Свет проклятых звёзд

За окном постепенно угасал дневной свет. Весна очень незаметно сменилась слишком долгим летом, и теперь жара донимала даже ночью, хотя обычно в Дор-Ломине было прохладнее, чем в Хитлуме или Дортонионе. Или нет? Что-то память подводит… Гундор в последнее время всё реже делал над собой усилия, поэтому вставал с постели исключительно по крайней необходимости. Спина и суставы болели страшно, и, если раньше неплохо помогали снадобья или просто вино, то теперь приходилось терпеть мучения даже после большого количества лекарств. Однако, гораздо более страшным для второго из сыновей Хадора оказалось понимание — он стареет. Нет, не телом, свою плоть Гундор ненавидел с детства и мечтал избавиться от неё. Пусть гниёт — не жалко. Но в последнее время адан понимал другое — то ли от возраста, то ли от обезболивающих он начинает терять ясность ума. Это было очень-очень страшно. До паники. Ощущение, что записи внутри головы кто-то планомерно сжигает — незаметно, безжалостно — заставляло трястись и без того нетвёрдую руку. Кто был первым эльфийским королём? Сколько было у него детей? Или этот первый до сих пор правит? Проклятье! Имена и описания внешности эльфов так похожи! Финвэ? Не Финвэ? Гундор со смешанным чувством вспомнил, как раньше втайне смеялся над неспособными запомнить историю Валинора и Средиземья сородичами. Они казались такими глупыми и нелепыми, но что теперь с ним самим? Захотелось относиться с пониманием и теплом к презираемым прежде дуракам. Появилось даже желание сблизиться с особо тупоголовыми! Они ведь тоже… Не запоминают. Бедняги! «Что со мной происходит? Это конец?!» Мысли звучали приговором, но сердце не желало признавать очевидного. Нет, это не слабоумие старости, это просто переосмысление отношения к собратьям, не более. Нынешнее лето действительно затянулось. Жара донимала, и стареющий калека понял, что уже с трудом вспоминает лицо девушки, полюбившейся в юности, которая, разумеется, вышла за другого, родила от него детей и уже давно стала бабушкой. Гундор понимал, почему так произошло, и старался не думать о причинах слишком много. Да, так сложилось. Всё. Но как она выглядела?! Как?! Трясущаяся рука взяла уже не раз прочитанное письмо. «Лягушка в своём болоте — королева. В своём болоте она и поёт». Эти слова, наверное, с радостью написала Глорэдэль. Сестра постоянно присылала интересные фразы и обычаи новых знакомых. Конечно, ей весело набрать поговорок про своего мужа и вместе с ним посмеяться над забавными высказываниями, а вот калеке-одиночке в них виделся намёк на себя. «За неимением птиц и лягушка — соловей». Увы, приходится быть соловьём самому для себя. В своём болоте. Гундор лёг поудобнее, посмотрел на многочисленные полки, заставленные толстыми книгами. Сыну Хадора нравилось представлять себя путешественником по своим и чужим выдуманным мирам, бывать в Светлом Валиноре и Земле-под-пологом-мрака-и-ужаса, забираться на высочайшие горы и спускаться в глубочайшие пещеры, проводить ночи с эльфийками, а потом легко уничтожать в одиночку целые армии орков. Всё это было на страницах книг, Гундор делал закладки на любимых моментах, отмечая их разными цветами. В собственных сочинениях адан любил делать множество неочевидных сюжетных ходов и потом, слушая обсуждения книг, с гордостью за свой ум наблюдать, как читатели не замечают очевидных вещей. Осторожно поднявшись с постели, теперь уже младший сын вождя взялся за неоконченные записи. Начав читать, Гундор листал страницу за страницей и ловил себя на мысли, что не понимает, зачем нужны все эти странные намёки, то и дело проскакивающие между строк. Забыл?! Как же так? Принявшись судорожно листать в поисках ответа, едва не плача от бессилия, калека понял — не найдёт и со злостью отшвырнул записи. Это конец. Разумеется, были черновики с дополнениями, но Гундор не помнил, куда их положил. И вдруг в голове прозвучали надиктованные самому себе много лет назад слова: «Род Мараха — люди Солнца, и каждый из нас — частичка светила. Мы должны нести свет, даже когда все остальные его источники угасли». Это была попытка подбодрить брата, лишившегося духа из-за трагедии в семье, а сейчас очень кстати попалась халадинская поговорка: «Алмаз и в грязной луже блестит». Захотелось всё-таки дочитать очередное письмо сестры, на этот раз записать свои мысли подробнее, даже если сейчас это кажется ненужным. Свет солнца должен сиять. Неважно, из лужи или с неба. В очередном конверте, присланном Глорэдэль, была, видимо, песня, записанная, словно, впопыхах — очень неаккуратно. Сестра пояснила, что это стихи про любовь на одну ночь, а после неминуемо умрёшь, но женщина, о которой речь, столь дивная, что никому не жаль жизни ради её поцелуев. Глорэдэль считала это ерундой, однако Гундор, уставший от жизни одинокого калеки, ощутил единение душ с автором наивных стихов. Захотелось узнать мелодию, родившуюся в голове автора. — Ты, словно Валиэ, прекрасна! — во второй, третий, пятый и ещё многий-многий раз повторял сын Хадора строки неизвестного менестреля. — Но орков Моргота опасней Прикосновение к тебе. Подаришь ты любви мгновенье, Что сотен лет и зим ценнее. И покоряюсь я судьбе. Пусть жизнью заплатить придётся За краткий миг, что, как луч солнца, Лишь проскользнёт во тьме. Любовь, что ты дарить готова, Нельзя познать уж будет снова, Смерть закуёт меня в оковы, Но… Не жаль нисколько мне. Гундор чувствовал — ему тоже было бы не жаль ни капли, ведь люди для того и приходят в Арду, чтобы однажды из неё навсегда уйти.