Свет проклятых звёзд

— Мы на верном пути, братья! — рассмеялся Амдир, увидев знакомый орнамент на скале среди леса. Различить тайные знаки мог лишь посвящённый, и следовавшие за своим командиром эльфы, слишком молодые, чтобы помнить условные обозначения наугрим, лишь удивлённо переглянулись. В свете звёзд каменные выступы искрились белым и оранжевым, и блеск распределялся неравномерно, образуя похожие на волны полосы. — Видите, узор? — с гордостью произнёс Амдир, указывая рукой в сторону скалы. — Это для меня делали. Символом моей семьи когда-то была речная волна. А вход, замаскированный под обычный камень, открывает путь в подземный город. Его называли Белый Дворец. Если в нём ещё живут наугрим, они будут рады узнать, что снова можно без страха выходить на поверхность. Несколько​ раз приложив ладонь к камню в разных местах и произнеся непонятный бессмысленный набор звуков, Амдир толкнул скалу. Открывшийся проход оказался низковат, зато достаточно широк, чтобы войти втроём. — На всякий случай, держите луки наготове, — беззаботно улыбнулся командир, уходя во тьму подземелья, — здесь водятся пещерные тролли. Наугрим любят хвастаться успехами охоты на них, но вам я советую забыть о подвигах, которые воспевают в легендах, и в случае опасности убивать этих тварей любым способом, красивым и некрасивым. Наши головы не такие крепкие, как у наугрим. Согласно кивнув, эльфы вошли в подземный ход, запалив факелы, и скала позади задвинулась сама собой, закрыв чужакам путь к Белому Дворцу. *** Растущий быстрее молодых саженцев город Феанарион раскрыл ворота перед вернувшимся после длительного отсутствия Линдиро и его старыми и новыми друзьями. Внешние стены уже достроили, над ними возвышались башни со смотровыми площадками и бойницами, на которых ещё кипела работа. Юный Сулион не находил слов, чтобы описать свои эмоции, и способен был лишь по-своему произносить название города — Фаэнор. Линдиро не хотел возвращаться к тем, за кем с верой и огнём в глазах шёл в бой его отец и младший брат, не только из-за того, что не нашёл армию для продолжения войны, а потому, что кроме него, больше никто этого не делал. Однако судьба сама привела Нолдо к собратьям, вручив письмо. И теперь, оказавшись в городе, который должен был стать для него новым домом, Линдиро четко понимал: лучше быть бродягой, чем жить здесь. Сын Асталиона равнодушно смотрел на подбежавшего к нему Куруфинвэ-младшего, растерявшего в одно мгновение всю свою царственность и скрытую вуалью любезности надменность, выхватившего, забыв о манерах, письмо, оттолкнувшего даже своего любимого брата. Потом рядом появился ещё один брат попавшего в беду короля, считавшийся здесь наместником… И, встретившись взглядом со своим четвёртым по счёту владыкой, Линдиро вдруг понял, что сказать ему нечего. Возможно, впервые в жизни. Нолдо просто стоял и смотрел. Очень-очень долго и внимательно. На Канафинвэ. Усталого и осунувшегося, словно измотанного тяжёлой работой или ранами. Обессиленного, исхудавшего… Эльфы поняли друг друга без слов. — Ты хочешь остаться здесь, Сулион? — с надеждой на ответ «нет» спросил Линдиро. — Конечно! — обрадовался юный Авари. — Фаэнор — потрясающий город! Он прекрасен! — Мы поможем со стройкой, — вздохнул сын Асталиона, продолжая смотреть на своего владыку. — Я готов обучать юных воинов, пока возводят укрепления. Но потом уйду. — Тогда уйду и я, — немного разочарованно, но твёрдо заявил Сулион. — Я обещал служить тебе. — Не стану вас удерживать, — окончательно поник Канафинвэ и ушёл, больше не говоря ни слова. Городские ворота бесшумно закрылись. Эльфы продолжили оставленные дела, и только Куруфинвэ стоял, словно окаменевший, читал письмо и плакал. *** — Тьелпе жив, — прошептал Куруфинвэ, теряя