Дети угасшей эпохи

Не ищи новых слов для молитвы тому, кто был рядом всегда:

Из посмертия снов нас выводит к рожденью всё та же звезда.

Первый ветреный рассвет прошлое сожжёт —

Только замок на холме тайну бережёт.

На скомканном листе

Слова опять не те –

Сплетая жемчуг фраз,

Сплетая в нить сердца,

Сплетая в нить сердца,

Под сенью древних стен,

С крестом иль на кресте,

Мы принесли обет

Быть верным до конца,

Быть верным до конца.

Тэм Гринхилл — Посвящение Бертрану.

***

      Грохот копыт разрывал на части лесную идиллию.       Рамильда Сванн крепче стиснула зубы и потянулась за мечом: на молодом лице застыла стальная решимость. Два десятка асторских рыцарей мчались навстречу врагу через мрачный сосновый бор, и она скакала во главе клина, служа остриём копья. Поверх облегчённых лат на ней было синее сюрко с золотистой эмблемой ордена — «соцветьем доблести», а открытый шлем-саллет с красным пером выделял её среди остальных.       Они выехали на поляну, усеянную большими лужами после недавнего дождя, и вихрем пронеслись дальше, разбрызгивая воду из-под копыт. На дереве впереди светлела свежая зарубка.       – Сержант Сванн! Вторая отметка! — прилетел оклик со стороны.       – Всем приготовиться! — прокричала Рамильда, выхватывая клинок, и указала остриём в сторону. — Фридо! Забирай вправо и фланкируй! Подчищайте стрелков!       – Есть, сержант! — крикнул в ответ другой рыцарь. Он крутанул рукой в воздухе, подавая сигнал, и отделился от клина вместе с пятью другими. Вскоре их едва можно было различить за деревьями.       Чутьё не подвело Рамильду, а опасения подтвердились: на них действительно хотели устроить засаду. Проклятый маркграф, разбойничьему царству которого они положили конец, не желал сдаваться: даже потеряв фамильное гнездо, мятежный феодал ушёл со своими людьми в леса и оттуда продолжал досаждать асторцам. Его солдаты разграбили и сожгли очередную деревню — всего лишь приманка для рыцарей. Наверняка рассчитывали, что те пустятся в погоню по горячим следам, сломя голову, но Рамильде хватило ума не соваться далеко в лес и послать вперёд разведчиков. Они не подвели.       Теперь её отряд выходил засаде во фланг, пользуясь изгибом дороги, на котором засели мятежники. Они уже наверняка заслышали приближение рыцарей, но кавалькада заходила примерно с того же направления, откуда шла дорога, и когда противник увидит, откуда выезжают рыцари, будет слишком поздно.       Боевые кони мчали по мшистой земле, не обращая внимания на вычищенный подлесок. Шестнадцать конников составят основной кулак. Ещё пятеро во главе с Фридо совершат охват и ударят по тем, кто побежит под напором атаки. Застрельщики разберутся с одиночками и недобитками, если всё пойдёт по плану.       – Построиться к бою! — скомандовала Сванн остальным.       Клин разомкнулся и вытянулся в ширину. До противника оставалось совсем немного. Сердце забилось чаще в предчувствии боя: Рамильда знала, что ей не будет покоя, пока все погибшие и изнасилованные не будут отомщены. Ведь она клялась защищать беззащитных — и пускай та деревня даже не была под её охраной, ей было досадно и даже стыдно за гибель её жителей. И пока убийц не настигнет расплата, чего будет стоить их рыцарский долг?       Вскоре между деревьев впереди замелькали силуэты. Около двух десятков — и ещё сколько-то явно примостилось по другую сторону дороги. Послышались крики: враг всполошился и только теперь понял, что происходит, но было поздно: рыцари Асторы въезжали мятежникам прямиком в растянутый фланг.       Они даже не стали размениваться на боевой клич и просто изготовили копья. Среди хаотично бегавших противников Рамильда заметила пару лучников, один из которых остановился и натянул тетиву, целясь в её сторону. Приподняв руку со щитом, рыцарша пригнула голову, прилетевшая стрела зацепила кромку щита и звякнула о шлем, ломаясь и улетая в сторону. Лучник бросился наутёк.       Всадники врезались в противника с наскока. Зазвенела сталь, послышались крики. Рамильда попросту сшибла неудачливого пехотинца и понеслась дальше. Ещё один попытался встать у неё на пути, замахиваясь цепом. Вскинув меч, она немного свесилась в седле и рубанула на выдохе. Оголовье цепа пролетело над головой, и клинок перерубил разбойнику шею. Следующим был копейщик, от которого она благоразумно отвернула, предоставив его застрельщику, ехавшему следом. Тот осадил коня, вскидывая арбалет, щёлкнул спусковой механизм, и копейщик упал с болтом в груди. Сванн выехала на дорогу, настигая стрелка, пытавшегося убежать на ту сторону, и одним взмахом покончила с ним.       Развернув коня, она поскакала боком, защищаясь от лучников — две стрелы просвистели мимо. Глянув через плечо, она увидела, что бугор, возвышавшийся над дорогой, уже зачистили. Где-то заржала подстреленная лошадь. Вся левая сторона засады опрокинулась, и теперь надо было только довершить начатое. Прямиком к ней уже скакали трое всадников, но товарищи были рядом.       – Вперёд, вперёд, дожимаем их! — крикнула Рамильда. — Вульф, Амори, прикрываем!       Четверо рыцарей пронеслись мимо них, намереваясь покончить со стрелками на другой стороне дороги. Кенвульф перехватил копьё и пристроился сбоку от Сванн, Амори вскинул было арбалет, но тут ему в шею угодила стрела. Рыцарь вывалился из седла, зажимая рану. Выругавшись, Рамильда стиснула зубы и припустила дальше.       – Я возьму головного! — прокричал Кенвульф.       Впереди скакал окольчуженный бородач, громко крича и раскручивая кистень. Следом за ним мчал латник в шлеме с забралом и с настоящим рыцарским лансом — и он заботил Рамильду гораздо больше. Он держал ланс по-рыцарски, для таранного удара, явно нацеливаясь на неё, и если Сванн неправильно с ним сшибётся, она окажется на земле с переломанными костями.       В этой ситуации Рамильда сделала самое разумное и попросту отвернула вправо, уходя от столкновения: наконечник ланса лишь царапнул по поверхности щита. Где-то слева хрипло закричал бородач: копьё Кенвульфа вошло ему в грудь и вышибло из седла.       Снова подняв щит, сержант защитилась от меча третьего всадника и рубанула в ответ, звякнув по шлему. Удар, другой, удачный рипост — и остриё меча Рамильды вошло противнику в бок. Тот заорал от боли и злости, замахнулся в ответ, и тут же ему в сердце прилетел болт. Рамильда оглянулась на товарища и отрывисто кивнула ему.       Она успела заметить, как мятежного рыцаря выбили из седла, обезоружили и обездвижили — теперь он никуда не денется. Стрелков почти всех перебили, Фридо со своими уже выехал отступающим наперерез и сеял среди них хаос. Бой был выигран. Чуть в стороне двое солдат вскочили на лошадей и припустили прочь.       – Леонора ранена! — крикнули Рамильде.       – Вы двое, помогите ей с Амори! Следите за пленником! Гоним их, гоним! — приказала она напоследок и пришпорила коня.       Кенвульф и ещё пара рыцарей последовали за ней. Двое беглецов скакали по дороге, прорываясь к окраине леса. Слева от них товарищи преследовали остатки разбитой засады. Дорога вышла на пространство, где деревья росли чуть реже, и целые участки здесь пестрели дождевой водой, разлетавшейся из-под копыт вместе с комьями грязи. Лошади беглецов были не чета боевым коням, но те уже успели подустать за время скачки по лесу. Разгорячённая схваткой кровь не знала усталости, и Сванн не собиралась дать им уйти.       Она слишком поздно заметила силуэт, появившийся из-за дерева впереди. Глаза успели увидеть только, как из ствола ручницы вырывается пламя. Бахнул выстрел, а в следующую секунду её вышибло из седла, в груди вспыхнула острая боль, и мир завертелся перед глазами.       Рамильда упала в лужу, её подбросило от силы удара, и боль растеклась по всему телу. Через мгновение она уже лежала на спине, не в силах пошевелиться. Её сердце перестало биться, а огонь в груди стал нестерпим. Кровь шумела в голове, дыхание почти исчезло, и она отчётливо поняла, что умирает. Хотелось кричать, но лёгкие не слушались. Вскочить, бежать прочь от надвигавшейся гибели — всё без толку.       Где-то вдали стучали копыта. Вверху, за голыми чёрными ветвями, проплывало пасмурное небо. Рамильда осознала, что это небо — последнее, что она увидит, и вместе с болью рыцаршу охватило жгучее отчаяние и ужас перед наступающим концом. Она не хотела вот так — в один момент, без шанса дотянуться до мечты, без шанса даже попрощаться. Всё исчезало. Весь мир рассыпался миллионами осколков, и тьма окончательно поглотила её.

