Любовь Свина: о мечтах, девушках и Северном полюсе

Я считаю так: в жизни каждого человека должна быть мечта. Вот просто должна — и всё. Это то, что отличает нас от животных, мать вашу. И неважно, если мечта идиотская. Вообще — что значит «идиотская»? Лет пятьсот назад рыцари брали и отправлялись за Святым Граалем — взрослые суровые мужики в блестящих латах топали чёрт знает куда за посудой, из которой пил Иисус. Это как пиджак Элвиса, но за пиджак Элвиса с вами не будет драться куча арабов. И никто не считал их чокнутыми! Кстати, посуда типа была из чистого изумруда, прикиньте? Хочу быть простым израильским плотником… А если теперь я возьму и заявлю, что хочу найти Грааль? Скажут — всё, капут, перегорели у Свина предохранители, не надо было мешать экстази с «отвёрткой», мы ему всегда говорили. Буду настаивать, могут и в психушку посадить. Потому что Иисус — это уже не модно. Его пиарят фрики вроде Свидетелей Иеговы, но по большому счёту всем давно посрать. Иисуса не воспринимают серьёзно. Крикни в зале ожидания в аэропорту «Аллах акбар!» — и сбежится вся служба безопасности. Это, мать вашу, серьёзно. А если заорать «Господи Иисусе» или «Харе Кришна», никто и бровью не поведёт. Так и проходит земная слава. Итак, «У меня есть мечта…» (1). Вернее, нет: у меня целых две мечты. Одна из них старая и идиотская, другая — чересчур хороша для такого, как я. И обе совершенно недостижимы. Так я и думал, пока не… Э, нет, давайте-ка по порядку. * * * В дверь колотили. Громко. Не лучшее начало дня, особенно если двенадцать часов тому назад твоя слизистая вновь повстречалась с хорошей дозой белого прохладного порошка, а теперь остро тоскует в разлуке. Перед глазами вспыхивают фейерверки, слюна течёт, как у бешеного пса, и тебе, мать его, страшно. Очень страшно, даже когда муха об стенку эдак неловко ударяется. Впрочем, мне постоянно страшно. До колик, до трясущихся поджилок, до крупной дрожи. 1% своей жизни я провожу в душе, остальные 99% — в страхе. А всё потому, что я торгую кое-чем, с чего Даунинг-стрит не получает налоги. Ещё одна устаревшая мечта: попробовали бы эти хлыщи в костюмах с галстуками рассказать Королеве Виктории, что башлять опиатами «не совсем законно»! Определённо, «Victoria is my queen» (2). Есть пираты Её Величества, а я был бы дилером Её величества. Супер? Супер! Это я сейчас так связно рассуждаю, а когда подрываешься с кровати от грохота, то нихрена не думаешь. Отходняк от кокаина вообще такая штука: только что ты страдал и думал, что вот, кто бы пристрелил, ты бы не возражал, но стук в дверь — и ты стоишь в трусах в прихожей, в одном тапочке, зато с ружьём. Потому что хрен вам: я слишком молод, чтобы помирать. Сразу чувствуешь вкус к жизни, даже если вкус у неё прескверный. Я шмыгнул носом, потянул за верёвочку (а вы что думали? Я чокнутый, а не тупой! Никто не станет подходить вплотную к двери, за которой тебя может ждать какой-нибудь отморозок, полиция или, ещё хуже, компания стероидных бодибилдеров-торчков. Поэтому у меня есть верёвочка. Входную дверь я открываю только издалека. И из-за угла) и прицелился. Была не была, жизнь моя жестянка, пишите письма мелким почерком, только не бодибилдеры, только не бодибилдеры, только не бодибилдеры… — Тигру выпускают! Под залог! Олли подсуетился. Не бодибилдеры. Я бы даже сказал, совсем наоборот. Представили себе огромного (под притолку) младенца с пухлыми складочками везде, где позволяет министерство здравоохранения? Теперь мысленно нарядите его в гавайку, добавьте растаманские дреды до плеч, снабдите получившееся чудо хриплым прокуренным голосом и мешками под глазами. Готово! Перед вами Эдвард Винстон Пух, он же Пуф, потому что курит всё, что курится, и даже кое-что из того, что гореть отказывается (3). Мой кореш. Я так обрадовался, что вначале даже