Часть 2
8 марта 2018 г. в 20:02
В тех краях, где рос почти страшный лес, текла речушка, и стояла деревушка, существовало много разных обычаев. Некоторые из них были вполне понятными, а кое-какие удивляли даже самих обитателей этих мест. Но обычаи есть обычаи, и их старались соблюдать в меру скромных возможностей.
Одним из таковых был Международный день дупельниц щедрых. Почему международный — никто объяснить не мог, ведь все знали, что дупельницы растут исключительно в почти страшном лесу. Пробовали спрашивать у шамана, но тот, разогнав бубном пьяные пары своих загадочных зелий, лишь икнул невпопад и пробубнил нечто несвязное о воле богов.
Следует заметить, что если судить о богах по передаваемой шаманом воле, то складывалось впечатление, будто боги ещё более укуренные, чем этот их посредник среди людей, и вообще никогда не трезвели. Но кто же станет спорить с волей всемогущих? Праздник, так праздник. Международный, так международный. Гораздо более непонятным был обычай в этот день поздравлять не дупельниц, а женщин, делая им подарки, освобождая от тяжёлой работы и всячески угождая. Находились те, кто утверждал, будто понимает, в чём священная взаимосвязь, и неприлично хихикали. Но существовала и официальная версия. А гласила она, что дупельница — есть символ женского начала и любви. Официальная версия тоже вызывала неприличные смешки, но вежливо приглушённые.
Пещеру драконов тоже не обошёл сей непонятный обычай, и в День дупельницы щедрой Торенька проснулась от громогласного нестройного рёва в две глотки. Драконы пели. Причём каждый свою песню, так как договориться им не удалось. Над головами иродов красовался кривой транспарант с неряшливой надписью: «Коровишна — сапог!» На самом деле задумывалось написать «супер», но драконы в процессе подрались и, что вышло, то вышло.
Торенька вяло шевельнулась спросонок, попыталась закрыть уши ладошками и тут же с визгом подскочила. Вся кровать оказалась завалена цветами блевунца колючего — цветка яркого, но уродливого и, как понятно из названия, не слишком ароматного, покрытого мелкими колючками от корней до кончиков лепестков. Корни, кстати, тоже наличествовали в роскошном букете, притащенном драконами. К тому же блевунцы — растение плотоядное и цветочки тянулись укусить девчушку за шелковистую плесень.
Забравшись повыше на подушки, куда блевунцы не могли пока дотянуться зубастыми тычинками, Торенька строгим голосом спросила:
— Это что?!
— Хэппибёздею-ю-ю, — выл самозабвенно синий дракон.
— Олюнидизла-а-ав, — надрывался красный.
Строгий голос пришлось сменить на строгий визг, только тогда они оба заткнулись. И посмотрели на Тореньку одинаково умильными взглядами.
— Коровишна наша, — начал красный.
— Леди-свет-дама, — подхватил синий.
— В этот чудесный день цвети и пахни! — завершили они хором.
— Пахни? — Торенька принюхалась к себе. — Ничего я не пахни! — обиженно заявила она. — А цвести мне еще рано, сколько вам можно повторять?
— Так сегодня ж это, — синий дракон выпучил глаза, заморгал и ощерился во всю пасть. — Во!
— И часто у него такие припадки бывают? — поинтересовалась Торенька у Мака озабоченно. — Током, говорят, хорошо лечить. Ловишь в полнолуние монтериуса электрического…
— Нет, — прервал ее красный. — Это он дупельницу изображает во время гона. Сегодня ж ваш день!
— Чей? — уточнила Торенька опасно нежным голосочком.
— Прекрасной половины! — пояснил переставший корчить морды синий.
— У меня все половины прекрасные! — заявила Торенька, выбираясь из кровати и ловко избегая колючек блевунцов. — Но раз праздник, то ладно. Где мой праздничный торт? — она огляделась по сторонам, но ничего хотя бы отдаленно напоминающего торт в пещере не нашла. — Куда вы его спрятали?
— Э-э-э… — протянули драконы, переглядываясь.
Про торт они, конечно же, не подумали.
— Это ты забыл про торт, — зашипел Мак и наступил на хвост синему дракону.
Тот икнул от возмущения и взмахнул крыльями. Пещера покрылась ровным слоем сверкающего инея.
— Как что, сразу я! — выкрикнул Лёд. — А кто мне напомнить забыл?
