Свет проклятых звёзд

Море было на удивление спокойным, ветер дул попутный и сильный, волны несли лёгкие небольшие корабли на запад, и небесные светила сопровождали эльфов, даря надежду на успешное плавание. — Папа! — крикнула маленькая девочка, выбегая на палубу. Волосы растрепались, глаза прищурились от яркого солнца, носик смешно сморщился. — Папа! Это Майэ Уинэн поёт? Тэлеро кивнул. Песня звучала из глубин моря, с поверхности волн, в каждой капле, разлетающейся брызгами и играющей золотом лучей Анар. "Синяя вода, Море без следа, без конца и края. Синяя вода, Ты спешишь куда? К морю синему, там, где волны сильные, Там где волны сильные плещутся всегда. К морю синему поскорей неси меня, Поскорей неси меня, синяя вода. Синяя вода, Облаков стада проплывают мимо. Синяя вода, ты спешишь куда? Ты спешишь куда? Ивы клонятся, клонятся до пояса, И звучит вполголоса песня ветерка. К морю синему поскорей неси меня, Поскорей неси меня, синяя вода". Песня завораживала, усыпляла прелестью и чарами восхищения чудесами Арды, воплощёнными здесь, в волнах, целующих небо. Небо? Тёмное? Звёздное? Только что ведь был день! Но изумление утонуло в красоте песни, которая окружила ореолом отражающихся в чёрной воде ночных светил. "Разделил твою судьбу фарватер На две части: вчера и завтра. Разделил твою судьбу надвое, Ты теперь навсегда со мною. В тёмном небе Вильварин мерцает — Это знак удачи и печали, На любовь и царство повенчает, Только здесь ты всё начнешь сначала. Катится прибой Ночью колдовской, Шелестит волной, Золотой волной. Катится прибой, Говорит со мной. Со мной…" Чары замутнили сознание, и в сердце зазвучала музыка, играющая красками утренней зари. "Ветер морской Играет парусом и синей волной, В дымке ночной Рисуют звёзды нам дорогу домой, Но свет Исиль растает, скоро рассвет, И луч Анар очертит берег родной". Эльф увидел, что впереди поднимаются скалы, но смотреть на них не хотелось. Никто больше не устремлял взор вперёд, на Запад, к Валинору. Там всего лишь камни и мерцающий туман, в котором тонут ускоряющие бег волны, а позади — спокойное, бесконечное море… И пение Майэ Уинэн, заполнившее душу, вытеснившее сознание. Зачем думать о чём-то, когда вокруг так красиво? — Что вы забыли на суше, Собратья зачинщиков смуты? — вдруг изменилась песня, зазвучав голосом грома. — О, что ещё может быть хуже Бесцельной возни сухопутной? Там больше, чем в море, гораздо Коварных подводных камней. А здесь даже буря прекрасна, Мои волны эльфов честней. Не лучше ль стоять у штурвала, Глотнуть настоящей свободы.  И ринуться вновь, как бывало, В бескрайние синие воды. О море, море моё! Твоя колыбель, и последний приют. Грохот… Это не шторм. Это… *** Арафинвэ открыл глаза. Среди сводов подземного города, где светились сами камни, казалось, что Древа ожили: иллюзорный волшебный свет напоминал сияние Телпериона и Лаурелин, и эльфы радовались жизни в пещерах, где, казалось, оживала память о счастливых днях, и не было горячего дневного светила. — Ты спал, нолдоран, — сказал спокойный голос, и король Нолдор Валинора осмотрелся. Да, он слишком много времени провёл у серебристого холодного источника, о котором Вала Ауле говорил, что вода в нём дарит мудрость просящему. — Твоему примеру последовали многие, видишь, сколько эльфов пришли на берега? Однако я здесь по иному поводу. Арафинвэ поднял глаза на Майя Курумо, ближайшего помощника творца гор и создателя расы низкорослых пышнобородых Норнали. Встав с каменной россыпи, Нолдо посмотрел на Айну, на этот раз напоминающего внешностью бородатого Махтана. — Я бесконечно рад видеть тебя, — устало улыбнулся Арафинвэ. — Но я удивлён. Уверен был, что увижусь с Олорином. — Ждёшь вестей из Лориэна? — смотря проницательными серыми глазами на эльфа, задал вопрос Курумо, однако и Нолдо, и Майя знали, откуда на самом деле ждал известия король. — Олорин всё ещё у Ниэнны. Моргот оскверняет своей деятельностью всё, созданное нами, обращая на службу зла и горы, и ветра, и воду. Растения полнятся ядом, животные — злобой. Но мы сделаем всё, чтобы не допустить скверну в Валинор. Особенно ту, что селится в сердцах видевших зло, сотворённое Морготом. Такая чернота опаснее всего. — Да, Курумо, — покорно согласился Арафинвэ. — Я подожду, сколько потребуется. Не мне настаивать на встрече. Вести о попавших в Чертоги Намо придут тогда, когда это будет необходимо. Майя одобрительно кивнул. — У меня иные вести, — со странно изменившимся выражением произнёс Айну, касаясь пальцами бороды. — Когда мой владыка создавал для вас туннели, он отыскал тайную кузницу твоего брата. Вала Ауле предположил, что ты захочешь взглянуть. Арафинвэ ахнул. «Тайная кузница Феанаро! Найденная только сейчас! Какие ещё сюрпризы ты