Свет проклятых звёзд

Внешние ворота города наглухо заперлись, и спокойная темнота подгорного королевства стала напряжённой. — Да в чём дело?! — ругался со стражниками торговец с тщательно упакованным товаром. — Я должен срочно груз доставить! Срочно, понимаете? Мне проще сдохнуть, чем опоздать! Лучше пусть меня ограбят и убьют! Это хоть причина уважительная. Воины-Кхазад не отреагировали — подобные нападки были далеко не первыми, и, разумеется, не единственными и не последними. Приходилось терпеть и выполнять приказ. Видя, что такие уговоры не работают, светловолосый гном сложил ладони в мольбе и начал изображать плач: — Да поймите вы! Мне очень надо ехать! У меня собственная охрана вооружённая есть! Очень надо! У меня ж детки, жена молодая! И не только жена… Мне матушку больную содержать надо! Ну пропустите, ну пожалуйста! Ответ был отрицательный, и торговец быстро сменил тактику. — Сколько? — подойдя ближе, вполголоса спросил он. — Я не поскуплюсь. — Иди отсюда! — разозлился стражник больше не из-за навязчивости собрата, а из-за невозможности согласиться на взятку. — Пошёл! Иначе груз на проверку заберу! — Ой, ну зачем же так? — тут же присмирел гном. — Сразу бы и сказал, что совсем-совсем нельзя! Я бы понял, не дурак же. Чего угрожать-то? Охранники многозначительно погладили рукояти топоров, и торговец приказал поворачивать назад. Может, через другие ворота попробовать? *** В просторной пещере, украшенной рукотворными водопадами, льющимися из открытых пастей ящеров, было шумно, как и всегда в тавернах, где любят отдыхать местные и приезжие, однако голоса в большинстве звучали тревожно. Чаще и громче задавались вопросы о войне «снаружи», а небольшая компания таргелионских эльфов сидела особняком и молча напивалась. Мужчины и женщины были темноволосыми, сероглазыми, а некоторые украшения на них сияли по-настоящему волшебно. Вошедший в подземную таверну вместе с отцом Ломион сразу же засмотрелся на сородичей, напоминавших внешне маму, Эол заметил и грубо толкнул сына в бок. — Ненавижу Голодрим, — процедил мастер, опасно щурясь. — Если бы не Дорин Серебряный Кулак с его проектами, которому приспичило встречаться здесь, разбил бы им рожи и ушёл в другое место! Сын принцессы Ириссэ вдруг понял — больше нет сил молчать. Эол заметил перемену в наследнике, и пока Майрил подбирал слова, развернул его к себе и уставился, словно на врага: — Тебя что-то не устраивает?! Считаешь, я неправ?! Мысли мгновенно спутались, Ломион хотел сказать очень многое, более того, понимал: уже не удастся отмолчаться, нужно продолжить начатое, но как? Да, отец неправ. Да, исподтишка нападать на путников в лесу нельзя. Да, и Голодрим и Тэлери бывают разные! Да, постоянно говорить мерзкие вещи всем подряд — некрасиво! Да, у всех вокруг нормальные семьи, а у нас… — Неправ? «Отец ждёт, что я испугаюсь и соглашусь с его мнением, одобрю поведение», — сын Ириссэ опустил взгляд, отец хмыкнул. — Правильно, молодец, что молчишь. — Я не молчу, — как мог миролюбиво произнёс Майрил. — Я думал, как сказать. Просто мама говорила, что она из Голодрим, из Дома Финвэ, что её брат живёт в прекрасном городе, где сверкающие шпили взлетают к небу… — Я запретил тебе говорить с ней в моё отсутствие! — взревел Эол, и все голоса в пещере разом стихли. Схватив сына за грудки, кузнец вышвырнул его в сводчатый коридор, придавил к стене и приблизил лицо вплотную: — Ты из Дома Эола, Маэглин! Юный эльф опешил. Отец назвал его именем, данным матерью, только переведённым на правильный язык? — Ты — мой сын! — сильные, словно железные, руки встряхнули Ломиона. — Ты не из Голодрим! Мимо кто-то прошёл, ускорив шаг. Майрил почувствовал стыд за поведение родителя и, видимо, покраснел, потому что Эол рассвирепел пуще прежнего: — Все эти земли принадлежат нам — Тэлери! Это земли Тэлери! Я не буду иметь дела и не позволю моему сыну иметь дело с убийцами наших сородичей, захватчиками и узурпаторами наших домов! Если же ты не будешь слушаться меня, я закую тебя в кандалы! «Какой стыд», — обречённо подумал юноша, и отец снова всё понял. — Надеюсь, разговор окончен, — не называя сына оскорбительными словами, Эол вызвал его изумление. — Меня друг ждёт. Поговорю — пойдём в мастерскую. Промолчав о том, что изначально отец собирался беседовать с гномом при нём, Майрил догадался, почему скорректировались планы и пошёл в пещеру-таверну, чтобы просто посидеть одному вдали от родителя. Боясь лишний раз шевельнуться или неосторожно вздохнуть, юный эльф не хотел оставаться наедине с отцом, догадываясь о продолжении разговора или наказании. Но что он такого сказал? Неужели глава Дома Эола не видит, как выглядит его сын? И зачем брать в жёны деву из ненавистного народа? Пьяная таргелионская компания начала говорить громче, хмельной черноволосый эльф