Невероятные приключения циников в Скайриме

Гипноз не сработал. Точнее сработал, но не так как планировалось: я хорошо выспалась, но погрузиться нужный медитативный режим не удалось, и мои воспоминания по-прежнему играли со мной в прятки. Мы втроем, со спящим Бишопом и мрачным Кречетом, тряслись в телеге по дороге в Рифтен, и я расспрашивала генерал-лейтенанта о своей биографии. Сначала Кречет долго отмалчивался, а потом и вовсе заявил, что перед погружением получил четкие инструкции не раскрывать некие подробности моей жизни. Мне ничего не осталось, как смириться. Возможно, намеренная утайка нужна, чтобы свести к минимуму риск протащить из прошлого не только воспоминания о школе или название любимого фильма, но и разные фобии, комплексы, привычки нехорошие и детские травмы. К тому же простой пересказ моей биографии не помог бы восстановить память: будут работать не те участки головного мозга. Нет в этом никакого эмоционального вовлечения… Минутку… Ну, конечно. Эмоциональное вовлечение! — Генерал Цып! От моего вопля всполошилась курица и вздрогнул спящий на лавке рейнджер: — … только не щупальца! — он подскочил, сжав в руке кинжал. — Хентай приснился? — не смогла сдержать язык за зубами. Бишоп обвел телегу ошалелым взглядом, сфокусировал на мне взгляд, смачно выругался и снова улегся на лавку, с головой накрывшись спальником. Генерал-лейтенант смерил его долгим взглядом и, неловко перебирая крыльями, забрался ко мне на сидение. — Анна Абрамовна, нам стоит обсудить два вопроса. Первый: нужно определить командующего операцией — это буду я. Второй: попрошу обращаться ко мне по уставу «товарищ генерал-лейтенант». — Вы меня, конечно, извините, но что-то я не вижу у вас погон. — Поверьте, мои погоны впечатлят любую женщину. Когда вернёмся, я их вам покажу… — Простите меня, тащ генерал-лейтенант, я слишком долго находилась в обществе вот этого вот озабоченного мужлана, — я кивнула на спящего рейнджера, — мы ведь сейчас по-прежнему говорим о звездах и звании? — Разумеется. А вы про что подумали? Я посмотрела на нахохленную курицу и поняла, что шутить товарищ Кречет не склонен. Из моей груди вырвался усталый вздох: — Не согласна я с вашим самоназначением на должность командующего операции. «Погоны» у вас может и большие, но в симуляции у меня больше опыта… — А ведение операций и планирование… Дальше генерал Цып долго и весьма занудно распинался о том, почему он должен был главным в группе. Я была с этим категорически не согласна. — … вы даже не имеете ученой степени… — … эксперимент подчиняется военному ведомству… — … но я отвечаю за психиатрию, и если вы… — … гражданка Витальева, вы помните, что нарушили уйму протоколов, и в моей власти вас подвести под трибунал… — … да ты же курица. Тебе под силам подвести меня только под пищевое отравление! — … а вот это я вам припомню, Анна Абрамо… Началась нешуточная баталия, и на ум начали приходить доводы в пользу куриного бульона, но тут рейнджер не выдержал, проснулся и загнул матюк обоим: — Так, недоумки, — Бишоп вырос над нами, как небоскреб рядом с пятиэтажкой и курятником, — я не верю в богов, но клянусь святыми сиськами Кин, если вы не захлопните рты, я свяжу обоих и затолкаю вам в пасти ножные обмотки, которые ношу уже неделю. Если дорога жизнь — сидите молча. Я невольно опустила взгляд на сапоги рейнджера и захлопнула рот. Пусть генерал думает, что хочет, но мне-то было известно, что я — Мозг операции, а Бишоп по-прежнему ее Сила. Кем станет Кречет — пока не