Свет проклятых звёзд

Дор-Ломин Брандиру не нравился. Абсолютно. В детстве было весело гоняться за ящерицами, стрелять мелких птах и разорять их гнёзда, но однажды, решив доказать сверстникам превосходство, родич фиримарского вождя съел сырыми яйца из уничтоженного дома лесной щебетуньи, и после этого несколько дней метался в горячке, блевал и выл от болей в животе, сидя на горшке день и ночь. Больше никому ничего доказывать не тянуло, а Дор-Ломин опостылел окончательно, потому что даже случайное воспоминание о том, как засыпал прямо на ночной вазе, прислонившись спиной к стене, после очередного опустошения и так пустого желудка, а потом просыпался от новых позывов и сверху, и снизу, доставляло непередаваемые эмоции. Брандир ненавидел Дор-Ломин за его вечную сырость и грязь. Поселение находилось в низине, поэтому то и дело сюда стекалось всё, что только могло стечь, а по утрам нередко опускался густой туман. Всё бы ничего, но обязательно каждый раз находился какой-нибудь умник, гоняющий галопом верхом в непроглядной белой мгле и пугая прохожих. В Тёмной Земле были кошмарные однотипные постройки. Да, в лесу все деревья похожи, но если у их создательницы не хватило ума придумать разнообразие, то что мешает людям поступить иначе?! Брандир презирал Дор-Ломин за одинаковые дома, в которых можно было запутаться даже по трезвости. Что за стремление слиться с толпой?! Чтобы окна из зависти не выбили? А почему не сломать в ответ руки? Заодно и строителям. В Дор-Ломине всегда были ужасные дороги, независимо от сезона. Зимой они либо превращались в опасные замёрзшие колдобины, где легко свернуть ногу или шею, либо представляли собой сугроб, немногим меньшего размера, нежели обочины. Весной и осенью появлялась чудная возможность перепутать реку и тракт, летом дорога выглядела грязной, либо высохшей неровной колеёй с глубокими ямами через каждые двадцать-тридцать шагов. На дне, разумеется, растекались лужи, а вокруг валялись мелкие камни, отлетающие из-под колёс проезжающих телег прямо в лица пеших. Красота! А ещё дор-ломинские дороги порой заканчивались опасными тупиками. Брандир от души презирал живущий в таких местах сброд и никогда этого не скрывал, за что однажды и поплатился. *** Из-за поворота чавкающей под копытами лошади дороги вышли трое. Потом ещё двое. Юный Брандир, ехавший верхом вместе с девушкой, которую, наконец, удалось пригласить на прогулку, обернулся и увидел позади ещё четверых. По меньшей мере шестеро из окруживших парочку были вооружены луками и дротиками. — Нищие выродки, говоришь? — спросил один из стоявших поперёк пути марахлингов. — Плевки вонючей щели? Как он нас ещё называл, братья? — Орочье семя, — напомнил Брандир, чувствуя, как разум, страх и всё остальное уступают место лютой ненависти и желанию уничтожить каждого на этой улице. Каждого! Зарезать всех, кто живёт по соседству с этими тварями, сжечь их дома, а потом пировать на дымящихся руинах и хохотать. Надо же было встретить всё это отродье именно сейчас, когда девушка с цветочным именем, наконец, согласилась поехать в рощу к реке! Ну ничего, в этом паршивом месте тоже иногда бывает стража, и трусливые жители её обязательно позовут. Необходимо лишь потянуть время… Но хотелось совсем иного. — Отдавай лошадь и всё, что есть, — усмехнулся самый обиженный Брандиром марахлинг, имя которого сын Арахона и Брегиль даже не знал. — Это будет плата за наше прощение, да, братья? Остальные одобрительно загыгыкали. И они ещё обижаются на «орочье семя»! Видя, что девушка сильно испугана, беоринг прикинул, на кого лучше напасть первым. Чутьё подсказывало: не на того, кто больше всех болтает. Нет. Рядом с ним парень с гораздо более жестоким взглядом, он и есть главная цель. К тому же, его Брандир знал. — Вы ничего не заберёте, орочье семя, — готовясь броситься в бой, беоринг заговорил тише. — Тогда мы укокош-шим лошадку и тебя жаодно! — рассмеялся парнишка с выбитыми зубами. — И девку твою. Жаберём по-хорошему. Или нет. — Или нет, — Брандир достал нож и прыгнул. Аданет пронзительно завизжала, кобыла заржала, нападавшие подняли разноголосый крик. Грязь смешалась с кровью, клочками одежды и слюной, несколько раз спускались тетивы, летели дротики, но в безумной круговерти драки было сложно выстрелить и метнуть куда надо, поэтому скоро все начали биться врукопашную. Все, кто не убежал, когда поняли, что дело серьёзное, заметив оружие в руке Брандира. Ещё несколько юнцов отступили после того, как сын Арахона нанёс удар, и один из марахлингов упал. Замертво. Когда подоспела стража, беоринга уже могли добить, и лишь неготовность напавших марахлингов лишить человека жизни спасла сына Брегиль от глупой гибели. Прибывшие по зову горожан дор-ломинские воины увидели на повороте дороги истыканную стрелами и дротиками ещё дёргающуюся лошадь, рыдающую в грязи раненую в руку и ногу девушку, бездыханное окровавленное тело на обочине, двоих перепачканных глиной марахлингов, державших избитого и изрезанного Брандира под руки, а третий, так и не нанёсший последний удар отнятым ножом, бросился наутёк. Далеко он, разумеется, не убежал. *** Брандир ненавидел Дор-Ломин и каждый оставленный этим гиблым местом шрам на теле. Возможно, отношение к родине отца изменилось бы, если бы сложилась семейная жизнь, но супруга и нерождённое дитя умерли, и беоринг больше не видел для себя будущего на этой проклятой земле тьмы. Думая о прошлом, беоринг не слушал разговор матери с женой вождя Хадора. И лишь снова вставший вопрос о возвращении в Фиримар заставил присутствовать за столом не только телом, но и разумом. Именно в тот момент, очень неожиданно для себя Брандир осознал никогда не приходившую в голову вещь: здесь, в этом проклятом Дор-Ломине, несмотря ни на что, семья Брегиль была в первую очередь семьёй героя Арахона, погибшего на войне, а, значит, почитаемого. Да, бывало всякое, но каждый раз, когда доходило до суда, справедливость чудесным образом оказывалась на стороне детей и супруги доблестного воина света. А что будет в Фиримаре? Кем станет Брандир, сын Арахона там? Наследником «подэльфийского» трона или… Никем?