Ноченька

Александр Македонов

Мой брат всегда был увлечен идеей всевластия. Хотел изменить мир. И, наверное, что-то в этом было – порыв надо признать, в общем-то в чем-то даже благородный. Вот только методы, которые привлекали Игоря, я никогда не принимал. Да, я тоже искал правды, пытался разобраться в правилах, по которым живет община колдунов или потусторонние. Мы все ее ищем. Одни сдаются на полпути, бросая философствовать в шестнадцать, безвозвратно повзрослев в период первой влюбленности, другие всю жизнь бредут по этой дороге, так и не узнав истины. А кто-то живет по правилам, которые определил для себя сам. Как только я повзрослел и картина мира сложилась в моей голове, я определил для себя свод простых правил, которым старался неотвратимо следовать. Не жалуйся; не сравнивай себя с другими; ежедневно ищи знания; не ищи совершенства в относительном. Поддерживай свою целостность*. Я стал в них нуждаться, потому что понял, что следовать какому-то одному «цвету» невозможно. Это утопия, подростковый максимализм. Всем спорщикам-идеалистам я был готов задать вопрос, припасенный как раз для такого случая: так где же та граница, что разделяет извечных антагонистов? И все попытки противоречить неизменно разбивались об один простой вывод – определить границу невозможно, выбор всегда субъективен. У каждого найдется скелет в шкафу или пятно на репутации. Вопрос в его размере – станет ли это незаметной глазу крапиной или опрокинет костлявой рукой на голову ведро с дегтем, от которого вовек не оттереться. Но все-таки, что толкает человека на измену морали, вбиваемой сначала родителями, а затем в школе, заставляя менять масть со светлой на темную, а иногда – серую? Разве зло с добром так уж и непохожи? Что становится с душой, когда ты решаешь продать ее дьяволу? Я размышлял над этим неделями, воскрешая в памяти разговоры с братом, но так и не приходил к чему-то одному. И было бы странно, если бы я смог ответить на то несчетное количество вопросов, которые задавал себе. В конце концов, это не получилось у лучших умов, ученых и философов, куда мне до них, простому смертному. Когда Игорь ушел, какая-то часть моей души ушла вместе с ним, а другая разбилась на мелкие осколки, собирать которые я не хотел. Разбитую чашку можно склеить, вот только трещина всегда будет напоминать о себе в самый неподходящий момент, маяча перед глазами отвратительным рубцом. Брат почему-то верил, что правда на стороне магии крови, практикуемой предками. Что правда в тех древних обычаях. В постоянстве. Он испытывал благоговейный трепет перед теми, кто овладел ею. Но я предпочитал учиться на ошибках прошлого, а не слепо следовать догмам предков. Поэтому, стоило Ирвингу попросить меня разыскать логово Темных, я не медля согласился. Я был готов поспорить с самой Судьбой в этой битве за душу Водяной колдуньи. Но не только азарт и острое чувство несправедливости толкнули меня на это. «Исправить ошибки. Ты можешь исправить ошибки!», – стучало в моей голове. Мне казалось, что именно я виноват в том, что случилось с братом, хотя каким-то уголком сознания понимал, что это не так. Игорь был человеком, переубедить которого не представлялось возможным, даже будь ты самым виртуозным оратором, оперирующим вескими доводами. Бесполезно. Но я и не желал переубеждать его больше. Я хотел остановить Игоря, потерявшего границы в этом его безумном желании служить тьме. И не потому, что искоренить ему подобных хотело все светлое сообщество, или же мое кредо резко отличалось от его. И уж точно не из-за соперничества, присущего братьям. Нет. Просто теперь у меня был человек, ради которого я хотел жить. И это пересиливало любое желание не влезать в дела правящей верхушки. Я знал, что легко не будет. Но я был готов пожертвовать собой ради спасения того, во что верил. И то, что среди Темных уважали личное пространство, играло мне на руку. Скрыв лицо капюшоном, я мог беспрепятственно присутствовать на собраниях, притворяясь