известно. — Значит, так, непись, — курица забралась на спинку сидения, чтобы быть повыше, и ткнула крылом в сторону рейнджера, — твое слово здесь ничего не стоит. Это раз. Носил обмотки неделю? Да я в нашей армии видал портянки и похуже — это два. Так что заруби себе на но… Генерал не успел договорить, как Бишоп одним движением сгреб птицу и сжал ее голову так, что я переполошилась: как бы не убил ненароком… Но возмущенное гудение из-под пальцев рейнджера, подсказывало, что генерал очень даже жив. Бишоп одной рукой вытащил из мешка сменную рубаху и яблоко, ловко спеленал генеральское туловище в тряпки и насадил яблоко на птичий клюв. Я даже восхитилась изощренности смекалки… — Жива твоя курица, — хмуро бросил рейнджер и закинул возмущенного генерала в угол повозки. — И на том спасибо, — поблагодарила я и прикусила язык, помня об угрозах. Рейнджер взглядом пришпилил меня к месту и снова улегся на лавку, но наш спор окончательно спугнул его сон. Бишоп еще какое-то время поворочался, наконец не выдержал и поднялся. Не говоря ни слова, он зашвырнул лук на спину и выпрыгнул из телеги. Видимо, решил проветрится… Дождавшись, когда стихнут шаги, а мы отъедем подальше от того места, я поднялась с лавки и подошла к спеленутому, как капуста, Кречету. Генерал-лейтенант к этому времени уже замолчал, но что-то мне подсказывало, что с судьбой он не смирился и молча строил планы мести. Присев на корточки возле птицы, я осторожно вытащила его из-под лавки: — Ну вот, товарищ генерал-лейтенант Кречет, вот поэтому вы и не можете быть руководителем группы. Предлагаю вам почетное место координатора планов, а принятие решений выносить на общее голосование. Птица что-то недовольно промычала басом, и я, спохватившись, аккуратно стащила яблоко с клюва. — Доктор Витальева, вы… Он… Я ж его… — Кречет надулся, напыжился, и, казалось, что его сейчас разнесет на атомы от возмущения, но курица справилась с собой, медленно выдохнула и тряхнула гребешком, — согласен на перенос голосования о назначении… — Договорились, — просветлела я. — … и развяжите уже меня. Как-то мне не хорошо… Опасаясь за своего пернатого товарища, я освободила его от тряпок и дала попить воды из фляги. Кречет сделал несколько глотков и, мотнув головой, устроился на дне телеги, поджав под себя лапки. Справившись о его самочувствии еще раз и получив невнятное раздраженное бормотание, я махнула рукой и вернулась на свое прежнее место за спиной возницы. Есть о чем беспокоиться и помимо Кречетова здоровья. В конце концов я — не орнитолог. Вытащив наружу дневник, записала туда подробности о нашей миссии и дополнила пробелы в своих теориях. Кречет не мог рассказать о некоторых фактах моей биографии, значит, надо использовать остальные. Какие-то воспоминания, которые найдут отклик в душе. Я опустила взгляд на строчки в дневнике, и перекрестье сместилось вслед за ним. Прошло всего несколько дней, как появился курсор в поле зрения, а я уже настолько привыкла к нему, что не замечала. Если Кречет не врет, то я забралась в виртуал, чтобы найти остальных подключенных, вернуть им память и открыть загруженные интерфейсы. У меня же это сработало? Сработало. После того, как меня настигла волна воспоминаний, запущенная стрессом. Что же будет, если немного поднажать в этом направлении? — Генерал-лейтенант, — снова позвала я Кречета, но ответа не последовало. Если бы курицы могли менять цвета, то Кречет был бы зеленым. Он сидел на дне телеги, выпучив глаза, и с трудом сдерживался. Я