Свет проклятых звёзд

Красные флаги с символически изображённым шестнадцатилучевым солнцем гордо реяли в пасмурном небе, птицы собирались в стаи, по-особенному перекликаясь. Эмельдир распахнула ставни, высунулась в окно, подставляя лицо остывшему к осени ветру и уже не такому яркому солнцу, едва проглядывавшему сквозь плотные облака. Скоро закат, стемнеет, опять сидеть при свечах. Слепнуть. И ходить потом с лупой, как дурак старый. — Жизнь несправедлива, — сказала девочка, не оборачиваясь на только вернувшегося жениха. — Почему у эльфиек кровь каждые три десятка дней не идёт, а у нас должна? Я в первый раз подумала, что помру, забыла, о чём мамка предупреждала. А потом вспомнила, как она на сестру ругалась, мол, чего на эльфов засматриваешься, сучка течная, они нас животными считают. Вот так. — Не думаю, — сын вождя посмотрел на приготовленный и уже остывший обед. Съесть холодное показалось проще, чем просить греть или заниматься этим самому. — Сегодня мне пришлось ехать к отцу, потому что король Инголдо потребовал моего присутствия. — Вождя из тебя лепит? Видит, что папка твой долго не просидит на троне? Прямота Эмельдир порой могла вывести из себя, однако сейчас юноша был слишком уставшим, чтобы обижаться. — Не знаю, что видит король Инголдо, — сказал он, прожёвывая хлеб с луком, — но он сказал одну вещь, после которой я никогда не буду думать, что эльфы считают нас зверьём. Подожди, сейчас вспомню, как он сказал. Записать надо, пригодится. Король сказал… *** — Мы уже начинали разговор об ошибках владык, — владыка Финдарато прямо посмотрел на сидевшего напротив него Брегора, однако тот ничуть не смутился, наоборот — во взгляде ещё более явно стал заметен вызов, — и главный из таких просчётов — лишение народа веры в себя. Если не оставить выбора и загнать лишь на один путь, бунты станут только ожесточённее. *** — И что сказал твой батя? — Эмельдир заинтересовалась. — Он… — Барахир ответил не сразу, какое-то время смотрел сквозь красный ягодный отвар на дно кружки. — Батя остался верен себе. *** — Послушай, аран, — морщинистое сухое лицо вождя стало неприятно насмешливым, — не надо мне напоминать историю Исхода из Благословенного Заморья-заокеанья. И дело даже не в том, что ваша история для нас слишком похожа на сказку Пойтара из Барад Эйтель о спасении золотоволосой принцессы из лап злодея. Ты — не Вала, а мой народ — не искусные бессмертные Эльдар. Понимаешь разницу? О каком выборе ты говоришь, когда больше половины Фиримара неграмотны? И здесь нет моей вины как вождя, поскольку я не могу стоять с мечом и плетью над каждым низколобым тупицей! И нет в этом вины твоих учителей, поскольку они не в силах наложить чары на всех учеников, сделав их умными! Это просто дары Творца, искажение, называй, как хочешь! Но какой выбор я должен давать тем, кто за дюжину лет не научится нормально держать кузнечный молот, а через эту дюжину лет начнёт выть от болей в суставах, и работник из него уже не выйдет! Любая швея слепнет раньше, чем седеет, а повара мрут от сладкой болезни и ожирения! Наша жизнь — свиное дерьмо, и ты не разубедишь меня! Тебе нужны ещё примеры? Да, ты скажешь, что не все атани — пустое место, но я тебе скажу, что не вижу смысла отбирать таких от нетаких, потому что это занимает годы! Годы потраченного впустую на неучей и тупиц времени! А на войне всё просто: сказали — сделал. И подох раньше, чем спился. Помолчав немного, подождав, скажет потомок Беора что-то ещё или нет, Финдарато Инголдо тихо произнёс: — Мне не нужна твоя военная помощь. Я сам справляюсь с обороной Дортониона и северной границы Белерианда. Брегор замер ошарашенный. — Если ты считаешь, что я выжил из ума, и меня пора подвинуть с трона твоего наместника в Фиримаре, можешь прямо сейчас это сделать, ты ведь за этим Барахира позвал? — опомнившись, человеческий вождь заговорил с жаром. Все находившиеся рядом эльфы: Эрьярон, Эдрахиль и ещё один черноволосый, которого сын Брегора не знал, замерли, отведя взгляд. *** — А ты что? — девушка уже была вся внимание. — Я сказал, что я — воин, а не правитель, на всякий случай. Сказал, что я — защитник Дортониона, что умею находить в лесу тропы, но не знаю ничего о его делах. Сказал, что не смогу стать вождём, по крайней мере сейчас, потому что тоже пока неграмотный исключительно по своей вине. — Я тоже читаю с трудом! — гордо заявила Эмельдир. — Мой папаша, наверно, в гробу переворачивается от моей учёности! Я ж его память позорю! А я как гляну в книгу, у меня его хворостина перед глазами! Спиной и руками удары чувствую! Трясёт прям! Не могу ни читать, ни писать! Всё кажется, что прилетит по маковке или ещё куда, если ошибусь. Да зачем эта грамота нужна?! А папа считал, что это самое главное в жизни. Юная аданет вдруг погрустнела. — Наверно, я и правда виновата, что он умер. Я тут у эльфов поспрашивала, отчего бывает, что слюнями истекаешь и от любого звука корчишься, и они сказали, что зверь больной укусил, скорее всего. А где это могло случиться, как не в лесу, пока нас