не понял, чего он там орал. — Пуф, засранец, а если бы я тебя пристрелил?! — во всю мощь гаркнул я, опуская ружьё и раскрывая объятья. — Куда б я потом тело прятал? Твою жирную шею даже цепная пила не одолеет, а целиком мне твою тушу до ямы не доволочь! За восемь лет, что мы знакомы, я ни разу не видел его не обдолбанным. Мозги себе Эдди тоже скурил давным-давно, но до этого успел научить меня почти всему, что знает сам, и познакомить с тусовкой. — Да ну, выдумал… — с ленцой протянул он, перешагивая через порог и зачем-то вытирая пальцы о засаленный край гавайки. — Помнишь Слонопотама? Так его циркуляркой на мелких оборотах как раз… Пуф знает всё и обо всех. Иногда слишком много. — Всё-всё, — я поднял руки: типа сдаюсь, — только бы он прекратил. — Я пошутил. Но слушай, Пуф, реально: чего ты творишь, а? Чего ты вопил, будто на пожаре… Память мышонком Джерри подкралась сзади и услужливо шваркнула меня своей кувалдой по затылку. — Тигра выходит? — Ага. — Капец! — Так точно! — А когда?! — Вчера вечером!!! — Чёрт!!! — Чёрт!!! — А-а-а-а!!! Мы бегали по прихожей и орали, будто увидели призрак. Каждый раз, натыкаясь друг на друга, мы вопили ещё громче. Тигра Спусковой Крючок (4) освободился из тюрьмы! Олли потянул за ниточки, и он вышел на два года раньше! Тигра откинулся! Ка-ра-ул!!! Эдди иссяк первым, но был готов поддержать меня морально, молча вращая глазами в немом ужасе и тяжело дыша. — В конце концов, — он сглотнул. — Тигра ведь нас не видел. — До него могли дойти слухи, — возразил я. — Могли, — согласился Пуф. — Но описания-то нет. Просто два каких-то придурка с ружьём… Он затормозил, уставившись на винтовку, лежавшую на полу прихожей. Каждая собака в Лондоне знала про дедушкино ружьё. Я сам приложил к этому руку. Как и к слухам, что я необыкновенно меток и регулярно тренируюсь у себя в саду, постреливая по банкам и нарушителям спокойствия. Сад, ружьё и дом достались мне от деда. Рядом с калиткой — старая латунная табличка «Trespassers W», но если вы думаете, будто кто-то начал писать «Посторонним вход воспрещён» и не закончил, вы не знаете моего деда. Он всегда всё доводил до конца, так что я первый раздолбай в семье. Треспассерс — наша фамилия, а звали деда Вильямом, как, впрочем, и меня. Будем знакомы: я — Билли Треспассерс Третий, но все зовут меня Свин. Почему — долгая история и вряд ли я когда-нибудь захочу вам её рассказать, разве что Пуф проболтается. Эдди вообще нельзя доверять хранение секретов, но думать об этом уже немного поздно… Я бы сразу загнал особняк и отправился куда-нибудь на Гоа, но штука в том, что дедуля был слишком хитёр, сохранив в свои девяносто лет здравый ум и гораздо более трезвую память, чем ваш покорный слуга. Одним словом: он оставил мне дом и ружьё, но если бы я их продал, то денежек так и не увидел — всё досталось бы благотворительным фондам и прочим нытикам на доверии. Вот так в среде лондонских торчков я стал обладателем самой дорогой недвижимости, расшатанных нервов и армейской винтовки. Жить можно. К винтовке я питал особенную слабость. Но сентиментальность не должна вставать на пути у выживания. — Мне срочно нужен ствол, — хмуро объявил я, вслед за Пуфом глядя на ружьё. — А это мы пока спрячем. Достанешь пистолет? Или револьвер какой-нибудь. Пуф может достать, что угодно. Если захочет. — Ты ж из пистолета стрелять не умеешь, — возразил Эдди, не сводя глаз с винтовки. Он нервно почесался и нахмурил лоб. — И если ты не достанешь мне его раньше, чем сюда доберётся Тигра, я так и не научусь! — неожиданно психанул я. Зубы ударялись друг о друга, как карамельки в коробочке. — Ма-ать… Он ведь идёт сюда? Он идёт сюда, да? Ты это пришёл мне сказать?! Я хотел было схватить Эдди и слегка потрясти, но решил не позориться: мои сто пятьдесят пять фунтов против его монументальной