забеспокоилась: — Тащ генерал-лейтенант, с вами все в порядке? Вы как-будто сейчас лопнете. Я, конечно, доктор, но не врач: птиц лечить не умею… — Все! Больше не могу! — курица вскочила, озираясь по сторонам, — который тут мешок этой неписи? Я кивнула на оставленный рейнджером рюкзак. — Ох, мать моя армейка, с дороги! Кречет, судорожно маша крыльями, подпрыгнул и с размаху вломился в открытый мешок. Послышались сдержанные матюки и копошения: что там творил генерал-лейтенант, я не видела, но про себя сделала заметку, что злить Кречета не стоит. Мстительный оказался. Интересно, как на это отреагирует Бишоп… Я отложила дневник и решила немного отвлечься от дороги, загадок и «высоких» отношений рейнджера и курицы. Нехай сами разбираются. Дотянувшись до своего мешка, вытащила прихваченную из таверны лютню двух бардов, за которую я выбила нам пиар-кампанию в позитивном ключе. Пока Кречет пакостил в мешке рейнджера, а сам рейнджер выпускал пар где-то на свободе, я оглядела инструмент: по виду странная смесь гитары и домры. От нечего делать подергала струны — лютня оказалась безбожно расстроена. Покрутив колки, я подтянула первые струны, и пальцы сами собой встали на гриф. Святые нейроны! Я умею играть? Видимо мышечная память оказалась устойчивей, чем обычная. Первый взятый аккорд жутко резанул по ушам, и я попробовала поставить пальцы по-другому: в конце концов тут восемь струн, а не шесть привычных. Наконец, прозвучал стройный ряд. Глядите-ка, можно приноровиться. Я полностью настроила под себя инструмент и, кое-как пристроив пальцы на место, сыграла первое трезвучие. Кажись, дело пошло. Так, что там у нас… Я прокашлялась: — Белый снег. Серый лед… — Это что за…! Что за хрень?! Мать вашу, что это было?! Господь всемогущий!.. Громкий ор из Бишопова мешка едва не вырвал лютню из моих рук. — Незачем так орать… Может, я еще плохо играю, и немного фальшивлю, — помрачнела я, — так ведь нужно время, чтобы привыкнуть. Здесь все-таки не шесть струн, как на простых гитарах, а восемь… Из мешка вылетел взъерошенный Кречет и разразился могучей бранью. Даже мне с докторской степенью было сложно понять некоторые выражения. Это было похоже на что-то из армейских проклятий, смешанных с криком разъяренных бандюков из подворотни и ором раненого бизона. Из контекста удалось разобрать, что моя игра и жалкие попытки пения никак не связаны с гневом и болью товарища Кречета. Курица громко кудахтала, грозила в небеса проклятиями и обещания добраться до двух шимпанзе, по ошибке надевших лабораторные халаты. Спустя какое-то время товарищ генерал выдохся и как-то жалко всхлипнул. — Тащ генерал-лейтенант… Максим Борисович, — мне даже стало жалко курицу, — с вами все в порядке? — Я не хочу об этом говорить… — Точно? По-моему, вы сейчас только об этом и говорили… — Так, я не понял: кто освободил этот комок никчемных перьев?.. — Телега качнулась под весом запрыгнувшего рейнджера. О-о, сейчас начнется. Явился — не запылился… Бишоп, внезапно вернувшийся с охоты выглядел бодрее и свежее, чем до этого. Телега не останавливалась ни на минуту, а рейнджер умудрился ни только не отстать от нас, но и принести добычу. Он бросил под ноги двух убитых зайцев и велел вознице сворачивать к обочине. «Привал» прозвучало из его уст весьма многообещающе. — Эй, курица. Тебе повезло, что я подстрелил куропатку для перьев, — Бишоп взял свой мешок и полез за разделочным ножом. Я зажмурилась… — Не понял… Приоткрыла один глаз. — … кто засунул яйца в мой