Цепь

Не то, чтобы Кристин ждала чуда. В ее жизни все редко бывало просто. Но было бы очень кстати, если после всего произошедшего Райкер просто вернулся домой, чтобы она могла спрятаться в его объятьях, выплакать все слезы по нему, по себе, по своей матери, брату, маленьким племянникам. И по человеку, которого непременно нужно было выкинуть из головы - человеку, который носил тело Райкера несколько этих безумных недель, прикасался к ней, как Райкер. И поначалу все почти чудесно. Они с Элиасом близки, и Кристин кажется, будто она вернулась домой после долгой дороги в холоде и лишениях. Их тела и то, что раньше называли душой, будто пронизывают сотни нитей, которые невидимо сшивают их в единое целое. Наконец, он — это действительно он. А потом Элиас спрашивает о татуировке у себя на предплечье. Какой-то умник нашел нужным отпустить шутку о том, что скин Райкера и без его стека способен наделать много шума. И Кристин рассказывает ему. Она говорит почти все. Ведь, честное слово, он переживет незнание о том, как ей сошел и другой мужчина в его оболочке. Она до сих пор не договорилась сама с собой, что чувствовать по этому поводу. Безусловно, химия — вещь, никак не связанная с сознанием, это гормоны, которые вырабатывают тела, и не ее вина, что они так настроены друг на друга… Но если бы Кристин могла обмануть себя, что дело было только в этом! Она невольно подмечает разницу в мимике, движениях и словах, пытаясь разграничить двух людей в своем сознании. Как назло, Райкер и Ковач удивительно похожи. Оба — умные засранцы, знающие все лучше всех. Их обоих жизнь перемалывала и выплевывала не раз, но они всегда отказывались сдаваться. И Элиас чует подвох. Кристин умеет лгать, когда надо, но с ним это так сложно. Тем более, что расстались они до всей этой истории на том, как она не поверила ему, усомнилась в нем. И Райкер не забыл. Это сидело занозой в нем до сих пор. Кристин оставалось надеяться, что со временем все уляжется само собой. Но время лишь готовит ей подножку. Они с Райкером снова работают вместе над делом. Какой-то псих вскрывает шлюх, как консервы, и расписывает все вокруг цитатами из Библии - их кровью. Каждый раз от стека остаются лишь обломки, которые ублюдок засовывает им в промежность. Осведомитель привел их на окраину Бей-сити. И вот она идет в гостиную дома, провонявшую экскрементами, пока Райкер проверяет сарай рядом, когда чувствует рывок. Кто-то хватает ее за шиворот и выволакивает из дома за секунду до того, как тот взлетает на воздух. Сидя на жухлой траве и пытаясь отдышаться, она вглядывается в незнакомого азиата, покрытого сажей и кровью. С его лица, скованного в камень угрюмой гримасой, на нее смотрят ржаво-зеленые, будто припорошенные пеплом, глаза. Смотрят так же, как после ее пробуждения в клинике с новой, бионической рукой — словно с него содрали кожу, мясо и кости, и теперь он одно оголенное сердце, и ей решать, что с ним делать. - Ковач… - Кто это, Кристин? По тону Райкера она точно знает, что он понимает, кто этот человек. Их официальное знакомство донельзя неловко. В основном, для нее. Райкер же выглядит так, будто готов разорвать Ковача голыми руками. А Ковач не показывает и жестом ни малейшего напряжения, он холоден, как лед, и говорит так, будто куда больший козел, чем есть на самом деле. В этом, думает Кристин, и заключается основная разница между ними. Райкер тащит Ковача в участок. По дороге они испытывают границы терпения друг друга, в итоге выводя из себя лишь ее. Ковач демонстративно игнорирует ее присутствие, и, наверное, его нужно поблагодарить за это. Но куда больше Кристин хочется выкинуть его из машины, напиться до беспамятства, и чтобы всего этого просто не случалось. На допросе Ковач поделился важной информацией, и ей бы радоваться, но проблема в том, что они еще пересекутся, раз уж судьбе угодно снова втравить их в одну историю. «И ведь снова, блядь, след ведет к мафам, черт подери их херово бессмертие!..» - Устало думает Кристин уже дома, обреченно ожидая расспросов Райкера. Однако их не следует. Вместо этого он трахает ее так, что на следующий день ей тяжело встать, ходить и думать. Не то, чтобы Кристин не понравилось, но она искренне надеется, что это в первый и последний раз. Ей почти стыдно, когда Ковач оглядывает ее тем же вечером. Райкеру даже не нужно строить самодовольную рожу, чтобы Кристин захотелось доходчиво объяснить ему: она — не гребаный передатчик, черт возьми, и свои маскулинные вопросы они могут решать без ее участия. Все их взаимодействие