солер, чуть наклонившись, чтобы отдышаться. — Но, право, пока слишком рано меня хвалить. Там наверху ещё наверняка будут опустелые солдаты.       – Не скромничай, друг, — улыбнулась Рамильда. — Ты без шуток спас нас от виверны. А это чего-то да стоит.       Солер, неопределённо усмехнувшись, молча пожал плечами.       – Подождём немного, пока виверна успокоится, — произнёс Рю. — Потом наверх. Все целы?       Ему вразнобой ответили «Да». Самерсет, Габи, Ксендрик, Рамильда, Солер — все были невредимы, готовые идти навстречу битве — только бы перевести дыхание. Отрывисто кивнув, самурай плавно махнул рукой и уселся на пол, опершись на лук, и остальные последовали его примеру. Страшный мост остался позади, и дальше путь лежал только вперёд — к заветной колокольне.