мешок? Эй, они еще теплые… Я перевела взгляд на Кречета. Сложно прочитать эмоции курицы, глядя на глуповатое выражение ее глаз, но бьюсь об заклад, что во взгляде Кречета было столько боли и страданий, что я только шумно втянула воздух и закусила губу, чтобы не заржать в голос. Мять меня за алгоритмы… Когда-нибудь это должно было случиться… — Погодите, — начало доходить до Бишопа, — это же… Он округлил глаза, медленно повернулся к генерал-лейтенанту. Кречет набрал воздуха в грудь и подбоченился, насколько это вообще было возможно сделать птице: — Все верно, непись. Ты держишь мои яйца… Все! Я больше не могу! Святые нейроны-ы… Я подвывала на одной ноте, ржала во весь голос, хлопала себя по коленкам и рыдала от смеха. И не я одна: извозчику стоило гигантских усилий не поворачиваться к общему бедламу и смотреть перед собой, хотя его плечи тряслись от немого хохота. А генерал-лейтенант — не промах! Так повернуть ситуацию в свою пользу. — Я сейчас твои кишки буду держать… — на Бишопа было страшно смотреть, и я поняла, что надо спасать яйца (и Кречета), пока в пылу гнева их не раздавили. Вскочив с места, перегородила Бишопу дорогу собственной грудью: — Отдай яйца, — я выхватила их из рук рейнджера, — зря что ли тащ генерал-лейтенант тужился и откладывал их. Я себе яичницу сделаю… — Анна Абрамовна! — Поздно, тащ генерал-лейтенант. Как говорится, яиц в мешке не утаить… Бишоп зло попыхтел еще пару минут, но бросив на меня какой-то обреченный взгляд, коротко выругался и наорал на возницу, что телега до сих пор не встала на привал. Лошадь тут же свернула в сторону, и мы всей гурьбой вывалились на опушку редкого леса. Злобно шипя себе под нос, рейнджер быстро притащил здоровую сушнину и принялся за разделку заячьих туш, а я кое-как разожгла костер. Солнце едва подходило к зениту, когда рядом с телегой начали плыть запахи жареного мяса. Я получила жилистую ногу, Кречет булкой хлеба между глаз, а Бишоп остальное забрал себе. Он ел молча, бросая на нас ненавидящие взгляды, а я невозмутимо достала котелок, плеснула в него воды из фляги и поставила вариться Кречетовы яйца. Не пропадать же добру… Пока рейнджер с Кречетом делали вид, что игнорируют друг друга, и только перестреливались угрюмыми взглядами, я свистнула кусок мяса и отнесла вознице, за что мужик был мне по-человечески благодарен. Этот дядька не бросил нас перед пугающим Айварстедом, а дождался всю сумасшедшую компанию. Честно заслужил. Мы еще посидели немного у костра, и когда рейнджер поднялся, демонстративно приспуская штаны, чтобы затушить костер «по-пионерски», я поспешила отвернуться и собрать остатки готовой еды. Кречет вертелся под ногами, но молча. Не командуя и не давая ценных указаний, видимо, его куриная ипостась немного сбила генеральский гонор. — Я кое-что заметил, — Бишоп впервые подал голос за весь привал, — когда был на охоте. Есть следы людей и даже следы от колес на западе недалеко отсюда. Я бы забрел дальше, но тогда не успел догнать вас. — И что там? — я закинула молчаливого Кречета в телегу. — Там может быть притон, который мы ищем, — рейнджер подошел ко мне, затягивая шнуровку на штанах. — Здесь я видел Карнвира в последний раз. Бьюсь об заклад, тот притон, к которому я обнаружил следы — это и есть место, где его держат. — Значит, мы идем спасать твоего друга? — заключила я, — сейчас? — А у тебя другие планы? — зло бросил рейнджер. — Карнвир сидит в клетке и эти подонки заставляют его участвовать в боях. Может, с ним уже что-нибудь