Свет проклятых звёзд

В открытое окно летела песня, исполняемая гостившими в Дор-Ломине эльфами Хитлума и прибившейся к ним толпой. В середине лета, как обычно, устроили ярмарку, на которой продавали всё, что смастерили и сшили долгими зимними ночами, либо уже успели вырастить. Например, в этом году козы оказались особенно плодовиты, приносили здоровых козлят, и городская площадь заполнилась блеянием, заглушавшим более приятные звуки. Брегиль взглянула на конверт, который только что небрежно бросила на стол. Почему-то казалось — она заранее знала содержание письма, поэтому хотелось оттянуть неизбежное до последнего. Увы, беда не приходит одна, и если смерть заглянула в дом, то останется надолго. — Валар предали свой народ! — долетало с улицы пение. — А людям просто всё равно. И та война, что лишь грядёт, Уже проиграна давно. Но если кто-нибудь из нас Способен что-то изменить, Мы все пытаемся тотчас Весь мир спасти или сгубить. — Мама! — вбежал весь потный старший сынок с полупридушенной ящерицей в кулаке. — Когда папа вернётся? Брегиль бросила короткий взгляд на конверт — пока запечатанный — и пожала плечами: — Не знаю, Брандир, осенью, наверное. Ребёнок кивнул и выбежал из дома. Темноволосый. Редкость в Дор-Ломине. Его младшая сестра Бельдис тоже уродилась похожей на мать, и это немного успокаивало дочь фиримарского вождя: знахарки уверяли, что у мужчин, как правило, не бывает так, что от одной женщины дети на него похожи, от другой — нет. Семя либо сильное, либо не очень. Соответственно, те светловолосые дети, которые вдруг стали рождаться в Фиримаре, когда Брегиль и Арахон приехали из осадного лагеря, всё-таки не от чересчур любвеобильного воина света. Или?.. Посмотрев на конверт, Брегиль зачем-то подошла к сундуку с вещами, погладила рукой бережно хранимое свадебное платье. Отец тогда не пожалел мирианов, заказал наряд у эльфийских портных. Теперь оно уже не налезет, даже если шнуровку ослабить, а тогда… «Мама была жива», — сделала ещё больнее мысль о недавней утрате. Когда печальная весть только прилетела, дочь вождя хотела вернуться в Фиримар, или, как его стали в последнее время именовать — Ладрос, и присмотреть за младшим братом, но потом подумала, что за мужем следить всё-таки важнее. Взгляд снова упал на письмо. — Валар забыли свой народ, Кто знал безумие страшней? И та война, что лишь грядёт, Погубит тысячи людей. Кого теперь объявят злом? Кто победит, а кто падёт? И как рассудит нас потом Владыка, что престол займёт? «Странная песня какая-то», — подумала аданет, вслушавшись в слова, доносившиеся с улицы. Достав свадебное платье из сундука, Брегиль приложила его к себе и повернулась к зеркалу. *** — Какая ты сегодня красивая! — Арахон, гладко причёсанный и разодетый, словно эльфийский лорд, подошёл к невесте под радостные крики и аплодисменты семьи фиримарского вождя. Маленькая Гильвен с завистью фыркнула, но нянька сразу же шепнула, что у юной леди платье дороже, чем у её взрослой сестры, и девочка просияла, но вдруг снова нахмурилась. — А у мамы? — спросила она. — И у мамы платье дешевле твоего. Жених обнял невесту так, что многие присутствовавшие женщины смутились и захотели оказаться на её месте. Брегиль это видела и уже заранее тряслась от злости, догадываясь, что Арахон им не откажет. По крайней мере, молодым. Может, хоть дети его вразумят? Надо скорее родить! — Долго и счастливо! — подняли тосты гости. — Долго и счастливо! *** Платье было красивым тогда и сохранило роскошь до сих пор. В день свадьбы было морозно, пришлось накрываться шерстяной шалью дома, а на улицу надевать шубу. И была жива мама. Брегиль вздохнула, посмотрела на конверт. Да, там та самая