Свет проклятых звёзд

Когда от смеха заболели залитые слезами скулы и живот, Ириссэ, наконец, смогла выдохнуть, вытереть глаза и посмотреть туда, где только что, а может вечность назад был похититель, однако никого в мастерской не оказалось, словно Эол исчез, или его присутствие и вовсе померещилось. Пусть это и правда окажется мороком! Пожалуйста! Пусть его не будет здесь! Нигде не будет! Пожалуйста! Смех, готовый вот-вот перейти в рыдания, смешался с ощущением тошноты и головокружения, Ириссэ обернулась на стол. Множество опасных для жизни предметов до сих пор лежали в виде заготовок или уже законченных изделий, но почему-то рука не потянулась ни к одному из них. И дело было даже не в понимании, что ребёнок, эта лишь зародившаяся жизнь, ни в чём не виноват. Нолдиэ просто вдруг осознала или, скорее, вспомнила, что одиночество ей лишь кажется: на самом деле рядом множество эльфов, незаметно следящих за ней. Фантазия опередила логичные размышления, дочь Нолофинвэ представила, как осторожно берётся за недоделанное украшение для фонаря. Края узора достаточно острые, чтобы разрезать кожу и сосуды под ней. Вот уже металл, причиняя боль, рвёт плоть, но тут вбегают слуги, все в чёрном, в масках, полностью закрывающих лица, хватают за запястья, разводят руки в стороны, и накидка сползает под ноги, оставляя беззащитное тело вновь обнажённым. Спасительный металл падает на пол, ударяется острым краем совсем близко к босой ступне, и тут же другая сталь, тюремная, сковывает запяться за спиной. Всё. С этого момента больше нет даже возможности самостоятельно есть. Теперь кормят с ложечки, а после — затыкают рот. Водя из комнаты в комнату, завязывают глаза и всегда держат в подземелье без окон, не показывая путь на поверхность. Разыгравшееся воображение заставило содрогнуться и прийти в себя. Нет, лучше о таком не думать! И не делать глупостей. Понимание, что похититель, упорно называющий женой, не станет постоянно насиловать её, что Эолу нужно не только удовлетворять потребности похотливого отростка, придавало Ириссэ сил и вселяло робкую надежду, что однажды удастся воззвать к разуму эльфа, осуждавшего родню за разные преступления, но при этом совершавшего гораздо более омерзительные вещи. Пытаясь быть честной с собой, Нолдиэ мысленно повторяла, что надежды на побег нет, ведь она не просто жена, но и мать ребёнка этого проклятого насильника! Однако, раз он живёт не один, если способен разговаривать не только про постель, да ещё и занимается творчеством, значит, можно попробовать сделать жизнь максимально комфортной и безопасной. А дальше… Кто знает, может быть, завтра для Белерианда вовсе не наступит? Может быть, Моргот бросит новые войска, и это будут полчища огнедышащих драконов, которые уничтожат всё живое? Или кто-нибудь из случайных встречных в лесу убьёт мерзкую уродливую тварь. А почему нет? В чаще можно столкнуться не только с прекрасной девой! Немного встряхнувшись и даже искренне, с облегчением улыбнувшись, Ириссэ встала от стола, обернулась на изделия. — Здесь всё моё? — спросила сама себя Нолдиэ. «Моё — значит, могу испортить или уничтожить». Однако злая мысль была тут же отброшена: да, конечно, Эол сказал, что всё здесь можно считать своим. Но неужели не понятно, какова будет реакция творца, если начать портить его изделия? Ириссэ хорошо осознавала — подобный вандализм воспримется крайне негативно. Цепи, избиения, изнасилования… «Нет! Никаких провокаций! Я здесь никому ничего не докажу и не найду сочувствия. Только сделаю хуже себе». Взяв вроде бы доделанную статуэтку, изображавшую мужчину в плаще с кротом в руках, дочь верховного нолдорана осторожно пошла к двери — между ног снова начало болеть, а ещё очень захотелось лечь в постель. В одиночестве. И чтобы никто не прикасался! Пока не иссякли последние силы, и не выбило почву из-под ног отчаяние, нужно