сделали… — О, хмурый рейнджер может испытывать к кому-то теплые чувства, — я вскинула брови и заработала мрачный взгляд. — Только к нему. — Ясно. Но, погоди… — в задумчивости сама не заметила, как начала кусать губу, — если все пройдет удачно, то наша сделка будет выполнена, так? — Да. — Немного помедлив, ответил Бишоп и пристально уставился на меня. Словно проверяет, паршивец, переполняют ли чувства к нему. Ага, держи карман шире… — Хорошо, — невозмутимо заключила я и, дав знак Кречету слетать с телеги, направилась к вознице. Тот закурил очередную самокрутку, когда объясняла ему, что наш путь дальше пойдет пешком. Мужик пожал плечами, сказал, что все равно поедет в Рифтен, и если мы будем там, то обращались только к нему, ибо он «ну давно так не смеялся». Я усмехнулась, вытащила кошелек из рюкзака и отсчитала ему положенную премию. Возница наотрез отказался брать «чаевые» и, когда Бишоп уже стоял, сжимая в руках лук, а Кречет задумчиво глядел на запад, мужик окликнул меня напоследок: — Я много кого возил за всю жизнь, но таких как вы героев встретил впервые… Храни тебя Талос, довакин Питикака и твоих друзей. Сдается мне, я еще не раз услышу о вас… Он коротко по-доброму улыбнулся и, свистнув, стегнул уже было задремавшую лошадку. Я стояла на дороге; поправив мешок, повернулась к мужикам: — Ну что, идем творить первые подвиги? Сухие листья тихо шелестели под моими башмаками. Рейнджер, как всегда, шел бесшумно. Я брела за ним и могла увидеть редкое явление «Бишопа-профессионала». Он бежал легко и неслышно. Дыхание не сбилось ни на йоту, а сильное тело, годами тренированное такими пробежками, работало словно идеально смазанный механизм. Точно и размеренно. Невольно залюбовалась им. Рейнджер иногда останавливался, опускался на колено и рассматривал одному ему понятные следы. Где-то подберет упавший каштан, где-то принюхается к утоптанной земле, а что-то даже попробовал на вкус. Он читал местность как открытую книгу. Я шла за ним, не задавая вопросов, Кречет тоже помалкивал, сидя в моем рюкзаке и высунув голову, как перископ у подлодки. Надо будет придумать ему более удобное место: например посадить на плечо вместо пиратского попугая-матершинника. Плюс сто очков к крутости. Задумавшись, я врезалась в рейнджера, на что тут же получила злобное шипение: — Смотри куда прешь, растяпа. Нам повезло, что до пещеры еще пол-мили и тебя не заметили. — Извини, — пробормотала я, собираясь впредь быть более сосредоточенной. Дальше шли молча, и через некоторое время Бишоп дал знак присесть за камень. Бросив мне за спину короткий взгляд, выругался, что нормальное оружие так и не добыли, на что я шумно прочистила горло — основное оружие теперь всегда со мной. Рейнджер коротко усмехнулся и согласно кивнул. Он велел нам сидеть за валуном, а сам тихо растворился в ближайших кустах. — Анна Абрамовна, — заворчала курица мне на ухо, — вам не кажется, что вы слишком доверяете этой неписи? Возможно, он уже сейчас сбежал в противоположном направлении. — Тихо, — шикнула я на тащ генерала, — слушайте. Послышался один щелчок и громкий скулеж. Второй — хрипяще-булькающие звуки. Третий, и снова скулеж. Я загибала пальцы в подсчете убитых врагов, пока рядом не нарисовался рейнджер с луком в руках. — Готово. — Мужик даже не запыхался! Вот это я понимаю, сила привычки и мастерство. — У входа чисто. Внутрь идем тихо: сначала я, вы за мной. По моей команде кричи огнем. Я кивнула. Инструкции вполне логичные и понятные. Бишоп развернулся