туши всё равно произвели бы эффекта не больше, чем плевок в море. Поэтому я глубоко вздохнул, покрутил шеей, и попытался говорить спокойно: — Так ты мне его достанешь? Оружие. — Против Тигры? Пистолет? Ты рехнулся. Его меньше чем из гранатомёта не пришибёшь. Всё-таки вместо мозгов у Эдди в голове опилки… За окном рассветало, начинали петь птички. Скоро должны были подтянуться первые клиенты. Где-то по улицам Лондона бродила обученная убивать машина по имени Тигра Спусковой Крючок. А я должен был тратить последние безоблачные минуты своей недолгой и сумасшедшей жизни на то, чтобы втолковать элементарное Эдди Винстону Пуху, из-за которого я когда-то и оказался в этом дерьме. — Нет, — яростно прошипел я. — Нет! Я собираюсь сделать вид, что я тут вообще ни при чём! Но я не могу встречаться с клиентами без оружия. А дедушкино ружьё не годится, пока Тигра не уберётся куда подальше. Мне нужен ствол. Иначе кто-нибудь обязательно спросит: «Хей, Свин, а где твоя винтовка?» — А, увидев пистолет, они этого не скажут? Пытаясь думать, Эдди так страшно нахмурился, что казалось, будто ему приспичило в туалет. Это было настолько мило — ведь он напрягал извилины ради меня — что я даже растрогался. — Никто не задаёт вопросы человеку с оружием, Пуф, — я по-хозяйски приобнял его за плечи. — Поэтому, будь другом, сгоняй за стволом. * * * — Не нравится мне эта идея. Пуф, склонив голову набок, наблюдал, как я распихиваю по кобурам два револьвера. Кобуры были очень кстати: их можно было носить так, чтобы оружие сразу было видно, а можно было и спрятать. — Я никогда не ходил с оружием, ни-ког-да, — он укоризненно покачал головой. Верно. Он и сейчас не ходит. Эдди родом из той романтической эпохи снабжения страждущих, когда дилер был приятелем, лучшим другом, маяком в океане отчаяния. Пуф мог заходить в самые кошмарные районы, и его никто не трогал. А ещё у него была феноменальная и обезоруживающая способность договариваться. Держу пари, появись у него девушка, он и мать её сумел бы уболтать (не говоря уже об отце). Возможно, что-то располагающее было в самой его внешности. Впрочем, сердце (а также печень и селезёнка) Пуфа были безвозвратно отданы особе со знойным именем Мария Хуана Канабис. — Ты ж нормально относился к винтовке. Я на пробу вытащил револьвер из кобуры, крутанул барабан. Пуф поморщился. — Ну, знаешь, винтовка — это типа ау… тентично. И откуда Эдди подхватывает всякие мудрёные слова? — Англичане любят винтовки. Ну, там — охота, всякое такое… А это что за Грязный Гарри? Ты б ещё шляпу ковбойскую завёл! И ведь выглядит, засранец, абсолютно серьёзным. Тоже мне, гид по стилю нашёлся. — Эдди, ты совсем съехал? — я снова психанул. Из-за Тигры я всё время был на взводе, из носа текло, к горлу подкатывал комок, а этот торчок, называющий себя моим лучшим другом, ещё и нашёл время поговорить за честь Британской империи. — Это ты мне говоришь? Недоделанный растафари, у которого в бумбоксе один рэп? Будто я не знаю, что ты и сам его читаешь! Пуф аж надулся и дар речи потерял. Наставил на меня трясущийся палец. — Свин, музыка — голос нашей души. Тамтам нашего сердца. Она не знает границ и расовых различий. Как любовь. Его глаза подозрительно увлажнились. Торчок проклятый… Мне аж стыдно стало. — Ну вот и заткнись, — буркнул я, пряча пистолет в кобуру. * * * Тигра нарисовался к пяти часам вечера: окружённый какими-то пацанами, и в состоянии перевозбуждённой оптимистической свирепости. К счастью, не на меня, а так, в общем. Чисто для порядка. Он выступал по дорожке, будто грёбаный король, а воздух вокруг аж дрожал от сдавленных подобострастных смешков и потливого ужаса. Словно бы и не было никаких пяти лет в тюряге. Тигра вернулся, извольте любить и жаловать. Он топал по моей сраной гравийной дорожке — а я, вместо того, чтобы