Свет проклятых звёзд

Странное ощущение навалилось холодом, идущим изнутри: разум знал, что надо идти, тело было уверенно, будто повинуется приказам головы, однако огромная зала, светлая и живая, рассказывающая историю Сотворения Арды, не кончалась, а словно расширялась с каждым сделанным шагом. Появилось ощущение усталости, мысли тут же подсказали, что путь длится уже не один день, поэтому надо отдохнуть. Где-то внутри вспыхнул протест: нельзя останавливаться, пока не покинул жилище Валар, и эльф, превозмогая какую-то неестественную слабость, уверенный, что идёт вперёд, продолжил двигаться, однако нечто неуловимое во всём происходившем было не так. Что же именно? Всё ведь хорошо… Красиво, прекрасно! Не удавалось собраться с мыслями — постоянно что-то отвлекало: то резко изменившиеся своды, которые не получалось рассмотреть, то пугающе ускорившаяся ходьба, словно гора Таникветиль стремительно перемещалась назад, выбрасывая нежеланного визитёра на равнину. Потеряв равновесие и перестав понимать, где небо, а где земля, с какой стороны право, а с какой лево, аманэльда, вдруг забывший своё имя и кто он, беспомощно всплеснул руками, а может это только показалось, схватился за опору — что это, кстати? — но пальцы проскользнули сквозь призрачную… палку? Перила? Парапет? Или это борт телеги? Разум почему-то снова начал утверждать, будто путь домой продолжается, причём ногами, ведь ещё надо дойти до того места, где оставил лошадь. Вот уже и день настал, скоро будет жарко, надо в тень уйти… Или это вечер? Ночь? Снова навалилось ощущение потери твёрдой земли под ногами, зато воздух вокруг будто начал застывать янтарной смолой, не позволяя упасть и даже просто покачнуться. Уже и руку не поднять. Но движение вперёд вроде бы есть. Только… Почему так больно дышать? Снова утратив равновесие, эльф понял, что спит, точнее, засыпает, и то хорошо, ведь пройден очень дальний путь, усталость уже невыносимая. Медленно закрывающиеся глаза увидели, как небо поменяло цвет с чёрного на голубое не меньше сотни раз за короткий миг. От мерцания ощутилась неприятная резь, и весь мир накрыла багряная пелена. Больно в груди, но уже меньше, меньше… и вообще кому-то другому. Сон оказался очень приятным, начавшись с ласкового поглаживания по голове. Вдохнуть удалось полной грудью, воздух больше не обжигал. — В твой разум проникла тьма, — заговорил нежный голос в такт тёплым прикосновениям мягкой ладони, водившей от лба к затылку. Всё тело расслабилось, ласковые волны прокатились по коже, и неописуемое ощущение заставляло почувствовать бесконечное счастье. — Отдохни, свет сильнее самой чёрной мглы, мрак отступит, нужно лишь время. Сон внезапно прервался, и ноги пошли дальше. Теперь не было ничего, кроме попыток бороться с янтарём, затвердевшим вокруг, но всё-таки поддававшимся, размягчавшимся и позволявшим двигаться вперёд. Тьма и свет где-то за границей кристалла мерцали безумной круговертью, усталость быстро накатила вновь, сердце начало биться будто бы с трудом, и забытье принесло долгожданный покой и счастье: дрожащая от напряжения ладонь оказалась зажата знакомыми любимыми руками, по коже снова проскользили расслабляющие волны. Рядом кто-то родной… Надо проснуться и пойти дальше — дома ждут. Там кто-то точно хочет встречи, потому что… так правильно. — Пусть всё фальшь, но обман Для тебя дороже истин. Сладость лжи как туман, Как мираж в пустыне грёз. Яд речей сердце пьёт, И мечты дурманят мысли. Волшебство не спасёт От удушья чёрных слёз. Голос