Свет проклятых звёзд

Было тяжело заставить себя уехать из нового дворца в лесу и вернуться даже всего на несколько дней туда, где жил с семьёй. Через силу не замечая многочисленные изображения дочери, в каменных или металлических лицах которой почему-то стали заметны черты принцессы Айриэль, Морифинвэ Карнистир старался думать только о предстоящем разговоре с торговцами цветами. Вопрос встал неожиданно. В подземельях Ногрода выращивать любые растения было крайне накладно. Разумеется, находились энтузиасты, закупавшие эльфийские лампы и даже делавшие собственные, державшие небольшие оранжереи, но, разумеется, эти наугрим не могли конкурировать с теми, кто привозил цветы с поверхности. Когда гномий город отстроил окрестности у подножий гор, о пышных садах всё равно речи не шло — почвы оказались слишком скудны, а удобрения приобретались для самого необходимого — неприхотливых овощей и плодовых кустов. Все давно привыкли, что в гномьих городах дарят цветы из металла, стекла и драгоценных камней, а живые растения — редкая и, по большому счёту, бессмысленная роскошь, но вдруг зашла речь о разведении роз и лилий. Видимо, в Ногроде подросла дочь богача, влюбившаяся в нежность прикосновений упругих благоухающих лепестков. Перед Торговым Союзом встал вопрос поиска большей выгоды. Морифинвэ догадывался, что в итоге сойдутся на строительстве оранжереи около наземного входа в ногродские пещеры, поэтому осталось понять — как не отдать прибыль дружественному народу, если дело не прогорит в первые пару сезонов. Интересные размышления отвлекали от необходимости встретиться с женой и сыном. Каждый раз, когда кто-то упоминал в разговоре законную семью таргелионского короля, Морифинвэ хотелось кричать, чтобы слышала вся Арда: «Моей семьёй была Пилинэль и её дети! Никто и ничто не заменит мне Карналмарила и Митриэль! Мой сын — Алмарил! А Морион — лишь печать на договоре с Оссириандом!» Однако приходилось держать эмоции в узде и заливать боль всеми известными жидкостями. От гнева, даже праведного, толку нет никакого. — Сегодня великий день для всех нас! — заговорил совсем одряхлевший в последнее время ногродский казначей, однако всё равно приехавший в Таргелион. — Может, я больше не смогу видеть, как процветает наше общее дело, у истоков которого мы с Карнистиром стояли, но наблюдая, как обстоят дела сейчас, — гном крякнул, хрипло откашлялся, — я уверен — наш союз ждёт великое будущее. За процветание, союзники! Морифинвэ выпил, невольно посмотрел на зеркальные стены, где больше никогда не будет отражения Пилинэль. Кто угодно, только не она. Да, наугрим тоже сменяются время от времени, но любимая союзница должна была присутствовать здесь вечно. Кроме всего прочего, король Таргелиона понимал — однажды придётся пригласить для обсуждения оссириандских вопросов Оэруиль и Таурхиля, но от одной мысли об этом бросало в жар. «Если представить, какие горы мирианов принесёт дело, — услужливо подкидывала память совет владельца угольной шахты, — сопутствующие неприятности теряют значимость». Только, к сожалению, в данном случае не спасали никакие перспективы. — Уверен, ни для кого здесь нет лучшего способа отпраздновать, чем поговорить о будущих успехах и вспомнить достижения прошлого года, — мечтательно улыбаясь, произнёс главный смотритель Гномьего Тракта. — Мою личную казну ещё не пересчитали, — довольно крякнул глава гильдии чеканщиков, почёсывая бороду и поглаживая лысину под расшитым золотом алым колпаком. — Год назад это заняло значительно меньше времени. — Нам хорошо помогли новые трудяги нолдорана Карнистира, — кивнул командир разведки Таргелиона, — хотя поначалу и пришлось в них вложиться. — Говорят, им что-то не нравится, — обратился к смотрителю Тракта казначей. — Мои друзья утверждают, будто госпожа Халет хотела обсудить нечто важное с королём, но ей не позволили. — Не буду ведь я портить нам праздник, — усмехнулся Морифинвэ, смешивая пахучие порошки в бокале, — тяжело говорить с теми, кто не