Очевидно

Солнце спряталось за тёмными тучами, делая пейзаж за окном ещё серее. И вот, вроде бы, ещё серее, чем талый снег вперемешку с лужами и виднеющейся кое-где грязью, мрачнее казаться не может, но нет, оказывается, очень даже может, если единственный признак, наступившей весны — солнце, спрячется за тучами. Мэл отворачивается от совсем не весёлой картины и тянется к кружке кофе, вдыхая приятный аромат. Делает глоток любимого напитка и глаза жмурит от удовольствия. Иви сидит напротив и стучит пальцем по столешнице, что, если честно, сильно раздражает. А ещё смотрит так внимательно, изучающе, будто спросить что-то хочет, но всё не решается. Мэл ждёт достаточно терпеливо и долго, стоически переносит тяжёлый взгляд подруги, чтобы понять, что, видимо, вопрос, волнующий Иви, невероятно важный. Иви вздыхает тяжело, а Мэл морщится немного и отрывается от приятного занятия. — Ну что? — тянет недовольно она и хмурится. На самом деле, Мэл поняла, что вопрос невероятно важный не только из-за изучающего взгляда подруги. Сам факт того, что она сидит в кофейне по приглашению Иви, обоснованного тем, что у них намечается «серьёзный разговор», говорит сам за себя. И это, если честно, совсем Мэл не нравится, потому что если бы этот разговор касался самой Иви, она бы уже начала рассказывать, а не сидела бы молча уже пятнадцать минут. И, стало быть, речь пойдёт о Мэл, что совсем не вдохновляет. — М, ты… — Иви запинается, как будто воздухом давится, а потом жмурится и выдыхает, словно боится что-то говорить. Мэл это порядком надоело, но она молчит и ждёт, когда подруга соберётся силами. — Что ты думаешь про Джея? Иви смотрит внимательно, взглядом прожигает, а Мэл морщится даже немного и недоумевает. А что она думает про Джея? В груди неприятно тянет, боль пронзает предплечье, а запястье горит, будто от прикосновения. И это всё, если честно, немного раздражает и действует на нервы. — Что ты имеешь в виду? — Мэл не понимает, правда, не понимает. И даже не хочет, если честно, ни в чём разбираться, но вот Иви, видимо, хочет, и разговора уже не избежать. — Ну, что ты про него думаешь? — повторяет она и понижает тон, будто от этого всё становится понятным. Мэл головой качает, но уже не может избавиться от образа, стоящего в голове. Мэл не хочет ничего думать, в действительности. Вообще никак. Что она о нём думает? Мурашки толпой пробегают по коже, Мэл зябко плечами передёргивает, вмиг ощущая, как замерзают пальцы. Что думает? Думает о фотографиях, которые он ей не сбросил, хоть и обещал. А ещё думает об осени, бесконечно серой и дождливой, той, когда он уехал, когда вокзалы стали ненавистными, а аэропорты навевающими грусть и ужасную тоску по чему-то такому невыразимо далёкому. Мэл думает о том, что билеты, лежащие на её компьютерном столе — это уже слишком много. Билеты в далёкий город мечты — Нью-Йорк, где Джей её, возможно, уже не ждёт. А ещё о ежедневных сообщениях, может, и коротких, но таких нужных, необходимых, а ещё о ночных разговорах, вроде бы ни о чём, но в то же время о таком вроде бы важном. Мэл думает о его тихом, заспанном голосе и вечно неправильно спетых строчках песни. Джей всегда поёт: «Я просто хочу знать, что ты уже дома»*. И плевать ему, что в песне не так. Мэл думает, что у Джея красивый голос, а ещё про то, что, изменив слова, он будто хочет что-то сказать, вот только у Мэл нет сил, а может, и желания, искать скрытый смысл бессмысленной песни, постоянно напеваемой им. Она не хочет думать, что эта песня, будто про них. Мэл думает о том, что будет продолжать отвечать на его короткие сообщения смайликами, чтобы не выдать своего волнения, не выдать своей тяжёлой тоски по нему, по времени, когда они были вместе, счастливые. А ещё о том, что Джей тоже не любит вокзалы, которые обязательно снова их разъединят. Мэл не хочет ни о чём думать, Мэл старается засунуть подальше отрывки из памяти, всплывающие перед глазами, потому что уже слишком сильно колется в груди, а по венам словно разливается пустота, так прекрасно подходящая к как будто не бьющемуся сердцу. В висках пульсирует, а глаза отчего-то режет, и это раздражает тоже, неимоверно. — Мэл… — тихо зовёт её Иви. — Ну, так что? Мэл сильно сжимает кулаки под столом, до боли впиваясь в нежную кожу ладоней ногтями. И широко улыбается. — Он — мой лучший друг, ты ведь и так это знаешь. — Мэл говорит спокойно, даже не задумываясь. Ведь это правда. Джей — её лучший друг, что ещё она должна думать? Не о том же, как он путает слова её любимой