вернуться в то отвратительное место, которое, видимо, придётся считать своей комнатой. Другого пути пока нет. *** В сон ворвались прикосновения к коже на груди, словно по телу осторожно водили пальцами. За один краткий миг осознав, что происходит, Ириссэ пробудилась, резко села на постели и отпрянула. Эол хмыкнул. Он был обнажённым и находился слишком близко, чтобы сохранять самообладание. Понимая, что выглядит озлобленной загнанной дичью, что притвориться покорной всё равно не выйдет, эльфийка укрылась шерстяным одеялом, подтянув колени к подбородку и спрятавшись с головой. Растрёпанные волосы всё равно выбились наружу, их тут же коснулась рука похитителя. От омерзения Нолдиэ содрогнулась и вскрикнула. — Я уезжаю в Ногрод, как и собирался перед нашей встречей, — спокойно сообщил Эол, продолжая трогать чёрные кудри, — и я обещал тебе подарок. Рука пробралась под одеяло к лицу, скользнула к шее. Ириссэ не могла представить, что когда-то испытает настолько сильное отвращение, как сейчас. Дёрнувшись, эльфийка попробовала выгнать из шерстяного убежища омерзительного вторженца, но вдруг прозвучали слова, заставившие замереть и забыть про выворачивавшие наизнанку ощущения, словно каждое касание рук насильника стягивало с жертвы кожу: — Я пришёл попрощаться. Мы долго не увидимся, поэтому я хочу, чтобы ты поиграла со мной. Делай с моим телом, что хочешь. Твоя очередь. Ириссэ показалось, будто её ударили по голове: снова затошнило, перед глазами разлилась мутная тьма. Из-под одеяла осторожно выбралась лохматая, бледная, испуганная женщина с ненавидящим взглядом избитой волчицы. Возникало чувство, будто она готова впиться зубами в руку Эола, если тот снова прикоснётся или просто дёрнется в сторону своей жены. «Делай, что хочешь. Делай, что хочешь…» Видимо, страх и боль не до конца ослепили и лишили разума, потому что Ириссэ чётко поняла: если она сделает, что хочет, слуги урода, которых тут полный дом, расправятся с ней едва ли не хуже, чем это делают орки. Нельзя давать волю желаниям. Нельзя! Потому что… Необходимо выжить. — Ты была прекрасна и притягательна, когда я увидел тебя в лесу, — разорвали размышления в клочья слова ненавистного урода. — Ты была чудо как хороша! Ириссэ посмотрела в глаза Эола, сама не зная, как отважилась поднять взгляд. Уловив интонацию, почувствовав настроение похитителя, Нолдиэ будто услышала: «Стань прежней, покажи себя. Ты не могла нравиться мужчинам такой, как сейчас — слабой, жалкой, пустой. С ним, тем Феанарионом, ты была другой! Я это чувствую, жена! Со мной ты должна быть ещё более страстной!» «Он не понимает, что сам сотворил это со мной?! — сдержать слёзы удалось с нереальным трудом. — Не осознаёт, что виноват в том, что видит перед собой?!» Из последних сил отбросив ужасающие размышления, Нолдиэ попыталась улыбнуться. Вышло снова жалко и отвратительно, Ириссэ была уверена, но иначе не получалось. Эол ждал и наблюдал. Он больше ничего не говорил, не двигался и будто даже не дышал. Ириссэ не могла заставить себя приблизиться к полулежавшему на её постели насильнику, любая мысль оканчивалась отчаянной мольбой: «Уйди!!!» Уже не хотелось ни мести, ни смерти или мучений похитителя: дочь Нолофинвэ согласилась бы даже пожелать Эолу, чтобы он стал самым счастливым существом в Эа, только где-нибудь очень далеко от неё, чтобы больше никогда его не видеть! — Я бы ещё раз зачаровал тебя, — после затяжного молчания задумчиво произнёс брат дориатского короля, напрягая низ живота, — да только не хочу, чтобы ты снова меня с кем-нибудь спутала. Ириссэ закрыла глаза. Если мысленно перенестись прочь из этого страшного места куда-нибудь, неважно куда, где есть Тьелко, станет, возможно, легче. Однако от подобных фантазий стало невозможно сдержать слёзы. Эол вздохнул, сел и снова тронул спутанную чёрную прядь супруги, потом встал, прошёлся