разбирается в деле, не может объяснить, что не устраивает и чего хочет. — Почему же? — глаза чеканщика загорелись. — Это весело. Пригласи её, Эзбад. Мы общими усилиями объясним ей, почему нельзя пользоваться фальшивыми мирианами, и откуда вообще берутся, нет, не дети, а драгоценные кругляши. — У нас и кроме неё есть не слишком приятные гости, — скривился Морифинвэ, и разведчик кивнул, — Азагхал обещал не лезть в торговые дела, но всё равно прислал брата, потому что есть вопросы, касаемые митрила. — Это предлог, — хмыкнул смотритель Тракта, — не в обиду здесь находящимся уважаемым Кхазад, просто хочу выразить мнение. Истинное серебро пока такой же миф, как истинный король. Все о нём знают и говорят, кто-то даже видел и оценил истинность, составил список признаков и пользы, но дальше дело не пошло. И теперь на истинности пытаются зарабатывать и удовлетворять амбиции, но выстроенная на пустоте крепость в любой момент может рухнуть. С королём это уже случилось. — Я понимаю, — старый казначей с недовольством кашлянул, по гному было видно — он сам мечтает увидеть митрильную жилу, — и согласен. Однако не вижу ничего дурного в том, чтобы обогатиться на чьей-то мечте. «Например, на бесконечных мечтах моей дочери», — со злобой подумал таргелионский король и выпил ещё. Нельзя позволять ненависти рушить Торговый Союз, с таким трудом организованный! — О чём нам говорить с Эзгедхалом? — поинтересовался у ногродских наугрим разведчик-Нолдо. — Если я правильно понимаю, вопросы у него касаются вложений средств в митриловые шахты, которых нет. Его брат — Узбад Азагхал хочет временно прекратить поиски истинного серебра, чтобы перенаправить средства на военное дело. В связи с недавним нападением орков на наши земли мы обязаны согласиться, иначе наш народ объявит нас врагами. Но, если я верно понимаю, такой ответ ставит под удар интересы Торгового Союза. Мы могли не допускать и не допускали Эзгедхала на советы, однако праздник открыт для всех, и если мы не поговорим с братом одного из семи ваших королей, он настроит против нас народ, веселясь среди гуляющих. — Полагаю, встреча с ним важнее развлечения с дикаркой, — заключил Морифинвэ. — Этим и займёмся. А с людьми побеседуют мои верные, привыкшие к общению с теми, кто не понимает наш язык. Думаю, это лучший план из возможных. *** — Мы сегодня утром рано Держим путь в трактир с тобой, Ты — хмельной, а я — чуть пьяный. Веселись, пока живой! Чем ближе становился дворец, тем веселее пели и плясали гости. Это казалось немного странным, однако Халет была не в состоянии размышлять об искусстве и выстраивать причинно-следственные связи. Сейчас мысли крутились вокруг вполне ожидаемой ситуации, однако, леди-вождь, вопреки всему, рассчитывала на иной исход. «Мы к королю». «Я доложу о вашем приходе». Халет никогда не бывала внутри нолодранского дворца, но, судя по внешним стенам, путь от главного входа до самых дальних комнат и обратно никак не мог занимать времени больше, чем требуется на приготовление и поедание печёной репы. — Взяв большую сковородку, Ждёт меня жена домой, Но вино щекочет глотку. Веселись, пока живой! Ответ пришёл до наступления сумерек, однако солнце уже начало клониться к вечеру. «Ну?» — спросила Халет у возникшей словно из-под земли хорошо знакомой эльфийки, которую дикарки, правда, успели забыть. — И палач, и белошвейка, И торговец, и портной — Все мы здесь — одна семейка. Веселись, пока живой! «Нолдоран Карантир слишком занят, — вежливо и с почтением заговорила Лот, лучезарно улыбаясь, — но он передал вам подарки — вино, угощения и браслеты из редкого сплава стали. Нолдоран Карантир просил передать, что если вас не устраивает его гостеприимство, стоит учитывать одну вещь: следующие подаренные браслеты будут не из столь редкого сплава». — В сундуки бирюльки прячет И дрожит на них скупой. Кто смеётся — тот не плачет! Веселись, пока живой! Пляшут руки-ноги смело, И мотаешь головой! Подождёт любое дело! Веселись, пока живой! «На что он