Свет проклятых звёзд

Зима кружила и бросала в лица вихри режущего снега. Вынужденные находиться на улице люди закрывались от непогоды шарфами и платками, тщетно отворачивались от вьюги, но обмануть коварный ветер не удавалось. — Это меня муж ревнует, — заплетающимся от хмеля языком проговорила Брегиль, сильнее сжимая в объятиях крепкого мужчину, чуть ниже себя ростом, зато более широкого в плечах. — Он же помер, — ухажёр тоже произносил слова с усилием. Парочка вывалилась из трактира подышать свежим воздухом, и как раз в этот момент началась метель. — Он погиб на войне с Морготом, а не помер, — уточнила дочь Брегора. — И теперь не хочет, чтобы я за другого вышла. Сам ни одной юбки не пропускал, а мне, значит, нельзя счастье своё устроить? Он мне живой изменял! А я не могу мёртвого отпустить с миром, да? — Ты ж знаэш-шь, — покачнулся, начав отливать, мужчина, — я тебя все-да замуж зову. Ты только кивни. — Ха! — Брегиль толкнула приятеля, и тот брызнул себе на сапоги. — Таких, как ты, охочих до моего наследства, больше, чем у Моргота орочья́! — Да ты чё сделала! — пьяный ухажёр заправил всё, что надо, в штаны, посмотрел на впитавшиеся в обувь капли. — Дура! — Вот и вся любовь? Сапожки важнее жёнушки? — дочка вождя беорингов расхохоталась. — Дура! — нечётко выплюнул мужчина, замахнулся и попал подруге кулаком по скуле. Рука скользнула, зацепила нос. Брегиль ничего не ответила, просто молча пнула сапогом обидчика между ног. Когда тот скорчился, женщина нанесла несколько очень опасных ударов по животу, повалила приятеля в сугроб, а потом развернулась и ушла в тепло. Как ни в чём не бывало. *** Дом старшей дочери Брегора в Дор-Ломине был большим, однако поднявшийся под утро шум разбудил даже спавшую далеко от парадного входа Бельдис. Девушка не удивилась очередной бурной ночи матери, которая теперь, узнав о случившемся с её отцом-вождём, считала себя вправе скорбеть, не зная меры. «Когда твой папа погиб, — поучала вернувшаяся в очередной раз под утро Брегиль несогласную с её поведением дочь, — ты была маленькая, и не поняла произошедшего, а потом и забыла папку своего быстро. А я взрослая. Я всё понимаю». Тут спорить было трудно. Бельдис действительно не помнила, в какой момент не стало папы, просто однажды забыла спросить, когда он приедет, и всё. А потом пошли подарки, ласковые слова от каких-то чужих добрых людей, и отсутствие отца стало восприниматься чем-то обычным. Его самого девушка воспроизвести в мыслях и вовсе не могла, знала только, что погиб. Погиб. Как и отцы многих знакомых. Бельдис бы не стала что-либо говорить матери и в этот раз, поскольку понимала: уж кто-кто, а «Первая Дочь Брегора, сына Боромира» за себя постоять сможет, и те люди, которые зачем-то пришли вместе с ней и что-то требуют, получат далеко не то, чего хотят. Не стала бы, если бы не важное событие вечером. Сегодня… Девушка прислушалась. Судя по всему, брат тоже проснулся и вмешался в спор. — Ну не убила же! — голос Брандира звучал громко, слова произносились чётко, в отличие от остальных участников ругани, поэтому Бельдис попыталась понять, что случилось, по сказанному братом. — У мамы вон, лицо в синяках! Она пострадала! А вы ещё хотите чего-то! Что? Бросила избитого помирать на морозе? Да туда ему и дорога! Это ты, да? Иди сюда! Добью! Дочка Брегиль знала: брат действительно может претворить в жизнь угрозу. Но сейчас это казалось не таким важным, как иное обстоятельство: вечером должна прийти в гости госпожа Гильдис. Если у мамы лицо в синяках, это катастрофа! Может, отменить встречу? — Да я тебе!.. Выкрик брата и последовавшие звуки не оставили сомнений в том, что драка продолжилась. Если сейчас ещё и Брандир окажется избитым на видных местах, придётся пудриться краской для стен, чтобы не сидеть весь вечер пунцовой от стыда. Роднёй ведь надо гордиться, несмотря ни на что! Тем более, беорингам в Дор-Ломине и так не всегда жилось легко. Если бы внуки фиримарского вождя родились похожими на отца, это, возможно, упростило бы отношения с местными, но оба ребёнка героя Арахона родились черноволосыми и кареглазыми. «А, знаешь, почему здесь так относятся к беорингам? — Брандир, будучи ещё безусым молодым аданом, заимел откуда-то привычку бросаться громкими словами, словно не с роднёй говорил, а на площади народ призывал бороться против Моргота. — Потому что беоринги, как рабы, приползают под ударами кнутов в осадный лагерь, при первой возможности сбегают, стараются не работать там и улизнуть от вылазок! Ведут себя, как трусы!» Да, брат в юности говорил много и красиво, однако, повзрослев, на север не поехал. Бельдис это казалось забавным, но сейчас было совсем не до смеха. Драка становилась всё громче, помощь не поспевала. В отличие от мамы, девушка не выросла мощной и широкоплечей. Её фигура и сила мышц оказалась обычной для её племени, и сейчас это особенно мешало жить. Вот бы прийти и раскидать обидчиков мамы! И обидчиков братика. Старшего. А потом предстать перед стражами героиней-спасительницей и доказать