подсел к игравшей на лютне гномихе, поцеловал её в пухлую румяную щёку и забрал инструмент. — Мы все застряли тут надолго, — не слишком чётко, зато на правильном языке, заговорил Нолдо, — там на поверхности опять война, и путь туда мирным закрыт. Поэтому, давайте веселиться. На последние мирианы! Гулять так гулять! Покосившись на отца, который, однако, игнорировал представителя ненавистного народа и беседовал с другом-гномом, Майрил снова засмотрелся на сородичей матери. Черноволосый эльф, вопреки обещанию, заиграл что-то совсем не весёлое, однако его компания оживилась. — Не удержаться здесь от побега, не скрыть жадных глаз, Гонит проклятье по талому снегу бежать в этот час. Поздно молиться, смеяться и плакать — луна на небесах, Вижу послание пламенных знаков, и жжёт алым кровь на губах! Песню, как ни странно, знали многие, и Ломион услышал, как гости таверны заговорили про чудовищ Моргота и про то, как в них могут превратиться пленные эльфы. Одна из девушек, одетая в лёгкое платье с меховыми вставками, пустилась в пляс. Чёрные волнистые волосы и многослойная юбка закружились в такт музыки, кожаные туфли с украшениями из кварцевой крошки заблистали в сиянии светильников, вспыхивая при каждом взмахе ловких ног. Залюбовавшись красотой танца, юный эльф забыл обо всём. — Прочь! Уходи, не смотри мне в глаза! Свет позади, нет дороги назад! Да, это месть, это страшная месть! Я — тот, кто есть, да, я тот, кто я есть! Эльфийка танцевала. Она была сильно хмельной, поэтому движения выглядели отчаянно, словно Нолдиэ превратилась в запертую в клетке птицу и пыталась вырваться на волю. Возможно, это сердце незнакомки стремилось к свободе, оказавшись в плену гномьего города и войны. Отчаянная красота танца кружила голову, Ломион опьянел, даже ничего не выпив. Эол быстро обернулся на сына, внимательно посмотрел, довольно скривился и снова занялся обсуждением работы с Дорином. — Я стал кошмаром, сумрачным стражем твоих страшных снов, — пел Нолдо, обнимая гномью лютню. — Тёмною силой обезображен, не трать лишних слов. Эру, смотри, как меня убивает пожар нового дня! Ты, отрекаясь, бежишь, проклиная, туда, к свету, прочь от меня… Сидевшие за столом таргелионские эльфы вовсю подпевали, их, похоже, забавлял какой-то скрытый смысл слов, однако Ломион засмотрелся совсем на иное: женщина и мужчина за столом, прильнув друг к другу, нежно смотрели, улыбались, выглядели печальными, но всё равно счастливыми, их глаза сияли не только дивным светом утраченного Валинора, но и любовью. — Прочь! Уходи, не смотри мне в глаза! Свет позади, нет дороги назад! Да, это месть, беспощадная месть! Я — тот, кто есть, да, я тот, кто я есть! Музыка продолжала звучать, эльфийка кружилась, мелькали искорки кристаллов на туфельках. Влюблённая пара выпила вина и начала целоваться. — Прочь! Беги! Ступай! Я жду тебя… Эол возник рядом настолько внезапно, что Ломион вздрогнул. В глазах отца отразилось злорадство: «Боишься? Молодец! Правильно делаешь». — Война началась, — сев рядом с сыном, кузнец вдруг побледнел, потребовал у хозяев таверны крепкий эль и курительную смесь. — Я тебя всю жизнь прятал от зла и тьмы, но видишь, как сложилось? Ногрод, конечно, безопасен, поскольку воевать под землёй орки не умеют, но кто знает, какие предатели переметнулись к Морготу? Может, гномы своих сдадут ради сокровищ. Ради митрила этого затраханного. Посмотрев на принесённую выпивку и курево, Эол поднял глаза на сына, словно обвиняя в бедах Белерианда. — Орки трусливы и оттого совершенно бессмысленно жестоки. Попадёт в плен воин — орочий командир отрубит ему руку с мечом, а его жополизы испугаются, что главного кто-то осудит за жестокость к важному заложнику, и что этот командир на подчинённых потом отыграется, и начнут его жопу прикрывать: воину отрубят по кусочкам и руки, и ноги, и уши, и нос, и то, что между ног, а ещё и глаза выколят. А что останется, всем отрядом поимеют. Попадёт к ним женщина — трахать будут, пока новая битва не начнётся. Они ж побоятся признаться друг другу, что больше раза-двух не могут в дырку сунуть, поэтому будут пихать и руки, и ноги, и рукояти топоров и мечей, и палки, и головешки! А умрёт несчастная, продолжат истязать труп. А если ребёнка захватят, то как с женщиной поступят. Поэтому лучше сразу убить всех, кто дорог, чем этим гадам отдать. Горло перерезаешь — и готово. А потом — себе яд. Чтоб точно не выжить случайно. Страшно, Маэглин? А что поделать. Но ты не переживай, я тебя убью так, что ты и не заметишь. Промолчав в ответ, Майрил понял — он действительно боится, только не орков, а отца. Девушка с чёрными волосами и сверкающими туфельками продолжала танец, такая живая, страстная, красивая… Неужели ей придётся умереть в лапах чудовищ или от убийственного милосердия соплеменников? Это несправедливо.