искали? Барахир продолжил молча уплетать похлёбку. — Когда мой отец спросил, хотят ли его подвинуть с трона, — вернулся он к рассказу после паузы, — король ему ничего прямо не сказал, но стал задавать вопросы. *** — Когда Гельмир уехал в Сторожевой Дворец, другим учителям стало сложнее с учениками Фиримара? Андрет теперь занимает место Берена? В дортонионских лесах достаточно целебных трав, или необходимо договориться о покупке? Гномы, получившие дома и мастерские родни мятежников, платили в казну или лично людям? Как они станут распределять доход? Кто будет проверять, сколько золота уйдёт в Ногрод, а сколько останется в Фиримаре? Будут ли гномы достойно содержать помощников-атани? Или их не будет вовсе? Как дела на окраине? Рыбацкое поселение было в плачевном состоянии после половодья, это уже исправили, или помощь требуется? В приюте для перэльдар достаточно нянек и знахарей? Бериль справляется без мужа с делами?.. *** — Я и половины не запомнил, — честно признался Барахир. — Король, после того, как сказал, что ему не нужна военная помощь от нас, говорил так много, что невозможно было не запутаться. — Может, он специально? — Может. Но я понял одно: все вопросы отцу касались мирной жизни народа, и он, — сын вождя замер с ложкой в руке, — он ни на один не ответил. — Это грустно, — Эмельдир задумалась. — Хотя… Я однажды в Таргелионе, ну… Тогда… — девочка огляделась, давая понять взглядом, что кто-то может подслушивать. — В общем, я сидела на улице, а потом зашла в… Ну, в общем, прости, ты говорил не ходить в такие места, но мне холодно просто было, а там мне поесть дали. Просто так, честное слово! И там были какие-то вояки, которые говорили, что хотят под видом ухода на Ард-Гален пойти грабить поселения вдоль тракта. Ну, местные ж должны честным бойцам добро своё пожертвовать — на войне любая мелочь пригодится. Понимаешь? Заходят такие лбы в дом и говорят, мол, так, мол, и так, отдавайте тёплые вещи, мирианы, лошадей, зерно. А что? На севере надо, вы обязаны армии помогать, или защиты не хотите? Ах, не хотите, так мы вас счас тут и порежем! Понимаешь? Юноша кивнул. — Может, тоже на войну пойдём? Папку твоего порадуем. — Что?! Эмельдир сделала невинные глазки: — Что? — Я тебя неправильно понял, — отмахнулся Барахир, доедая остатки похлёбки. Утолив голод, сын вождя уже не хотел думать о плохом. Эмельдир сладко потянулась, отбросила волосы, спрыгнула со стула, поправила грудь: — Выросла! Мешает теперь! И Барахир понял, что не замечал раньше, как округлилась невеста, что талия её заметно тоньше бёдер, а выше всё такое манящее, даже сквозь платье… — Ты смотришь… Туда? — Эмельдир испугалась, удивилась и заинтересовалась одновременно. Снова тронула грудь, куда и оказался направлен взгляд юноши. — Потрогать хочешь? Не дождавшись ответа, аданет взяла ладонь жениха, прижала к самому мягкому. — Нравится? Страшно смутившись, однако, не убрав руку, юноша чуть надавил, потом слегка сжал, ещё раз, ещё. Платье словно само собой расшнуровалось, горячее девичье тело окончательно лишило способности думать о чём-то, кроме ласк. Как же хотелось всё потрогать, посмотреть! Эмельдир позволяла себя приласкать, хотя поначалу сжималась и вздрагивала, однако довольно быстро азарт взял верх над страхом, особенно, когда пришлось помогать жениху с какой-то очень уж неудобной одеждой. Странно, обычно всё так просто снималось, что сейчас произошло? На постель и сесть, и лечь тоже получалось как-то не так легко, как обычно. А ведь именно сейчас обоим так хотелось выглядеть красиво и привлекательно! Только выходило обратное — движения стали невыносимо неуклюжими, и, чем больше юные атани старались это исправить, тем хуже получалось. Но не останавливаться же, в самом деле! При первом соитии всё закончилось слишком быстро, не успев толком начаться. Юноша страшно испугался, что невеста это заметит и поднимет насмех, поэтому, сделав вид, что ничего не произошло, продолжил ласки, слишком усердно стараясь порадовать любимую. Ничего не получалось. Долго. Устав ждать и не желая испортить впечатление от первой ночи любви, Эмельдир взяла инициативу в свои руки. Сначала вышло чересчур резко, но аданет быстро разобралась, как надо, и села на жениха верхом. Дело пошло быстрее и лучше, даже почти не вспоминались слова матери, не имевшие ничего общего с нынешней реальностью: «Мужчинам нужны только еда и постель! Они только об этом и думают, поэтому с рождения знают, как затащить в кровать женщину и лишить её рассудка! Ты не знаешь, как и что делать, а у них это в крови!» «Да уж, конечно, — хотелось рассмеяться вслух. — Папашке от всех нужны были только грамотно исписанные таблички! Как у него вообще дети получились? А Барахир вообще ничего не умеет…» Заметив, что жених доволен происходящим, двигается всё быстрее и сосредоточеннее, Эмельдир, довольная собой, забыла про посторонние мысли. И пусть ей самой происходящее было не слишком приятно, аданет догадывалась — раз другим жёнам нравится любовь мужей, значит, постепенно и ей будет хорошо.