намекает?!» — вспыхнула Халет, однако пояснять никто не стал, а подруги с пониманием заворчали. — Пусть старик горбатый хворый Нам клюкой грозит с тобой, Зад ему покажем голый! Веселись, пока живой! Сев на площади и не зная, что делать с вином и угощениями, халадины решили отдать неприятные дары менестрелям, чересчур беззаботно веселившимся, несмотря ни на что. — Если не опять, а снова Спишь с женою, но с чужой. Всё своя узнает скоро! Веселись, пока живой! Поцелуй меня, красотка, Чтоб кружилась голова. У красоток век короткий. Веселись, пока жива! В сундуки бирюльки прячет И дрожит на них скупой. Кто смеётся — тот не плачет! Веселись, пока живой! Пляшут руки-ноги смело, И мотаешь головой! Подождёт любое дело! Веселись, пока живой! Заметив леди-вождя, занимавшиеся поблизости поддержанием чистоты на площади люди подошли к Халет и её свите, устроившимся на кромке очередного принцессофонтана. — Нас здесь считают скотом! — почувствовала, как закипает, глава племени. — Хватит! Мы требуем честного суда! Честной оплаты и честных поборов! Всем одинаковых! Почему одних слушают, других нет? Почему, я спрашиваю?! Гуляющие эльфы и гномы отошли подальше, зато занятые работой халадины, наоборот, поспешили даже с дальних концов площади. Нигде не валялись камни, однако быстро нашлось, чем вытащить и расколоть брусчатку, и среди песен, музыки и смеха оглушительно зазвенело разбитое стекло. *** Войдя в зал, Эзгедхал удивился зеркальным стенам, однако не стал комментировать. Сев между ногродскими собратьями, среди которых с крайне неприятным чувством узнал бывшего жителя Белегоста, брат короля Азагхала приготовился к тяжёлому разговору. Гном сразу заметил, что главный на совете — нолдоран Карантир — сильно пьян, поэтому решил, что беседовать придётся не с ним, а значит, можно попробовать делать акцент на братство между Кхазад, считавшееся священным. Однако что-то подсказывало — когда речь ведётся о мирианах и митриле, ничего священного не остаётся. — Так по какому делу ты прибыл? — без приветствий и титулов задал вопрос Феанарион, сидя с полуприкрытыми глазами и бокалом в руке. — Хочу напомнить, — старый казначей крякнул, — господин Эзгедхал, здесь собрались верноподданные владыки Дурина, а это значит, что мир между нами важнее личных интересов. — Я хотел понять, откуда в народе взялась одна сказка, — стиснул зубы брат Азагхала. — Сказки ведь, они такие — не берутся из ниоткуда. Послышались удивлённые возгласы, взгляды устремились на гостя. — Жила в богатой пещере, украшенной каменными розами прекрасная дева, пышная борода которой спускалась до колен, — лицо Эзгедхала стало загадочным, — но захотелось деве настоящих цветов. Отец не смел отказать любимой дочурке, поэтому попытался выращивать живые розы в подземелье, однако ничего не получалось. Тогда он отправился за цветами в далёкую таинственную страну, где царили волшебство и неувядающая красота. Гном нашёл целый город дивных роз, да только оказалось, что владеет великолепием страшное чудовище. — Не продолжай, я всё понял, — сонно рассмеялся Морифинвэ. — Не хочешь узнать, чем заканчивается сказка, король Карнистир? — Всё сгорело, — предположил Феаноринг. — Но наша сказка заканчивается иначе. Я знаю, что тебе здесь нужно, и это не живые розы. Ты и твой брат снова лезете в казну, хотя ваша забота заключается совсем в другом. Твой брат снова хочет голословно и лживо обвинять меня в своих проблемах и в том, чего я никогда не делал, поскольку мне невыгодна дурная слава Гномьего Тракта. Мой ответ таков, узбад: мои мирианы останутся моими. Я сам обеспечу оборону границ и на этот раз буду бдительнее, поскольку осознал — доверять вашей совместной с Химрингом разведке нельзя. Я сам позабочусь о себе… Договорить королю не дал оглушительный звон разбитого где-то рядом стекла и долетевшие крики. Пока никто не успел понять, что произошло, Эзгедхал, не зная, чего ожидать, хмыкнул: — Позаботишься о своей безопасности сам? Сомнительно, король Карнистир, сомнительно.