по комнате, взял с полки где-то в тёмном углу серебряный гребень. Нолдиэ невольно подумала, что не знала про наличие здесь этой вещи, и даже не стала бы пытаться выяснить, где в её тюрьме лежат какие предметы быта. Запомнились только свои окровавленные тряпки, которые, конечно, давно унесли. Пока длились размышления, Эол снова сел рядом и начал очень аккуратно расчёсывать спутанные космы, некогда бывшие прекрасными шёлковыми кудрями. Ириссэ не выдержала, вздрогнула, попыталась отбросить от себя руки насильника, но оба запястья сдавила одна чудовищно сильная ладонь и прижала к груди, попутно поигрывая соском. Эльфийка сдавленно застонала, Эол спокойно произнёс: — Мне будет неудобно расчёсывать тебя одной рукой, но я справлюсь. — Свяжи меня, чтобы я не могла тебе мешать, — прошептала Ириссэ. — Я держу крепче, чем верёвка, — не согласился похититель, продолжая мучить жертву омерзительной для неё заботой. — А ты бы связала меня? Что бы сделала потом? Ты представляла, как именно заставила бы меня сожалеть о содеянном? — Да, — чувствуя, как от страха и злости начинает неистово колотиться сердце, гордо ответила дочь верховного нолдорана, — и ты даже не догадываешься, что я думала. — Я хотел это узнать, — равнодушно отозвался Эол, распутывая очередной колтун, — но ты ничего не сделала. — Почему ты уверен, — Ириссэ ощутила озарение, от которого стало ещё противнее, — что я бы мстила тебе супружескими играми в постели?! Может быть, не просто так орки обошлись с тобой, как с пленной женщиной?! Может быть, ты действительно не мужчина?! Отросток между ног не делает тебя сильным! — Да, — Эол отложил гребень и одним движением завёл руки пленницы назад за голову, прижав ими к кровати, снова поставив эльфийку на колени, и в следующий миг его возбуждённая плоть ворвалась в неподготовленное тело. — Сильным меня делает моя кузница. Движения ускорились, свободная рука сдавила бедро, стала дёргать Ириссэ чаще, потом — резче, плоть начала проникать глубже, но реже, пальцы до боли сжали запястья, Эол выдохнул и остановился. Внутри стало влажно, съёживающаяся плоть с хлюпаньем выскользнула наружу, однако позу поменять позволено всё ещё не было. — Женщина так не может, — сообщил насильник жертве. — Делай выводы. Эльфийка сделала, но пока не могла справиться с собой и не провоцировать насильника. «Я выживу! — мысленно повторяла Нолдиэ. — Выживу!» Между ягодиц ощутились пальцы. Сначала они двигались по кругу, потом разделились и проникли сразу в обе щёлочки, а один начал надавливать на чувствительные зоны, от чего стало до содрогания больно. Подавив желание сказать, что так, как сейчас, женщины тоже могут, Ириссэ стала осторожно двигаться в такт руке, утешая себя тем, что насильник скоро уедет и надолго. — Ты уже не узенькая, — хмыкнул Эол. — Нигде. Сразу видно — есть муж. Между ягодиц уткнулось влажное и гладкое, сначала как бы робко, потом настойчивее, потом осторожно вошло внутрь. В лоно проникли пальцы. Слишком много! Ириссэ снова показалось — ещё сейчас разорвёт. Сдавленно застонав, опять впившись зубами в то, на чём лежала, эльфийка шире раздвинула ноги, пытаясь принять хоть сколько-нибудь более удобное положение. Внутри попеременно или сразу вместе находились возбуждённая плоть и рука, это превратилось в нескончаемый кошмар, а в голове всё чётче оформлялось понимание: орки по-разному обходились с пленниками, основываясь на инстинктах — в одних чувствовали слабину и отыгрывались, насилуя, растаптывая остатки личности, а других — сильных — избивали до смерти, пытаясь сломить и опустить до своего уровня, чтобы с радостью толпой унижать или закопать так и не подчинившийся труп. Ёрзающие внутри части тела лишали способности мыслить, однако Ириссэ всё-таки смогла ухватиться за понимание — хватит быть слабой! Хватит! Быть! Слабой! Хватит! Быть слабой. Хватит. Быть. Слабой…