безгласым или сменив масть. Становясь то Земляным, то Воздушным. Моего мнения не спрашивали, и я тихонько помалкивал, наблюдая, делая выводы, собирая информацию, способную предупредить перевес сил. Но когда мой брат поднял на собрании вопрос о проведении одного из самых страшных ритуалов, я на секунду растерялся. Перед глазами встал образ хрупкой, большеглазой Водяной колдуньи, отчаянно желавшей быть простой девчонкой, а не надеждой всего мира. Окончательное отделение души от тела означало ментальную смерть. Я бы никогда не смог простить себя за фактически убийство. Но и помешать исполнению плана Игоря было невозможно. Слишком многие ухватились за эту идею, устав от постоянных провалов операций. Слишком многие желали возвращения Милонеги. Поэтому мне пришлось допустить создание эгрегора, который в виде милой безделушки был отправлен Полине от лица ее брата из Франции. Она даже не подозревала, что носила на груди своенравный артефакт, постепенно приучая его к своей энергии. Эгрегор питался ее мыслями, эмоциями. Силой. Становясь с ней единым целым. Незаметно открывая Старообрядцам возможность повлиять на нее. Все произошло слишком быстро. За несколько дней слияние завершилось. И теперь любой мой неосторожный шаг мог лишь навредить Полине. Душа – эта загадочная, неосязаемая сущность – наделяла нашу жизнь смыслом, идеями, зачастую предопределяющая модель поведения и все желания. Мы приходим в эту жизнь, не умея ни говорить, ни ходить, и душа неизменно приходит вместе с нами. Несет ли она в себе определенный информационный импульс Творца или так же чиста и невинна, как тело? Как сохранить ее чистоту, наполнив именно теми знаниями, что вознесут душу на новый уровень, не запятнав? Довериться уму или интуиции? И пусть колдуны, в отличие от потусторонних, вступают в контакт с душой ежечасно, черпая Силу из глубин своего естества, никто все равно не сможет дать однозначный ответ, что же это такое. Мы верим, что судьбу новорожденного ребенка, его долю ткут женские духи, помощницы древнего божества – сестры-Суденицы**, три вещие девы, три белые жены. Чтобы задобрить пророчиц, им оставляют угощения в виде хлеба, сладостей и вина, и в полночный час на третий, реже в первый или седьмой день, являются они под окно или в саму комнату, где лежит новорожденное дитя, и совещаются о его будущей судьбе. Одна ведает смертью, другая – физическими недостатками, а третья решает, сколько жить, когда к венцу идти, с чем в жизни столкнуться придется. При приближении трех сестер все, что обитает в доме, погружается в глубокий сон. Они держат в руках зажженные свечи, которые гаснут стоит им произнести свой непреложный приговор. Я верю, что все люди при рождении потенциально обладают неким запасом магической силы, просто некоторые подсознательно не желают развивать эту способность, и с годами она хиреет, пока не замирает в зародыше совсем. Не зря же наше сообщество знает, что камни, река, деревья, животные, человек, небо и дождь в каком-то смысле одинаковы, равноживы. Просто в чем-то или ком-то жизни больше: больше энергии и силы, больше того, что делает крепче, быстрее, сильнее, краше, умнее, удачливее. Главное, чтобы эта сила была направлена во благо, а не стала разрушающей мощью, способной изменить саму душу. Несмотря на предсказания богинь судьбы, мы все проходим свой жизненный путь сами, самостоятельно справляясь с жизненными испытаниями. Покориться судьбе – одно, взять жизнь в свои руки – другое. Все зависит только от нас. В народе не зря говорят: «Судьба сильного ведет, а слабого – тянет». Так неужели судьбой Полины было стать вместилищем для души Милонеги, этой Темной колдуньи, сумевшей объединить в себе три стихии? Погибнуть ради странной прихоти обезумевших фанатиков? Я отказывался в это верить. Игорь был излишне самоуверен. Обретение скорого могущества затмило любую осторожность. Мой брат забыл, что мы близнецы и что это давало каждому из братьев. В некоторых учениях душу называют