In The Deep

Если вам доводилось испытывать фантомные боли, вы меня поймете. Даже если вам не отрезали руку или хотя бы палец, все вы когда-то кого-то любили так, что ах. Или ненавидели. И вот все уже успокоилось, утряслось, у вас верный друг, паршивых овец нет, ваша семья на хорошем счету в демографической службе, когда вот она — встреча. В монорельсе, в баре, в департаменте карточек. Неважно. Вы встретились, уже позабыв друг друга, — и что-то заныло. Можно хоть тысячу раз себя перекопать, но вы точно уверены: вам все равно. А оно ноет, ноет, ноет… Страшная вещь — фантомная боль. У меня болел мозг. Он не может болеть, но болел, словно его больше не было. В голове было пусто, пустоту наполняла боль, я, кажется, где-то лежала, и все это до омерзения походило на чистилище. С другой стороны, процессу стирания личности ничто не мешает выглядеть именно так. «Ничего не вижу».  — Какой цвет перед глазами? — спросил голос.  — Никакого, — послушно откликнулась я. — Все черное. Голос заворчал, а я с растущим интересом прислушивалась к миру. Тишина позванивала какими-то колокольцами, однозначно намекая на глухоту. Тогда какого дьявола я слышу голос? Додумать мне не дала яркая-яркая вспышка.  — А так? Мне не пришло в голову ничего лучше, чем заорать от боли: свет выжигал меня на радостях, словно его только что создал сам господь бог, и ему не терпелось заняться чем-то. И пока я орала, перед глазами начала проявляться картинка: щедро залитая прозрачной жидкостью, неразборчивая, но все равно — картинка.  — А, вижу, — сказал голос. «Это я вижу, сволочь», — подумала я и снова заорала. Теперь кто-то воткнул в розетку другой штепсель, и ко мне возвращался слух. Вернее будет сказать, что ко мне возвращалось ощущение собственных ушей, и если им верить, мир наполняли звуки пневматических резаков, ломаемого стекла и гула.  — Образец в эфире, — сказал бесполый визжащий голос и сорвался в басовитое гудение: — Теперь можно и стимуляторы. Стэн, где мой отчет о повреждениях?  — Простите, доктор, я не Стэн. Стэна забрали в медчасть еще на «Ясиме»…  — Не важно. Отчет. Надо мной сияли лампы: мощные такие, несомненно, лабораторные. Кто-то переругивался, голоса возвращались в мало-мальски приличный диапазон и прекращали плыть. Как вы там сказали? Образец в эфире? Ага-ага, иначе и не скажешь. По венам разливалось тепло — те самые стимуляторы, наверное. И приходили в себя мои несчастные диагностические маячки: настало время выяснить, что же со мной произошло.  — О, уже почти в норме, — сказал женский голос, и лампы закрыло чье-то лицо. — Кто я?  — Понятия не… Запах сигарет. Видео. «Аска, спаси меня, умоляю!»  — Вы — доктор Акаги, — сказала я. — Лаборатория «Араил».  — Не только «Араил», но в целом — великолепно. Ты очень стойкий образец, родная моя. Сука. Женщина протянула руку куда-то над моей головой, и спине стало неудобно: лежак начал изменяться, усаживая меня.  — Вот так вот. Акаги подтащила стул, уселась и тут же задымила. Стен комнаты не было видно из-за целой прорвы оборудования, а сама я теперь уже сидела в сердце целой мешанины проводов и сканеров на подвижных лапах. В затылке что-то больно чесалось, и каждая попытка пошевелить головой отдавалась неприятными подозрениями насчет того, что мне что-то воткнули в мозг.  — Инквизитор Сорью Аска Ленгли, — выдохнула блондинка, пока я осматривалась. Отвратная привычка. Называется «дилетант ведет допрос»: якобы подозреваемый сразу же сломается от звуков своего имени. Ну что за фарс.  — Спасибо, я в курсе.  — Вот это меня и удивляет, родная моя, — сказала доктор и дернула рукой с сигаретой, словно поднимала тост. Мое здоровье, например. Я молчала, изучая женщину: явно модифицированное тело, у нее взгляд древней старухи, но в этом взгляде нет пепла безразличия. Кем ни была доктор Акаги, она точно знала, зачем живет восьмой-девятый срок стандартной жизни.  — Сканер едва вышел на полную мощность, но все же ты опомнилась всего-навсего через восемнадцать часов, — произнесла доктор, и, забросив ногу на ногу, выдохнула дым. — И даже помнишь, как тебя зовут. Сканер. «Араил». Разрушение личности. Я улыбнулась: в бою «Безумные рыжие мозги против Чудо-машины» явно наметился победитель.  — Помню.  — Сканирование было остановлено. Не обольщайся, родная моя. О, черт. У меня, наверное, мимика сейчас офигительно красноречивая. Или докторша — мастер не только в своем, но и в моем деле.  — Меня помиловали?  — Это вряд ли, — пожала плечами Акаги. — Тебя ведь не казнили. Итак. Им почему-то расхотелось собирать информацию о своем драгоценном обормоте. Нет, не подходит. Все проще, решила я. Просто они успели увидеть что-то такое в моих мозгах, что оказалось куда важнее, чем все эти данные о свободном полете Синдзи. Ох ты ж, дайте я угадаю, что это?  — Интересно, — сказала Акаги, и я вздрогнула. — К какому выводу ты придешь?  — Уже пришла. Как-то связано с режимом ATF? Рицко встала, затушила сигарету об спинку стула:  — Молодец, моя родная. Проверка интеллектуальных способностей завершена. Из привода выдвинулась какая-то экспресс-карта, блондинка забрала ее и пошла к дверям, а на меня валилась усталость, как если бы вдруг кокон оборудования весь лег мне на плечи. Никуда оно все не делось — ни поражение, ни мои попутчики, ни собственная ничтожность. И толку мне с этих интеллектуальных способностей. «Дьявол бы тебя разодрал, чертова ты белая сука! Ну неужели ты не могла дать мне просто подохнуть?!»  — Ты что-то хотела спросить? Я моргнула и с трудом расцепила зубы. Доктор Акаги стояла у дверей, и если бы эта докторша умела сомневаться, я бы сказала, что она в сомнении. Легеньком таком. Наверное, я взглядом вырезала ей дырочку в затылке.  — Да. Что с Майей Ибуки?  — С ней уже ничего, — ответила Акаги. — Совсем ничего. Ты, кстати, знаешь, что она тебя любила? Я оцепенела.  — «Араил» малоизбирателен в вопросах высших эмоций, но интерпретация ближе всего к любви. Даже, наверное, к обожанию. Такому, знаешь, подростковому. Обожание… Длинная челка, огромные глаза. Черт, Майя, я даже не знаю, сколько тебе было лет.  — Я тебя убью, сука, — сказала я и закрыла глаза. Тишина. В горле все взрывалась и не могла взорваться наконец гребаная кластерная торпеда, а глаза срочно требовалось закрыть. Инквизиторы не плачут — даже от бессилия, когда не могут всего-навсего убить одну мерзкую лабораторную крысу. Да, я просто очень хочу ее убить. В этом-то все и дело.  — Меня? — спросила темнота. — Я не буду тебе ничего отвечать. Ты сама себя сожрешь, родная моя. Дверь пшикнула, взвыл замок, оставляя меня наедине с призраком. «Сама себя сожру. Ты чертовски хороша, Акаги. Слишком хороша». На обратной стороне век мне показывали жуткие секунды, украденные с чужого экрана. Ты ведь не эту суку проклинала, Майя. Ты меня звала. Слишком уж ты привыкла, что я могу все. Перед глазами стояла мутная темнота, а по щекам что-то текло. Вспотела, наверное. Инквизиторы ведь не плачут. ***  — Подъем, Аска. Меня потрясли за плечо, и из забытья пришлось вынырнуть. Прямо в лицо дышала девочка с огромными зелеными глазами.  — М-мана?  — Ага, — заулыбалась девушка, отстраняясь. — Вы меня узнали. Замечательно! Я моргнула. Если бы эта Мана сейчас пробежалась по потолку, я бы не удивилась. Мне было плохо, а эта мелкая пакость слишком жизнерадостна.  — Рада за тебя, — сказала я.  — А мне надо вас забрать! — объявила Киришима с улыбкой. — Вы будете оказывать сопротивление?  — А ты проверь, — посоветовала я. Она, конечно, боевой энергетик — пусть и верится с трудом — но даже окажись ученица Мисато-сан дряхлым инвалидом, воевать бы я сейчас не смогла. Ну, разве что языком.  — Не надо, Аска, — неожиданно серьезно сказала Мана. — Мы уже не на «Ясиме». Мы на «Тени». А, ну, это все меняет. Пожалуй, сверхдредноут Его Тени — это последнее место, где мне хотелось бы буянить. По крайней мере, раньше точно бы не захотелось, а сейчас — посмотрим. Я взглянула на зажимы, фиксирующие мои руки.  — Это снимешь, или мне с лежаком идти придется?  — Сниму, — кивнула Мана. — Только вы пообещайте, что не будете делать глупостей. «Пообещать? Да из какого ты века, девочка?»  — Посмотрим. Снимай. Я изучала Ману. Либо она редкостно умелая актриса, тонко издевается и вообще сука, либо у меня тут уникум, и что с ним делать, я не знаю. А все потому, что мое поведение ее действительно расстраивало.  — Аска, не надо так, — почти жалобно сказала Киришима. — Я просто хочу, чтобы вы переговорили с Мисато-сан…  — С Мисато-сан?!  — Да, Аска, — подтвердила Мана обеспокоенным тоном. — Что-то не так? Как бы тебе объяснить, девочка-солнышко. Я уж даже не знаю.  — Ну, понимаешь, она меня подбила, — сказала я. — Потом отвела на прочистку мозгов, а тут мне навстречу выкатывают коробку с подругой. А так — в принципе, фигня. Чего б не поговорить с Мисато-сан? Мана потянула носом воздух и нажала несколько кнопок в основании лежака. В глаза она мне больше не смотрела.  — Конечно, — продолжала я, вставая, — твоя наставница просто выполняла долг. Долг у нее такой. Вот только…  — Мисато-сан настояла, чтобы доктор Акаги сначала проверила вас на А10. Это вас спасло.  — А10? Черт. А девочка выглядит обиженной. Позлить ее еще, что ли? Или не стоит? Не могла же умная-разумная Кацураги послать этого солнечного ребенка за мной просто так. Может, она свою ручную зверушку дрессирует. Может, дрессирует меня. Понятно одно: меня теперь почему-то убивать нельзя. Но что еще за А10?  — Мана, что такое А10? Девушка открыла дверь и указала жестом, что нам пора идти. Я осмотрела свою робу-пижаму и согласилась: ага, в таком можно идти.  — А10 — ключ к режиму продвинутой тактики, — сказала Киришима, заботливо закрывая за собой лабораторию. — Это у вас в голове. Я озиралась: интерьер «Тени» оказался под стать внешнему виду. Темные цвета, какие-то странные сечения абсолютно пустых переходов и коридоров, тусклое освещение. По впечатлениям, я находилась прямиком в кишечнике. Чуть ли не светящаяся Мана смотрелась в этом мраке, как космодромный прожектор. Ну, или, если развивать аналогию, как фонарик зонда.  — В голове, значит. Мутация? — невинно поинтересовалась я.  — Нет. Это, скорее, психическое заболевание. А вот это жестоко. Это прямиком под дых, честно скажем.  — А подробности? — спросила я, стараясь привести в чувства нервы.  — Вам расскажут, Аска. Я кивнула: вряд ли меня решили не разбирать на воспоминания для того, чтобы держать в потемках. Что ж, осталось довольно неприятное, но не то чтобы невыполнимое: отложить вопросы и подождать. Подождать. Мы шли по коридорам «Тени», и пустота уже начинала нешуточно пугать. За каким дьяволом стоить такую махину, прокладывать километры ходов, по которым никто не ходит? Огромный сверхдредноут, несомненно, жил: что-то гудело, слышались сдавленные вздохи машин, за стенами и дверями двигались. И вот от этого становилось еще неуютнее. Борт «Тени» — это проклятие, вспомнила я флотский фольклор. Говорили, что в недрах корабля теряются дивизии космодесанта, а в ангарах находят астероиды, которые случайно влетели туда вместе с ордами снабженческих шаттлов. Я, черт побери, на борту легенды, и пока жива — медленно превращаюсь в часть этой самой легенды. «Жива…»  — Мана, ты знаешь, что с остальными?  — Вашими спутниками?  — Да.  — Я знаю только, что мужчину с белыми волосами забрал научный штаб. «Как?! Как вы узнали?» Я шла, орала мысленно сама на себя и старательно глядела под ноги. Девушка свернула к лифту, и тут нам попались первые люди. С позволения сказать, люди, потому что все трое прошли полный цикл немедицинского протезирования. Если правильно помню, из органики там остается что-то в грудной клетке и изъеденные имплантатами мозги. Только если у придурков на планетах это дело эстетическое и двух одинаковых не сыскать, то эти… Этих лепили по лекалу. Паучьи тонкие ноги, серебристые маски вместо лиц — больше я разглядывать не стремилась — так, наметила по привычке слабые места. Которых, к слову, оказалось неприятно мало. Пока мы подошли, ближайшее существо сложилось в коленях и опустилось на уровень наших лиц.  — Назначение, — зашуршал вокодер стража. Маска легким звоном вторила синтетическому голосу.  — Флагманский мостик. Я покосилась на Ману: девушку пауки не слишком смущали. Видимо, это такое дело привычки.  — Хорошо, капитан, — одобрил вокодер. — Вас и вашу спутницу ожидают.  — Спасибо. Я с нетерпением ожидала, какие ассоциации вызовет лифт, и «Тень» меня опять не разочаровала. В этой пещере было бы славно кого-то потрошить. Предварительно помучить и еще живьем начать потрошить. Именно сейчас, когда меня прижало к полу ускорением, я сообразила, что меня беспокоит: «А ведь я лежала в нормальном, совершенно обычном флотском лабораторном боксе. Разве что, очень навороченном. Странно ведь, разве нет?».  — Аска, скажите, каким был с вами Синдзи? Я оглянулась. Киришима смотрела на меня честно и открыто — аж противно. Ее действительно интересовало то, что она спросила, без всякого подтекста. Я глядела на девушку, лифт все гудел и гудел, а я думала, что это на самом деле неимоверно сложный вопрос.  — Он заикался, — сказала я наконец.  — Заикался?  — Да.  — Что это за ответ? — искренне изумилась капитан. — Вы же с ним столько… Так. Бесит.  — Послушай меня, Мана. Если тебе нужно мнение о Синдзи — беглеце и наемнике с фронтира, то профхарактеристику я тебе дам. Он хороший, ответственный и умный капитан. Слишком полагается на везение… Мана что-то хотела вставить, но это была ерунда. … — Но если тебе нужно знать о человеке Синдзи, лучше спроси Аянами. В лифте воцарился гул движков, и я запоздало поняла, что Киришима все-таки знает о судьбе моих спутников немного больше, чем говорит. Слишком у тебя мимика красноречивая, девочка моя.  — Колись, — потребовала я.  — Не могу, Аска, — жалобно сказала Мана, и тут лифт остановился. — Простите, я не могу. Дальше мы просто молчали. Сказать, что мне было тревожно, — это как ничего не сказать. Совсем-совсем ничего. Синдзи, которому, наверное, вернули память… Каким ты стал, обормот? Кто ты теперь? Что ты вспомнил, от чего ты когда-то убежал? Рей, которую Его Тень скрутил и сломал. Ты даже не пикнула, крылатое ты супероружие. Где ты? Что с тобой? Каору… Я надеюсь, тебя разберут на запчасти не больно. Прости, на большее я надеяться не могу. Майя… Кажется, мы прошли мимо каких-то стражей с паучьими ногами. Кажется, они о чем-то говорили с Маной. Я крутила в мозгах слова Акаги, и чем дальше, тем отчетливее понимала, какую отравленную стрелу всадила в меня походя эта белая тварь. «Она любила тебя». Черт, Аска, а кто тебя вообще любил?!  — Мы на месте, — сказала Мана. Я повернула будто бы заледенелую шею и осмотрелась. Здесь было немного веселее и светлее, хотя в конце коридора маячили стражи, а совсем недалеко слышался обманчиво невинный перезвон их конечностей.  — Это мостик, рабочее место Мисато-сан. Надеюсь, она вам расскажет, что вы хотите знать. Ну надо же, как искренне, руки бы еще перед грудью сложила. Как же ты меня бесишь, лучистый оловянный солдатик!  — Я тоже надеюсь, что меня не напрасно оставили в живых. Мана кивнула. А я поражалась себе: выдала такую унылую фразу — и хоть бы хны. Наверное, мне аж настолько плохо, просто я это не очень хорошо понимаю.  — Я знала Синдзи как очень хорошего человека, — вдруг сказала Киришима. — Только ему очень редко об этом говорили. Прежде чем я спросила, что это означает, двери разъехались в стороны, и из ярко освещенного помещения на меня хлынул поток сияния.  — Аска, входи быстрее, — потребовал знакомый голос. «Приглашение на небеса», — решила я и шагнула дрожащее марево. *** Это был самый настоящий кофе. Во всяком случае, это было чертовски похоже на самый настоящий заварной кофе — черно-коричневая маслянистая жидкость, которая дурманит ноздри своей… Мммм… Естественностью. Эта дрянь пахнет неправильно, непривычно, хочется перевернуть чашку и вылить мерзость на пол, но ты сидишь и просто шевелишь ноздрями, вбирая этот самый неправильный аромат.  — Другие условия, другой разговор. Все другое, — сказал Кацураги, снимая ноги с консоли. Длиннющие ноги в шикарных высоких сапогах: никаких каблуков, никаких украшений. Просто добротная и качественная обувь красивой женщины. «Женщины-солдата», — уточнила я мысленно.  — Ты меня смущаешь, — сообщила войд-коммандер. — Перестань пялиться на мои ноги. Ох, черт.  — Прошу прощения.  — Я пошутила. Тебе срочно требовалось немного порозоветь. Я? Порозовела от такого замечания? Честно говоря, я едва понимала, куда я попала. Вокруг сияли экраны, на которые выбрасывало итоговые данные о битве у Безумия. Жертвы, разрушения, образцы для исследований, ресурсная информация, статус судов… Передо мной развалясь в кресле восседала помощница Его Тени, которая меня остановила, а потом едва не уничтожила из-за пригоршни воспоминаний. И мы мирно пили кофе. Моя голова трещала, не поспевая за ситуацией.  — С чего начать? — бросила в пространство Кацураги. — У тебя есть минут тридцать времени и большой кредит на вопросы. Среди рвущихся наружу истеричных вопросительных знаков есть один — главный.  — Мой статус?  — Офицер флота Империи. Капитан, я думаю. На испытательном сроке, — с издевкой подчеркнула Мисато-сан.  — «Капитан, я думаю». Интересно звучит.  — На самом деле, Аска, твое звание не играет никакой роли. Сейчас для тебя спешно расконсервируют новый корабль, который сушился в нафталине уже много-много лет. У тебя будет особое задание. Контроль — лично мой. Вот скажи мне, зачем тебе в этих условиях погоны? Я подумала и кивнула. И впрямь, незачем. Говорят, в Черном трибунале вообще нет званий. Круто, я вне системы.  — Второй вопрос. Что с моими друзьями?  — Конкретнее.  — Синдзи.  — Пока засекречено, — пожала плечами Мисато-сан. — В том смысле, что текущего статуса не знаю даже я. Кстати, на вопросы о нем я не отвечу. Не имею права. Еще бы. Выше головы шефа не прыгнет даже Кацураги. Я пожевала губу и уставилась в переносицу новой начальнице:  — Рей.  — Аянами… — протянула войд-коммандер и, поставив чашку на терминал, уселась ровно. — Она в научном штабе. Насколько мне известно, физически с ней все нормально. Подробностей не знаю, но, по рапортам, она боеспособна.  — Нагиса.  — Ааа… Аска-Аска, — вздохнула Кацураги. — Вот за этого кадра тебя бы стоило если и не расстрелять, то хотя бы выпороть. Ну как ты могла позволить ему остаться на борту? Ты же инквизитор!  — Он человек и остался человеком.  — Ну да, — хмыкнула женщина. — Он может непозволительно много, как для человека. А что еще хуже — может неосознанно. Ты игралась с бомбой, у которой попорчен взрыватель.  — Что с ним? — повторила я. Надеюсь, я выгляжу чертовски упертой козой.  — Проходит обследования. Тон ответа никаких надежд не вселял. В целом, научников даже можно понять: относительно безопасный образец из червоточины, который, как проверено, не влияет негативно на людей и среду. Хорошая игрушка, хорошая.  — Закончили с друзьями? — поинтересовалась Кацураги. Я сцепила зубы и кивнула. Увы, да. Закончили, причем во всех смыслах.  — Теперь кратко о главном. Смотри. Кацураги вывела на главный экран странную стереометрическую проекцию.  — Это волновая характеристика твоего мозга. Если что, я сама толком не знаю деталей, но вот здесь — все не так, как у всех. Так называемая «Десятая аномалия», она же сокращенно — А10. Если все упрощать — а ни тебе, ни мне подробности даром не нужны — то это способность видеть невозможное. В экстренных ситуациях ты… Как бы это… — Мисато-сан защелкала пальцами. — Ломаешь реалистичность происходящего, что ли. Видишь сразу все варианты развития событий.  — Как это?  — Ну вот смотри. Ты даже синхронизируешься не как все, я уверена. Ха, да если бы еще знать, как это — «как все». Нет такого понятия, потому что для каждого синхронизация — это свое. Я, наверное, смотрела излишне скептически, потому что Мисато-сан едва заметно досадливо поморщилась и пожаловалась:  — Почему не Акаги тебе это объясняет? Теперь поморщилась я, но честно ничего не сказала. Сдержалась как-то. Войд-коммандер немного посмотрела на меня, прикидывая что-то свое, а потом поинтересовалась:  — Вот опиши мне, как закончился твой бой? Какие ощущения от обстрела в упор линейными гразерами? Я втянула воздух носом:  — Ничего так. Меня словно баронианец освежевал. Вручную. Кацураги кивнула:  — Если ты помнишь примитивную математику, то огневой контакт при наших встречных скоростях длился менее двух тысячных секунды. Ты должна была получить один болевой пакет и скончаться от шока. Я потянула обжигающий глоток кофе вместо ответа. Упущенная возможность собственной смерти сейчас звучала для меня как-то… Тускло.  — Вместо этого твой мозг растянул удовольствие, и ты осталась жива, — удовлетворенно сообщила Кацураги. — По логам, ты успела аварийно сбросить скорость, предпринять маневр уклонения и лечь в инерционный дрейф, чтобы избежать истощения активной зоны реактора. «…И все это — в бессознательном состоянии», — закончила я. Еще, конечно, неприятно веселил тот факт, что Мисато-сан готова была пожертвовать пилотом, чтобы остановить «Сегоки». Я покосилась на экраны и одернула себя: глупо было даже заикаться о гипотетической ценности жизни в системе уничтоженной цивилизации.  — Мисато-сан.  — Что, Аска?  — Пожалуйста, расскажите мне всю историю. Пожалуйста. Войд-коммандер не стала улыбаться. Она что-то отстучала на клавиатуре и часть экранов погасла.  — Будешь еще кофе? *** Жил-был один мир. Нет, не годится. Жил-был один вид. Тоже не то. Словом, когда-то давно мы как-то незаметно начали расселяться по галактике. Мы щедро раздавали всем встречным-поперечным, осваивали приглянувшиеся планеты и серьезно поверили в то, что люди наведут порядок везде, где захотят. Свой порядок. Ну, кроме изнанки, но там леталось быстро — на остальное плевать. Соседи не спешили нас разочаровывать, жертвы освоения благополучно шли в небытие миллионами, а люди все рожали и рожали. Говорят, мы на полном серьезе спорили, где же прародина человечества, чуть до гражданской войны дело не дошло. Республики, союзы королевств, Империя. Война-война-война. И вот однажды пропала целая наша планета. Взяла и исчезла с координатных сеток, а на ее месте обнаружили странную дыру в реальности, которая вела в никуда. Во всяком случае, из этой самой дыры никто и ничто не вернулось — до поры до времени. Так в масс-медиа попали данные о червоточинах, но от этого момента начал отсчет еще одной — тайной войны человечества. К этой войне очень кстати подошел трансаверсальный привод, известный всем и каждому как главная бука передовой науки — «дырокол Аустермана». На деле Аустерман, как казалось всем, изобрел контролируемую червоточину, но это была только часть правды. Увы, маловатая часть, потому что по сути он изобрел машину желаний и перевернул наше представление об уютном мире, где всегда и везде правы люди — даже если гибнут миллионами. -… Наш мир — это состоявшаяся реальность, — сказала Мисато-сан. — От всех остальных его отличает слово «состоявшаяся». Вселенная непрерывно плодит варианты развития событий, который гибнут для нас — кроме одного. Тропы расходятся, как «обманки» прыгающего корабля, сам корабль — наш привычный мир. -…А как это связано с червоточинами?  — Напрямую, Аска. Напрямую. Варианты невозможно вновь объединить, миры разбегаются навсегда. Кроме двух.  — Мы не знаем, что случилось с тем нашим миром, — сказала войд-коммандер, рассматривая поверхность дымящегося кофе. — Но одно ясно: мы с ним разошлись по причине настолько несущественной, что он от нас оторвался не до конца.  — Почему?  — За физикой с математикой — к покойному Аустерману или к Акаги. Ты понять хочешь или запутаться?  — Я не уверена, чего я хочу. …По ту сторону мир был перевернут с ног на голову. Там жили огромные существа, которые плавали в пустоте. Там висели сами по себе неподвижные планеты, умирали нейтронные звезды. Тот мир был обречен — понял первый пилот, проникший на ту сторону с помощью «дырокола». Так началась история нашего противостояния с Закатом. Так началась история лжи. Мы врали себе, грозили ужасами червоточин, инфекциями, информационными искажениями, мы пугали сами себя так рьяно, что вскоре только избранные центры занимались проблемами червоточин и Заката. И Империю это устраивало: устраивала закрытая информация, устраивало то, что баронианцы боятся того мира, как чумы, что сцинтиане молчат о нем, как рыбы. Империю вообще устраивало все, кроме одного. Закат продолжал красть целые планеты — всегда только заселенные.  — Мы не знаем их целей, Аска. Мы даже точно не знаем, что представляет собой наш противник.  — Тогда в чем смысл войны?  — Смотри сюда. На экране показалась поверхность безнадежно мертвой планеты. Хорошие видеолокаторы, очень четкое позиционирование — и буро-рыжие штормы мелкой взвеси поверх каменистой пустоши.  — Это О90. Уже по ту сторону. Прошло примерно две недели между ее пропажей и обнаружением. Я имею в виду, если что, две недели по локальному времени планеты. Ты не поверишь, Сорью, это была планета-сад. Настоящий раритет, коэффициент терраподобности — ноль-девять-девять-семь.  — Что там произошло?  — Не знаю. И никто не знает точно, — сказала Кацураги, изучая снимки. — «Дырокол» быстро сжирает энергию, корабли не могут там действовать столько, сколько нужно для полноценного изучения. А еще есть Предвестия.  — Что это?  — Предвестие — это доминирующий вид Заката. Возможно, единственный. Общего у них только идиотский внешний вид, — у каждого на свой лад, — локальное всемогущество и желание извести в прах любое проявление человека. На экране замелькали сильно попорченные снимки: какие-то марева, огромные змеи, ломающие крейсера, какие-то объекты вообще вне всяких ассоциаций. Смотреть на этот пандемониум было до безобразия гадко. А потом среди них мелькнула глыба с пучками лент вместо крыльев — и все стало на свои места.  — Я такое видела. Синдзи его убил.  — Догадываюсь. Вы там подобрали своего Нагису?  — Да.  — Чудно. …Тварям присвоили «синий код» — тревогу наивысшего уровня. Первые два проникновения Предвестий в наш мир закончились рейдами ударных групп во главе со сверхдредноутами. До тех пор, пока не поняли до конца смысл «дырокола».  — Машина желаний, искажающая ткань реальности. Трансаверсальный привод способен вытащить в реальный мир одновременно десяток возможных вариантов развития событий. Или два десятка, или три. Как повезет. Надо только уметь объяснить «дыроколу», как это делать.  — Я — умею?  — Да.  — «Десятая аномалия» и поле продвинутой тактики?  — Да. Две дюжины кораблей вместо одного — две дюжины очень мощных фрегатов, созданных, чтобы убивать таких тугих и неподатливых врагов. Быстрых, хищных, идеально слаженных и тонко управляемых. Флот имени Сорью. Звучит? Звучит. Пусть это флот всего на минуту, мне больше не надо.  — Круто, — сказала я. — За счет психоза и кривого пространства можно экономить на содержании пилотов и судов.  — Круто, — согласилась Мисато-сан. — Но тоже очень дорого. *** Я смотрела в потолок своей новой каюты. Мне простили все — даже убийство Гончей, дали взамен миссию по спасению мира, дадут корабль даже вроде. В каюте было светло и тепло, в коридоре — темно и дул сквозняк, а с собой я еще не разобралась. Ко мне пришел один из стражей. Позванивая и щелкая суставами, он принес мне необходимые вещи и даже некоторые излишества вроде горы салфеток и полотенец. Я лежала, смотрела на молчаливое копошащееся существо, и думалось мне прескверно. «Я в строю». Не этого мне хотелось, но это лучше, чем… Чем. Давай остановимся здесь, Аска, хорошо? Давай, Аска. Твои больные мозги хоть раз тебе помогли — пользуйся. Или ты хотела умереть? «Риторический вопрос. Но уж какой есть». У меня больше не было друзей — их разбросало, уничтожило, а я только сегодня назвала их друзьями. И то только в разговоре с Мисато-сан. И я не могла ненавидеть войд-коммандера — ни за это, ни за все остальное. У меня ведь раньше не было друзей? Не было. Вот и не надо.  — Аска, можно я войду? В дверях стояла Киришима.  — Лучше уйди, а? Девушка кивнула:  — Я понимаю. Она стояла и все не уходила, все стояла и не уходила, а мне только и надо было, что смотреть хоть на что-то, и сама мысль о ее присутствии как-то вдруг перестала быть противной.  — Давайте я останусь, посижу просто, — вдруг быстро протарахтела Мана. — А взамен скажу вам, как только станет доступен Синдзи.  — Ты капитан от психодинамики, что ли? Девушка улыбнулась, шагнула вперед и закрыла за собой дверь. Я уставилась в потолок: хочет сидеть — пусть сидит. Мана шуршала, подтаскивая стул, потом пискнул личный наладонный терминал, и — время пошло.  — Слушай, — не выдержала я. — Чего ты ко мне привязалась? Мана хихикнула, так что мне пришлось отыскать ее взглядом: капитан неведомого мне «Йонгоки» сидела с ногами на стуле, а ее лицо снизу подсвечивал лежащий на коленях голо-экран. Вот же зараза, устроилась тут.  — Вы три минуты продержались, — пояснила Киришима. — Смешно.  — Еще как. Обычно надоедающих мне я вышвыриваю быстрее.  — Это хороший знак. Я вздохнула: на редкость болтливая девица, так еще и знаки ей какие-то.  — Это плохой знак, Мана. Ты чего ко мне прилипла?  — Мне скучно, — обезоруживающе улыбнулась девушка, и это становилось уже совсем смешно.  — Я тебя веселю? Мана посерьезнела и вздохнула:  — Аска, вам надо… -…чтобы меня оставили в покое, ясно? Мне друзья без надобности. Киришима повела плечиком, не то соглашаясь, не то влезая в спор. Ей богу, проще ее игнорировать.  — Вы ведь раньше не оглядывались назад, Аска?  — Что? Серьезное лицо — это ж надо, она еще и так умеет.  — Вы всегда двигались вперед. Вы знаете, что за вами выжигали планеты? Что флот потерял троих агентов, пока внедрял людей в организацию Рыжего? Вы видели только Паракаис, но такого было в разы больше, пока вы… Летали. Больше, Аска. «Я не спросила у Кацураги, почему сцинтиане напали на Паракаис». Мана облизнула губы и смазано улыбнулась:  — Извините. Просто вас больно видеть такой. Вы ведь умеете по-другому? Знала бы ты, что я умею, солнечная девочка. Дальше мы молчали. Ей скучно, мне не нужны друзья — почему бы не помолчать? А еще мне было интересно, на что же научилась не оглядываться добрая и яркая капитан Киришима Мана.