Свет проклятых звёзд

Золото буйных кудрей сияло в лучах Анар, рассеявшихся меж сосновых крон. Лорд Айканаро, красуясь среди восхищённо уставившихся Фирьяр, занятых посадкой деревьев и сбором сушняка, пришпорил коня и поскакал вдоль широкой просеки. После снежной зимы болота раскинулись на многие лиги, местами пришлось прокладывать новые дороги. Ангарато не разделял инициативу брата, уверяя, что спор с весной слишком затратен и абсолютно бессмыслен, ведь половодье спадёт, и в капитальных мостах и навесных тропах через лес не будет смысла, однако Эльдалотэ заявила, что не поддержит мужа в споре, потому что действие всегда лучше бездействия, а значит, мостам быть. «Похоже, — умилённо улыбнулся Финдарато, присутствовавший при разговоре, — Дортонионом правят лорд Айканаро и леди Эльдалотэ, а для воина Ангарато осталась только передовая с обученными братом воинами». Взгляд владычицы Соснового Края, адресованный мужу, оказался красноречивее любых слов, и в нём было самое неприятное и обидное для супруга: абсолютное бесповоротное разочарование в давних девичьих мечтах. Конечно, умная Эльдалотэ понимала, что никто не хорош во всём, однако разум и сердце сейчас совсем не желали слушать друг друга. «Кто не хочет власти, — зло бросила леди, — должен был оставаться в Амане!» Айканаро с насмешкой вспомнил, как рассмеялся Финдарато и намекнул супруге кузена, что абсолютно все эльфы не могут быть королями и королевами. «Понимаешь, прекрасная мудрая леди, — сиял сын валинорского нолдорана, — пока в Средиземье есть дядюшка Нолофинвэ, никто не способен быть полноправным владыкой своих земель, а, ты знаешь, дядюшка Нолофинвэ бессмертен, как и мы с тобой. Таким образом, следуя твоей логике, дядюшка Нолофинвэ должен был идти в Эндорэ один». Несмотря на шутливый тон Финдарато, почему-то никто не засмеялся, а Инголдо продолжил: «Однако я могу создать в своём воображении мир, идеальный для нас, жаждущих власти эльфов, в котором у каждого бессмертного короля будет своё королевство смертных. Но, как я уже говорил, при дяде Нолофинвэ невозможно даже это, ведь дядя Нолофинвэ потребует подчиняться себе не только всех Квэнди, но и Кхазад, Фирьяр, птиц, зверей, рыб, насекомых и даже неодушевлённые предметы! Я прав, как всегда, мой верный Эдрахиль?» «Мне кажется, или владыка Финдарато Инголдо пытается спровоцировать новое братоубийство?» — поинтересовалась леди Эльдалотэ таким голосом, словно готова была наброситься на любого присутствующего и задушить голыми руками. Особенно мужа. «Не зли летописца, Артафиндэ, — решил перевести в шутку неприятный разговор Ангарато, — иначе все будут знать тебя не королём Нарготронда, Дортониона и Тол-Сириона, а обычным эльфом, никак не повлиявшим на историю Средиземья. Или не узнают вовсе». Айканаро отвлёкся от воспоминаний, осмотрелся. Да, вода спадёт, но однажды снова может подняться, и дороги, которым не страшны наводнения, должны быть именно на такой случай. Однако благое начинание обернулось крайне странной проблемой: несмотря на множество принятых мер предосторожности, смертные строители умудрялись забывать тепло одеваться, использовать временные мосты и плоты, и лезли в ледяную весеннюю воду, после чего, разумеется, заболевали, порой тяжело. Самое удивительное, что виноватым оказался лорд Айканаро, придумавший «эту гадкую стройку». «А всё потому, братец, — сказал на это Финдарато, — что надо быть скромнее, даже несмотря на то, что для Фирьяр ты, как для наших родителей Валар». Усмехнувшись и бросив беглый взгляд на свои роскошные доспехи, владыка Дортониона