спустить его с лестницы или хотя бы закрыть дверь перед его носом, открыл её нараспашку и нацепил улыбку до ушей. Потому что с Тигрой хрен поспоришь. Говорят, мол, Тигра Спусковой Крючок мировой парень, с ним ужасно прикольно и все дела. Обычно, правда, так говорит сам Тигра. Вообще, оно, конечно, верно… но только если вы находитесь на безопасном расстоянии, а безопасное расстояние до Тигры — это где-то во Франции. Если бы его яйца были чуть больше, ему пришлось бы возить их на тележке. Поэтому Тигра просто не может пройти мимо любой драки, потасовки или просто мельком брошенного косого взгляда, чтобы не вмешаться. И тут неважно, насколько давно он тебя знает, какие одолжения ты ему делал, и как часто он называл себя твоим лучшим другом. Вдобавок, когда Тигра напивается, то трахает всё, что находится в пределах досягаемости, поэтому никогда не пейте с Тигрой, если не хотите непоправимо расширить свой кругозор. И не только кругозор. — Здорово, Свин!!! — заорал он, с порога стискивая меня в объятьях так, что я подавился воздухом. Догадайтесь с трёх раз, понравилось мне это, или нет. Что? Нет, не угадали. И снова не угадали. И снова. Гордость боролась с облегчением, облегчение с паранойей, а паранойя отстреливалась от всех, кого замечала в пределах видимости. В таких хитровывернутых комбинациях должны мозгоправы разбираться, а я существо простое и некрупное (грёбаные сто пятьдесят пять фунтов размазанные по пяти футам девяти дюймам костей с небольшим количеством мяса), моё дело — сидеть тихо и надеяться на лучшее. Поэтому я осторожно похлопал Тигру по спине, и тот изволил ослабить хватку и оставить меня в покое. — Мне тут говорили, что ты приторговываешь, — жизнерадостно продолжил Тигра. — Ну да, — я ковырнул ботинком край ковра. — Чем интересуешься? Он лучезарно улыбнулся. Тюремная стоматология, говорите? — Всем! — гаркнул Тигра. — Всем и прямо сейчас! Я не вмазывался пять лет, Свин, ты представляешь себе, что это такое? — он проникновенно сглотнул, заглянул мне в глаза, и я увидел, что они совершенно бешеные. — Но сейчас я вышел! И я хочу! Всего! Каждый выкрик сопровождали вопли парней, хлопки и улюлюканье. Блять, их было человек пятнадцать. Не люблю, когда дома много людей. Я не могу за всеми проследить. А когда я не могу за кем-то проследить, моя паранойя выплясывает джигу под черепной коробкой. Конечно, я завёл такой порядок, что мой дом типа нейтральная территория. Мол, меня трогать нельзя: я ни на чьей стороне, просто снабжаю товаром всех желающих за умеренную компенсацию (никаких кредитов, никаких чеков). И мой домик тоже трогать нельзя. Только не сказать, чтобы другие обращали на это внимание. Всего пару часов прошло, а мне уже не хватало дедушкиной винтовки. Пуф прав — револьверы не шли с ней ни в какое сравнение… Вот только как сказать человеку, который трезвым страшнее, чем некоторые под кайфом, что ты типа против, и вообще у тебя есть право частной собственности? — О’кей, — с готовностью оживился я. — У меня есть парочка особенных предложений. Только для специальных гостей. Только, боюсь, твои ребята со скуки удавятся, пока мы всё перепробуем… Я изо всех сил многозначительно выпучил глаза, надеясь, что Тигра уловит мой мессидж. И в целом не прогадал. Он ухватил меня за ворот и подтянул к себе поближе. — На что это ты намекаешь, Свин? Хочешь продать мне какую-нибудь синтетическую дрянь, от которой я обделаюсь, как девчонка? А?! Его хриплое дыхание раздавалось над самым моим ухом. Я попытался сглотнуть, но натянувшаяся ткать толстовки особого простора не давала. — Никакой дряни, Тигра, за кого ты меня принимаешь? — зачастил я, чувствуя предательское подпрыгивание адамова яблока. — Но чтобы полностью расслабиться… иногда нужны люди, которые понимают. Сечёшь? Ребята твои совсем зелёные. Что