знакомый, проникающий в плоть, дарящий ощущение покоя, а лба снова коснулась ласковая ладонь. — Воля — фантом, ничего, кроме боли, Феа взамен не даёт, Но о борьбе сердце глупое молит, Верит, надеется, ждёт. В бездну шаг! Приятное ощущение сна и песня оборвались необходимостью продолжить идти. Каждый вдох почему-то снова стал болезненным, возникло чувство, будто, шагая вперёд, ноги ступают назад. Грудь обожгло изнутри, круговерть дня и ночи затянула в водоворот сна, где руку держали любимые нежные ладони. Песню пел уже другой голос, и его хотелось слушать бесконечно — он ведь напоминал о доме… Дом… Это слово уже утратило хоть какое-то значение, осталось лишь его звучание и память — «дом» — что-то важное. Туда надо попасть. — Чёрный мрак Свет любви моей развеет. За него жизнь свою Я могу отдать сполна. Тепло. Что-то прекрасное замелькало перед глазами, но снова не удалось рассмотреть. Было лишь понимание — это и есть счастье, это может быть счастьем, если… Если что? Прийти домой? Голос зазвенел и начал удаляться. Медленно, ещё медленнее, но неумолимо. Пора просыпаться? — Отражений новых дней ищу Средь окон-зеркал, Но где-то в груди Пусть голос звучит: «Стой, остановись, Вернись, вернись, вернись! Стой! Остановись! Вернись! Вернись! Вернись!» Мы будем вместе Здесь, в Садах я встречу эту ночь. Пустынный пейзаж, Эльдар, ослеплённые луной, Я прячу глаза, Мне город принёс Дым музыки и слёз. В удаляющемся, но всё ещё слышимом любимом голосе звучало что-то, отличающееся от счастья и покоя, но ни названия этому, ни ассоциаций уловить не получалось. А песня, исчезая, становилась дрожащим криком, скрытым под ласковой мелодией света: «Стой, остановись, Вернись, вернись, вернись! Стой! Остановись! Вернись! Вернись! Вернись!» Свет… тьма, свет, тьма-свет-тьма-свет. Бесконечность без опоры и хоть каких-то ориентиров, но идти вперёд всё же получается. Или это снова движение назад? — Всё сказано, всё смыто. Лунный дождь, Знакомая тень Упадёт на двери в стихший дом, Где сон и постель. Свет, чьи-то шаги. Зачем этот голос мешает двигаться… куда? Домой? Да, домой, что бы это ни значило. «Стой, память не жги! Стой, остановись! Вернись, вернись, вернись! Стой! Остановись! Вернись! Вернись! Вернись!» В голове закрутилось воспоминание, которому не удавалось придать форму и наполнить содержанием, но забывший себя никто вдруг понял, что способен возродить в сознании какое-то важное слово, которое соотносил с самим собой. Давно… или недавно? Когда среди тёплых волн счастья начали оформляться звуки и символы, вдруг прозвучала песня, разбудившая и заставившая идти дальше, борясь с полужидким янтарём: — Воля — фантом ничего, кроме боли Феа взамен не даёт, Но о борьбе сердце глупое молит, Бьётся так страстно! Жаль, что напрасно Верит, надеется, ждёт. Стало тяжело дышать, боль поднялась к горлу, опора под ногами исчезла, её место заняла пустота, в которую, однако, невозможно было провалиться, потому что кристаллизующийся воздух, теперь обжигавший льдом, не позволял падать. Единственное возможное движение было — вперёд. Янтарь вдруг засиял множеством чарующих красок, круговерть дня и ночи замедлилась, ноги ощутили опору. Кто-то, забывший себя, продолжил путь, делая шаг за шагом, чтобы иногда засыпать и снова чувствовать тепло прикосновений, слушая голос, пробуждающий в сердце счастье. Главное, дойти домой. Осталось, наверное, совсем немного. «Стой, память не жги! Стой, остановись! Вернись, вернись, вернись! Стой! Остановись! Вернись! Вернись! Вернись!»