поскакал вперёд. Нужно было поговорить с Халиндвэ, которому король поручил организовать работу на болотах — к подданным Нома смертные относились гораздо лояльнее, нежели к верным «сосновых лордов». — Скромные вы наши, — пшикнул Айканаро и полетел сверкающей стрелой вперёд сквозь мокрый холодный лес. *** Оказавшись в чаще, среди болот, Ауриэль словно расцвела. Живя под землёй, супруга Халиндвэ скучала по родным краям и пусть никогда этого не говорила, перемены были заметны, особенно во взгляде, в котором неумолимо угасало волшебство. Теперь же, помогая с поиском дичи, Ауриэль сияла, как прежде. Проходя сквозь чащи, тавариль порой останавливалась около деревьев и, легко касаясь ладонью коры, подолгу стояла молча, погружаясь в свои размышления. Серый промозглый день неожиданно засиял выглянувшим из-за туч солнцем, подул тёплый ветер, и улыбнулись даже те Фирьяр, у кого от холода и сырости начали болеть и опухать суставы. Лечить от подобных хворей оказалось сложно даже молодых: однажды начавшись, болезнь проявляла себя при любом незначительном переохлаждении или перемене погоды. У целителей буквально опускались руки. Со стороны лагеря, поставленного для отдыха строителей, донёсся голос невестки, Ауриэль прислушалась. — Ты — рождённое солнце в рассвете, Но за счастье моё не в ответе, Ты лучами своими мне просто свети. Прорасту я зелёной травою, Расцвету на деревьях листвою, И во всём ты любовь мою сможешь найти. На любых перекрёстках земного пути. К нам любовь не приходит без спроса, Как щенок, зарывается носом В наши души и ищет простого тепла. Для того, чтоб его приручили, Этот дар небеса нам вручили, И вся Арда, как летом, внутри расцвела. С нами вместе дышала, любила, жила. О любви и о чуде Знают мало так люди. Ищем мы её всюду, А она живёт в нас. О любви и о чуде Знают мало так люди, А она живёт всюду В отражении глаз. В нас. Почему-то подумалось, что без людей песни эльфов звучали иначе, однако Ауриэль не позволила себе думать плохо о юной расе, сосредоточив внимание на том, что Солмелиэ пела без какой-либо магии, а значит, можно было снова убедиться, что сына не приворожили. «Почему она?» — мать неоднократно спрашивала сына, но каждый раз получала один и тот же ответ: «Моя Лайталиэль — самородный минерал, который вдохновляет мастера». Слепая влюблённость, лишившая разумного мальчика способности к критическому мышлению, что поделать. Со стороны временной дороги прискакал лорд Айканаро, и все Фирьяр тут же замерли, словно взгляд владыки сделал их каменными. Направившись в сторону костра, чтобы поздороваться с лордом и поговорить про успехи в лечении простудившихся, Ауриэль взглянула на кору сосны, которую только что тронула ладонью, и увидела в смоляных узорах символ, считавшийся среди народа Таварим связующим звеном между прошлым и будущим. Похоже, сами деревья говорили подруге Энтов, что не нужно думать, будто до перемен было лучше. *** «Скромнее быть неинтересно», — усмехнулся про себя Айканаро, наблюдая реакцию смертных подданных на своё появление. Халиндвэ вышел из палатки вместе с сыном и внуком. Все трое выглядели напряжёнными. — Нужно поговорить, владыка, — выдавил из себя лорд-охотник, и Айканаро спешился. Отойдя в сторону, эльфы переглянулись. — Я понимаю, — едва слышно начал речь Халиндвэ, — что Дортонион — в равной степени дом и для Старших, и для Младших Детей Эру, и это означает, что и те, и другие обязаны принимать участие в жизни Соснового Края одинаково. Но то, что для нас всего лишь трудновыполнимо, для Фирьяр может обернуться смертельной