равновесие. — Тьелко… Я… Я не думал, что будет так тяжело… — Пойдём, Курво, — Туркафинвэ поддержал брата под руку. — Дай мне письмо. — Нет! — трясущиеся руки Нолдо прижали свиток к груди. — Пойдём, выпьем, расскажешь, что там. — Тьелпе… — Феаноринг зажмурился, слёзы с новой силой покатились по щекам. — Ты жив, сынок… Жив… Я уже не верил… Нет, я всё равно знал, что ещё увижу тебя… Куруфинвэ побледнел, с трудом держась на ногах. Тьелко слегка встряхнул брата. — Кто написал письмо? — Тьелпе… Сам… Линдиро сделал над собой усилие и, не выдавая отношения к происходящему, сказал: — В письме, которое мне передал Амдир, когда я встретил его в Дориате, написано, что Тьелперинквар Куруфинвион жив и здоров, поселился в одном из городов наугрим и возвращаться не планирует. — Это всё? — Туркафинвэ с недоверием прищурился. — Да, — пожал плечами Линдиро. — А во втором свитке — очень… странные вести из Дориата. Господин Канафинвэ забрал его. Тьелко задумался, Куруфинвэ тяжело вздохнул. — Я в порядке, — оттолкнул от себя брата Курво. — Мне просто надо побыть одному. *** — Мне нужно побыть одному, — надеясь, что сказал достаточно вежливо, Тьелпе закрыл дверь в комнату, которую уже давно считал своей. — Поймите меня правильно. «Поймите меня правильно…» — эта фраза уже стала настолько привычной, что произносилась, не задумываясь. Иногда казалось — дети Эру и творения Вала Ауле в принципе не в состоянии понимать друг друга, даже когда говорили на одном языке. Произнося одни и те же слова, Нолдор и наугрим подразумевали совершенно разное, и порой это обстоятельство доводило Тьелпе до отчаяния. «Поймите меня правильно», — фраза-пояснение, фраза-извинение, ставшая для сына Куруфинвэ-младшего вторым именем в подземном городе. Развернув на мощном каменном столе лист бумаги, который дал эльф, очень похожий внешне на помощника капитана корабля отца, внук Феанаро понял, что не знает, с чего начать письмо. «Здравствуй, отец», — начертило перо очевидное приветствие. Что же дальше? Извиниться за то, что не написал раньше? Но ведь не было возможности! Или… Просто её не искали… И что? Почему сын обязан вечно быть для отца ребёнком, не имеющим права самостоятельно решать, что делать, а что нет?! Никаких извинений! Только… «Я жив, со мной всё в порядке». Может быть, рассказать, почему не было возможности написать раньше? Перечислить поимённо всех, кто посмел насмехаться над внуком своего короля? Написать даже то, чего не было, и пусть наместник… Дядя Кано… А что он сделает? Тьелпе прокрутил в голове эпизоды из жизни в Тирионе, и со смешанным чувством досады и понимания оставил идею жаловаться на обидчиков. «Я бесконечно скорблю вместе с тобой, — вдруг сама собой написала рука. — Гибель деда — страшная трагедия для всех Нолдор. Меня также очень печалит пленение дяди Нельо, но я знаю, наши воины спасут его». Надо было написать «доблестные и бесстрашные», но почему-то забылось. Когда Амдир и его небольшой отряд прибыли в Город-над-Разломом и сообщили о случившемся, Тьелпе не поверил. Он вспоминал, как самоотверженно и сплочённо действовали его родичи, как защищали друг друга… Неужели всё лучшее, что было в его семье и всём народе Нолдор, умерло вместе с Феанаро? Во что теперь превратится величайший род эльфов? Стало очень неприятно думать, что на месте дяди Нельяфинвэ Тьелпе мог оказаться сам, и его тоже… Не поспешили бы спасать? Желание отомстить за себя, выстроившееся на фундаменте детских и подростковых обид, зацепилось за фразу «всё лучшее, что было в семье и всём народе Нолдор, умерло вместе с Феанаро». Дед угнетал и подавлял всех, но он был великим, гениальным… Он обещал показать, как в ладони рождается звезда… Теперь этому более не суждено сбыться, и более никто не станет заставлять делать то, что