они знают о кайфе? Например, у меня есть «золотая пыль»… — Понял. Он резко отпустил меня, и воздух ворвался в ошалевшие от облегчения лёгкие. «Золотая пыль» — воистину легендарная штука. Башку от неё сносит конкретно, а ещё хочется раздеться догола и валяться на травке. Или орать «я вас обожаю» и целоваться со всеми наперечёт. Сложно помнить, что ты брутальный мужик, заработавший себе репутацию в криминальном мире, когда тебе кажется, будто ты один из вечно юных ангелов, резвящихся в райском саду. «Золотая пыль» стоит безумных денег, поэтому я — понимая, что Тигра всё равно не заплатит, — планировал, разумеется, оставить её на самый крайний случай, а для начала отвлечь его чем-нибудь попроще. Но Тигру надо было побудить отозвать своих бабуинов, и я блефовал, как сумасшедший. — Хей, ребятки! — Тигра хлопнул в ладоши, привлекая внимание, и сложил их на манер рупора. Пацаны моментально оплыли с мебели и подтянулись поближе. — Все свободны. Встретимся вечером у Олли. Дядюшка Спусковой Крючок должен перетереть кое-что со своим старым корешом Свином. Сработало. Их как ветром сдуло. Ну и почему я не Тигра? Я что, слишком нормален для этого дерьма? * * * — Нет, — угрюмо покачал головой Тигра. — Не тащит? — Не тащит. Смеркалось. Скоро должны были открыться ночные клубы. И среди прочих — легендарная «Кроличья нора», куда я по случаю достал флаеры. По идее я уже должен был скакать по дому, выискивая чистую рубашку и во всё горло подпевая Electric Light Orchestra. Не с моим счастьем. Тигру ничего не брало. Ни экстази, ни кокс, ни Венера V. — Мне кажется, твой приятель — биоробот. — Может травы? — Тигра не любит траву… — Или грибов? — Тигра не любит грибы! Мы — то есть я, Пуф и заглянувший на огонёк Йорри — с любопытством уставились на Спускового Крючка. Тот сожрал уже половину моих лучших запасов, но его зрачки всё ещё оставались абсолютно трезвыми. И злыми. — Прошу прощения, но вам точно не проводили какую-нибудь операцию на желудке? — Йорри сделал неопределённый жест фляжкой. Среди нас он единственный не торчит, потому что твёрдо заявил наркотикам, что виски ещё не кончилось. Йорри (5) алкаш и бывший коп. Мировой парень, на самом деле, но, когда напивается, от его историй повеситься охота. Мне оставалось только надеяться, что он не начнёт тренировать своё красноречие на Тигре, который и так был на взводе от собственной бескомпромиссной трезвости, как черлидерша, за пять лет в группе поддержки не потерявшая девственности. — Например, при раке, как я слышал, могут установить новый желудок из пластика и тогда… — Йорри, замолчи, — оборвал его я. — А ноздри у него тоже пластиковые? И вены?! — Я же говорю, он — биоробот, — Йорри печально покачал головой, поглубже запахнулся в своё видавшее виды серое пальто и изрёк, слегка покачиваясь: — Искусственные люди уже давно пытаются захватить землю. Именно они изобрели фастфуд, пластические операции и латекс. Постепенно заменяя нас на двойников, андроиды скоро заполонят планету и тогда… Я затаил дыхание, боясь даже поднять взгляд на Тигру. Теперь вы понимаете, почему Йорри выперли из полиции? Он безумен, как сливовый пудинг, а алкоголь давным-давно выжег в нём всё, что касается инстинкта самосохранения, жалости к себе и оптимизма. Но он вполне безобидный парень, и уж точно не заслужил того, что мог сделать с ним этот отморозок. «Не стоило мне впускать Йорри… А ведь он ещё и бывший коп, а Тигра только что откинулся…» Я закусил губу до крови. — Слушай, а ты прикольный. Я чуть не купился! Тигра расхохотался так, что стёкла задрожали. Йорри отсалютовал ему фляжкой. И я снова стал дышать. Зря. Отсмеявшись, Спусковой Крючок развернулся ко мне. — Свин. Что за лажа, а? Его тёмные, глубоко посаженные глазки сияли эдаким гаденьким весельем, обычно предвосхищавщим очередную