Свет проклятых звёзд

Люлька в форме ажурного красно-золотого листа для работ на большой высоте, висящая с крыши, мерно покачивалась, управляемая задумавшимся о своём эльфом. — Не засни там! — окликнул помощника Куруфинвэ-младший, опуская кисть в специальный раствор, изобретённый когда-то его отцом. — Здесь не Сады Вала Ирмо, это Тирион, здесь покой не в почёте! Ответа не последовало, однако мастер ожил, и работа продолжилась. Особенностью эмали, которую использовал Куруфинвэ Атаринкэ, была способность впитывать сияние Древ и светиться в темноте. Покрытая пахнущим мятой и лавандой веществом поверхность могла озарить целый двор, который закрывала тень высоких построек. Обычно росписью архитектурных сооружений, как и их украшением лепниной занимались младшие сыновья Феанаро — близняшки Амбаруссар, но на этот раз Куруфинвэ-младший хотел всё сделать сам: в кузницу к Вала Ауле идти не было настроения из-за капризов Тьелпе; новорожденные дочки хоть и находились под постоянным присмотром нянек, только счастливой маме всё равно не хватало времени на мужа, Туркафинвэ ушёл на охоту один, а с остальными братьями любимый сын Феанаро как правило не откровенничал. Нервничать было из-за чего: обычно все вопросы масштабного строительства в Амане решались при участии Первого Дома, но на этот раз дядя Арафинвэ едва ли не тайно вместе с семьёй уехал в Альквалондэ, взяв мастеров Второго и Третьего Домов, чтобы помогать в расширении границ города, сделав вид, будто просто собрался гостить у родни. Куруфинвэ раньше не понимал тревог Туркафинвэ по поводу попыток Майтимо вновь объединить развалившееся семейство Финвэ, но теперь, когда последствия раскола коснулись Куруфинвэ-младшего лично, оставив его и близнецов за пределами масштабного проекта, мнение эльфа круто изменилось. И, выводя светящейся эмалью причудливые узоры на стене башни, находящейся в низине, где света было заметно меньше, чем во всём остальном Тирионе, он злился, что отца всё нет. Куруфинвэ-младший отчаянно надеялся, что Феанаро скоро вернётся и жизнь снова наладится. Или хотя бы станет, как обычно. «Ты зря так переживаешь из-за Тьелпе, — вспомнились слова Финвэ, когда Атаринкэ в очередной раз пытался заставить деда повлиять на мальчишку. — Нимбиньята не всегда похожи на родителей». *** — Ты зря так переживаешь из-за Тьелпе, — нолдоран поднял глаза от огромного блюда, которое тщательно расписывал. Цветы и линии собирались в лица и фигуры, звёзды обрисовывали контуры волос и одежды. — Нимбиньята не всегда похожи на родителей. Например, никто из моих детей не копия меня, и мне даже льстит такая уникальность. Я — единственный в своём роде. На окнах зала не было штор, поэтому вечерний Тирион представал во всей сияющей серебром и золотом красе. Три розовые птахи сели на перила балкона, зачирикали, две подрались и улетели. Оставшаяся принялась важно чистить перья. — Я не хочу обижать учителя, — честно признался Куруфинвэ Атаринкэ. — И отца тоже, но с ним я могу договориться, а Вала Ауле? Он столько дал нашей семье! Финвэ посмотрел на ажурные башни вдали. Серебра становилось всё больше, золото угасало, звуки арфы, доносившиеся с улицы, обрели таинственность. — Однажды мы с Мириэль отправились в гости к Ольвэ, — заговорил нолдоран с тем выражением лица, с которым обычно рассказывал сказки. Видимо, не хотел показать эмоций, и Курво понимал причину. — Мириэль… Обещала не шутить. Я не поверил. Так или иначе, мы поехали. На белоснежных лошадях. В роскошных, по тем временам, нарядах! С нами была свита, запасы вина, много вкусной еды… Мы выехали из роскошного, по меркам того времени, дворца. Да, он был без знамён и значительно меньшего размера, нежели сейчас, но всё равно дивно красив. Финвэ сделал очень загадочное лицо. — А приехали мы в лес на берегу, где нагие Тэлери спали под открытым небом, прямо на пляже или причалах. Некоторые — на палубах белоснежных кораблей-лебедей. И они не считали это неправильным! Понимаешь, раз в Амане им не от кого защищаться, значит… — король хищно улыбнулся. — Можно ничего не делать вообще. Куруфинвэ-младший рассмеялся. — Мириэль тогда, — нолдоран очень глубоко вдохнул, — ничего не сказала. Ни слова. А я решил, что моим подданным будет, чем заняться, ведь нельзя бесконечно строить один город. То есть, можно, но зачем, если есть место для второго? — И как отреагировал Ольвэ? — О-о-о! — тут уже рассмеялся Финвэ. — Он испугался, увидев, как Нолдор, сверкая глазами, потирают руки, и побежал спрашивать Вала Улмо, можно ли испортить берега его моря каменными глыбами. Позволит ли Вала Улмо их портить. Представляешь? — Мириэль и на это ничего не сказала? — поинтересовался Атаринкэ. — Да, — просто ответил Финвэ. — Она ведь обещала мне. А Ольвэ, наверное, надеялся оправдать свою лень волей Валар. Но от него ничего не требовалось, кроме как выгнать с места будущего строительства всех остальных лентяев. Правда, этого тоже делать не пришлось — они убежали сами. И тогда Нолдор принялись за дело. Оставшаяся на перилах балкона птаха одиноко почирикала и улетела. Снизу послышался возмущённый возглас, арфа смолкла. Видимо, пернатая решила по-своему выразить мнение о музыке менестреля. — Ты, полагаю, спросишь, почему я это рассказываю, хотя говорили мы об ином, — улыбнувшись, Финвэ посмотрел на внука. — И я отвечу. Когда началось строительство Альквалондэ, с позволения Валар и лебедей, разумеется, чьи гнёзда мы обещали не трогать, мне пожаловался на сына один Нолдо. У меня как раз тоже только появился Феанаро, поэтому я с особым интересом слушал рассказы других родителей об их сложностях и радостях. И тот Нолдо сказал, что его маленький сын, вместо того, чтобы учиться мастерству камнетёса, стучит по камням и слушает, какой получается звук. А ещё, — о, ужас! — выстукивает мелодии! Вот негодник! Куруфинвэ-младший покачал головой, давая понять, что мудрость деда его утешила, пусть и немного. Заметив это, Финвэ сделал страшное лицо. — Из этого мальчика вырос менестрель, — сказал он жутким голосом. — Аклариквет. — О, мой Создатель! — схватился за голову Атаринкэ. — Зачем ты мне это сказал? — Просто так, — невинно улыбнулся нолдоран. — А что? — Что? Я пришёл за советом! — Знаешь, — Финвэ пожал плечами, продолжил рисовать, — мне кажется немного странным спрашивать совета по воспитанию сына у отца Феанаро Куруфинвэ. *** Люлька снова начала мерно раскачиваться, но на этот раз Атаринкэ промолчал. Вспоминая разговор с дедом, он тревожился всё больше, поскольку не мог представить, насколько будет зол глава Первого Дома Нолдор, если из его внука вырастет кто-то, кем не получится гордиться.