Свет проклятых звёзд

— Хозяин вернулся! Слова прозвучали сначала где-то далеко, потом ближе, а потом… — Он не побежит к тебе сразу, — язвительно сообщила жене своего господина служанка, которую Ириссэ не видела очень давно. — У тебя есть время подготовиться. Супруга-пленница вздрогнула. Она буквально слышала оскорбления, которые не произнесла вслух завидовавшая непонятно чему женщина, но именно эта бессмысленная злоба придала сил, и пришло осмысление, что за прошедшее время счастливой разлуки с похитителем не удалось сделать ничего для своего освобождения: Ириссэ не подружилась со слугами, не переманила их на свою сторону, хоть и намекала на королевское вознаграждение за помощь, но страх перед гневом господина оказался слишком силён; не смогла усыпить бдительность своих тюремщиков и разведать пути бегства из подземелья, не вышло даже завоевать достаточное доверие, чтобы получить позволение что-либо себе готовить — конечно, ведь неблагодарная змея обязательно отравит или опоит колдовским зельем всех жителей дома Эола! А сын был ещё слишком мал и не мог постоять за мать, к тому же он был уверен благодаря рассказам слуг, что папа хороший. Слова Ириссэ о злом опасном родителе ребёнка пугали, он начинал плакать, и тут же появлялись добрые дяди, которые говорили только хорошее, играли с мальчиком и угощали сладким. Чтобы не лишиться возможности видеть сына, пленнице-жене пришлось перестать «обижать» наследника хозяина дома. — Мама! Ты плачешь? Почему? Голосок сына встряхнул, Ириссэ начала судорожно вытирать слёзы, осознала, что лежит в постели, растрёпанная, в сорочке, книга, которая рядом, открыта на этой странице уже несколько дней… — Всё хорошо, Майрил. Просто… папа приехал. Я от радости. Плачу. *** Эльфийка вошла в мастерскую и, закрыв за собой дверь, остановилась. — Соврёшь — отрежу кончик уха, — без малейшей тени фальши произнёс Эол, многозначительно рассматривая небольшие кусачки, зажатые в напряжённой руке. — Станешь притворяться — лишишься части соска. Умолчишь о чём-либо — укорочу оборочку между ног. Сероволосая служанка покорно и радостно кивнула, мимолётным движением сбросила платье под ноги. — Я ведь угрожал тебе, — хозяин дома посмотрел в серо-зелёные глаза с коричневой окоёмкой. — Тебе от этого весело? — Меня пугает вопрос, — эльфийка в одно мгновение оказалась на коленях около сидевшего за столом господина, — пугает, что сомневаешься во мне! А угрозы не были угрозами, ведь я не собиралась врать. — Но ты не договариваешь. Серо-зелёные глаза в страхе расширились, метнулись к инструменту. — Говори: что ты почувствовала, когда я позвал тебя, когда начал угрожать. Служанка погладила бёдра Эола, любуясь, как переливаются штаны из тонкой тёмно-коричневой кожи с похожими на паутинку потёртостями. — Я была счастлива, что господин решил уделить внимание мне, а не своей жене. А потом просто слушала приказы, уверенная, что мне нечего опасаться. — Просто счастлива? А как же остальные чувства? Тёмные, злые, которые и приносят настоящее наслаждение? Серо-зелёные глаза загорелись, однако в них отразилась тревога. — Да, были другие чувства, но мне страшно… Взгляд упал на кусачки, и эльфийка поняла, что боль от увечий всё же пугает сильнее, чем нелицеприятная откровенность. Эол одобрительно кивнул, мол, в правильном направлении смотришь. — Я радовалась, что господин хочет меня, а не других, особенно, жену. Я завидую ей, хочу быть на её месте, надеюсь, что однажды стану супругой, а не прислугой, я ревную и не понимаю, за что господин любит эту женщину, которая совсем не ценит его внимание! — Ты почувствовала себя победительницей? — Да. Эол отложил кусачки, осмотрел стол, заваленный чертежами и заготовками, которые лежали здесь уже не один год — всё время его отсутствия. С них смахивали пыль, но не двигали с места. — Ложись в кровать. Эльфийка подчинилась. Постель была узкой и жёсткой — служила для короткого редкого отдыха, если мастер не хотел прерывать какую-либо увлекательную работу, но короткий сон всё же требовался. — Что ты чувствуешь, оказавшись не в той же