***

      Проблеск где-то на грани сознания. Странный гул в голове, подобный хору неземных голосов. Время и пространство почти не ощущались, создавая гнетущее чувство дезориентации. И только некое плавное движение служило слабым якорем, уцепившимся за реальный мир.       Сколько времени прошло?       И куда она плыла?..       Чувства медленно пришли в порядок, и гул исчез. Вместо него пришёл мерный цокот копыт и знакомые человеческие голоса. Странная, сосущая боль в боку быстро исчезла. Через пару мгновений Рамильда осознала, что едет в седле, обхватив шею коня, а на голове не ощущалось привычной тяжести шлема. Весь остальной отряд ехал рядом, вытянувшись в цепочку.       Рыцарша поморщилась. Она всё ещё была слаба и вряд ли устояла бы на ногах, но больше всего её угнетало другое: она совершенно не могла понять, что произошло и как она очутилась в таком положении. Она помнила бой и погоню, но какая-то очень важная деталь продолжала ускользать.       А потом Рами вспомнила. И стоило ей увидеть мысленным взором ту самую вспышку пламени, как сердце зашлось в бешеном ритме.       Её убили. Она умирала там, под этим серым, неприветливым небом. Она помнила эту страшную боль и всепоглощающее чувство ужаса. Невозможно было выжить после пули в сердце. А даже если её каким-то чудом спасли, единственный чудотворец в отряде не обладал чудесами такого уровня, которые исцеляли такие раны. Вдобавок, теперь от боли не осталось и следа. Что-то было не так.       Сдавленно простонав, Рамильда быстро высвободила руки и распрямилась, остановив скакуна. Стоило ей пошевелиться, как отряд взорвался: кто-то закричал, со всех сторон послышались проклятия и ругательства. Сразу несколько рыцарей, обнажив мечи, окружили её. Остриями клинков на Рами скрестились взгляды, полные шока, удивления и настороженности, а кое-кто смотрел на неё с неприкрытой враждебностью. Асторцы кричали наперебой:       – Что за чертовщина?!       – Вылезай из седла!       – Гвин всемогущий, встала! Она встала!       – Вылезай из седла, живо!       Рыцарша выругалась сквозь зубы.       – Что происходит? — хрипло спросила она и прочистила горло. — Какого чёрта взялись за мечи?       – Немедленно вылезай из седла, — ледяным тоном процедил один из рыцарей, направляя копьё в её сторону. — И сдай оружие!       – Убери свою ковырялку, Сигеберт, — жёстко ответила Рами. — Докладывай, как полагается! Что происходит?       – Сиги, не слушай её! Она одержима! — крикнул ещё один, совсем ещё юный арбалетчик, недавно вступивший в орден. — В неё демон вселился!       – Тихо ты, дурачина! — прокричал светловолосый Фридо, протиснувшись на коне к месту событий. — Сколько тебе раз твердили — демоны не вселяются в людей!       Рамильда поморщилась: она слышала про эту расхожую байку. Некоторые нерадивые священники Белого Пути распространяли суеверие, что люди могли стать «одержимы» демонами, если погрязнут во грехе. Но книги, по которым рыцарей учили в ордене, прямо утверждали, что одержимость — вымысел. Демоническая магия действительно могла подчинять разум, но у неё были чёткие маркеры, и каждого рыцаря рано или поздно учили тому, чтобы их распознавать — и выходить на источник угрозы. Но ведь была же причина, по которой её товарищи так взбеленились? Неужто с ней что-то и впрямь было не так?..       Рамильда тщетно пыталась сообразить, что же такого в ней разглядел этот оруженосец, и начала один за другим отсекать варианты в голове. Что-то явно было не в порядке, но нет — никто не сказал, что её движения походили на марионетку, да и сама она не ощущала себя чужаком в собственном теле. А потому уже через секунду это обвинение показалось ей полным бредом.       – А кто же тогда, если не демон? — ответил рекрут, смутившись. — Сами говорили, колдуны изалитские влезать в голову могут!       – Ты ещё демонов не видел, не неси чепухи! — продолжил Фридо. — Ты на лицо, на лицо её посмотри!       Рамильда машинально прикоснулась к лицу. Где-то возле носа ощущались странные складки, которых раньше не было, а кое-где на щеках и на лбу было нечто похожее на струпья. На какое-то мгновение она растерялась: происходившее скатывалось в хаос, и рыцарша совершенно не понимала, почему.       – Сдать оружие! — стоял на своём Сигеберт.       – Рами, что с тобой? — раздался сбоку голос Леоноры. Рыцарша с короткими каштановыми волосами была легко ранена в ногу, и этим наблюдением Рамильда лишний раз подтвердила для себя, что не бредит. — Ты узнаёшь меня?       – Не говори с ней, сестра! Она может наброситься!       – Надо её обезоружить!       – Рамильда, скажи же что-нибудь! — кричал Фридо.       Ей катастрофически не давали собраться с мыслями, а ситуация накалялась. Набрав в лёгкие воздуха, Рами подняла руку и проорала:       – Ти-хо! Прекратить бардак!       Воцарилась тишина. Копьё Сигеберта по-прежнему смотрело ей в грудь, а остальные держали мечи наготове. Рамильда оглядела товарищей, стараясь держать лицо. Предположение, что всё пошло очень сильно не так, окончательно подтвердилось, и нужно было успокоить людей, а потом спокойно во всём разобраться.       – Вы рыцари Асторы, а не отара овец! — продолжила Рами. — Соблюдайте порядок! Я всех узнаю, — добавила она уже спокойнее. — И я всё ещё ваш сержант.       – Изыди из неё, демон! — юнец испугался пуще прежнего, натянув поводья и осенив себя святым знамением.       – Заткнись, дурак! — прикрикнула Леонора на товарища. — Не видишь, она говорит?       – Уберите этого паникёра к чёрту, — процедила Рами, грозно глянув на рыцаря. Юноша-рекрут тут же стушевался под её взглядом, будто лишь теперь признал в ней боевую подругу и командира.       – Ребята, успокойтесь! — крикнул другой рыцарь. — Она… она в нежить обратилась. Она не демон — нежить!       Это слово хлестнуло по ней, как плетью. Брат по ордену смотрел на неё не то с сочувствием, не то с настороженностью — во взгляде застыло замешательство. Он попросту не знал, чего ожидать — и что думать по поводу Рамильды. И так на неё смотрело большинство товарищей, не решаясь принять сторону. Ей потребовалась ещё пара мгновений, чтобы осмыслить сказанное. Сердце ухнуло куда-то вниз, и Рамильду настигло осознание. Теперь ей всё было ясно.       – Он прав, — холодно сказал Сигеберт, глядя ей в глаза. — Ты — умертвие, и ты больше не командуешь нами. А теперь сдай оружие.       – Тихо всем! — скомандовал Фридо. В экстренном случае именно он должен был взять на себя командование отрядом, но даже он растерялся в такой ситуации и только теперь пришёл в себя. — Никаких демонов здесь нет! Слушать, что говорит сержант!       – Порядок, рыцари! — сказала Рамильда с расстановкой. — Я отдам оружие. Что бы ни случилось, соблюдайте порядок. Фридо!       Она продемонстрировала руки Сигеберту и принялась отвязывать от пояса ножны с мечом. Затем бросила их Фридо, и тот поймал ценный груз. Свой мизерикорд она передала Леоноре.       – А теперь докладывайте толком, как это произошло. Кенвульф, ты был последним, кто ехал со мной. Говори.       Нервно теребя копьё, рыцарь сглотнул и заговорил, стараясь не прятать взгляд:       – Сержант, тебя… тебя убили. Стрелок из засады. Он убил тебя из ручницы — прямо в сердце. Когда я… — всё-таки не выдержал, отвёл глаза. У него лишь хватило духу додавить из себя слова. — Когда я подъехал, ты была уже мертва.       Рамильда прикрыла глаза и помотала головой. Она всё ещё не могла поверить в произошедшее. Это всё была какая-то отменная чепуха.       – Он не врёт, Рами, — прибавила Леонора дрожащим голосом. — Мы все это видели. Прости, мы уже ничем не могли тебе помочь. Ты… ты была мертва.       – Ты нежить, Рамильда, — сказал Сигеберт так, будто зачитывал приговор. — На тебе проклятие.       – Я не давала тебе слова, рыцарь, — процедила Рами. — Соблюдайте дисциплину. Фридо, докладывай. Каковы потери?       – Сержант… Ты точно в порядке?       – Я в трезвом уме, Фридо, — спокойно настояла она. — Каковы потери?       – Трое легкораненых. Амори тяжёлый, его спасли. Сержант Рамильда Сванн… погибла в бою.       – Статус противника?       – Разгромлен. Большая часть уничтожена, отдельные разбойники бежали. Двое пленных.       – Ясно.       – Фридо, нам нужно её связать, — произнёс Сигеберт. — Она нежить — и может перестать контролировать себя.       – Она не опустелая, Сиги! — возразила Леонора, тут же обретая решимость. — Она прекрасно себя контролирует!       – Она всё ещё наш командир! — поддержал её другой рыцарь.       – Чёрта с два, — отрезал Сигеберт, оглянувшись на них, и развернул коня. — Или вы забыли, как надо с нежитью? У нас есть приказ.       – Да, он прав! — поднялись другие голоса. — Она проклята! Она уже не человек!       – Нельзя ей доверять!       – Что за глупости?! — почти взорвалась Леонора. — Только попробуйте её тронуть, я…       – И попробую! — заявил Сигеберт, переводя копьё в сторону Леоноры. — Хочешь в предатели записаться?       – Спокойно! — попытался призвать к порядку Фридо. Атмосфера снова становилась жаркой, как в бою, только вместо мечей на этом ристалище звенели слова. И лучше бы продолжалось так, чем если дело дойдёт до драки.       – Кто ещё тут предатель! — не выдержала Нора. Дружеские узы для неё оказались сильнее страха, и за это Рамильда была ей благодарна. — Она человек, она говорила с тобой, она нам сестра, чёрт возьми!       – Она нежить! Нельзя иметь дело с нежитью! Рамильда мертва, и этого не изменишь! А эта нечисть — уже не Рамильда! — Сигеберт холодно глянул на Рами, указывая на неё копьём. — Выброси эти сантименты — она тебя первая убьёт, когда опустеет!       – И что теперь, нам с ней, как с собакой надо, да?!       – Сигеберт, это неправильно, — заявил Фридо. — Надо всё проверить, во всём убедиться.       – Болван! — выпалил Сигеберт. — Что ты хочешь проверить? У неё метка на теле, и она скоро сожрёт её!       – Да не пустеют люди так быстро! Никто этой метки не видел — надо снять доспехи и проверить, и только потом принимать решения!       – Он уже забыл, небось, как она его спасала, — не унималась Леонора. — Да вы что, озверели, что ли?!       – Нора! — окликнула её Рамильда. — Успокойся. И прекратите гомон, вы все! Распоясались, стоило мне сдохнуть! Даже если я нежить, у вас есть заместитель командира. Слушайтесь его и не разводите балаган! Потому что в балагане рыцари не участвуют.       Эти слова подействовали. По крайней мере, рыцари больше не переругивались и затихли, ожидая развития событий — даже Сигеберт не стал возражать.       – Командуй, Фридо, — бросила Рами.       – Сержант… Нам сейчас нужно тебя проверить. Слезь на землю, пожалуйста. Нора, помоги мне с её кирасой.       Рамильда кивнула и спешилась. На мгновение ей показалось, что товарищи, окружившие её, были подобны своре гончих, загнавших добычу в угол. И эти опасливые, порой откровенно враждебные взгляды заставили её по-настоящему ощутить себя волком-одиночкой: с нежитью разговора не было. Произошедшее всё ещё не укладывалось в голове. Она стала носителем тёмной метки, и те, кто вчера называл её другом, теперь подспудно боялись её — даже те, кто ещё был готов видеть в ней человека. А иные и вовсе списали её со счетов, как Сигеберт. Где-то в глубине ей хотелось выть от несправедливости, но нельзя было ронять лицо. Не перед братьями по ордену.       Пока товарищи расстёгивали ремешки доспехов, Рами только водила глазами по лицам, надеясь найти во взглядах хоть каплю сочувствия. Но пока она видела только страх и недоверие. Ей вдруг самой сделалось на редкость страшно. К горлу подкралась тошнота, и она насилу подавила её, шумно глотнув воздуха. Она с трудом нашла в себе силы заглянуть в глаза Фридо и Леоноре. То, что она в них увидела, послужило хоть каким-то облегчением: это были взгляды друзей, не врагов. Взгляды людей, которые искренне беспокоились за неё и по-прежнему оставались на её стороне.       Кираса звякнула оземь, и Рамильда сама расстегнула кольчужный дублет, служивший поддоспешником. Задрав синюю рубаху, она осмотрела себя. На правом боку отчётливым чёрным пятном расползлась метка проклятия. Рами судорожно вздохнула. Теперь, когда сомнения полностью развеялись, чувство безысходности грозило охватить рыцаршу целиком. Ей отчаянно хотелось кричать, но она всё-таки смогла найти в себе силы удержать лицо перед бывшими подчинёнными.       – Метка есть, — возвестила Рамильда, демонстрируя бок остальным. Рыцари ахнули. Как ни в чём не бывало, Сванн принялась застёгивать дублет. — Фридо, веди отряд в замок. Я в твоём подчинении.       – Сержант Сванн поедет несвязанная! — приказал рыцарь, сделав запрещающий жест рукой. — Я лично буду за ней следить. Сигеберт, ты будешь со мной рядом. По коням!       Сигеберт бросил на Рамильду презрительный взгляд из-под нахмуренных бровей. Кара и забвение — вот всё, что было в его глазах. И словно капелька гнева — чистого и холодного. Он будто искренне верил, что вместо его верной подруги перед ним стояла какая-то ошибка природы. Она выглядела, как Рамильда, говорила её голосом, даже вела себя похоже — но это была не она. Не та, с кем они прошли через кровь и огонь и вместе пели песни у костра. И это негодование, пускай и построенное на неправде, Рамильда могла понять.       Они все вернулись в сёдла и двинули дальше в мрачном молчании. Рамильда совершала все движения, как сама не своя, почти отрешившись от происходящего. Её взгляд был где-то не в этом мире и едва следил за дорогой. Все чувства замкнулись в беспощадно болезненном цикле: её будущее стремительно расплывалось и обрушивалось в небытие.       Она стала изгоем. Теперь и навсегда. Проклятие нежити поставило свою печать, и пути назад больше не было.