и, пригибаясь, вышел из-за камня, мы следом. У входа в пещеру стояли большие клетки с волчьими трупами внутри, недалеко от них лежал мужик с окровавленным горлом: его рука судорожно сжалась на рукояти топора, да так и застыла; пустой взгляд вперился в небо. Мы прошли мимо, и генерал-лейтенант прицокнул языком: — Неплохо… — еле слышно раздалось у меня над ухом. Я отвела взгляд от трупа. Хотя мозг объяснял мне, что это всего лишь симуляция, и «неписей» (как выражался генерал-лейтенант) не стоит считать за живых и настоящих людей, но зрелище всё равно было то еще. Мы зашли в темный ход пещеры, который широким и пологим склоном уходил вниз. А Бишоп был прав: сюда телега пройдет без проблем; видимо, бандюки доставляли грузы на лошадях. Рейнджер, тихо ступая, спускался все ниже, а я неслышно вытащила кинжал из ножен. Вдруг Бишоп вскинул лук, красное оперение его стрелы мелькнуло на доли секунды и скрылось в темноте — послышался звук упавшего тела. — Четыре, — продолжила считать про себя. Рейнджер замер на месте, к чему-то прислушиваясь. Даже я со своим человеческим слухом уловила копошение неподалеку. Какое-то поскребывание и тонкий плач? — Карнвир? Ах, ты мохнатый паршивец… Бишоп, не опуская оружия, прошел вперед и проверил примыкающий коридор. Все было тихо. Когда глаза привыкли к темноте, я заметила, что рейнджер стоял у высокой металлической клетки, внутри которой сидел гигантский волк. Зверь, опознав рейнджера, поднялся на четыре лапы и тихо, едва слышно поскуливал. Его скулеж я и приняла за плач. — Погоди, братец, сейчас я тебя вытащу, а потом надаю по ушам, мохнатый недоумок. Так вот она какая любовь «по-Бишопски». Погодите, он сказал «братец»? Так это и есть его друг, которого нам надо спасти? — Почему ты не сказал, что твой кореш — это волк? — зашипела я, как закипающий чайник. — Разве? — наигранно вскинул брови рейнджер. — Похоже, забыл. А что? Боишься большого и серого волка, красотка? — Да у меня в мешке курица-генерал, как по-твоему мне не переживать? У нас конфликт интересов! — Мне мой волк дороже, чем твоя курица, так что плевать я хотел на всякие конфликты, — Бишоп присел на корточки возле большого амбарного замка, висевшего на дверя клетки, и принялся ковырять его ножом. — Последи за проходом. Если кто-то высунется — крикни огнем. — Я сейчас на тебя крикну огнем, дубина. Скажи своему волку, чтобы даже не смотрел в сторону генерал-лейтенанта… — Я польщен, доктор Абрамова, что вы так меня защищаете, — вклинился Кречет, — но я, как боевой офицер могу и сам за себя постоять. — Да успокойтесь вы оба — Карнвир даже не посмотрит в сторону дохлой курицы. Так ведь, приятель? Волк стоял на месте, нетерпеливо перебирая лапами и не сводя преданного взгляда с рейнджера. Такая любовь, елки… Я не выдержала, глядя на тщетные попытки рейнджера отковырять замок, и отодвинула его плечом: — Последи за проходом, — бросила, вынимая из кармана свиснутые еще в Хелгене отмычки. Присела на корточки и наклонилась к замку. Стараясь разглядеть зубцы внутри, едва не заработала себе вывих обоих глаз, как вдруг курсор снова напомнил о себе: перекрестье мигнуло, и снизу появилась надпись «Открыть замок. Уровень: новичок». О как! Каких еще чудес я не знаю о своем зрении? Засунув отмычку и тонкое лезвие ножа, я осторожно начала вращать инструменты, стараясь нащупать внутренние язычки. Наконец, послышался легкий щелчок. Дужка замка отошла в сторону, и я едва успел убраться с дороги, как черное мохнатое торнадо снесло двери: волк