Красный открыл пасть чтобы ответить, но понял, что ответить ему нечего. Он в замешательстве пожевал губами и так напряжённо задумался, что глаза его плавно съехались к переносице, а из носа и ушей потянулись тонкие струйки дыма.
Синий постучал когтем по черепушке Мака и объявил:
— Всё, перегорел. Короткое замыкание.
— Ничего у меня не короткое! — автоматически огрызнулся Мак и активно заморгал.
— Вот видишь с кем приходится жить, — Лёд повернулся к Тореньке ища сочувствия. — А ты говоришь, торт.
Девчушка сложила ручки на груди и угрожающе начала отстукивать ножкой неровный, действующий на нервы, ритм. Впрочем голос её, при том, звучал жалобно. Как никак, а нытьё относилось к профессиональным отработанным навыкам.
— У всех праздник, как праздник! Всем подарки, ромашки…
— Ромашки ещё не растут, — буркнул красный дракон.
— Даже ромашек мне вырастить не могут! — запричитала Торенька. — Всем вкусное готовят…
— Откуда у нас… — встрял было опять красный, но Лёд обхватил его пасть обеими лапами.
Торенька подождала, не будет ли ещё каких опрометчивых замечаний и продолжила:
— У нас в деревушке всегда пекут огромный торт на праздник, — заявила она. — Перед домом старейшины ставят столы, и каждая хозяйка несет вкусности. Чего там только нет: и пироги с гребешками выползней, и паштеты из печени нахолубуса, и уши попрошайника верченые, и колено косталома копченое, и варенье из вырвижики, и компот из бульбульники, ох и ядреный же он… — восхищенно закатила Торенька глаза. — А еще куча маринованых самоедок и гора квашеных напульсников… Эй, вы чего? — спросила она драконов, увидев, что под ними уже образовались две лужицы слюны.
— Ты так вкусно рассказываешь, — сглотнул красный дракон, хотя понятия не имел, кто такие самоедки и как их можно есть, если они сами себя… уже того — слопали. Тогда получается, люди мариновали уже вторичный продукт? Хотя от людей всего можно ожидать.
— Я никогда не пробовал варенье из вырвижики, — признался синий и смахнул кончиком хвоста тоненькую сосульку с носа, что получилась из выкатившейся одинокой слезы.
— Решено! Мы идем на праздник в деревушку! — провозгласила Торенька. — Заодно покажу вам, где я росла.
— Росла-росла, да не выросла, — негромко заметил Мак.
— И слава рогулице пупырчатой, что не выросла, — зашипел на него Лёд.
— Что это вы там шепчетесь? — подозрительно спросила Торенька.
— Решаем так идти или в человеческую форму перекинуться, — выкрутился красный.
— А вы можете? — округлила глаза девчушечка.
— Мы мо… — начал было Мак, но благодаря подзатыльнику прикусил язык. Буквально.
— Нет, — заявил вероломный синий дракон. — И мы биологически несовместимы, потому не будем с тобой размножаться.
Торенька похлопала глазками, переваривая это заявление и невинно вопросила:
— А между собой можете?
Красный изобразил глумливую усмешку и открыл было пасть, но получил новый подзатыльник, опять прикусил язык.
— Нет! — рявкнул Лёд. — Потому что мы оба мальчики.
— Шу, эша ше… — прошепелявил Мак и на этот раз увернулся от синей лапищи. — Я шлэш щитал! Там мафики…
Струя льда вморозила в него продолжение фразы, что было очень обидно для Тореньки, потому что она ничего про «мафиков» не читала, хотя библиотеку драконов перелопатила подчистую. Там было много про родословные самых важных драконов (их Торенька читала перед сном, чтобы скорее уснуть), про кровь-кишки наружу (эти она читала чтобы перебить аппетит), про прекрасных девушек с нежными ланитами (Торенька гораздо красивее) и про странных мужиков, которые зачем-то любили друг друга (вместо того, чтобы любить Тореньку). А про «мафиков» ни словечка.
— Ну и хорошо, — решила девчушка, — значит никто из нас тут размножаться не собирается. А вкусно поесть точно не помешало бы. К тому же, сдаётся мне, в деревушке все преждевременно огорчились моему исчезновению. Надо бы их порадовать, бедных.
Драконы понимающе переглянулись, искренне сочувствуя селянам в ожидающей их «радости».