песни, наверное, специально, и не о том, что поля всех её тетрадей испещрены его именем, несколько раз перечёркнутым, зарисованным так, что не разобрать. Иви качает головой и устало потирает переносицу, смотрит на неё, как на неразумное дитя, и Мэл даже стыдно на миг становится. — Я не об этом, — тон Иви отчего-то до боли серьёзный, Мэл хочется спрятаться от её взгляда, а ещё лучше соврать, что у неё какие-то дела и сбежать, но так нельзя. Нельзя, потому что ей не от чего бежать. Что такого в этом разговоре, от чего стоит бежать? — Мэл, ну ты же понимаешь, о чём я говорю! Иви хмурится, а Мэл понимает, что вообще ничего не понимает, и только боль в груди нарастает, будто пустота съедает её лёгкие, чувство странное, но по-другому Мэл отказывается его интерпретировать. Она головой качает, вызывая ещё один тяжёлый вздох у Иви. — Как ты к нему относишься, Мэл? — медленно, чуть ли не по слогам спрашивает Иви, и смотрит опять пристально. А Мэл недоумевает, зачем вообще ей это знать. — Он дорог мне, — отвечает Мэл, а Иви светится, будто нашла зацепку. — Он ведь мой лучший друг. И Иви хмыкает невесело, победная улыбка пропадает, а взгляд становится совсем серьёзным, и Мэл не понимает, что же не так она сказала. Джей дорог ей, и эта абсолютная истина. Что ещё ту можно сказать? То, что без него ей трудно дышать? То, что его улыбка заставляет её улыбаться в ответ, даже если на душе кошки скребут? То, что она каждую ночь ждёт его сообщений и не спит часами, болтая с ним, и плевать, что завтра на учёбу? То, что она так сильно ненавидит вокзалы и продолжает зачёркивать его имя на полях своих тетрадей, а он всё продолжает петь: «Don’t you know that you’re all that I think about? You make up a half of the whole»*, — и уже непонятно, где слова песни, а где то, что он сам написал? Или то, что Нью-Йорк слишком далеко, и чтобы заснуть, ей просто нужно знать, что он дома, что он в порядке? А, может, Иви хочет услышать то, что у Мэл тянет где-то в груди, когда она слышит его имя? А мысли, будто плавятся, от одного его упоминания, как масло на солнце? А разве нельзя сократить это всё до одного ёмкого слова «дорог», обосновав это простым «лучший друг», ведь Нью-Йорк невыразимо далеко. — Мэл, ты надо мной издеваешься? — спрашивает Иви и глаза закатывает, а Мэл, если честно, совсем не понимает о чём это она. — Ладно, давай так, я буду задавать вопросы, а ты будешь должна ответить мне на них «да» или «нет», достаточно просто, согласна? И Мэл вообще-то не согласна, но отчего-то кивает, заинтересованная, что же за вопросы такие. — Считаешь ли ты Джея красивым? — подруга смотрит внимательно, оценивающе и как-то так по-хитрому, что Мэл опять убежать хочется. Мэл хочет сразу отмести этот вариант, сказать своё «нет», и вообще перевести тему в другую сторону, но перед глазами тут же всплывают сильные руки, бронзовая кожа, безумно красивые глаза, цвет которых завораживает, хоть когда она сказала об этом Иви, та ответила, что обычный цвет, совершенно обычные глаза, просто карие и ничего больше, но Мэл отчего-то так не думает. А ещё невероятно крепкие объятия, в которых чувствуешь себя защищённой — и это, вроде бы, никак не относится к внешности, но почему-то кажется необъяснимо важным. — Да, — отвечает Мэл, и уже хочет биться головой об стол, видя хитрющий взгляд Иви, она смотрит так, как будто что-то знает такое о ней, чего сама Мэл не ведает, и это немного так пугает. — Почему? — Мэл хмурится на новый вопрос, а Иви улыбается. — Вообще-то я не могу ответить на этот вопрос «да» или «нет», — фыркает Мэл. — Но всё же отвечу: потому что я не слепая. Как будто ты не согласна с тем, что он красив. Нужно быть слепой, чтобы это отрицать. И вправду, Мэл так думает. Джей безумно красивый и эта ещё одна абсолютная истина для неё, как и то, что Земля круглая, а солнце светит. Но этого она не говорит, потому что как-то странно всё это звучит, до жути сопливо. Такое, наверное, вслух не говорят. Никому-никому. Иви опять мрачнеет, признавая, что Мэл права, но не отступается. — Скучаешь по нему? — спрашивает она, а Мэл думает, что это жутко тупой вопрос. Потому что да. Да, очень сильно. И только самый невнимательный человек в мире мог этого не заметить. Как только Джей переехал в Нью-Йорк, Мэл стала улыбаться немного неискренне и как-то избито, стала смеяться чуть тише и от нервов грызть ногти. Стала считать дни до того момента, когда он приедет, и доживать до очередного его ночного звонка. Мэл скучает, поэтому распечатала все их