маной, а само понятие «мана» трактуют как Силу, позволяющую творить волшбу. Это позволяло мне влиять на магию брата. Особенно теперь, когда он стал зависим от эгерогора, раскрывшись навстречу этой сокрушительной силе. Я чувствовал, что наша энергетическая связь друг с другом до сих пор была довольно сильной. Ни время, ни расстояние не смогли уничтожить ее до конца. Таких, как мы, в древности называли ошибкой мирозданья. Многие отшельники до сих пор считают, что два человека с одинаковой внешностью не имеют права жить на Земле. Близнецы – два разных человека единого духовно-материального организма. У нас на двоих была не только одна внешность, но и душа. Считается, что огромные силы, накопленные родом, притягивают к себе сразу несколько монад***, готовых воплотиться, и те делят наработанные силы поровну между младенцами. Именно поэтому близнецы рождаются похожими друг на друга как две капли воды. Но не было ничего удивительного, что один из нас пошел по пути разрушения, второй – созидания. Это был сознательный выбор, вопреки предназначению. В день, когда Темные начали осуществлять вторую часть своего плана, я был готов. Я знал, что Полина будет уязвима и это именно тот шанс, которого ждали Старообрядцы. Последние несколько дней ей незаметно подбрасывали мысли о создания Тумана, хотя никакой необходимости в этом не могло и быть. Но заклинание было очень удобным способом сломить волю Полины Феншо, обратив его действие на нее же саму. Игорь следовал за Водяной словно тень, связанный незримой нитью с эгрегором. А я следовал за ним. Когда я наконец оказался на поляне недалеко от Смородинки, мое сердце сжали ледяные тиски: сын целителя Заиграй-Овражкина застыл, как каменное изваяние, удивительно напоминая в этот миг статую Воздушного мага, установленную в парке, а Маргарита Руян сидела на пожухлой листве, слегка раскачиваясь, баюкая заботливо уложенную на колени голову Полины. Опоздал? Неужели опоздал? Не помня себя от страха, я побежал навстречу вчерашней воспитаннице, молясь о том, чтобы не было слишком поздно. – Александр Владимирович? – Маргарита удивленно уставилась на меня, но я не удостоил ее даже взглядом, бросившись к сыну целителя, хотя сердце предательски пропустило удар, стоило мне услышать ее голос. – Что… Что вы здесь делаете? – Маргарита, – я посмотрел в заплаканные глаза, борясь с чувством утешить ее в первую очередь, невзирая на то, что моя помощь требовалась другим. – Я все объясню позже. А сейчас помоги мне вытащить из транса этого Воздушного. Его помощь нам еще потребуется. – Я пыталась, но Сева не реагирует… – Он в плену иллюзии и не может самостоятельно ее разорвать. Мне нужно, чтобы ты доверилась мне, позволила воспользоваться твоей Силой, чтобы я мог что-то сделать. – Да, конечно, – кивнула Марго, поднимаясь с колен. Столько надежды звучало в этом серьезном голосе. Я просто не мог ее подвести. – Мне так стыдно! Это все моя вина! – Нет. Послушай меня, – я обхватил ее лицо руками, предупреждая поток слез, готовый пролиться через секунду, – если ты хочешь помочь друзьям, то должна успокоиться. Закрой глаза. Глубоко вздохни. Почувствуй Силу. Когда Маргарита взяла себя в руки, я переплел наши пальцы и закрыл глаза, позволяя энергии смешаться, стать единым целым. В памяти Марго я увидел, что она смогла избежать участи Севы, поняв, где находится, раньше, чем стало совсем поздно. Мое сознание текло горячей волной, сливаясь со страстным пламенем молодой колдуньи, и я начал вплетать в этот вихрь заклинание, способное разрушить оковы иллюзии. Наши волосы раздувал невидимый ветер, ласкающий и без того горящие щеки, но стоило мне произнести последнее слово, как ощущение теплого летнего утра пропало, возвращая нас к реальности. – Получилось? – спросила Маргарита, сжимая мои руки. – Сейчас узнаем. Сева, – я тронул за плечо часто моргающего парня, – вы в порядке? Понимаете, где вы? – Странник… – он отшатнулся от меня, как от прокаженного. – Это все вы! ***