преподнесёшь, гордец? Сколько ещё зла принесёт твоё наследие? Как вымолить милость Эру для тех, на кого пала твоя тень?» Снова рухнув на колени у источника, нолдоран опустил в серебристые волны ладони и посмотрел на свои руки сквозь воду. — Идём со мной, — неожиданно жёстко сказал Курумо. — Ты должен всё увидеть сам. *** — Стены всё помнят. Этими словами встретил Курумо и Арафинвэ Вала Ауле, стоявший под сводами выдолбленной в камне арки. — Здесь создавались поистине судьбоносные вещи. Но, — усмехнулся Айну, — из чего бы творил Феанаро, не будь меня и воплощений моей Песни? Из полумрака, скрипнув вдалеке дверью, вышел ещё один Майя. — Эонвэ! — обрадовался Арафинвэ, склоняясь перед глашатаем Манвэ даже почтительнее, чем приветствовал Вала Ауле. — Я так ждал! — Ты не дождался, — отрезал выглядящий, словно эльф-Ванья, Айну. — Для тебя нет Слова Валар. Но не пугайся, Слова нет ни для кого. Даже для меня. Владыка Манвэ более ни с кем не делится взором Орлов. — Поэтому я так жду встречи с Олорином, — вздохнул нолдоран, закрыв глаза. — Мой народ впадает в уныние, эльфы угасают от тоски, всё больше женщин уходят в сады Вала Ирмо, а возвращаются немногие! Я понимаю, это моя вина, как правителя! Я неустанно молю Эру о мудрости для спасения моего народа! Молю о надежде! Что ещё я могу сделать?! Видя, как в глазах эльфа начинают блестеть слёзы, Эонвэ едва заметно скривился. — Зайди в кузницу Феанаро, Эльда, — усмехнулся Вала Ауле, закрывая могучим телом практически весь проход в пещере. — Услышь голос камня. Арафинвэ сделал шаг в просторный зал. Память стен обрушилась лязгом стали и ненавистью, которую не могла погасить даже боль, способная лишить сознания. Видение оказалось страшным, но недолгим, скрежет металла стих, и камни вспомнили свет, перед красотой которого померкло всё казавшееся дивным ранее. Как теперь восхищаться чем-то, если ни одно, названное глупцами совершенством, творение не сравнится… — Это не мои мысли! — в ужасе схватился за голову Арафинвэ, но, увидев недобрую насмешку Курумо, язвительный взгляд Эонвэ и чересчур доброе понимание Ауле, эльф встряхнулся. — Разумеется, — кивнул Вала, зажигая приклеплённые к стенам факелы, которые тут же меркли и угасали, — не твои. Стены рассказали о том, что видели. И о том, что передал им дух того, кто строил это помещение. Но впереди — самое главное. Смотри и слушай. Нолдоран чувствовал страх. Его разум, желающий лишь света, который способны подарить только Валар, отчаянно сопротивлялся новым знаниям о тьме, о прошлом и о мыслях тех, кто неправ, но Воля Владык требовала открыться для страшных, неправильных вестей. «Зачем?! Зачем мне это?!» — умоляло сердце, и без того уставшее от борьбы с чужой болью. — Смотри и слушай, — сказал голос той, кого быть здесь не могло. — Ты всё поймёшь, мой пышноволосый герой. Валар дадут нам шанс создать поистине великие вещи! Неужели ты никогда не хотел сотворить уникальный шедевр? — Но мне придётся расстаться с тобой, Мириэль, — произнёс отец, и Арафинвэ содрогнулся. Финвэ ведь мёртв! Как?! «Слушай!» — приказал Вала Ауле. Стен уже не было. Был лишь костёр. Высокое алое пламя. И рядом с ним двое эльфов. Прекрасная дева, лицом и буйными чёрными кудрями слишком напоминающая Феанаро, обнажённая, с горящим азартом взглядом вскочила на ноги, выскользнув из объятий того, кто совершенно не желал вставать, и закружилась в танце. — Да! — рассмеялась эльфийка, и Арафинвэ содрогнулся, узнав смех. Феанаро смеялся так же. — Да, мой волосатик, нам придётся расстаться. Но ты вернёшься ко мне. А потом мы уплывём вместе, и Валар помогут нам стать великими! Они научат нас создавать неповтормые вещи! Чего ещё можно желать? — Но Мириэль… — Молчи! И мечтай! Скоро всё это сбудется! Музыка творения плавучего острова заиграла в сердцах, и видение показало Арафинвэ пламя. Кристаллизующееся, затвердевающее, но всё равно живое. "Буйным теченьем реки Музыка бьёт изнутри, В этой мелодии жизни сила! Тьма разбивает мечты, Надежды, другие миры, Но музыка сердца сотрёт, что было. Оставь оковы на земле, И воспари над этим миром ввысь! Отдай свои прошлые сны, В сомненьях себя обрети, В бешеном танце душа кружится! Не думай, что будет потом, Здесь и сейчас мы живём, Стань хоть на миг сам собой, слышишь! Оставь оковы на земле, И воспари над этим миром ввысь! Мечте, своей мечте, Открой свой мир земной, Зажги в груди своей Огонь! Оставь сомненья и иди, Мир в ожидании таких затих. Танцуй, Пусти в себя огонь, Познай желаний боль, Сомнений плен и слабость. Танцуй, Лети к своей мечте, Она твоей судьбы Одна откроет тайну!" — Будущее даёт надежду, — вырвал из видения голос Вала Ауле. — Но порой, король эльфов, она кроется в прошлом. Ты просил для своего народа надежду. Смотри. И слушай.