***

      Мерно потрескивали пожираемые огнём поленья. Капитан Конрад де Планси уже долгое время смотрел на пламя, словно бы силясь увидеть в нём ответ на вопрос, вертевшийся в голове все эти недели. Плясавшие в камине оранжевые языки завораживали, и то и дело где-то среди них капитану асторских рыцарей чудилась непроглядная чернота. Тёмное солнце, охваченное пламенем. Метка проклятия, которую он видел уже не раз.       История повторялась: одна из рыцарей капитана обратилась в нежить и ждала своего приговора. Для капитана Рамильда была уже третьей. И на что он только рассчитывал, когда надеялся, что такого больше не случится?.. В том ремесле, которым занимались рыцари Асторы, такое было лишь вопросом времени.       Охота на нежить была тем безблагодатным делом, на которое рыцари не любили подписываться. В истреблении опустелых, которые временами показывались тут и там, они усматривали обычную рутину и не видели в нём противоречия своему долгу — по той простой причине, что опустелые уже окончательно утратили всякое подобие разума и личности. Но выслеживание тех, кто обратился лишь недавно, отдавало охотой на еретиков — ведь эти люди прекрасно понимали, что с ними происходит, и никак не отличались от самих себя до момента первой смерти.       Это были ровно те же люди, которые вчера жили с кем-то по соседству, трудились, дружили, делились историями и сплетнями, даже воевали бок о бок с «живыми». И это вызывало вопросы и сомнения у многих рыцарей, чувствительных к вопросам собственного призвания. Но политика короны и церкви Белого Пути была однозначной, а потому иногда даже рыцарям приходилось окунаться в эту бочку дёгтя.       Ещё горше и больнее было тогда, когда проклятие забирало кого-то из своих. Такие случаи были редкостью, но всякий раз переживались, как настоящая трагедия. Всякий раз они посылали круги по воде, вызывая жаркие споры, обвинения, обиды и банальную ненависть друг к другу. Рыцари Асторы не должны были выдавать своих. И тем не менее, каждого рыцаря, обратившегося в нежить, орден обязан был передавать в руки Белых.       Укрывательство приравнивалось к измене. Много лет назад, когда рыцари попытались скрыть тот факт, что один из них стал умертвием, это очень болезненно им аукнулось. Та пресловутая история с принцем Рикардом — и ведь даже тогда орден устроил ему побег. А прослывший героем принц остался популярным в народе, даже заполучив метку — и слухи о его похождениях продолжали будоражить умы ещё много лет после его исчезновения.       Конрад знал не про один такой случай — и сам был не без греха за душой. Однажды он отдал двух своих подчинённых на растерзание — двух людей, которых любил и ценил, и у него язык не поворачивался назвать это иначе как предательством. Он ненавидел себя за это решение, пускай и продолжил с ним жить. Теперь проклятие нежити снова нависло над ним и грозило посеять смуту в его отряде. Неужели ему опять придётся…       Капитан глубоко вздохнул, прикрыв глаза. Между пальцев он уже долгое время сжимал письмо, которое так и не решался прочитать. Письмо было от Балдуина Торна — суперинтенданта ордена и хорошего друга Конрада. Это была корреспонденция приватная, и пришла она отдельно от официального приказа — фактически негласно. Зная характер Балдуина, капитан уже представлял, что будет в этом письме, и какое-то гнетущее чувство всё мешало ему приняться за чтение. Он знал, что будет несогласен с доводами Балдуина, и каждое слово будет вызывать у него резкий протест. Однако нельзя было бесконечно откладывать неизбежное, и, мотнув головой, рыцарь развернул лист бумаги.       «…Конрад, мой тебе совет: умой руки от этого дела. Печать уже поставлена, а решение принято, этого не изменить и не исправить. Не мне напоминать тебе, в каком мире мы живём: костры горят не просто так. Можно сколько угодно спорить о том, сколько правды в проповедях Белых, но нельзя отрицать, что они стоят на одной непреложной истине: нежить опасна. Это угроза всему человечеству, и падение Лордрана тому в пример — если королевство самого Гвина пришло к такому концу, то что говорить о прочих государствах? Бальдер и Берниция уже канули во тьму, и сколько ещё стоит в очереди к краю пропасти? Первородное пламя — единственное, что отделяет нас от настоящего ужаса. Мы оба видели это, Конрад, так скажи, почему ты усомнился и взбрыкнул именно сейчас?       То, что произошло с Рамильдой Сванн — прескверная история, не отрицаю. Она подавала надежды, и мне так же противно терять хорошего рыцаря, как тебе. Особенно памятуя о заслугах её отца. Но тёмная метка есть тёмная метка. Магистр уже всё решил: её отправят в Прибежище, и на этом история закончится. Ты говоришь, что она могла бы помочь понять проблему, помочь всем нам, но никто не даст на это согласия — ни магистр, ни король, ни архиепископ. Я не знаю, что лучше — отдавать человечность костру против своей воли, пока не станешь безмозглым мертвяком, или сгнить до такого же состояния в Прибежище, но я знаю, что она стала нежитью, а у нежити одна судьба.       Клирики и так пришли в ярость оттого, что вся их афера с Прибежищем всплыла на поверхность. И они не в том настроении, чтобы с ними о чём-то договариваться. Ты слышал? В Торолунде рвут и мечут из-за этой новой книжонки, которая рассказала правду об их «церкви» на севере и о том, что «паломничество» туда — не более чем приманка для отчаявшихся, а тюремщиками там служат демоны. Скоро о тюрьме узнают все, но вряд ли что-то изменится: люди и так до смерти боятся того, что умертвия заполонят поля и улицы. В Катарине подобный трюк, может, и удался бы, но здесь Астора. А представляешь, что было бы, если б узнали о том, что не кто-нибудь, а рыцари Асторы держат нежить в своих рядах? Катастрофа, Конрад! Та история с принцем Рикардом до сих пор не выветрилась из памяти, и любой подобный случай бросает тень на наш орден — и на корону тоже. А корона не терпит, когда её имплицируют.       Ты говоришь, что мы боремся с симптомами болезни, а не с её источником, и ты прав. Но мы участвуем в борьбе, которая пока выше нашего понимания. Можно сколько угодно ругать церковь, но я позволю себе кое-что напомнить. Белый путь уже две тысячи лет служит идее. Не богам — не Ллойду, не Гвину — идее. Идее о том, что на Первородном пламени держится наш мир, и эпоха Тьмы несёт с собой конец всему, что мы знаем. Мы, рыцари Асторы, тоже служим этой идее и боремся с проклятием нежити уже который век. И чтобы Пламя жило, костры должны гореть. Быть может, не сегодня — завтра высокие лбы где-нибудь в Винхайме отыщут корень проблемы и поймут, как лучше справляться с проклятием, или даже как излечить его. Но до той поры мы с тобой обязаны поступать наиболее трезвым образом, который нам известен».       Костры. Должны. Гореть. От этих слов сердце у Конрада обливалось кровью: сама мысль о том, что клирики привязывают умертвий к этим волшебным кострам и вынуждают их отдавать свою эссенцию до полного опустошения, казалась ему бесчеловечной. С его точки зрения, это было просто донельзя ритуализированное убийство. С высокими словами о сочувствии, о самопожертвовании, даже с заботой об умирающем — но убийство тем не менее. Однако то, что происходило в упомянутом Балдуином «Прибежище», было попросту настоящим людоедством.       Со вздохом отложив письмо, Конрад покинул уютное кресло и неспешно подошёл к обширной карте континента, висевшей в бывшем кабинете маркграфа. Ещё когда рыцари только взяли замок, он поймал себя на мысли, что маркграф был на удивление хорошо осведомлён о ближайших замках и перевалочных пунктах ордена. А ещё, судя по дыркам в этой довольно красивой карте, он любил развлекать себя метанием в неё стилетов, коробочка с которыми и сейчас стояла открытой на рабочем столе. Отверстия на месте Асторы, столицы одноимённого государства, и Кобрина, где располагалось главное представительство ордена, были до того отчётливы, что отметки городов с трудом проглядывались.       Взгляд Конрада плавно пополз снизу вверх. Вот, на вытянутой юго-западной оконечности континента — Катарина, их самый сильный сосед. Следом на северо-востоке — родная Астора, протянувшаяся с запада на восток условным эллипсом с несколькими отростками. Самое большое и могучее государство континента, верный союзник Лордрана ещё со времён Войны с драконами, а ныне — бастион надежды и ориентир для человечества. Бастион, который, идя на поводу у Белого Пути, обращался с проклятыми с подчас варварской жестокостью. А вот и Торолунд — вотчина Белой церкви, неравномерная клякса, приютившаяся у восточных границ Асторы в окружении государств поменьше. Отсюда рассылались во все концы континента легаты архиепископа Торолундского, и отсюда же вела одна из дорог на север, сквозь пояс северных княжеств — к пограничью с Лордраном, некогда — земле богов, которой правил почивший бог-король Гвин Светоносный, а ныне — погибшей стране, куда стекалась гонимая отовсюду нежить.       Четыре века прошло с тех пор, Лордран пал — а это было сильнейшее королевство людей, основанное Гвином в незапамятные времена, когда он вёл великую войну с драконами. Освободив людей от их тирании, бессмертный владыка, король королей, нашедший великую душу в Первородном пламени, долгие столетия правил сильной рукой, выступая непререкаемым арбитром в конфликтах других государств, и Пламя давало ему силу, оберегая мир от губительной тьмы. Но даже этот огонь оказался не вечным. И когда Пламя начало угасать, проклятие нежити повсюду пустило корни, а тьма постепенно расползлась по миру.       Первое королевство первым пало под натиском скверны. Его жители обращались в нежить массово, прежние хозяева заперлись в столичном Анор-Лондо, за анархией и хаосом последовал тотальный коллапс. Тогда владыка Гвин принёс себя в жертву Пламени, чтобы возжечь его с новой силой, и нависшая над человечеством угроза, казалось, отступила. Но даже этой жертвы оказалось мало. Понадобилось меньше столетия, чтобы проклятие вернулось, расползаясь по всему свету, но несколько веков спустя земли людей всё ещё держались. Пока.       Четыре века — немалый срок. Люди, как и всегда, приспосабливались, однако тьма мало-помалу брала своё. Если в Асторе или Катарине проблема нежити пока была терпимой, то дальше на севере несколько государств уже пали жертвами проклятия, а солнце прекратило освещать тамошние земли. И де Планси не раз ловил себя на мысли, что однажды и его родную Астору может постигнуть та же судьба.       Он также ловил себя на мысли, что теперь многое было иначе, чем при первой вспышке проклятия — ещё тогда, до жертвы Гвина. Хроники сохранили на удивление мало сведений, будто какие-то истины намеренно и старательно замалчивали. Да и вопрос о пресловутых волшебных кострах и их хранительницах оставался на редкость cмутным. Почему они так массово появились именно во время второй вспышки? Почему именно хранительницы? Отчего нежить, гнетомая жаждой чужих душ, так тянулась к этим кострам? Отчего новообращённые умертвия полностью сохраняли разум — и что именно заставляло их «опустошаться» и, умирая раз за разом, терять своё собственное «я»?.. Вопросы без ответа.       Церковь Белого пути, явно ведавшая многие секреты, как и всегда, хранила молчание. А проблема меж тем оставалась язвой на теле всего человечества а ныне — и у церкви доселе был на неё лишь один ответ: запереть проблему на семь замков и сделать вид, что её будто и нет. Для большинства проклятых существовали пресловутые волшебные костры, за которыми следили таинственные хранительницы, чья роль, видимо, заключалась в поддержании Первородного пламени через эти костры и ту человечность, которую им отдавали проклятые. Для особо опасных — таких, кто не смирился со своей долей — существовало Северное Прибежище.       