кровати, где я провожу время с женой? — Зависть, — зажалась от вынужденной, не красившей её откровенности служанка. — Я хочу, чтобы господин меня любил и баловал больше, чем жену. Эол снисходительно заулыбался: — Ожидаемо. Ничего нового. — Это плохо? Мне страшно. — Нет, это не плохо. Взяв прочную эластичную верёвку, кузнец привязал запястья лежавшей на спине эльфийки к спинке кровати, критически осмотрел. — Удобно? — Да, кажется… Внимательно рассмотрев служанку, хозяин оценил, что груди в таком положении стали заметно меньше, и решил — это не нравится ему. К тому же, связанные поднятые кисти оставляют слишком подвижным тело, а если стянуть локти, то голову придётся наклонять вперёд, и долго в таком положении вряд ли будет комфортно. Распустив петли и узлы, Эол перевернул эльфийку на живот, начал связывать её руки за спиной, продвигаясь вверх, словно сплетая сеть. — Боишься? — Нет, просто не понимаю. От этого тревожно и хочется скорее начать… — Удобно? — Нет, но я привыкну! Взяв длинные серые волосы служанки и соединив их с узором из верёвки, тем самым лишив эльфийку возможности свободно двигать головой, Эол снова перевернул на спину покорную собственность и, широко раздвинув её ноги, привязал лодыжки, лишив тело возможности не позволить в себя проникать. — Доверие ко мне не позволяет тебе бояться неизвестности? — спросил очень серьёзно хозяин, и служанка не сразу решилась на ответ: — Я уверяю себя, что мне нечего опасаться. Да, немного страшно, но я жду неописуемого наслаждения. — Закрой глаза. Говори, что чувствуешь. Говори постоянно. И лицо скрыла плотная чёрная ткань. В уши что-то вставили, все звуки разом стихли. — Это так странно, — слыша только свой изменившийся голос, произнесла служанка. Что-то сжало соски, и это были не пальцы. — Приятно. Мне нравится. На живот стали падать прохладные капли, скатываясь на бока. Ощущения обострились, кожа стала невыносимо чувствительной, до дрожи. Кап. Кап. Кап-кап. Влага бежит по груди, по рёбрам, по шее, бёдрам, соскальзывая в пах. Кап. Кап-кап-кап. — Это щекотно! Приятно и слишком… Слишком! Капли стали падать между ног, стекая по щёлочке, что-то — явно не пальцы — стало пробираться между ягодиц, не проникая внутрь. — Начинай, прошу! — взмолилась эльфийка, чувствуя прикосновения по всему телу. Это… что это? Кисточка? Сколько их? Пять? Больше? Но… как? Плечи к груди притянуло нечто плотное. Ремень? Дышать стало труднее, кожа, и так невыносимо чувствительная, стала ещё острее ощущать абсолютно всё. Между ног появились лёгкие касания, чередовавшиеся с каплями, которые могли лишь возбудить, но не принести наслаждение, от сдавленных сосков по коже расползалось напряжение, хотелось скорее… — Прошу! Начинай! Я сейчас загорюсь изнутри! Мне неудобно лежать, я хочу освободить руки. Можно я сделаю всё сама, если господин не желает ко мне прикасаться! Одного лишь прикосновения пальцев хватило, чтобы содрогнуться от напряжения, чтобы свело не имевшее права двигаться тело. — Внутрь, прошу! Умоляю! Погружение началось, но очень-очень медленное. Перейдя со стона на крик, эльфийка заметалась, пытаясь ускорить приближение наслаждения, но рука прижала к кровати, надавив на живот. — Не-ет! Пожалуйста! Палец остановился. Выскользнул. И больше не было ни одного прикосновения очень долго. Ни стоны, ни мольбы не имели действия, и вдруг путы стали снимать сразу и с обеих ног, и с тела. Это невозможно было сделать одному хозяину. Поняв, что рядом как минимум трое, служанка раскраснелась от стыда, испугалась, что все по очереди выполнят её просьбу, однако ничего подобного не случилось. Когда с лица убрали ткань и развязали руки, эльфийка, не смея поднять глаза, освободила уши и, подхватив платье, бросилась бежать к себе в комнату, чтобы… Самой доделать всё, до чего снова не снизошёл господин, а после напиться до беспамятства. Понимание того, как оказалась просто телом для изучения реакции на ласки, чтобы потом хозяин мог проделать это с женой, было способно заставить совершить что-то непоправимое. Нет. Лучше просто закончить начатое. А потом напиться.