Свет проклятых звёзд

— Не смей мне это говорить! И ты тоже! Поняли?! Стоявшая у двери «Мастерской Очарования» эльфийка многозначительно переглянулась с помощницей, и обе совершенно серьёзно посмотрели на ворвавшуюся, словно таран в ворота крепости, гномиху. — Чтобы не сказать лишнего, госпожа, — вымученно улыбнулась мертвенно-бледная хозяйка мастерской, — мы должны знать, что именно не говорить. — Что тощая корова ещё не лань! — зло выпалила Изумрудик, садясь в самое мягкое кресло перед самым большим зеркалом. — Ты прекрасно выглядишь, госпожа, — снова изобразила радость и восхищение Пилинэль, начав ласково разглаживать крупные локоны сильно похудевшей гномихи. Даже через многие слои роскошных тканей и драгоценностей было видно, что дева ест слишком мало, стараясь выглядеть стройнее, однако коренастая ширококостная гномиха при всём желании не сможет походить фигурой на эльфийку. Только Изумрудик не желала принимать неугодную правду. — Мы с семьёй у вас в Таргелионе проездом, — сообщила, рассматривая своё отражение, гостья «Мастерской Очарования». — У нас есть важные дела на юге, и мне удалось уговорить отца заехать в Химлад. Кстати, дорогая моя, — зарумянилась гномиха, обращаясь к совершенно несчастной Пилинэль, — я привезла тебе подарки, а главное, хочу сказать: твоя мазь действительно не даёт расти волосам на лице! Я теперь могу не бриться по четыре дня, представляешь! Нагнись ко мне — расцелую! И ты почувствуешь, какие нежные у меня щёки, хотя я уже третий день без бритвы. Эльфийка покорно подчинилась. Неожиданная нежность всегда грубоватой Изумрудик была неприятна и мила одновременно, и Пилинэль почувствовала, что сейчас расплачется. — Я знаю, о чём вы все подумали, — захохотала гномиха, — но нет, не надейтесь на новый спектакль! Артистам надоело. Гонорар маловат. Я еду на Нарог. — Она сделала многозначительную паузу. — К мужу. Он там самый важный гном! А в Химлад забегу на денёк-другой по торговым делам. Но, конечно, кое-кто должен узнать, что главное сокровище его жизни досталось другому! Незаметно вдохнув терпкий аромат содержимого крохотного пузырька, Пилинэль неестественно зарумянилась поверх трупной бледности. Улыбка красивее не стала. — Пусть этот неудачник знает, — с плохо скрываемой обидой в голосе продолжала говорить Изумрудик, — что если долго смотреть на девушку, можно увидеть, как она выходит замуж! Вот так-то. А теперь, девочки, вы меня выслушали, спасибо, что не назвали тощей коровой, пора приниматься за работу! Я должна быть ослепительна сегодня вечером! Какой-то эльфийский художник будет писать мой портрет — папочка договорился. Представляете, как это важно, и сколько я готова заплатить, чтобы мой дивный лик остался в веках жемчужиной или… нет, бриллиантом какого-нибудь роскошного дворца? Отвечу: вы не представляете. Мастерицы заулыбались, и даже Пилинэль смогла пересилить себя и немного развеселиться, несмотря ни на что. *** — Нет, мне её не жаль! — Оэруиль сама в глубине души удивилась собственной злобе, но эмоции захлестнули, и самообладание пало в неравном бою. — Ни капли сочувствия к этой женщине! Смотря на удивлённую служанку, надеясь, что та всё передаст ненавистному королю-супругу, дочь лорда Каленовэ обернулась к зеркалу, потом к окну, подошла к двери, затем к другой, вернулась к столу с угощением. — Засахаренные яблоки! — фыркнула королева. — Сушёная клюква и черника. Знаешь, когда это всё собирали? — Госпожа, — снова заговорила Нолдиэ, верная своему владыке, — Пилинэль просила тебя, как мать… — А я не понимаю её, — злобно прищурилась законная