Капитан с презрением усмехнулся: что будет этой карте ещё одна дырка? Он отвратительно метал стилеты, но не мог отказать себе в удовольствии. Узкий гранёный клинок перекочевал из коробочки в руку и полетел в сторону Прибежища, обозначенного значком монастыря близ одного из перевалов на пограничье Лордрана. Мимо — взял слишком высоко, и стилет угодил куда-то в границы древнего королевства, по-прежнему обозначавшиеся на картах, хотя они и перестали что-либо значить.       Что было известно об этом Прибежище? Это был полуразрушенный собор, который некогда являлся местом паломничества, а ныне превратился в тюрьму для нежити, в которой заправляли демоны. Недавнее расследование выявило, что узники Прибежища не просто опустошаются и гниют заживо. Их тюремщики подвергали их всевозможным пыткам: морили голодом, лишали воды и сна, истязали самыми садистскими способами. Некоторые демоны Изалита с давних времён служили Белому Пути, но редко оказывались мучителями и душегубами.       Ах да, демоны. Любимая страшилка Белого Пути — и их же любимая игрушка. Сотни лет назад, когда король Гвин одержал победу над демоническим Изалитом, некоторые из побеждённых встали к нему на службу: в литературе до сих пор сохранился образ крылатых демонов — гонцов на посылках у Анор-Лондо, но ими дело не ограничивалось.       Теперь демоны превратились скорее в миф — такой, каким легко было пугать людей, но при этом церковь настолько же любила бравировать теми редкими демонами, которых им удалось обуздать или заманить к себе на службу. Для Белых они были сродни медведю на цепи — страшной диковинкой на потеху толпе. А когда неподвластные им демоны вылезали на свет и портили людям жизнь — что ж, на этот случай существовали паладины и рыцарские ордена вроде Асторского.       Очевидно, верхушка Белого Пути не испытывала угрызений совести по тому поводу, что демоны-тюремщики под их патронажем оказались мерзавцами. А самое досадное было в том, что, скорее всего, даже при скандале на почве этого открытия, церковь едва ли возьмёт на себя ответственность. А ведь они не могли не знать — не их ли руки подписывали каждый документ о новом узнике?..       Самая гадкая ложь, к которой подчас прибегали малограмотные священники в ещё менее грамотных регионах, пробуждала в Конраде настоящую злобу. Это была ложь, придуманная в попытке объяснить горевавшим, почему их друзья и близкие, обратившиеся в нежить, сохраняли свой разум и память. Звучала она так: «Это уже не настоящие люди — не ваши близкие. Это демоны захватили их разум и выдают себя за них». Всё — для того, чтобы сразу делать умертвий изгоями и давать необразованным, запутавшимся людям простые ответы на сложные вопросы… Да, в попытке спасти себя человечество шагнуло на поистине тёмный путь.       Ещё один стилет — в подарок для архиепископа Торолундского. На этот раз де Планси с усмешкой подошёл к карте и вонзил стилет аккурат туда, где в центре кляксы Торолунда примостился одноимённый город. Он не мог не обратить взгляд к северо-востоку от церковных владений — что же было там, за полукольцом мелких княжеств?       Там лежали Бальдер и его северная соседка Берниция — два погибших королевства, которые погубило проклятие нежити, расползавшееся из Лордрана чёрным пятном. Опустевшие земли, над которыми даже солнце угасало в небесах. Там лежала погибель человечества — если они ничего не придумают. В этом Балдуин был прав: проклятие несло в себе обещание конца того мира, который они знали — и оно распространялось не только вокруг Лордрана: известно было, что та же судьба постигла Хидирское царство далеко на юге. Проклятие не щадило никого — даже те земли, которые находились далеко на периферии той орбиты влияния, которую некогда проецировал Лордран.       Капитан вздохнул, отгоняя мрачные мысли. Взгляд его сместился влево — к северному побережью Асторы, шедшему вдоль Лотланского моря. Здесь, совсем недалеко от побережья, на той же реке, что соединяла с морем столицу Асторы, стоял дорогой его сердцу Лютен — город, в окрестностях которого родился он сам, и откуда была родом Рамильда.       Рами была одной из лучших. Конрад помнил её ещё той рыжей голубоглазой девчонкой, которая пришла в орден после гибели отца, имея при себе только родительский меч. Командора Турмода Сванна по праву считали одним из величайших рыцарей своего поколения — сам де Планси был его учеником и другом. Из семи лет, что Рамильда провела в ордене, пять она служила под началом Конрада, и во всех кампаниях, во всех походах, во всех миссиях она показывала себя с наилучшей стороны. Кое-кто сомневался в ней поначалу, но дочь оказалась во всём достойна своего отца.       С той засадой она расправилась великолепно. Тот факт, что она, командир, оказалась единственной потерей во всём отряде, говорил сам за себя — даже Амори смогли вытащить при помощи чуда, буквального и фигурального. И когда Рамильда поднялась после того огнестрельного ранения с чёрной отметиной под доспехами, Конрад не мог поверить в случившееся.       Он давал себе слово, что больше не предаст своих. Разумеется, он не мог утаить произошедшего, и Рами уже второй месяц сидела под охраной, ожидая своей судьбы, пока де Планси выплясывал чечётку перед орденскими иерархами. Этот случай стал для него последней каплей, и он очень надеялся, что ему удастся о чём-то договориться. У него были идеи того, как Рамильда могла помочь им в новом качестве, он вынашивал замыслы о том, как наконец сдвинуть дело нежити с мёртвой точки, но все они оказались напрасны: его даже не стали слушать. А те, кто выслушал, единогласно покачали головой — и Балдуин, и магистр де Реден. Ему снова придётся отдать своего человека и жить с этим. Такова была реальность.       …Была ли?       Капитан принялся расхаживать вдоль карты, негромко мыча знакомый мотив себе под нос. У него, разумеется, были варианты. Можно было оставить свою совесть чистой и умыть руки не только от этого дела, но и от ордена, однако это ничего не изменит, а такой расклад был для Конрада неприемлем. Стилет, неудачно вонзившийся выше Прибежища, маячил совершенно неутешительным вариантом.       Он на мгновение застыл в раздумьях и аккуратно вонзил ещё один стилет в готовую дырку на месте столицы, чуть левее центра королевства. Можно было прыгнуть выше головы и пойти с этим к самому королю, но тот, скорее всего, не станет его слушать, а в ордене капитана возненавидят за эту выходку. И если своей карьерой он ещё готов был пожертвовать, то выбрасывать возможность влиять на ситуацию было бы глупо — а именно этим, скорее всего, закончится визит к монарху. Однако вскоре он потеряет эту возможность и так: на столе у него уже лежал приказ доставить Рамильду в такой-то день в назначенное место и передать Белым, поэтому нужно было действовать в рамках оставшегося — весьма маленького — срока.       Можно было, наконец, попросту не подчиниться командованию и устроить Рамильде побег. Это грозило самыми разными последствиями как для неё, так и для Конрада, и большой вопрос был в том, каким будет конечный итог. Как бы там ни было, кое в чём Балдуин был прав: судьба у нежити была одна. Конрад имел некоторые сведения о том, как умертвия могут обратить процесс опустошения, и был уверен, что Рами сумеет так сделать. Но если уж приводить этот план в исполнение, то должен быть какой-то смысл во всём этом.       Капитан пришпилил очередной стилет на юго-западе, отметив Валенту — столицу Катарины. Он не сомневался, что даже если он просто даст Рамильде второй шанс, она сумеет чего-то добиться в своей жизни, но вариантов у неё было мало. К нежити почти везде относились одинаково, и всюду людьми двигали страх, ненависть и презрение. Ходили слухи, что катаринские рыцари помогали нежити, но подтверждения тому не было.       Конрад покачал головой: нет — слишком ненадёжно. Разве что на Великих болотах можно было найти какое-то пристанище — среди всех прочих еретиков, изгоев и отверженных. Предпоследний стилет вонзился на неопределённом месте в юго-восточной части континента — там, где на обширных приморских равнинах, за плеядой королевств, княжеств и вольных городов, раскинулись ничейные топи.       Затеряться можно было всегда. Вот только капитан знал, что молодая рыцарша не могла помыслить жизни без ордена: служение было всем смыслом и целью её существования. Однако мысль о том, что к ситуации можно подобрать уникальный ключ, не покидала голову Конрада.       Он подошёл к стрельчатому окну, распахнул его и упёрся руками в каменный подоконник, созерцая внутренний двор замка. В лицо ему подул свежий ветерок. Где-то за внешними стенами, над лесом, пасмурный небосвод раскалывался ярко-жёлтой трещиной, залитой светом клонящегося к закату солнца.       Ведь оставалось ещё то мутное пророчество. «Ты, кто есть умертвие, станешь избранным. Совершив исход из Прибежища нежити, ты придёшь паломником в край Древних Владык. И когда прозвонишь ты в Колокола Пробуждения, судьба нежити откроется тебе».       Капитан де Планси не любил мутные пророчества. Но в этих строках он усматривал некую долю правды: что если ключ к разгадке проклятия действительно лежал в Лордране? Белые неспроста отправляли туда свои экспедиции — безусловно, они знали что-то, чего не знали все остальные, но проникновение в их тайны было отдельным вопросом. Идея отправить в Лордран собственных людей, напротив, уже давно циркулировала в определённых кругах, в том числе среди рыцарей Асторы, пусть и была сопряжена с неимоверной опасностью. Именно с этой идеей Конрад обращался к магистру в Кобрине, надеясь выбить спасение для Рамильды, но ему ясно дали понять, что идея слишком опасна и безумна — и скорее послужит во вред ордену, чем на благо.       И вот теперь капитан был здесь, в бывшем замке мятежного маркграфа, и на руках у него был выбор. Он видел ближайшие последствия возможных решений, и они были не самыми радужными, как ни посмотри. Но глядя вдаль, на золотистый горизонт, он не мог избавиться от мысли, что только одно из этих решений — единственное из всех — может возыметь последствия гораздо более далёкие. Такие, которые лежали далеко за горизонтом обозрения, которые невозможно было предсказать, но представить себе их возможный масштаб капитан мог вполне.       – И когда по белой лестнице… мы уйдём в далёкий край… — процитировал он сам себе слова полузабытых стихов, слышанных им когда-то. — Да, серьёзно. Серьёзно, и весьма.       На лице Конрада появилась грустная улыбка. Постучав пальцами о подоконник, он коротко покивал, обретая решимость. Он и так знал в глубине души, что этот ответ будет правильным — понадобилось лишь признаться в этом самому себе. И теперь уже его рыцарская клятва, его сокровенные идеалы не оставляли ему иного пути.       Отойдя от окна, он взял из коробочки последний стилет и из принципа метнул его в верхнюю часть карты. Он вонзился аккурат туда, где в северных землях Лордрана, на горе Пен-Даран, стояла его столица, дом ушедших богов — золотой город Анор-Лондо. С улыбкой на лице капитан торжествующе тряхнул рукой, будто мальчишка.       …Если ему чего-то и будет не хватать, помимо присутствия Рами — так это её песен.       Теперь он точно знал, что нужно делать. Будет неприятно. Будет тяжело. Прежде всего, самой Рамильде — и уж подавно не только капитану. Но пора было что-то менять. И воспользоваться шансом, пусть и призрачным, он почитал за необходимость.       Ведь кто-то же должен был.