фотографии, даже неудачные, и обклеила ими всю свою комнату, чтобы хоть как-то заполнить ту пустоту в груди, которую он оставил своим уходом. Мэл скучает, поэтому всё чаще слушает его любимую музыку, особенно затирая одну из песен, ту самую, в которой он постоянно путает слова. Мэл ставит её на репит и всегда подпевает, потому что: «If only New York wasn’t so far away I promise the city won’t get in our way»*. Мэл скучает, и это так очевидно, что она совершенно не понимает, зачем Иви это спрашивает, если точно знает ответ. — Да. Конечно, скучаю. Иви улыбается, как-то устало и смотрит опять, как на дитя, совершенно ничего не понимающее в жизни. А Мэл немного даже обидно, потому что Иви всего-то на полгода старше, а смотрит так, как будто лет на пять, как минимум. — Если я спрошу почему, ты опять скажешь, что он твой лучший друг? — звучит это как-то немного иронично, и Мэл становится ещё обиднее, но она кивает и снова тянется к кружке кофе, чтобы не видеть этот сочувствующий взгляд. — Ты безнадёжна, ты знаешь? — Иви кривится, а Мэл хмыкает — они это уже проходили.  — Ты невероятно упёртая, почему ты не можешь признать очевидное?! — Это вопрос? — Мэл улыбается, а Иви глаза снова закатывает. — Нет, у меня есть последний вопрос, на который я уже знаю ответ, вот только, сомневаюсь, что тебе самой он известен. — Иви улыбается, как-то так сочувствующе, а Мэл хочется почему-то плакать или в угол забиться, чтобы больше никто никогда не трогал. А ещё ей совсем не нравится тон Иви, она губы сжимает и кулаки стискивает, но молчит. — Он тебе нравится, не так ли? Мэл удивлённо вздрагивает и ещё раз мысленно повторяет вопрос, чтобы осознать, что только что она сказала. Нравится? В груди отчего-то тянет сильнее, будто что-то подсказывая, вот только Мэл не совсем понимает, что именно. Почему-то ей вспоминаются длинные ночные разговоры, его тихий голос в трубке и то, как он в очередной раз путает слова песни. Или просто поёт: «Don’t you know that I spend all my nights Counting backwards the days 'til I’m home?»*. И то, как она раз за разом в ответ всё повторяет, что если бы Нью-Йорк не был так далеко, а потом всё вслушивается в мерное дыхание в трубке и такое до боли уютное молчание. А ещё фотографии, которые он ей так и не скинул, и те, которыми обклеена вся её комната. Мэл видит его улыбку и чувствует его прикосновение на своём запястье, от которого кожа горит и будто плавится. Она вспоминает про билеты, оставленные на столе в своей комнате. Билеты в Нью-Йорк, где Джей непременно её ждёт, ведь по-другому быть не может. Мэл кажется, что она слышит, как он поёт ту самую песню, и она не может сказать, что ей не нравится то, что слова в ней, как будто про них. Мэл кажется что то, что так сильно колется и тянет в груди — это её собственное сердце, которое плавится от одной мысли о Джее. Мэл кажется, что в этот момент она постигает дзен, потому что Мэл находит единственный верный ответ на ту загадку, которую она пытается отгадать так долго, потому что она находит наконец-то такое простое определение своим глупым чувствам. Кажется, Мэл нравится Джей. И она давно уже по уши влюблена, с того самого момента, как он впервые ей улыбнулся, вот только этот слишком далёкий Нью-Йорк всё испортил. И если бы она могла, она бы подала ему знак, что с ней всё в порядке, просто потому, что знает, что он его ждёт. Мэл нравится Джей — и это так ново и пугающе, но всё-таки так чертовски правильно звучит, что Мэл не страшно. Ей кажется, что так и должно было быть. Вот только это вряд ли стоит кому-то говорить. Ей кажется, что он ей нравится, но она никому-никому не скажет, спрячет подальше, запрёт на сорок замков, а все ключи отдаст ему, чтобы Нью-Йорк стал чуточку ближе. Мэл улыбается блаженно, делает ещё один глоток кофе, бормочет в ответ на вопрос что-то среднее между «нет» и «он мой лучший друг» и ловит очередной недоверчиво-сочувствующий взгляд, который всё же становится хитрым-хитрым, когда Иви замечает её улыбку. Мэл фыркает, но ничего не говорит, думая о том, что билеты, лежащие у неё на столе — это знак, что ещё не поздно опоздать. И как-то плевать, что Нью-Йорк далеко, он не сможет им помешать. Тучи немного расступаются, солнце выглядывает из-за них, снова доказывая скорый приход полноценной весны. Мэл улыбается уже не избито и следит за тем, как солнечные зайчики пробегают по лужам. Иви хмыкает, наблюдая за Мэл, а потом головой качает, наверное, опять думая о том, что её подруга жутко упрямая и не видит очевидных вещей.