Свет проклятых звёзд

Оказавшись в столице своего королевства после долгого отсутствия, Оэруиль не узнала город: когда-то одинокие мрачно-прекрасные дворцы теперь соседствовали с серебряными изящными башенками, всюду возвышались сияющие на солнце скульптуры, и журчали фонтаны, и это могло бы казаться чудесным, если бы бесчисленные одинаковые лица из металла и камня не принадлежали убитой принцессе. В городе царила гнетущая тишина, стих даже ветер. Обсуждать новости горожане и приезжие опасались, несмотря на отсутствие короля и его свиты: все понимали — о любых высказываниях Морифинвэ Феанарион узнает, и добром это точно не кончится. Многим хотелось бы честно, от души вздохнуть свободно, искренне оплакать несчастных, которым приходилось против воли находиться рядом с принцессой-чудовищем, и кому выпало погибнуть вместе с ней. Страшная жизнь, кошмарная смерть. Но об этом нельзя ни петь, ни говорить, поэтому лучше молчать. Время от времени кто-нибудь вспоминал, что необходимо изображать скорбь по Митриэль, ужасаться трагедии, поэтому на площадях начинали петь грустные песни, сочинённые через силу. Чудовищно нелепо! Решившая прогуляться и посмотреть на город, в котором придётся жить, окружённая охраной и слугами, Оэруиль с облегчением вышла из притихшего дворца, полного картин и скульптур с одинаковыми лицами мёртвой родни супруга. «Я — пламя, — напоминала королева себе и тем, кого лишила жизни, понимая, что этих призраков подчинить ей вряд ли удастся. — Вы видели мой гнев». «Не боялись живыми — не устрашимся и мёртвыми», — сама себе ответила за Пилинэль и Митриэль жена Морифинвэ Феанариона, со страхом обняла едва заметный под слоями одежды живот и отвернулась от очередной серебряной скульптуры с невозможно длинными волосами. «Митриэль так и не исполнила свою мечту о дворце из серебра, названного в её честь, — с трудом посмотрела в мёртвые глаза статуи Оэруиль. — Может быть, возвести в память о ней башню? Когда наугрим найдут жилу…» Душное безветрие вдруг запело голосом эльфа: — Увидеть красоту в увядшем цветке, Пройти по морю дум, не прибегая к тоске, И удержаться от лишних слов и фраз Здесь и сейчас… Стало по-настоящему страшно, однако королева пересилила себя — теперь в Таргелионе хозяйка она. Она! Не безродная торговка маслами, не избалованное богатством чудовище, а законная владычица! А страшную тайну знают лишь те, кто никогда её не выдаст. — Ты видишь? Я смотрю в глубину твоих глаз, Как смотрит застывший янтарь в чистый топаз. Я убегаю от судьбы, скрываясь за словами о том, Что юность всё прощает, не зная, что же потом… Увидеть красоту в увядшем цветке, Пройти по морю дум, не прибегая к тоске. И удержаться от лишних слов и фраз Здесь и сейчас… Немногие эльфы и наугрим, находившиеся на дворцовой площади, приветствовали королеву, и Оэруиль видела, как меняются лица. В Таргелионе все: и жители, и гости, понимали — перемен не избежать. Смерть состоявшей в главном совете Торгового Союза Пилинэль — владелицы сотен Мастерских Очарования сильно повлияет слишком на многое. Останутся ли старые договорённости? Что будет с теми, которые не успели подписать? Развалится её дело или будет процветать? Не сойдёт ли с ума от горя король? А если сойдёт — что делать? — Хотелось бы, чтоб не было печали с болью, — пели дуэтом эльф и эльфийка на фоне фонтана, изображавшего принцессу Митриэль, льющую на волосы воду из хрустального кувшина, — только радость, только счастье, Чтоб раны никогда не посыпали солью, Не входило в дом ненастье.  Песню, видимо, сочиняли без подготовки, стараясь угодить семье нолдорана. — Когда огромный город засыпает ночью, Улетаю в небо взглядом: Оно мне о тебе напоминает очень, И я знаю, что ты рядом. Душа, мне твоё имя повторяя, плачет, Только слёзы не помогут: Тебя уж нет, и свет дня угасает, значит, Мои грёзы жить не могут. Погасла звезда путеводная, Только нет тебя нужней. В душе лишь печаль безысходная, А тоска разит ещё больней. Появившаяся в столице Оэруиль, которую связывали с возрождением торговой дружбы между Таргелионом и Оссириандом, для многих казалась звездой во мраке. Новой звездой. Поэтому песня, похоже, должна была показать королеве отношение несогласных радоваться. Законная супруга Морифинвэ Феанариона знала: в её адрес говорилось немало злых слов, ведь королева никогда не вела дела, а значит, не умеет