***

      Ветер севера нёс с собой холод. Одинокая путница, кутаясь в тёмно-синий плащ, входила в долину меж двух горных отрогов, и скалы расступались перед ней острыми, вытянутыми столпами. Каменистая земля вокруг поросла мхом и редкой травой, и на мили вокруг всё казалось пустынным, диким, без единой человеческой души.       Рамильда поёжилась и остановилась, окидывая взглядом пейзаж. Далеко впереди, на одиноком утёсе, виднелась старая, потрёпанная временем дозорная башня. Когда-то здесь пролегал рубеж княжества Лотиан, но люди давно ушли из этих мест, опасаясь нежити. Там, за этими горами, начинался Лордран. И дорога, которой шла рыцарь, вела её к перевалу и дальше — к скалистому морскому берегу, где высились стены Прибежища. С того дня, когда ей помогли сбежать, прошёл почти месяц. Капитан де Планси и горстка её друзей всё организовали грамотно. Они вывезли Рамильду из замка под конвоем, как и полагалось, а в середине пути просто свернули в глушь и отпустили подругу, выдав ей коня, оружие, деньги и снаряжение в дорогу. Капитан пообещал написать липовый доклад о том, как узница якобы сбежала ночью, и её не смогли найти, а её соратники, казалось, не один раз отрепетировали совместную легенду. Нора хотела даже забрать гитару Рамильды, но сильно нервничала и попросту забыла это сделать, отчего сильно сокрушалась. Рами, конечно, не могла держать зла на подругу: её друзья и так рискнули всем, чтобы освободить её.       Вместе со снаряжением ей вручили и миссию. Капитан рассказал всё ещё в ту ночь, когда навестил её в камере, изложив план побега. По его мнению, Рамильда просто отправилась на одиночное задание — самое важное в своей жизни. Попасть в Лордран, узнать первопричину проклятия и, если получится, развеять его. Для неё, впрочем, не могло существовать никакого «если».       Покинув пределы Асторы, она объехала стороной Торолунд, нигде не задерживаясь подолгу, и направилась дальше на север. Лицо ещё не носило ярких признаков опустошения, поэтому в крайнем случае она отговаривалась оспой, благо метка появилась в неявной части её тела. По счастью, даже если кто-то и заподозрил в ней нежить, худшего не случилось. Одна беда — минувшей ночью волки загрызли коня. Часть поклажи пришлось бросить, но даже без неё шагать в доспехах, при оружии и с плотно набитым заплечным мешком было куда как нелегко. Зато теперь она чувствовала себя настоящим пилигримом.       Только теперь, вдали от Асторы, она осмелилась снова надеть своё синее сюрко. Если ей и предстояло идти дорогой пророчества, то не скрывая своей сущности. Ведь даже если пророчество окажется чепухой, она должна была добраться до сути вещей и выяснить, как развеять проклятие. Ни она, ни де Планси не имели ни малейшего понятия, где и как искать ответ. Ими руководила лишь смутная догадка, что спасение может ждать в Лордране. Однако Рамильда поклялась, что сделает всё возможное. И первым местом назначения для неё стала разрушенная церковь, превращённая в тюрьму. Северное Прибежище.       На первый взгляд было безумием идти ровно в то место, от которого тебя с таким трудом спасли верные друзья. Но было три причины, по которой Рамильда не могла обойти его стороной.       Судорожно вздохнув, она цокнула языком и ускорила шаг, вспоминая о первой из этих причин — и всех трудностях, которые из-за неё предвиделись. Пророчество. Она, как и капитан, жутко не любила смутные пророчества, как и всевозможных лжепророков. Но на тот случай, если каким-то образом в нём крылась некая непонятная истина, нужно было выполнить первое условие этого пророчества — побывать в Прибежище.       Она не собиралась, конечно, добровольно становиться его узником и выбрасывать на ветер все старания друзей по ордену: нужно было всего лишь достигнуть места и тщательно всё разведать, прежде чем соваться внутрь. Досада была в том, что у неё на руках не было хотя бы грубой карты местности вокруг Прибежища — ни один следопыт, которого она расспрашивала, не сумел ей помочь, да и спрашивать приходилось осторожно. Но не впервой, ничего хитрого для солдата: нужно было всего лишь найти удобную позицию для наблюдения и запастись терпением.       Во-вторых, Прибежище было их единственной надёжной зацепкой. Если за пророчеством кто-то правда стоял и задумывал Прибежище как его часть, то стоило понять, какую именно роль оно в нём играло. И кто мог дать хоть какую-то подсказку на этот счёт, как не узники этого места?..       И в этом, наконец, была третья причина. Так уж вышло, что среди рыцарей Асторы широко разошлись сведения о том, чем на самом деле являлось «Прибежище». Все знали, что это лишь красивое название для одной большой пыточной — церковь всё отрицала, конечно, но им уже давно не верила ни сама Рамильда, ни те, с кем она водилась. И оставить Прибежище в стороне ей не позволяло её рыцарское кредо.       Ведь если в стенах этой тюрьмы были сейчас живые души, обречённые на медленную кончину, какое право она имела хотя бы не попытаться их вытащить?..       Она не питала иллюзий, нет: не было никаких надёжных сведений о том, как устроено это место изнутри и какова его охрана. Но пройти мимо и даже не попытаться было кощунственно. Особенно теперь, когда её саму спасли от этой участи.       Для начала, впрочем, стоило добраться до той башни на холме. Она изрядно устала от долгого перехода — и нужно было лишь убедиться в том, что там не окажется кого-нибудь враждебного.       Помогая себе импровизированным посохом, она направилась к заброшенной башне. Небо было пасмурным весь день — неплохо будет переждать дождь под крышей, если он начнётся. Наёмники, служившие Белому пути, иногда пользовались этой дорогой, чтобы доставлять в Прибежище таких, как она, но сейчас в долине было совершенно безлюдно. Только через несколько минут, пройдя полпути, она заметила огонёк через пустой дверной проём: внутри горел костёр. А значит, там были люди.       Рамильда решила всё-таки проверить башню. Лошадей снаружи не наблюдалось, а значит, скорее всего, это был не военный отряд. Подобравшись к скальному уступу с обочины, чтобы скрыть себя из виду, она прислушалась: голосов не было слышно совсем, равно как и характерного треска дров. Она начала догадываться, что это был за костёр. Чуть выдвинув меч из ножен, Сванн вернулась к подъёму и вскоре оказалась у входа.       От костра, горевшего внутри, исходил мерный, приятный, совершенно потусторонний шум. Волшебный костёр был сложен из человеческих костей, горевших, казалось, целую вечность, не чернея — такова была сила Первородного пламени, искрой которого затепляли каждый такой костёр. В центр кострища был воткнут раскалённый витой меч. Внутри проснулось странное чувство притяжения, как будто костёр манил её, и уставшей Рамильде действительно сделалось легче.       Прежде чем она успела войти, послышались лёгкие шаги. Навстречу ей вышла женщина в длинном шерстяном платье и тёмно-зелёной накидке. Светлая коса, переброшенная через плечо, спускалась ей до пояса. При виде её Рамильда с облегчением вздохнула и поклонилась.       – Доброго дня, — произнесла она. — Я вас не потревожила?       – Отнюдь, — ответила женщина. — Ты пришла издалека?       – Можно и так сказать, — улыбнулась Рамильда, полностью задвигая меч в ножны. Женщина чуть повернула голову, и только теперь, приглядевшись к её лицу, рыцарша поняла, что она слепая. — Я Рамильда Сванн. Рыцарь из Асторы.       – Эльсвит, — представилась женщина в ответ. — Прошу, проходи к костру, будь моей гостьей. Таким, как ты, нужен отдых на длинном пути.       – Что вы имеете в виду? — сощурилась Рамильда, слегка насторожившись.       – Я чувствую твою метку. Это тяжкая ноша.       – Как вы узнали? — опешила рыцарь.       – Я хранительница огня. Нам ведомы вещи, недоступные другим. Хоть и по-разному, но мы обе… тронуты Бездной — и я, и ты. Я могу быть слепа, но мне дана сила чувствовать тьму в других.       – Хранительница?.. Значит, вы… сможете мне помочь?       – Да. Я, наверное, знаю, о чём ты хочешь спросить. Проходи.       Рамильда машинально кивнула и, устало вздохнув, шагнула к костру. Вот и её первая зацепка: если эта женщина была хранительницей огня, то, возможно, она могла дать рыцарше какие-то ответы. Сбросив заплечный мешок, Рамильда сняла свой шлем с красным пером, открыв густые рыжие волосы, собранные в хвост на затылке и закрывавшие лоб аккуратной чёлкой. В голубых глазах заплясали отблески пламени. Несколько мгновений она смотрела на волшебный костёр, потерявшись в мыслях.       – Ты уже видела такой? — спросила Эльсвит, выведя её из оцепенения.       – Однажды. Но тогда я… не была ещё нежитью. Оно… как будто притягивает меня теперь.       – Это в порядке вещей, — кивнула хранительница. — Все проклятые идут на пламя. Даже простые люди подсознательно тянутся к теплу, чего уж говорить о нас.       – А вы, хранительницы, тоже прокляты?       – Не совсем. Это тяжело объяснить. Но мы тоже носим в себе осколок тьмы. И слишком много человечности — до той степени, что это изменяет нашу душу, — Эльсвит кивнула на костёр. — Протяни ладонь к мечу. Не бойся притяжения.       Поколебавшись, Рамильда подошла к костру вплотную и вытянула руку. Почти немедленно что-то шевельнулось внутри неё — нечто инстинктивное, как будто оно подстёгивало её что-то совершить не по собственной воле, и это осознание заставило рыцаршу беспокойно отпрянуть.       – Не бойся. Огонь пытается установить с тобой связь.       – Что тогда будет? Я слышала, что если проклятый привязан к костру, то он вернётся к жизни возле него, если погибнет снова… Пока не опустеет, по крайне мере.       – Да, ты верно слышала. Не волнуйся. У проклятых появляются силы, которых нет у простых людей. Ты ведь почувствовала, будто уже знаешь, как это делать? Будто оно само напрашивается?       – Да. Это… не опасно?       – Нет, — Эльсвит покачала головой.       Рами снова вытянула руку, сосредоточилась и, прикрыв глаза, попыталась установить с костром связь. В следующий миг она почувствовала, как живительная сила пламени пробегает через неё бодрящей волной тепла, и огонь на мгновение шевельнулся, рассыпая искры, словно приветствуя новую гостью. Ноги уже давно ныли от долгой ходьбы, ей отчаянно хотелось сесть, и рыцарь решила больше не противиться этому позыву.       Рыцарь со вздохом уселась у костра, положив шлем рядом с собой. По старой привычке проверила, хорошо ли подогнаны крепления доспехов: большой, выпуклый наплечник на левом плече, маленький — на правом, гофрированные поножи и наколенники — всё сидело хорошо. Стальная кираса была скрыта синим рыцарским сюрко, раздвоенным ниже пояса и перетянутым ремнём: взгляд на секунду задержался на золотистом «Соцветье доблести» — сложном сплетении венков, лент и листьев со щитком в середине — и окантовке сюрко, выполненной тем же цветом. Набедренной юбки с тассетами и наручей в комплекте не было: вместо этого к кирасе крепился бригантный подол до середины бедра, а руки с подмышками защищал поддоспешный дублет со вставками из кольчужного полотна — во всём этом был компромисс между подвижностью и защитой. Поправив ножны с мечом, Рамильда кивнула самой себе и сложила руки крест-накрест на полусогнутых коленях, приковавшись взглядом к тёплому пламени и почувствовав невероятное облегчение.       – Пламя придаёт силы, — сказала Эльсвит, устраиваясь напротив. — Это своего рода маяк надежды для потерянных, ты не находишь?       Рамильда молча покивала, глянув в глаза хранительнице, и только потом, опомнившись, прошептала «Да».       – Что ведёт тебя в Лордран?       – Миссия. Я должна развеять проклятие.       Эльсвит хмыкнула.       – И столь грандиозную задачу взвалили на плечи одного человека?       – А какой у меня выбор? — вымученно улыбнулась Рамильда. — Мне либо смириться, либо сражаться до последнего.       – И ты идёшь на это ради… чего?       – Ради всех нас. Я… — рыцарь сглотнула, отведя взгляд на мгновение. — Я совру, если скажу, что не хочу спасти себя. Ведь моя жизнь тоже на кону. И я хочу вернуть её себе — своих друзей, место в ордене, свои мечты. Но я хочу сделать всё, что можно, чтобы развеять проклятие полностью. Чтобы никто больше не пострадал от него.       – Каждый из нас хочет жить, — понимающе отозвалась Эльсвит. — Без гонений, без страданий. В этом нет ничего постыдного. Но полностью избавиться от проклятия?.. Ты думаешь, этого можно достигнуть?       – Я должна попытаться. Если и есть что постыдное в истории нашего ордена, так это то, что мы до сих пор не пытались дорваться до правды. Шли на поводу у Белых и сдавали своих… Разве это не безумие? Что люди повсюду так быстро отворачиваются от своих вчерашних друзей? Легко видеть в ком-то угрозу, но почему-то мало кто может разглядеть чужое несчастье, — Рами вздохнула. — Ведь я и раньше сочувствовала умертвиям. Но не делала ничего. И только теперь… оказавшись на их месте, поняла, насколько это ужасно. И я не смогу, не смогу смотреть на себя в зеркало, если не попытаюсь сделать всё, что возможно. Я рыцарь, в конце концов. Это моё призвание. И… В этом тоже моя мечта. Понимаете? Освободиться самой и освободить всех. И всё, что у меня есть — это щит, которым я хочу эту мечту заслонить, и меч, в котором я несу память всего, что мне дорого.       Эльсвит понимающе покивала.       – Тебя что-то ещё тяготит?       Рыцарша пожала плечами.       – Только вопросы. Моя миссия — в том, чтобы искать ответы. Вы знаете, отчего началось проклятие?       – Нет, — покачала головой хранительница. — К несчастью, этого знания у меня нет — сомневаюсь, что хотя бы кто-то из нас теперь знает.       – Понимаю, — вздохнула Рамильда с долей разочарования в голосе. — Но известно ли вам хотя бы что-нибудь о проклятии?       – Известно. Я постараюсь рассказать тебе всё, что знаю сама. Мы, хранительницы, появились уже давно. Наша миссия — в том, чтобы оберегать костры и ухаживать за проклятыми. Она не подразумевает, что нам расскажут все тайны прошлого: ты и сама знаешь, Белая церковь считает себя безнаказанной, и наши руки тоже связаны. В этой башне ночевало множество людей, приговорённых стать узниками Прибежища, и каждый раз наутро я вынуждена смотреть им вслед, бессильная остановить это безумие. Но пока они находятся под моей крышей, я буду делать всё, чтобы облегчить их ношу. Потому, если ты не возражаешь, я хотела бы тебя послушать. Вопросы вопросами, но что у тебя на душе?       Рамильда некоторое время молчала, собираясь с мыслями. Мягкий голос Эльсвит располагал к себе, и она действительно чувствовала неравнодушие хранительницы. А значит, едва ли была причина ей не доверять.       – Это непросто, — сказала она. — Примириться с мыслью, что ты теперь иная. Знаете, мне уже приходилось бросать всё и оставлять прежнюю жизнь за спиной. Когда родителей не стало. Но тогда у меня оставались люди, которые мне очень помогли. А сейчас… я совсем одна. И, возможно, пути назад больше нет.       – Твои друзья ведь помогли тебе выбраться, да?       – Да, — Рами нервно усмехнулась, поражаясь догадливости Эльсвит, но это её не насторожило. Скорее наоборот — ей стало легче от того, что здесь её понимали. — Они от меня не отвернулись, и за это я им безмерно благодарна. Если бы они не вытащили меня, всё было бы кончено. И ведь они тоже в опасности — все. Так что, если не ради человечества, то ради них я точно пойду до конца. Просто… без них тяжело.       – Да, тяжело без плеча, на которое можно опереться. Они, конечно, не могли с тобой пойти, но я уверена, они каждый день молятся за тебя и желают тебе удачи. И, может быть, выходит, что определённым образом твои друзья всё ещё с тобой?.. Как знать, быть может, мнение слепой женщины чего-то и стоит? — Эльсвит мягко усмехнулась. — Они благородные души. Как и ты, мне кажется.       – Спасибо, — вздохнула Рамильда. — А что насчёт моего вопроса?       – Я должна сразу тебе сказать: ты не найдёшь исцеления в Лордране. По крайней мере, явного способа нет. Все тёмные души стекаются туда, даже живут своей жизнью. Но пока никому не удалось избавиться от метки. Если только пророчество о нежити не окажется правдой… Ты ведь за этим идёшь туда?       – Да, в каком-то смысле. Я не слишком верю пророчествам, но я должна попытаться. Мне нужно попасть в Прибежище. Там ведь ещё могут быть те, кто не потерял разум.       Хранительница тихо усмехнулась.       – И ты готова ради них рискнуть? Ты ведь знаешь, что это тюрьма для нежити, а вовсе не приют?       – Да, знаю. Белые свозят туда пустеющих. Ублюдки ещё и наживаются на этом.       – А знаешь ли ты, что тюрьму охраняют два гигантских демона из Изалита?       – Нет, — удивилась Рамильда. — Только слухи слышала.       – Один из них — тюремщик, другой палач. Второй, насколько знаю, обитает в подвале тюрьмы и пытает заключённых. Просто так, ради удовольствия. И он куда опаснее своего брата, так что постарайся избежать встречи с ним. Тебе на руку будет лишь то, что всё Прибежище уже давно в полуразрушенном состоянии, и церковь это нимало не заботит. Не знаю, по какой причине, но в этих руинах при желании можно затеряться. Тюремщик, впрочем, тоже опасен — боюсь, в одиночку тебе будет очень сложно с ним справиться. У них есть целый отряд опустелых, чей разум они подчинили.       – Опустелых?! Я знаю, что демоны-заклинатели могут играть с чужим разумом, даже контролировать, но… чтобы опустелых?       – Да. Они не бог весть какие чародеи, но им ведома сила изалитского пламени. А как ты знаешь, всё живое тянется к пламени — особенно опустелые…       – …И не столь важно, что огонь Хаоса — это лишь искажение Первородного пламени, — закончила Рамильда, — это мне известно. Этому учат в рыцарях.       – Верно. И у опустелых нет воли и разума, чтобы сопротивляться этому зову. В этом смысле они идеальные жертвы.       Рамильда многозначительно покивала.       – Спасибо за предупреждение.       Она плавно извлекла из ножен свой клинок. Это был длинный меч из отличной стали с широкой изогнутой крестовиной. Вытянутая рукоять с тёмно-синей оплёткой и круглым навершием предназначалась для двух рук, но таким мечом можно было сражаться и одной, в паре со щитом. Клинок, плавно сужавшийся к острию, носил на себе лишь едва заметные следы минувших сражений, ничуть не истончившись за пятнадцать лет. Только семь из них он служил самой Рамильде: это был меч её отца. Меч, который ей преподнесли в тот чёрный день, когда их с матерью достигла весть о гибели командора Сванна на поле боя. Плавно вертя клинок в руках, Рамильда принялась его рассматривать.       – Скажите, Эльсвит… А сколько ещё раз мне позволено умереть? Прежде чем я опустею окончательно.       – У меня нет ответа на твой вопрос. Это зависит только от тебя и твоей жажды жить. Душа, как ты, наверно, знаешь, даёт саму жизнь, но именно наша человечность, наша «чёрная эссенция» наделяет нас характером, волей, желаниями. И с каждой смертью она улетучивается, но не только потому, что человек теряет её в очередном посмертии. Она утекает настолько, насколько ты готова её отпустить. Насколько готова отчаяться. Тому, кто уже на грани, хватит и одной смерти, чтобы стать опустелым. А в ком есть сила воли, какая-то страсть, желание идти к своей цели во что бы то ни стало, может умирать и десятки, и сотни раз, пока сам не отчается. Всё в твоих руках.       Рамильда покивала, почувствовав некоторый прилив сил: эти слова прозвучали для неё бальзамом на душу. В чём она была крепко уверена, так это в том, что не свернёт с пути. Хотя и боялась, что где-то ей попросту не хватит сил. Однако слова хранительницы пришлись как нельзя вовремя.       – Я поняла. Спасибо. Вы… вы же не против, если я отдохну здесь какое-то время?       – Нет, конечно. Набирайся сил. Позволь, я помогу тебе снять доспехи.       Когда с этим закончили, хранительница временно удалилась на верхние этажи башни, а Рамильда осталась сидеть у костра, заворожённо рассматривая огненные блики на поверхности клинка. Через некоторое время Эльсвит вернулась и подошла к ней.       – Знаешь, у меня есть для тебя подарок. Прозвучит странно, но я давно ожидала тебя. Такую, как ты.       Она присела и запустила руку в плечевую сумку. На свет появилась полупрозрачная фляжка с яркой, будто слегка светящейся жидкостью золотисто-янтарного цвета. В мозгу рыцарши полыхнула догадка.       – Эстус?..       – Да. Ты ведь знаешь, что это такое?       – Жидкое пламя от волшебного костра. Это правда, что оно может исцелять?       – Только умертвий. Не спрашивай, почему — я сама не знаю ответ. Я раздаю такие фляжки тем, кто проходит через эту долину. Возьми и ты, — Эльсвит протянула Рамильде сосуд. — Береги её. Это твоё самое большое сокровище.       – Сердечно благодарна, — ответила Рами с поклоном, принимая флягу. Только потом она вспомнила, что Эльсвит слепа. — Я… Как я могу вас отблагодарить?       – Не стоит, — улыбнулась хранительница. — И вот ещё. Тебе это тоже нужно.       Она достала очередной сосуд. И одним движением руки, как по волшебству, извлекла из него некий подвижный сгусток — вытянутый и непроглядно-чёрный. Цвет был настолько густым и глубоким, что истинная форма сгустка с трудом угадывалась, а по краям он был объят белым свечением, похожим на слабое пламя. У Рамильды пробежали мурашки по коже: она уже видела такой сгусток однажды. Это была эссенция человечности. И при должной игре воображения можно было запросто увидеть в этом сгустке характерную форму человеческой фигурки.       – Отдай его костру, и он напитает тебя этой эссенцией. Тебе станет легче. И опустошение обратится вспять.       Рамильда почти не поверила услышанному. Если эта эссенция и правда была способна ей помочь, то как могла она просто так принять это сокровище?..       – Вы что?.. Нет, нет, вы слишком щедры! Я не могу принять такой подарок! Оставьте его для других пилигримов — им оно будет нужнее меня! Ведь могут быть такие, кого опустошение тронуло куда больше.       – Тебе предстоит тяжёлая битва и очень долгое путешествие. Я знаю, кому отдавать этот дар. Прошу, подставь руки.       Рамильда неуверенно подчинилась. Сгусток соскользнул в её ладонь и повис над ней. Какое-то время рыцарь неотрывно глядела на него, не вполне веря в то, что может им манипулировать. Затем, словно бы она действительно знала, что делать, Рами преклонила перед костром колено и протянула ладонь со сгустком к ласковому огню.       Пламя разгорелось сильнее, охватывая ладонь, но не обжигая её, и эссенция человечности засветилась белым, трансформируясь под влиянием магии костра. Что-то неведомо глубинное отозвалось внутри — там, рядом с тем местом в боку, где у неё появилась метка. Как будто это что-то, жившее внутри неё всё это время, пыталось прорваться через тёмную печать, почувствовав нечто родное и близкое, прежде чем пламя костра окончательно поглотило его. Рами почувствовала боль в боку, как будто к коже прикоснулись раскалённым железом. Перетерпев, пока сгусток не рассосался полностью, она задрала свою котту и глянула на метку: её края светились багровым огнём. Постепенно он затухал, а вместе с волшебным свечением улеглась и боль.       – Это в порядке вещей? — спросила Рамильда, поправляя одежду.       – Да. Такова цена, к сожалению. У тебя есть зеркальце? Посмотри в него.       Наскоро порывшись в мешке, Сванн извлекла из него маленькое зеркало и с замиранием сердца оглядела своё лицо. От тёмных отметин на её лице не осталось и следа.       – Даже не знаю, как вас отблагодарить, — выдохнула она, дотронувшись пальцами до щеки. — Вы… Вы уже стольким мне помогли, что мне даже неловко.       – Не думай об этом, — улыбнулась Эльсвит.       Они просидели до позднего вечера, разговаривая по душам. Эльсвит на удивление мало сказала о себе, но не из скрытности, а потому что куда больше расспрашивала о самой Рамильде, о её жизни до проклятия, её друзьях, родителях, её мечтах. И это не ускользнуло от самой рыцарши, которая тоже пыталась переводить тему, но в душе была очень благодарна хранительнице за то, что та попросту дала ей выговориться. Сон в ту ночь был самым спокойным на памяти Рамильды за последний месяц.       Утром пошёл дождь, и тучи развеялись уже за полдень. Эльсвит, зная, куда рыцарша отправится дальше, вручила ей три фляги, полные эстуса, чтобы Сванн могла раздать их спасённым узникам Прибежища. Рамильда уже собиралась в путь, когда услышала сверху какой-то шум и необычайно громкое карканье. Хранительница находилась там уже долгое время, и Рами решила на всякий случай сходить и проверить, в чём было дело. Эльсвит спустилась по винтовой лестнице навстречу ей, держась рукой за каменную кладку.       – Уже собралась? — спросила она, застыв на ступенях.       – Да. Что там было — наверху?       – Ах это… Кое-что весьма необычное произошло. Кажется, тобой заинтересовались.       – В каком смысле? — сощурилась рыцарь.       – Если бы я сама знала ответ. Впрочем, я догадываюсь. Тебе… известно ведь о богине по имени Велка?       Рамильда поёжилась. Велка, известная также как Чёрная богиня, была «богиней греха» — но не в прямом смысле. Она представлялась как богиня справедливости, карающая за грехи — и отпускающая их. Её культ был в основном представлен малыми общинами, и разве что в Кариме он разросся относительно широко, хотя и не мог по-настоящему соперничать с Белым путём. Велка, некогда союзница богов Лордрана, которым поклонялись Белые, была весьма противоречивой фигурой и давно отделилась от них, находясь в своего рода конфронтации с Белым Путём. Она не являла себя миру уже сотни лет, но её священнослужители — «исповедники», носящие чёрное, отпускали грехи от её имени, соперничая с Белыми. Поговаривали, что Велка по-прежнему являет свою волю через своих посланниц — гигантских чёрных ворон.       – Да, известно. А почему вы спросили?..       – Значит, тебе известно и о её посланницах. Одна из них приземлилась на вершине башни и… поведала мне, что хочет тебе помочь. А именно — донести тебя до Прибежища и дальше — в Лордран. Похоже, Чёрная богиня всерьёз тобой заинтересовалась. Не знаю, почему именно. Но, мне кажется, я догадываюсь.       – Вот как, — произнесла Рами в конце концов, выйдя из оцепенения и пытаясь осмыслить услышанное. Слова Эльсвит никак не желали укладываться в голове — всё это казалось каким-то сном. Но хранительница была предельно серьёзна. — А эта посланница желает… отправляться немедленно?       – Боги редко терпят промедление, — усмехнулась слепая хранительница. — Но мне кажется, тебе лучше увидеть всё самой. Тебе помочь с доспехами?       – Если соизволите.       Какое-то время спустя они вместе вышли на смотровую площадку башни, и Рами остолбенела от увиденного. На обвалившихся зубцах, нахохлившись от стылого ветра, сидела гигантская чёрная ворона, в лапе у которой запросто мог поместиться человек. Повернув к Рамильде голову, огромная птица словно принялась изучать её, и рыцарша не смогла отвести глаз. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, а потом Рамильда, не найдясь, что ещё сделать, отвесила ей поклон. И ворона склонила голову в ответ.       – Правда ли, что ты посланница Велки?       Ворона громко каркнула.       – Зачем я нужна твоей богине?       Немного задрав голову и раскрыв клюв, ворона заговорила глубоким, гортанным, почти человеческим голосом:       – Лордран. Лордран. Колокол звонит!       – Колокол? Ты имеешь в виду пророчество?       – Колокол звонит! Судьба немёртвых! Ты! В Прибежище, в Прибежище!       – Да, мне нужно туда. Там ведь есть ещё кого спасать?       Вестница богини каркнула.       – Ты поможешь мне добраться туда?       Снова тот же ответ. Чуть наклонив голову, ворона продолжила другим голосом:       – Анор-Лондо! Анор-Лондо! Там твоя судьба! Хозяйка смотрит!       – Если ей так угодно… Но почему именно я?       – Колокол звонит! Отважное сердце! Нужно отважное сердце!       – И твоя хозяйка ничего не потребует взамен за свою помощь?       – Ничего! Хозяйка смотрит. Хозяйка знает.       – Что ж, тогда… ты понесёшь меня?       Ворона слегка выпрямилась, махнув крыльями и посмотрев на север.       – Тогда позволь мне попрощаться с хранительницей.       Ей снова ответили карканьем. Рамильда сразу поняла: это был шанс, который нельзя было упускать. И пускай в её голове роилось множество вопросов, с ответами можно было и подождать, раз уж с неё не требовали никаких пактов и обещаний. Проверив своё снаряжение и удостоверившись, что она ничего не забыла, Рамильда развернулась к слепой женщине и приблизилась к ней.       – Эльсвит… Спасибо вам за всё. Вы мне очень помогли. Если мы ещё когда-нибудь увидимся, я обязательно отплачу вам той же монетой.       Она заключила хранительницу в объятия, и та приобняла рыцаршу в ответ.       – Удачи тебе в дороге. Спаси тех, кого можешь, и… береги себя. Vereor nox.       – До свидания. До свидания… — повторила Рамильда, отдаляясь. — Чёрная вестница! Я готова! Неси меня на север, к Прибежищу!       Громко каркнув, ворона взмахнула крыльями и слетела с насиженного места. Через пару мгновений её лапы сомкнулись вокруг Рамильды, и сердце у рыцарши ёкнуло, когда её оторвало от земли. На несколько мгновений она забыла, как дышать. Одинокая башня оставалась внизу, стремительно отдаляясь — а Эльсвит провожала их невидящим взглядом.