не хочется… Теперь можно забыть плохое, ведь это уже неважно, и припомнить всем то лучшее, что безвозвратно утеряно. «Как же так случилось, отец, — вывело перо, — что вы, великие воины-нолдор, не защитили своего короля? Неужто враг был поистине несокрушим? Лучшее, что было в нашем роде, погибло, утеряно безвозвратно! Моя скорбь безгранична, отец». *** Туркафинвэ усмехнулся. Сидя за столом с совершенно разбитым и льющим слёзы радости братом, беловолосый Феаноринг читал письмо племянника, с огромным трудом отвоёванное у потерявшего рассудок Куруфинвэ-младшего, и видел среди строк совсем не те крохи информации, что был сейчас в состоянии осознать получивший весточку от пропавшего сына отец. — Всё к лучшему, Курво, — сначала беззаботно, но потом с нажимом произнёс Туркафинвэ. — Тьелпе не хочет возвращаться, и это его право. — Нет, Тьелко, я верну сына! Ты… Ты просто не понимаешь, каково это! Мои девочки… Я их больше никогда не увижу! Как и жену! А сын, мой наследник, он где-то здесь, он один! — Тьелперинквар — взрослый мужчина, — прищурился Туркафинвэ. — У него своя жизнь. — Но ведь я — часть его жизни! — Дурак! — вскипел беловолосый Феаноринг. — Протри от слёз глаза и прочитай письмо внимательно! Твой сын тебя предаст, если ты заставишь его быть с тобой заодно! Отпусти его! Пусть живёт, как хочет! Но брат не слышал. — Тьелпе, — дрожащим голосом повторял Куруфинвэ, словно в трансе, — как ты туда попал? Зачем остался? Туркафинвэ со вздохом покачал головой. Увы, Курво пока не в состоянии мыслить трезво… *** «В нашей семье всегда была взаимопомощь и поддержка, — выводило перо всё резче, цепляя бумагу, — и если бы мне нужна была помощь, отец, я бы незамедлительно дал тебе знать». — Нет, это не последнее, что бы я сделал, — со злостью отбросил перо Тьелпе, откидываясь на стуле, — но и не первое. Зачем я вообще представился этому Амдиру? Сказал бы, что Дуилино мой отец! Эта мысль вытеснила размышления про деда и дядю Нельяфинвэ, и неприятно сдавила виски. Неужели родной отец так плох, что есть желание стать сыном кого-то другого, даже простого горняка? В детстве вряд ли захотелось бы променять жизнь во дворце на что-то другое… Это теперь, когда терять нечего, можно безнаказанно размышлять о лучшей жизни без роскоши. Ах, да… Письмо… «Я останусь у наугрим, — продолжила выводить снова ставшие ровными тенгвы рука, — и не могу сказать о сроках. Мы обмениваемся ценнейшим опытом в кузнечном и ювелирном мастерстве, и теперь я буду считать, что делаю это в память о деде. И во славу нашего великого рода, разумеется. Сама судьба привела меня в город искуснейших мастеров, способных дать мне знания, недоступные тебе, отец». Снова возникло желание начать жалеть себя и рассказывать, как приходилось блуждать во тьме, ссориться с собратьями, искать еду и воду, прятаться от чудовищ и сражаться с ними… От воспоминания, что при первой встрече с наугрим принял творения Ауле за очередных чудовищ и едва не убил одного из них, стало очень стыдно. И ни капли не спасало то, что сами подземные жители отнеслись к «досадному казусу» с юмором и припоминали его впоследствии исключительно в контексте «поймите меня правильно». «Надеюсь на понимание, отец, — закончил письмо Тьелпе, — позже напишу снова». *** Передав послание Амдиру, собиравшемуся возвращаться в Дориат и обещавшему отправить письмо в город Феанарион, сын Куруфинвэ-младшего не пошёл в кузницу с новыми низкорослыми бородатыми друзьями, как планировал, а сказал своё дежурное «поймите меня правильно», заперся в комнате и разжёг камин. Тьелпе не смог написать отцу о том, что давило виски, превращало сердце в камень, заставляло презирать самого себя. Но теперь, когда послание передано, можно доверить бумаге всё. А потом передоверить пламени.