поднялся на задние лапы, став с рейнджером одного роста, и принялся вылизывать ему лицо. Бишоп раздраженно отмахнулся от летящих слюней: — Карнвир, шерстяной недоумок, как ты позволил этим убогим калекам схватить себя? Растерял мозги и снова превратился в зеленого щенка? — Бишоп шлепнул открытой ладонью по волчьим ушам, отчего зверь тут же опустил голову и виновато поджал хвост. — Бестолочь. Жрать хочешь? Волк тряхнул головой, не сводя преданного взгляда с рейнджера. — Сейчас найдем тебе что перекусить. Пара глоток и подколенных жил, думаю, хватит. Ну что, засранец, пошли на охоту, — весело закончил Бишоп и посмотрел в нашу сторону, — сейчас отомстим. Надо зачистить пещеру от этого притона. Жги во все стороны, а мы с Карнвиром прикончим остальных. Я с сомнением покосилась на темный коридор, уходящий вглубь пещеры. Убивать толпу неписей из-за прихоти одного рейнджера? Это может быть опасно — с одной стороны, а с другой — это позволит улучшить боевые навыки. Где тут мой любимый кинжал? Взяв оружие, я присела на полусогнутых. Постоянно сверяясь с индикатором скрытности, болтающимся перед глазами, направилась вглубь пещеры. Перекрестье говорило, что меня никто не видит, а Бишопа, волка и нашего генерала, мой мозг, похоже, не рассматривал как угрозу. Наши шаги эхом отражались от стен. На земляных сводах пещеры не было ни намека на плесень — бандюги хорошо тут устроились, с вентиляцией. В углах между камнями то тут, то там попадались неопознанные грибы, я решила, что негоже пропадать добру, на ходу срезала парочку и закинула в мешок, случайно попав генералу по голове. Простите покорно… Наконец, впереди послышались голоса, смех и запахло едой с вертела. Я высунулась из-за поворота: внизу из коридора вели деревянные мостки прямо к большому загону, сколоченному из грубых досок, на которых еще остались следы крови. Чуть поодаль была сооружена целая барная стойка, за которой мужик гоповатого вида разливал по кружкам явно не медовуху. Етить-колотить, да они тут скумой торгуют! Местный наркотик формально был запрещен в каждом наделе, но из-под полы его активно толкали на черном рынке. Интересно, какая она на вкус? Чисто с научной точки зрения… Надо бы прикарманить бутылочку. Отвлекшись от разглядывания фиолетового пойла, оценила количество врагов, их снаряжение и классы: у нас тут было пару воинов с мечами, один лучник и вон тот крепыш с двуручным молотом. Бьюсь об заклад — босс этого подземелья. Значит первым выносим лучника, а дальше включаем режим «сматывайся и прячься» и позволяем Бишопу с волком закончить дело. Я прочистила горло, глубоко вздохнула, успокаивая бешено стучащее сердце. Ну, за ВДВ! Вальяжной походкой выплыла из-за поворота: — Ребята-а, — я помахала мужикам у стойки, и из-за угла зала высунулся еще один лучник, которого прежде не заметила. — Как дела? Слышала, у вас тут скуму достать можно? Я внимательно наблюдала, как мужики потянулись за оружием, медленно поднялись и начали обходить загон, собираясь в узком проходе. Вот молодцы! Как по задуманному. — Ребята, вы знакомы со славным праздником ЙО-ОЛЬ!.. Узкий проход скрыло за стеной огня, а меня едва не снесло с места. В этот раз удержалась на ногах. Крепчаю. Под сводами пещеры раздались крики боли, а мимо меня ураганом пронесся рейнджер, щелкая тетивой на ходу. Карнвир перепрыгнул перила мостков, черной тенью пролетел к неопознанному горящему телу, а я закашлялась, пытаясь потушить пожар, обжигающий горло. Краем глаза заметила мелькнувшую