выходку. Струйка липкого пота стекла по моей шее, между лопатками и дальше, дальше, до самого низа. Чёртов отморозок. Сидит у меня дома, так ещё и угрожает. Почему копы не застрели его при задержании? Почему мы не в Штатах? А время шло. Должно быть, меня уже ждали… Нет, вот почему именно сегодня? От мысли, что я могу застрять здесь до самой ночи и не успеть в клуб, мне стало так хреново, что я даже перестал бояться. Наоборот, меня разобрала злость. — Сам не знаю, — я нахохлился, мысленно подсчитывая стоимость сожранных Тигрой препаратов. Сожранных впустую. — После пяти лет в завязке у тебя должны быть сосуды младенца! Какого чёрта?! Он всё ещё сидел, а я встал и попёр на него, нависая (в кои веки-то!) над Тигрой и заглядывая ему в зрачки в тщетных поисках малейших признаков, что он уже давно нагрузился и теперь дурит меня из последних сил. Какие-то доли мозга рекомендовали мне признать, что после сказанного я давно покойник. Я предложил им заткнуться. Наверное, я выглядел на редкость комично — с сжатыми кулаками и порозовевшим от злости лицом. Но Тигра смеяться не стал. Вместо этого он развёл руками и пожал плечами с самым что ни на есть миролюбивым видом: мол, я тут вообще ни при чём. — Ну ладно, ладно. Замнём для ясности. Ты лучше «золотую пыль» дай. Если и от неё не вштырит, то я просто тихо уйду. Клянусь Девой Марией. В другое время я бы ещё поторговался, конечно. Но мне надо было бежать, срочно бежать, нестись, лететь, ползти — всё, что угодно, только бы добраться до «Кроличьей норы» вовремя. Поэтому я с каким-то звериным рыком вытащил свою главную заначку и буквально впихнул её в руке Тигре. — За счёт заведения! — буркнул я. Тот ловко сгрёб пакетик и моментально спрятал его куда-то за пазуху. Вскочил на ноги и направился к двери. — Вот так бы сразу! — просиял он своей неправдоподобно белой улыбкой, прежде чем — наконец-то! — скрыться из виду. — Ариведерчи, Свин, ещё встретимся! — Если только в аду, — сквозь зубы пробормотал я, едва дверь захлопнулась. Только сейчас я понял, как устал, да ещё и вдобавок вспотел до нитки. Чтобы это поправить, мне придётся здорово растрясти копилку с белым порошком. Но других вариантов нет, так как… так как сегодня я должен быть на высоте! — Что уставились, придурки?! — жизнерадостно завопил я во весь голос, оборачиваясь к своим горе-подельникам. — Нас ждёт вечеринка в «Кроличьей норе»! По коням!!! * * * «Кроличья нора» была новым клубом Олли. Когда-то Олли, как все мы, торговал дверями в другие миры, но с тех пор ему это наскучило. Теперь он специализируется на ночных клубах, а сам ходит в клубы дневные, типа для «джентльменов», и играет в гольф в своём поместье с дурацким названием («Дубы»? Или, может быть, «Каштаны»? Один хрен… (6)). Управляющий клубом — его кореш по кличке «Кролик», оттуда и название. Клуб два раза сжигали, один раз громили посетители и два раза — полиция. И вот теперь он снова открывался во всём блеске неона и шуме басов. В «Кроличьей норе» всегда первоклассный отрыв. Пуф однажды нагрузился там так, что ходил по фойе кругами и никак не мог найти выход. Открытие «Кроличьей норы» — супер-пупер-мега-событие, а что это значит? Что, я вас спрашиваю?! Правильно! Де-е-еву-ушки. Мой мотороллер притормозил у «Норы» без пяти десять. Флаеры жгли мне нагрудный карман, сердце стукалось о ткань новёхонькой рубашки, молнии на куртке сверкали в неоновых огнях, будто облитые бензином наяды. Успел! Вопреки всему, всем этим дурацким причудам судьбы на шарике по имени Земля, я успел! Я слез с мотороллера и огляделся, стараясь выглядеть так, будто просто ищу место, где бы припарковать свою железную крысу (конём мою веспу не назовёшь). Поджилки у меня тряслись ещё сильнее, чем когда я узнал про Тигру. «А вдруг она не придёт?» Забыла, забила, плюнула и растёрла, а может — вообще не собиралась? Охохонюшки… Я чуть приспустил на носу тёмные очки и с независимым взглядом уставился вдаль. Секунда. Десять. Двадцать. Блин. Моё сердце, отяжелев и налившись кровью, с размаха шваркнулось об асфальт, разбиваясь на мириады осколков. Она не пришла. Я снял очки и провёл рукой по глазам. Что-то у меня всё двоится. И дрожит. От кокса, наверное. … Что? Что вы сказали? Ах, вы ещё и хотите узнать, чего это я так огорчился. Не можете оставить человека в покое и дать ему спокойно умереть от жалости к себе и разбитого сердца? Ну ладно, будет вам история… Это было месяц тому назад. Мы: я, Пуф, Йорри и Марк Гофер по кличке «Суслик» — зацепились языками с какими-то давними корешами Марка. Они — не чета нам: серьёзные ребята, грабят банки и всё такое, так что я чувствовал себя особенно маленьким и ни на что не годным. Вдобавок, Суслик знал моего деда и, вместо того, чтобы оставить меня в покое, то и дело дёргал, спрашивая моего мнения то по одному поводу, то по другому. Марк — медвежатник, а дедушка Вилли был антикваром. Ну и «реставратором», и всякое такое. Свои детишки от Марка свалили, пока он был в тюряге, жена бросила, так что теперь он с чего-то решил, что должен опекать меня. То есть капать на мозги: мол, я не развиваю «свой дар» и трачу жизнь хрен знает на что. «Свой дар», прикиньте? Как будто я грёбанный джедай, а не плотник, который всего-то и может: полы сложить или полку повесить. В крайнем случае — шкатулку какую-нибудь вырезать. Послать Марка я не мог — всё ж память о деде, поэтому просто тихо стоял в сторонке, засунув руки в карманы, и пытался слиться со стеной. Потом мне и это надоело, и я стал глазеть по сторонам. Вот тогда-то я и увидел Её. Ага, с Большой Буквы. Её. Она стояла на тротуаре, то и дело поглядывая в сторону клуба, куда мы с ребятами собирались. Её обтекали толпы народа, спокойные и безразличные, а я всё удивлялся: как? Как они ходят и не спотыкаются, стоит им на неё взглянуть? Как им удаётся потом отвести глаза? Вот я, например, смотрел, смотрел и не мог поверить, что природа выкидывает такие трюки. Наверное, если бы я успел обкуриться, мне было бы легче. Всё в ней было идеально. Ядовитые блики неона жадно льнули к затянутой в латекс платья фигуре, бесстыдно поблёскивали на гладкой коже её ног и рук, и казалось — она одета в пламя. Безупречные щиколотки, опутанные ремешками серебряных туфелек («Где твой домик, Дороти? Уж не скинула ли ты мне его на голову?»). Колени. Шея. Руки. Единственная тень в облитой светом фигуре — ложбинка груди и… боже мой. Если бы я был атеистом, то сразу уверовал бы на месте. В неё. Богиню охоты, которой даже не надо поднимать копьё, потому что добыча бежит к ней сама, забыв обо всём. Длинные плети чёрных волос, плавивших отравленных неоном воздух. Полные губы. Точёная линия носа («Ах, дедушка-дедушка, зачем ты учил меня отличать подлинный греческий профиль на вазах от поддельного?»). Не чуя под собой ног, я пошёл к ней. Шаг. Ещё шаг. Будь тогда на проезжей части хоть одна машина — я умер бы счастливым. Но судьба бережёт влюблённых и безумцев, чтобы разделаться с ними позднее, на десерт. — Простите? Она обернулась. И это движение напоминало ртуть. Белки чуть раскосых глаз и влажно блестевшие зубы были запятнаны радугой ночных вывесок. Она не сказала ни слова, только приподняла брови в жесте, напоминавшем комическое удивление, и я едва не проклял тот момент, когда вообще решился к ней подойти. Она смотрела на меня сверху вниз и, к сожалению, это была вовсе не фигура речи. Моя богиня возвышалась надо мной почти на голову. Ну да, конечно, вероятно, я был смешон. Я мог бы сдаться и отделаться малой кровью, но вместо этого зачем-то продолжил со всей храбростью отчаяния: — Мне показалось, вы смотрите на этот клуб. Вы кого-то ждёте? Или планируете