опасностью или серьёзными болезнями. Это слабаки, которые, однако, могут накопить злобу и взбунтоваться. Вряд ли Фирьяр способны совершить значительное зло, но, лорд, их немало в твоей армии. Они имеют доступ к оружию. — То есть, мы должны работать за них и на них, чтобы нечаянно не разозлить тех, для кого не писаны правила безопасности на стройке? — рассмеялся Айканаро. Гельмир многозначительно посмотрел на отца, однако промолчал. — Я прикажу внимательнее следить за соблюдением мер предосторожности, — отрезал дортонионский владыка. — Мы делаем всё для предотвращения несчастных случаев, но если у кого-то нет мозгов, я за это отвечать не намерен! Халиндвэ одобрительно кивнул, Гельмир отвёл взгляд, который выражал печальное понимание, что отвечать всё равно придётся, даже если это абсолютно нечестно и неправильно. — Лорд Наро! Мой лорд! — послышались выкрики, и Айканаро, поморщившись, обернулся. — Эльфы говорят, мы нашли что-то ценное! — Смертные сами бы ни за что не додумались до такого, — скривился дортонионский владыка. — Какие же они жалкие! Трое грязных, слегка мокрых и очень довольных собой мужчин подбежали к лордам и протянули не слишком хорошо отмытое копьё. Айканаро и Халиндвэ, не сговариваясь, снисходительно улыбнулись — оружие было в относительно неплохом состоянии, только выглядело больше парадной вещью, нежели боевой из-за тонкого древка и вычурной формы наконечника; Гельмир очень серьёзно и одобрительно закивал и подтолкнул сына, чтобы тот тоже выразил восхищение находкой и теми, кто на неё случайно наткнулись. — Это женское оружие, — сказала Ауриэль, подойдя к мужу, — до Первой Битвы за Белерианд, когда эльфы больше дружили с Энтами, нежели с гномами, мастера делали подобные пики, чтобы защищать творения Йаванны от искажённых чудовищ. Копья носили имена тех, кого предполагалось оберегать, например, Розоволист, Черноцвет, Ясень, Бук, Берёза. Жаль, что традиция угасла, а война осталась. — Может быть, это знак, что пора возродить такой интересный обычай? — улыбнулся на удивление добро и заинтересованно владыка Дортониона. — Мне он нравится. Смертные усердно закивали, а в глазах застыл вопрос о награде и заготовленная заранее на всякий случай обида на недооценённость усилий. — Традиция возродится, — гордо провозгласил Айканаро. — И на этот раз угаснет только вместе с войной. *** — Ещё одна бессмысленная и крайне затратная инициатива! — развёл руками Ангарато, сидя за общим столом с гостями то ли пира, то ли очередного совета. — Вы понимаете, что нет никакого прока в том, чтобы делать большое количество именных копий разной формы для целого войска? Считаете, кто-то в нашей армии не понимает, за что и с кем воюет, и кого должен защищать? — Ты можешь не поддерживать идею, отец, — заговорил вдруг Арагарон, и удивилась даже Эльдалотэ. — Но я полностью на стороне дяди. Справившись с изумлением, леди взяла сына за руку. — Лорд Арагарон сможет возглавить новое войсковое подразделение, — сказала жена Ангарато, переведя взгляд на трофей из болота, теперь украшавший стену зала. — И возглавлю! — громко заявил молодой эльф. — И ты не запретишь мне, отец! — Я и не собирался, — помрачнел Ангарато. — Вы с матерью всё равно уже всё решили. Перманентно игнорируя споры насчёт казавшегося бесполезным дела, Финдарато руководил Эдрахилем, чтобы слуга не расслаблялся, вовремя подавал вино и одобрительно кивал молчанию своего короля. В конце концов, устав от ничегонеделания, Инголдо удалился из зала и пошёл на площадь, где было на удивление пусто, и даже на торговцев-наугрим