серую сталь. Разбойник. Не сегодня, дружище! Откатилась в сторону. В дерево мостков впился чей-то меч, а я, не глядя, лягнула. Куда-то попала: незнакомец упал на колени, зажимая промежность. — Либо ты, либо я, — просипела, занося кинжал. Мужик, дезориентированный от сильной боли, не успел сообразить, когда мой клинок полоснул его по горлу. — Counter-terrorist win! [1] — мрачно заключила я. — Доктор Витальева, я поражен! — воскликнул Кречет, трясясь в мешке во время моего бега, — вы почти профессионально расправились с той неписью. — Генерал, пригнись! — заорала я, уворачиваясь от занесенного топора. Рядом просвистела сталь — кто-то добрался до меня раньше, чем Бишоп до них. Отовсюду доносились крики боли и ругань, пахло сладким запахом паленой плоти. Шум, гарь, общая неразбериха, что-то толкнуло меня в спину, и я кубарем полетела с мостков, напоровшись грудью на доски загона. Воздух выбило из легких, а боль стегнула так, что брызнули слезы. — Отправляйся в Обливион, тварь! — надо мной раздался рык. Мешок на спине дернуло, и, только обернувшись, я увидела, как Кречет — эта упертая курица — каким-то чудом вспорхнул, зацепился когтями за рогатый шлем разбойника и беспощадно выклевывал ему глаза. — Генерал… Не договорила: сзади разбойника повалил гигантский волк, вцепился ему в шею и замотал головой, распарывая плоть и дробя кости. Послышался хруст, и разбойник дернулся в последний раз и обмяк. — Вот тебе и контактный зоопарк, — усмехнулась я, закашлявшись. Во рту сделалось солоно. Святые нейроны, как же больно-то… Я попыталась вдохнуть, и едва не взвыла: грудная клетка отказалась слушаться, что намекало на перелом ребер. Это плохо, это очень плохо. Может самоубиться, чтобы не мучиться, а потом заново провести день? Черт, сейчас, когда в симуляции появился Кречет, а программа сбоит, моя перезагрузка может повести себя некорректно. Я попыталась подняться, невольно удерживая себя за бок и цепляясь за доски загона. — Дело сделано, — заявил подошедший рейнджер, не глядя перебирая стрелы в колчане, — две… шесть… тринадцать… Даэдра их задери, мало. Эй, а с тобой-то что? — Упала, — прохрипела я, размазывая по щекам выступившие слезы. — С мостков? Яйца Шора, это я сильно толкнул — надо было вывести тебя из мясорубки. — Рейнджер ничуть не изменился в лице, окинул меня профессиональным взглядом. — Зелья временно могут снять боль, но тебе надо отлежаться. Так и быть, мы с Карнвиром проводим тебя до Рифтена, раз уж ты оказала нам услугу… — Хорошо, — промычала я сквозь зубы, — только я не могу идти. Слишком больно. Бишоп выругался, огляделся по сторонам, словно ища подсказки у волка с Кречетом. — Твою мать, Бишоп, просто вынеси меня наружу и дай лечебного зелья, — едва не рыдала я, — заплачу за помощь любые деньги… Рейнджер выругался сквозь зубы, но, видимо, голос рассудка победил, и Бишоп перекинул мою руку через шею и осторожно поднял на руки. Я едва не взвыла от потревоженной грудины: — Биш… — Что еще? — Можешь скуму захватить? — Ты много просишь, жен-щина, — рейнджер, отдуваясь, тащил меня к выходу в полном доспехе вместе с походным мешком. — Возьмешь скуму, и я расскажу тебе, кто из баб в Рифтене дает всем без разбору… Бишоп медленно развернулся и побрел к раскуроченной стойке: — Скума, так скума, так бы сразу и сказала… — ворчал рейнджер, — а потом в Рифтен. И никаких отговорок. _____ [1] Counter-terrorist win! (англ.) — фраза из игры Counter-Strike, говорящая о победе команды спецназа в поединке с террористами.