Живая и мертвая вода

Громкий хлопок и хруст заставил Майю резко очнуться и сесть на земле. Шокированным невидящим взглядом девочка огляделась, но не успела ничего разглядеть, как послышался еще один громкий хлопок и вопль боли. Он-то и заставил сознание Майи немного проясниться. Но картина, ей открывшаяся, вселила желание вновь закрыть глаза и ни о чем не думать. Вопил скорчившийся на земле, метрах в тридцати от нее, юноша, оказавшийся впоследствии Сакуракоджи. Он лежал, пытаясь рукой зажать рану в животе и заставить кровь остановиться, но у него ничего не получалось. Из-под пальцев толчками выливалась алая жидкость, и совсем скоро у барона не осталось сил даже разговаривать, его руки ослабели и опали в зеленую траву. Рядом с ним лежал дымящийся пистолет. Сакуракоджи выстрелил на секунду раньше, чем должен был, но из-за его волнения пуля нашла совсем другую цель. Масуми полулежал на траве, но его под руки поддерживали пара слуг. Его трость разлетелась в щепки, и он не смог удержать равновесия на раненной ноге, грузно повалившись в сторону. В голове словно бы поселились крысы, каждый раз прогрызающие ее. Такой адской боли граф никогда не чувствовал. Он не мог сфокусировать взгляд – выстрелил наугад. Он не мог говорить – это приносило еще больше страданий. Но он не мог не насладиться отчаянным криком юного наглеца. Музыка для его ушей. - Г-гра-аф… Неожиданно что-то повисло на нем, приумножая боль в десятки раз. Мужчина зашипел сквозь зубы, дернулся и слуги поставили его на ноги, тем самым избавляя от неожиданной тяжести. Позже, правда, Масуми разглядел баронессу и разомкнул для нее свои объятья. Сильные руки сжимали ее до хруста костей, казалось, еще немного, и он переломит девичье тело пополам, но Майя, задыхаясь от счастья, совершенно не хотела, чтобы это кончалось. - Я так спешил к тебе… Так спешил… Но как только эмоции немного подутихли мужчина оторвался от невесты и, облокачиваясь на слугу, подошел к поверженному противнику. Сакуракоджи почти не двигался, только еще вздымалась да опускалась от еле слышимого дыхания грудь, да руки немного дрожали. Невидящий взгляд юноши был направлен в небеса, но, тем не менее, он был еще жив, даже воспринимал то, что ему говорили. Но граф ничего не сказал. Мужчина просто стоял и смотрел, как медленно утекает из тела жизнь, как барон бледнеет, как его лицо постепенно становится осунувшимся, как подергиваются дымкой зеленые глаза. Масуми улыбался, и то была победная улыбка. Он выжил, он спас, он отомстил. *** Масуми и Майя сидели в гостиной, пока слуги убирали весь беспорядок, учинённый пожаром. Никто ничего не говорил, но оба наслаждались тишиной. Девочка все время тянулась дотронуться до графа, поправить манжеты, или же провести пальцами по золотистым кудрям, в которых теперь проглядывались нити серебра. Майю не пугала его седина, она была рада, что ее любимый вернулся домой. Да, он ранен, да он хромой, да он, возможно, потерял часть своей красоты, но это была бы не любовь, если бы смогла разъединить их. Масуми смотрел на свою невесту и не узнавал её. Это была уже не тринадцатилетняя девочка, не волчица, ненавидевшая его, это была молодая девушка, настрадавшаяся, измученная, но в глазах которой горело теперь яркое пламя жизни и любви. И мужчина смотрел в глубину этих глаз и сразу же забывал про все тяготы, про все увечья. И с языка рвалось: «Ты так прекрасна!», но губы не слушались его, сжимаясь в тонкую линию. «Я так счастлив!», но зубы сомкнуты, и ни звука не выходит из глотки. Он так хотел поговорить, да и она хотела, но кто-то словно запрещал им прерывать молчание, что-то мешало им высказаться. Тем не менее, они были по-настоящему рады, ведь они любят, они живы, и они встретились – что еще надо? Ничего, только жизнь, любовь и немного удачи. Раны заживут, к увечьям выработается привычка, у них все будет хорошо. В конце концов, они вновь сжали друг друга в объятьях, Майя присела ему на колени и тесно прижалась к широкой груди графа. Полились слезы. Девочка плакала долго и навзрыд, выплескивая всю боль, все страдания и переживания. Когда она успокоилась, то чувствовала опустошённость и сонливость. И последнее, что она услышала от Масуми в тот день была фраза, сказанная хриплым шепотом: - Спи спокойно, я буду охранять твой сон. *** - Я думаю, нам стоит отменить бал, на котором мы планировали объявить о нашей помолвке, граф. Вы сейчас не в лучшем состоянии, да и дом нуждается в ремонте… - Не беспокойся. Насчет первого скажу, что я в состоянии провести вас от главной лестницы до середины залы. А во вторых, у семейства Хаями есть несколько загородных домов, в одном из которых мы и проведем бал. Через неделю. - Но вам надо залечить раны! Нет. Я не разрешаю вам! Нет-нет-нет. Масуми почти с нежностью провел ладонью по руке Майи, усаживая девочку обратно в кресло. Его голубые глаза, обычно смотрящие с холодной отстраненностью, были полны теплоты и любви, а кончики пальцев бродили по костяшкам тонких пальчиков баронессы. - Все в порядке. Со мной все будет хорошо, понимаешь? Моя нога уже зажила, к сожалению, хромота останется навсегда. Насчет глаза… повязку придется носить еще немного, но повреждения быстро заживают. Голова, правда, еще болит, все-таки контузия это не шутки, но я все смогу пережить. Так что… просто не беспокойся, хорошо? -Я не могу не беспокоиться, - пробурчала Майя, но сдалась, нахмурившись. – Тогда… насчет свадьбы… когда будет она? Хаями-младший мягко, завораживающе улыбнулся и поцеловал тыльную сторону ладошки девочки. Потом он как-то помрачнел, в глазах появилась тоска, а ручку своей невесты мужчина приложил к своей щеке. - Я люблю тебя. И пока баронесса отходила от этого неожиданного признания, граф исчез за дверью. *** - Отец? Хаями-старший сидел глубоко в кресле, на его коленях лежала раскрытая книга, которую, насколько знал Масуми, тот прочитал еще до войны. Глаза старика застыли, глядя в одну точку, но мужчина отчетливо видел, как подрагивает его грудь от неравномерного дыхания. - Отец? Как ты себя чувствуешь? - Все в порядке, Масуми, просто… я чуть два раза не лишился наследника. - Наследника… - повторил шепотом мужчина и еле заметно вздохнул, - Но ничего не случилось, ты должен больше верить в меня, своего сына, - Старик угрюмо глянул на него из-под ресниц. - И никакой юнец не смог бы победить меня в честном бою, даже когда я ранен. Масуми слегка поклонился и собрался уходить, но Хаями-старший жестом остановил его и предложил присесть на соседнее кресло: - Выпей со мной. Много чего произошло… Мужчина снисходительно улыбнулся и, подойдя к отцу, чуть сжал его плечо, прежде чем сесть на предложенное место и поднести к губам бокал с вином. Все в порядке. Да будет так.