будто сплошной план мироздания с целью свести Кристин с ума. Девушки продолжают умирать, а у нее разворачивается личная мелодрама. Она так надеялась, что в другом теле Ковач будет ей безразличен, просто боевой товарищ, может быть, даже друг, но не больше. В конце концов, Кристин никогда не была из тех, кто крутит хвостом, кому чем больше мужиков, тем лучше. Нет, ей всегда хватало одного. Однако сейчас она разрывалась. Рядом был Райкер, и ей так хотелось заверить его, что у него нет причин сомневаться в ней. А с другой стороны - Ковач… Кристин необходимо было поговорить с ним. Наедине. Удостовериться, что с ним все в порядке. Ведь он столько потерял. Она невольно оценивает его. Нынешний скин чуть ниже, хотя она все равно достает ему в лучшем случае до плеча. Он такой же быстрый и сильный. Его кожа темнее, чем у Райкера. Ей никогда не нравились мужчины с длинными волосами, но Ковачу идет эта неопрятная смоляная масса, собранная на затылке. И ее пульс по-прежнему бьется в горле, когда она видит его. Не значит ли это, что Кристин привлекла в Коваче далеко не только оболочка Райкера? Ей страшно об этом думать. Она прячется от мысли в их деле, а ночью крепко прижимается к Элиасу. Его знакомое тепло вытравляет все лишнее. Сам Ковач не стремится вбить клин между ними. Он сторонится ее, действуя исключительно профессионально. Разве что с Райкером они собачатся, не переставая, но довольно быстро между ними рождается определенное уважение, похожее на признание к равному. Кристин кажется - они отличная команда, несмотря ни что. Она почти успокаивается, схватившись за зацепку, прямиком отправляющую к младшему поколению семьи мафа Эндрюса. Которое, очевидно, заметало следы, пытаясь скинуть грешки, связанные с примитивной торговлей людьми, на бедолагу Джоуи Сьюита, и впрямь страдающего опасным психическим отклонением. Однако и в половину не настолько опасным, как благородное семейство. Но так сложно оказывается игнорировать притяжение, когда они вдвоем заперты в подвале дома младшего сына Эндрюсов, и адреналин скачет в крови. Впрочем, Кристин уверена, что теперь, в новом теле Ковача не тянет к ней так, как ее к нему. Ему, возможно, даже неприятен ее интерес. Ведь он отворачивается, сцепив челюсти, вены на шее напрягаются струнами. Кристин самой мерзко от себя. - Прекрати это делать, - глухо бросает он. - Делать что? И через секунду он сжимает ее голову горячими, как угли, руками, путая волосы и смотрит снова так, будто она — его все. - Отпусти меня, Кристин, перелистни эту страницу и живи дальше. Будь счастлива. - Я пытаюсь… Слезы жгут ее щеки, и она обещает себе поступить правильно. Но не может вынести и недели после суда, когда Ковач пропадает. Она сама не своя, почти не может держать себя в руках. Райкер не выдерживает однажды вечером: - Знаешь, ты можешь просто валить к нему. И уебывать в закат. Я не держу. Он тяжело дышит, когда говорит это, его грудь судорожно вздрагивает при каждом вздохе. Кристин понимает, что забыла, как Райкер беззащитен, словно ребенок, когда дело касается ее. И ведь, как ни посмотри, он был терпелив: не расспрашивал, не устраивал сцен. А она ранила его. - Не пори чушь, Райкер. Пойми правильно, Ковач - мой товарищ, - лжет она ему, - и их у меня осталось немного. Он вечно живет в том дне, когда женщина, которую он любит, умерла. Его сестра погибла совсем недавно. Я беспокоюсь. Это все. И он верит. Верит — потому, что хочет верить. Кристин выдыхает, когда он прижимает ее к себе. Но переворачивает всю полицейскую базу, чтобы выследить Ковача. Как она объясняет себе, потому, что ее слова - правда в очень большой степени. Несмотря на ее влечение к Ковачу, ей и впрямь одиноко. Слишком многие ушли из ее жизни, и она не намерена отпускать кого-то еще. Она находит Ковача в межпланетном терминале станции за полчаса до отхода челнока. Он явно удивлен, когда видит ее, и пару мгновений Кристин не решается говорить. То, что она хочет просить у него, просить нельзя, но она не может иначе. Не тогда, когда он снова вернулся к ней. - Не улетай, - она вцепляется в ворот его куртки, как будто надеясь силой оставить рядом. Ковач не отвечает, он мягко распутывает пальцы Кристин, сжимающие жесткую ткань, касается их, будто исследуя, как ее маленькая ладонь легко утопает в его. - Это жестоко с твоей стороны, ты знаешь? Да, да, она знает. И когда-нибудь сможет его отпустить. - Но ты останешься? - Я подумаю над этим. Кристин старается не замечать, что Ковач выглядит, будто его снова осудили на вечный крио-стазис.