весть, от которой, возможно, станет легче, а может быть и нет. Надо было решиться прочитать письмо, но не хватало духа. — Да чего я боюсь?! — отругала себя дочь вождя. — Арахон был ужасныи мужем и отвратительным отцом! Но, может, всё-таки в конверте письмо совсем о другом? Но даже если нет! Всё равно он чудовище! Как можно не понимать моих чувств?! *** С преданнейшей, покорнейшей и полной обожания улыбкой на слегка небритом лице Арахон сложил перед грудью ладони: — Жизнь моя! Я ни в коем случае не сделаю и шага со двора! Я обещаю заниматься только хозяйством! И если ты меня отпустишь, схожу к кожевнику. И сразу домой! Брегиль вздохнула. В последнее время навалилось слишком много: младшая сестра плохо слушалась старших, не хотела учиться, брат плакал ночами, мама снова жаловалась на боли внизу живота и частые мучительные позывы; полученные за службу в осадном лагере слитки и вырученные от их перепродажи мирианы заканчивались, а Арахона так и не звали обратно на войну, хоть он и посылал письма. Конечно, отец помогал, но хотелось как-то иначе строить жизнь. Беременная вторым ребёнком сразу вслед за первым, дочь вождя стала особенно подозрительной, поскольку муж как-то слишком спокойно относился к её отказам. «Устала? Не хочешь? Клонит в сон? Ничего страшного!» — Сходишь к кожевнику, да? — прищурилась Брегиль. И вдруг мимо калитки пробежал соседский ребёнок, лишь немногим старше их с Арахоном первенца. Золотоволосый. С человеческими ушами. В голове аданет мгновенно сложилась картина: этот мальчик родился года два назад, значит, зачали его после приезда Воина Света из осадного лагеря. Большинство беорингов черноволосые, и если это не полуэльф… Арахон проследил взгляд жены, увидел ребёнка и тут же примирительно поднял руки: — Нет, нет, что ты! Это не мой сын! Я тебе верен! Я тебя люблю! — Ты боишься признаться, потому что я — дочь вождя?! — закричала аданет, и мужчина сделал ещё шаг назад, улыбаясь всё милее. — Дорогая моя, солнышко, птичка сладкоголосая! Мы можем поехать жить в Дор-Ломин, там все дети светловолосые, у тебя не останется причин для волнений! «И у тебя тоже! — подумала Брегиль. — Потому что там нет моего отца». Но именно эта догадка подсказала решение: а ведь правда — если уехать на родину Арахона, станет гораздо проще жить! Из наследницы вождя, которая должна быть примером для всего племени, Брегиль превратится в просто жену просто воина. Это же… Свобода! *** Вспомнив худшее из когда-либо приходивших на ум желаний — отравить всех светловолосых детей в Фиримаре, которые могли быть нагулены мужем, и порадовавшись, что в Дор-Ломине подобных мыслей не возникает, аданет отошла от зеркала и убрала свадебное платье. Какое же оно красивое! Может, однажды дочь наденет. Взгляд снова упал на конверт. — Брандир! — крикнула Брегиль, высунувшись в окно. — Погуляй с Бельдис ещё, обед позже будет! Сын и дочка радостно закивали и прододжили прыгать между определённым образом разложенными камушками. Летом и на улице можно наесться, не отрываясь от игры надолго. — О, как же глуп и как жесток наш неспокойный мир! — снова долетела песня. — Ты — сам себе пророк и сам себе кумир. Считаешь ты себя судьёй, но разве можешь знать: Назначено судьбой вам битву проиграть. Долгие годы этот мир Не знал безумия страшней, Сражений вечных дикий пир Погубит тысячи людей. Долгие годы этот страх Терзает души и умы, Долгие годы на руках Следы безумства и войны. Брегиль отошла от окна и, выдохнув, взяла в руки конверт. Заставив сердце пропустить несколько ударов, с пробирающим до костей хрустом под пальцами треснула похожая на пятно крови печать. Аданет очень медленно расправила сложенный вчетверо листок.