зайти? — У меня нет флаера, — пожала плечами и еле заметно усмехнулась. — У меня есть! * * * Вот так всё и завертелось. Ошалев от нежданной удачи, я шутил и шумел всю ночь напролёт, и даже пару раз осмелел настолько, что пригласил её танцевать. Её звали Кенгой, она приехала из Австралии и изучала в университете философию. Ну и как мне после этого было признаться, что я — жалкий торчок? Когда Кенга спросила, чем я занимаюсь, Пуф попытался ответить, но я незаметно наступил ему на ногу. Короче… я назвался плотником. И учеником антиквара. Дед бы воскрес и снова помер — от счастья. Мы веселились до утра, и кто-то — Марк, наверное, — вспомнил, что через месяц заново откроют «Кроличью нору». И Кенга своим чуть-чуть охрипшим голосом произнесла: «Хочу туда!» Я пообещал, что буду на открытии. Что придержу для неё флаер. А дальше… Не знаю я, что было дальше. Мне кажется, мы просто разбрелись в разные стороны, забыв даже обменяться телефонами. Но «у меня была мечта». Что вот, пройдёт этот месяц — и я снова её увижу. Мою богиню ночных огней, мою телескопическую девушку. Наивно? Это я вам ещё про другую свою мечту не рассказал… Когда-то давным-давно, когда мне было лет пять, а Пуфу целых девять, он рассказал мне про Северный полюс. И по всему выходило, что эта такая огромная плоская равнина, посреди которой торчит здоровая такая ерундовина — «земная ось». Я аж влюбился в эту картинку. Ось, на которой вертится Земля. Ручка космического волчка. А что если её потрогать? А если взять и наклонить её в другую сторону? Я мечтал, что вырасту и стану знаменитым путешественником, который первым доберётся до земной оси. Пока спустя ещё лет пять не узнал, что Северный полюс страшно далеко, там уже были все, кому не лень, а земной оси вообще не существует. Облом, да? Вот этим и заканчиваются все мои мечты… Обломом. Впрочем… Подождите-ка! — Кенга? Кенга-а-а! * * * Когда-нибудь я расскажу вам другие истории из своей жизни. О том, например, как мы с Пуфом узнали, что на киностудии, снимавшей фильмы категории Б (7), есть схрон амфетаминов, и что Тигра хочет его грабануть. И как нас засекли, и как выяснилось, что я могу стрелять только по банкам, а по живым людям не приспособлен. Как мы успели оттуда удрать, а вот Тигра, явившийся получасом позже, попал прямо в лапы полиции. Или о том, как Тигра наконец-то словил кайф, и что из этого вышло. Или как я вешал для Кенги полки в её квартирке в Ковенте — и вдруг непоправимо решил завязать с наркотой и податься в плотники. А потом в антиквары, как дед. Угадайте, что написано на вывеске моей лавочки? Правильно! «Trespassers W». Впрочем, это было только начало... Или как Суслик поругался с Олли и взорвал «Кроличью нору» нафиг. Но знаете, какая моя самая любимая история? Если идти от «Кроличьей норы» прямо на север, то рано или поздно попадёшь на большое пустое пространство, в центре которого стоит самая что ни на есть всамделишная земная ось. Колонна Нельсона, скажете вы? Это потому, что вы не умеете мечтать! Потому что вы никогда не приходили туда в дождь, и ваша девушка не снимала туфли, чтобы шлёпать по мостовой босиком, и внезапно не обнаруживали, что вы с ней точнёхонько одного роста, что очень удобно для поцелуев. Потому что только тогда площадь вдруг начинает вращаться под вашими ногами, и вы понимаете, что оказались на самой верхушке мира. _____________ 1) речь Мартина Лютера Кинга. 2) искажённая строчка песни The Kinks «Victoria» (1969, альбом «Arthur»). 3) Эдвард — имя Винни-Пуха в первой книге (т.к. «Тедди»). Винстон — «Винни». Puff («пуф», «паф») — «пыхать» (курить марихуану). 4) «Tigger-Trigger». 5) В оригинале имя Иа-Иа ближе к «И-ор». 6) Олли = Owl, т.е. «Сова». В книге Милна жил в доме под названием «Каштаны». 7) B-movie. Читается «би-муви», ср. англ. bee (би) — «пчела»