всем, что беоринги… — Получай! — Убью! — Разойтись! Именем вождя Хадора! Осторожно выглянув в окно, аданет с трудом рассмотрела в темноте потасовку, но увидела главное: подмога уже пришла, и это действительно стража, а не кто-то из соседей. О, Эру! Как же стыдно! Конечно, защитники будут на стороне семьи вождя соседнего народа, но… Кто помешает им потом смеяться над беорингами ещё и по этому поводу? Может быть, разве только какой-то великий герой из рода… Из рода слуги короля Финдарато Инголдо! Да, шансов нет. — Да она первая ударила! — донеслось с улицы отчаянное, но дальнейшие звуки не оставили сомнений: обидчики мамы наказаны, родные в порядке. Бельдис отошла от окна и снова закуталась в одеяло. Что за напасть эта зима? Точно морготово искажение создало проклятый морозный сезон! С растопленной печкой жарко и душно, а ослабишь огонь — холодно. Только согреешься — вспотеешь, а там и простыть недолго. И беречься надо! Детей вынашивать ведь предстоит! А то будет, как с женой брата… Умершей родами. Это была трагедия для семьи, но Бельдис не чувствовала печали — невестка ей с самой первой встречи не нравилась, и казалось слишком явным, что любви между ней и Брандиром даже не теплилось, не то, что не пылало. Брат и с близкими-то не откровенничал, с сестрой и вовсе отношения строились на двух фразах: «Не говори маме» и «Скажи маме, что…» Но семья — это семья, а невестка… Нет, она бы не прижилась в этом доме, даже если бы не умерла так рано. Мысленно вернувшись к предстоящему вечером разговору с Гильдис, девушка зажмурилась. Бельдис с самого начала опасалась беседы с женой вождя о своём будущем, поскольку не хотела споров, которые запросто могут возникнуть. Если госпожа решит поспособствовать дружбе марахлингов и беорингов, то, скорее всего, предложит внучке Брегора кого-то из своих сыновей. Но кого? Гундора, который самостоятельно не может даже ходить? То есть, конечно, может, но с трудом! Он ведь, скорее всего, не способен быть мужем на супружеском ложе! Бельдис не хотела обрекать себя на такую судьбу, с детства мечтая о собственных сыночках и дочках. Вдруг кто-то из них прославится, о нём напишут в летописях? Может быть, госпожа Гильдис предложит стать женой дважды вдовца Галдора. Это, наверное, почётно, но то немногое, что слышала о старшем сыне вождя Бельдис, говорило о потенциальном муже скорее плохо, нежели хорошо. Особенно смущал тот факт, что вождь не спешил передавать сыну Драконий Шлем, хотя сам его уже, по слухам, почти не надевал. Бельдис понимала: отказаться ей, скорее всего, не удастся, поэтому заранее представляла, как будет воплощать отточенные годами навыки «как быть женой» с не самыми приятными кандидатами. На крайний случай аданет уже придумала способ сделать жизнь лучше: достаточно пойти к какой-нибудь колдунье, пусть даст приворотное зелье. И выпить его самой. Несмотря на ранний час, спать уже не хотелось. Если действительно предстоит разговор о будущей свадьбе, значит, вот он — такой долгожданный день, ради которого была вся жизнь ранее. И почему же он так ужасно начался?! Мама, ну почему ты не можешь скорбеть по отцу дома? До рассвета было ещё далеко, и Бельдис зажгла свечи в ажурном бронзовом канделябре. Сев за вышивку, девушка начала напевать песню-мечту, слова которой знали, похоже, все дор-ломинские невесты: — Книг сотни страниц, Мир сказочных лиц, Рифм строгая власть, Но я спешу тебе Из строк судьбу сложить. Я жду перемен. Прочь, время измен! Дел много вокруг, Но мудрость книжных слов Мне больше неважна. Кто ты, мой новый герой? Ты будешь здесь, я знаю! Тебе обычных дел сюжет Мешает быть со мной. Сойди с забытых страниц, Я о тебе мечтаю, Сорви букет колючих роз За каменной стеной! *** Брегиль не помнила, как оказалась в постели. После далеко не первого пробуждения, когда в очередной раз вырвало и стало немного легче, разум начал проясняться, и дочь вождя беорингов подумала, что лучше бы прошедшая ночь так и осталась загадкой. Глотнув вина, женщина почувствовала себя лучше и с ужасом осознала: надо как можно скорее привести себя в порядок! Приказав растопить баню, дочь Брегора поспешила на поиски чего-нибудь, способного сделать лицо нормальным. Шансов хорошо выглядеть, разумеется, не было, перенести встречу не представлялось возможным, и Брегиль ненавидела себя, ругала всеми известными бранными словами. Отыскав несколько настоев для обработки ран, аданет поспешила в баню и, взглянув на купель, вдруг вспомнила, что видела во сне Хирвен. Не юную, какой помнила, а тоже подурневшей от прожитых лет. Сестра стояла около причала, которого, насколько помнила Брегиль, в Фиримаре не было, и что-то много говорила об ответственности старших перед младшими, спрашивала, почему отца оплакивают, а о ней забыли. А ещё она пела. Разумеется, вспомнить слова не удавалось, в голове крутились лишь обрывки фраз: «Опозорена и унижена…» «Мне досталась лодка с хижиной, Вот всё моё наследство». Надеясь, что такой сон не к беде, Брегиль поспешила хоть немного привести себя в порядок.