супруга Морифинвэ Феанариона, — у меня нет детей. А моя матушка относилась ко мне, словно к товару, который можно обменять на благосклонность нового соседа. — Мне вовсе необязательно это знать, — извиняющимся тоном произнесла, поклонившись, служанка, — я готова передать любое письмо… — Я не собираюсь писать писем, — начала изображать высокомерие и уверенность королева, — я вообще не планирую отвечать этой женщине! Приказав прийти всем девушкам, прислуживающим ей по приказу мужа, рассчитывая распустить нужные сплетни, делая вид, что созвала «верных помощниц» вовсе не для этого, а лишь чтобы выразить негодование, дочь лорда Каленовэ продолжила представление, всё сильнее дрожа и запинаясь: — Пока я, ваша королева, мёрзла в жуткой крепости на севере и на заснеженных дорогах, пока выслушивала насмешки наугрим, недостойных даже смотреть на меня, пока подвергала свою драгоценную жизнь опасности, находясь на границе с владениями врага Белерианда, эта попрошайка грелась в тёплой уютной мастерской, обласканная МОИМ мужем, одариваемая драгоценностями и любовью народа! Незаслуженной! И о чём смеет просить эта грязная подушка? Чтобы я убедила короля пощадить плевки её чрева, засунуть их мамочке под крылышко, и тем самым нанести непоправимый вред планам таргелионского владыки?! — Пилинэль просила не как… политик, — вступила в разговор ещё одна шпионка, — она молила, как мать, чьи сыновья… — Я. Не. Мать. — Угрожающе напомнила Оэруиль. — Я её не понимаю. Грязная подушка в своём письмишке корявенько нацарапала разные несуразности о том, что между нами есть давний договор, что мы заодно. Хочу, чтобы вы все поняли, что королева заодно с теми, кто действует во благо её королевству. Если сыновья Пилинэль обязаны послужить Таргелиону, умерев за него, мать должна быть счастлива, что от плевков её никудышного лона может быть хоть какая-то польза великой славной стране! Чувствуя, что вот-вот сорвёт голос, Оэруиль откашлялась, взялась за графин, но вдруг отдёрнула руку. — Моя дорогая, — очень некрасиво улыбнулась королева служанке, стоявший дальше всех у стены, — выпей сначала ты. Девушка опешила, однако во взгляде не появился страх, что одновременно обрадовало и разозлило дочь оссириандского лорда: эльфийке было невыносимо думать, что из всех присутствующих больше всех напугана она сама. — Мой супруг, твой король, — растягивая слова, заговорила Оэруиль, — умеет готовить яды. Не думаю, что он захотел бы отравить свою королеву, однако кто-либо другой мог совершить двойное преступление: украсть то, что принадлежит владыке и покуситься на жизнь владычицы. Пей. Твоя вероятная смерть не столь губительна для Таргелиона, как моя! Пей! Теперь девушку охватил настоящий ужас: то ли от безумных речей Оэруиль, то ли от вероятности отравления, то ли от всего сразу. Покачнувшись, эльфийка подошла к столу, трясущимися руками попыталась взять графин, но не смогла его поднять. — Напои её! — приказала королева «главной шпионке». Служанка, изо всех сил делая покорный взгляд, начала исполнять волю госпожи. И, наблюдая за вынужденными напоказ подчиняться эльфийками, понимая, что яда в сосуде нет и быть не может, Оэруиль вспоминала письмо Пилинэль и наслаждалась страданиями соперницы. Да, Карантир не был нужен дочери лорда Каленовэ в качестве супруга, рожать от него детей королева не стала бы и под страхом смерти… хотя… Если под страхом смерти, может, и стала бы, но Пилинэль… Эта нестираная простыня, наконец, поняла, что рано праздновала победу! Теперь пусть оплакивает сыновей, о деяниях которых стыдно говорить честно.