этого делать. Радовало лишь одно: ни разу нигде не прозвучало то, чего боялась владычица: «Лучше бы она сгорела, а не Пилинэль!» Распорядившись наградить певцов, независимо от их благожелательности, Оэруиль прошла мимо кланявшихся и не кланявшихся эльфов, взглянула на тихих насупленных бородатых торговцев и подумала, что скучает по веселью, царившему здесь раньше. Вернётся радость в Таргелион или нет? Время покажет. А пока нужно поддержать интересы мужа. Другого пути всё равно не существует в этом искажённом мире. *** Человеческие женщины заметили приближающийся город гораздо позже, нежели эльфы, и далеко не сразу смогли рассмотреть хоть что-то. Однако даже со значительного расстояния было видно — таргелионская столица прекрасна. Вдруг карета свернула с широкой дороги на зарастающий тракт, по которому, похоже, никто давно не ездил. — А ну стой! — испуганно крикнула Халет вознице, высунувшись в окно. Её бодрствующая подруга заёрзала, спящая продолжила храпеть, лишь издав более громкий звук, как бы поддакнув леди-вождю. — Стой, я сказала! Карета остановилась, женщина выскочила на то, что раньше было дорогой. — В чём дело?! Куда ты нас завезти решил, нолодранец?! Сопровождавшие короля и его гостей эльфы сдержанно заулыбались, король Карнистир, сияя бесцветными глазами и металлом парадного доспеха на фоне чёрного плаща, подъехал на изящном вороном коне и снисходительно взглянул на растерявшую с таким трудом обретённые крупицы манер дикарку. Теперь не спасали ни одежда, ни парик, ни краска на лице — Халет была собой в полной мере: испуганная злобная падальщица, боящаяся предательства чужака. Феанарион усмехнулся. — Я обещал показать, как живут мои друзья и недруги, — пояснил он, не дав Халет снова выплюнуть слова из незакрывавшегося рта. — Здесь жили недруги. Недавно. Ты должна увидеть. Не стоит демонстративно ждать от меня зла, иначе я решу, что ты сама его замышляешь. Посмотрев на множество вооружённых всадников, леди-вождь зашагала обратно в карету. Слуги короля подали ещё вина, и путь по пугающей дороге стал немного приятнее. Захмелев и ощутив усталость сильнее, Халет попыталась бороться со сном, однако не вышло, поэтому, пообещав себе подремать совсем немного, женщина положила голову на плечо подруги, а открыла глаза, когда уже начало темнеть, и карета стояла на месте. — Мы давно приехали, — пояснила старшая дикарка, уже снова хмельная, — но тебя сказали не будить. Вскочив, словно ошпаренная, леди-вождь, поборов головокружение и чёрную пелену перед глазами, выпрыгнула из кареты и посмотрела вокруг. На фоне алой полоски закатного неба и чёрных зубцов далёкого леса, на холме возвышался обугленный остов большого дома, а на дереве рядом с руинами висел за шею давно сгнивший труп в истлевшей одежде. — Это мой бывший друг, — прозвучал рядом голос короля, и Халет вздрогнула. — Он сам убил себя, когда понял, что натворил. — И… — начав поправлять съехавший во время сна парик, женщина напряглась, руки задрожали. — Натворил? Что? — Он хотел вредить, — Карнистир уже не был в седле, однако всё равно смотрел на гостью с внушительной высоты своего роста, — хотел отнять моё богатство, не соглашался подчиняться королю. Таким образом он разорял моих друзей, понимаешь? Я должен был его наказать и наказал. Я разорил его самого, его семью и его друзей. Видишь, как печально всё закончилось? Тьма сгустилась, зажглись факелы, и в свете пламени символ таргелионского правосудия стал выглядеть ещё чудовищнее. — Ты и твой народ — славные воины, — голос короля зазвучал песней, — храбрые, честные, верные. Вы защитите мой народ от предателей! Мы переночуем здесь, а утром отправимся в город, где живут мои друзья, и ты увидишь, какое будущее ждёт великое племя Халет. «Я здесь спать не буду!» — хотелось выкрикнуть в лицо нолодрану, однако что-то остановило. Наверное, усталость. Леди-вождь тупо посмотрела на подготовленный к ночлегу лагерь и поняла — сейчас она способна заснуть даже в доме висяка. — Эй, — хрипло крикнула Халет, — одеваться мне помогали. Теперь помогайте снять это де… это всё. Я тут в гостях, давайте, помогайте! Эльфы заулыбались, но в беде дикарку не оставили. На чёрном небе замерцали далёкие безразличные к делам Арды звёзды. Как звали их создательницу, не хотелось знать в лагере короля Карантира Феанориона никому, а кто знал — не хотел вспоминать.