практически не обращали внимания. — Владыка Ном! Господин Эдрахиль! — словно из-под земли вырос Беор, выглядевший хуже захворавших от сырости собратьев. Упав на колени и низко склонив голову, мужчина тяжело вздохнул: — Мне очень нужно поговорить! Прости, что не предупредил заранее! Пожалуйста, выслушай, государь! Ты мудр и можешь помочь любой беде! — Что случилось, друг? — спросил Финдарато, ещё не решив, как именно стоит реагировать на неожиданное появление подданного. — Моя Малинка больна! — поднял на владыку испуганные глаза Беор. — И никто не может ей помочь! Вроде бы становится лучше после лечения, а потом снова плохо, даже хуже, чем было! Я уже весь город обежал, и на юг ездил в соседнее селение. — Но мы ведь не лекари, мой король, — осторожно сказал Эдрахиль, не желая ввязываться в очередное безнадёжное дело: лечить смертных — абсолютно бессмысленное занятие. — Мы пойдём и посмотрим, что случилось, — твёрдо заявил Финдарато, поднимая Беора с колен. — И спросим лекарей, почему они не помогают. — Нет! — замотал головой человек. — Они помогают! Но… — Я понял, — кивнул король. — И хочу всё видеть своими глазами. По дороге в жильё Беора, находившееся недалеко от площади, в быстро растущем поселении, Инголдо вспоминал Няню, и то, как ужасно сложилась её жизнь. Добрейшая и совсем не старая женщина, заботившаяся о чужих детях, потеряв родную дочь, практически сразу заболела и умерла, а ведь могла сделать столько хорошего! Она так и не увидела эльфийских городов. Теперь горе, похоже, пришло в дом Беора. *** Вдоль ряда деревянных и каменных домишек собрался народ. Кто-то уже был не в состоянии стоять на ногах, другие ещё продолжали пить бормотуху, причитая о несправедливости жизни. — Я не успел, — только и сказал Беор, вернувшись из своего жилья. — Умерла моя Малинка. Прости, государь Финдарато, что зря потревожил. Наверное, тебе не стоит видеть… всё это. Эдрахиль был абсолютно согласен со смертным подданным своего короля, однако Инголдо без слов пошёл в сторону дома, где собрались толпы Фирьяр, старавшиеся что-нибудь сказать несчастному овдовевшему вождю. — Что произошло? — спросил Финдарато, увидев, наконец, среди множества Младших лекаря-эльфа. — Мне кажется, — вполголоса произнёс знахарь, осматриваясь, — дело в том, что женщина слишком много ела. В последнее время, когда жизнь у смертных стала безопасной и лёгкой, некоторые из них начали объедаться, особенно сладким. Жена Беора растолстела, начала жаловаться на боли в спине и правом боку, а потом так схватило, что не смогла встать с постели. — Это не заразно, надеюсь? — совсем тихо уточнил король. — Вроде бы нет, — чуть слышно ответил лекарь. Финдарато кивнул и, стараясь не смотреть на причитающую толпу, пошёл в сторону калитки. Беор прав — эльфам здесь сейчас не место. *** — Моя Малинка была такая умная! — плакал после похорон жены пьяный Беор, сидя во дворе дома за огромным столом, составленным из всего, что нашли в округе. — Мы могли целыми вечерами сидеть и читать книги! Или сочинять свои! Мы столько записей сделали! Могли заниматься делами по очереди, когда один готовил еду или убирал дом, а другой сидел с книгами и читал вслух! Малинка до последнего мне читала! Уже болела, страдала, а всё равно к книгам тянулась! Выпьет лекарство и спрашивает: «Что тебе почитать?» А теперь всё. Умерла моя Малинка. Беор говорил, говорил и совершенно не замечал, что уже сейчас, несмотря на совершенно неподходящий момент, многие девы были готовы утешить своего вождя любым способом. Достаточно было бы только одного короткого взгляда.