Собрались быстро. Драконам было решительно нечего надеть, и они одеваться не стали. А Торенька только натянула сапожки из настоящего меха хвостодрыха и накинула шелковый платок, успешно стыренный из вовремя не перепрятанной сокровищницы. От носившей его когда-то заморской принцессы оставалось ещё ожерелье с почти совсем настоящими бриллиантами, но камни кто-то стырил до неё, а без них ожерелье выглядело убого. Зато от одного рыцаря сохранился чудесный цепной пояс с бляхами, его-то девчушка и намотала на шею вместо бусиков. Если быть до конца откровенными, то у Тореньки были почти готовы бусы из драконьей чешуи, но на них не хватало ещё штук пять чешуек, а выдернуть их незаметно можно было только ночью, и то не в таком количестве за раз.
Посмотревшись в отшлифованный до блеска щит, девчушка осталась вполне довольна собой, здраво рассудив, что на фоне двух драконов, она в любом случае будет смотреться великолепно.
По пути через почти совсем страшный лес красный молчал. Его дважды прикушенный и один раз замороженный язык регенерировал долго. Зато уже на подходе к переправе через речушку он смог прошепелявить:
— А што фтелают феляне, кохта увфят тфаконоф?
— Побегут за вилами, топорами, оглоблями и шаманом, — охотно предположила Торенька.
— Фаманом?
— Ну и что, что шаманом? — девчушка пожала плечиками.
Синий резко остановился:
— Это тот укуренный старикан с бубном?
— Ага, — кивнула Торенька.
— От которого за версту разит травой и грибочками?
— Ага.
— С которым мы осенью так надрались, что…
В этот раз подзатыльник схлопотал Лёд.
— Фе пфи фаме, — укорил его красный. — К фому ше мы фокта тфук с тфуком…
— Стоп! — синий замахал лапами. — Не помню, значит, не было!
— А фто он нам фолфен вефло бфаги, тофе не помниф? — провокационно спросил Мак.
— Это помню, — кивнул синий. — За проигранную партию в чет-нечет. Я сам же мухле… камни кидал. А потому что — не умеешь играть, не садись, — воинственно расправил он хвостовой гребень.
Но никто и не думал упрекать его в шулерстве. Все дружно восхитились: Торенька доверчивостью драконов, которые рассчитывали получить выигрыш от скряги-шамана, а Мак памятью синего, что хранила в себе лишь то, что могло принести выгоду.
— Не наефёшь, не фыйкраеф, — философски заметил красный.
— Но оборачиваться придется, — сделал вывод синий и погрустнел.
Ему казалось, что его человеческий облик не отражает и малой части его драконьего великолепия.
— Давайте-давайте! — обрадовалась Торенька. — Если вы голышом в деревушку придете, то праздник точно удастся! Это же будет самый настоящий стрипьпись, его только в городах увидеть можно, мне бабка Чучелиха рассказывала, она в молодости как в город съездила, так с тех пор косоглазая и ходит.
— Нет уж, — отрезал красный, наконец вернувший себе возможность говорить не шепелявя. — Нехорошо всё внимание на себя перетягивать, — пояснил он.
И по пути к главной площади деревушки, по совместительству являющуюся двором старейшины, они завернули в домик Тореньки у речушки. Где среди всякого хлама, то есть из крайне необходимых и полезных вещей нашлось нечто подозрительно напоминающее чехол на кресло. Торенька, вынесшая ворох тряпья во двор к ожидавшим ее драконам (внутрь домика они не пролезли, хоть и старались) уверила, что безразмерная хламида невнятного цвета — последний писк человеческой моды.
— Это мне, — заявил Мак, схватившись за край одеяния.
— Почему это тебе? — заворчал Лёд, уцепившись за другой край.
— Потому что я красивее! — рванул ткань на себя красный.
— Я красивее! — не согласился синий и дернул к себе.
Тряпка затрещала и порвалась.
— Теперь вы оба будете самыми красивыми и модными! — утешила их Торенька. — Давайте быстрее обертайтесь, очень хочется посмеяться, то есть восхититься, — поправилась она.
— Ты первый, — сказал Лёд Маку.
— Нет, ты, — уперся Мак.
— Отвернись! — хором рявкнули они на Тореньку.
Та обиженно повернулась к ним спиной:
— Ну и не надо, ну и пожалуйста, — бубнила она. — Чего я там не видела? Подумаешь, скромники какие, — ворчала она, косясь через плечо. — Мне и неинтересно совсем, я и не такое…
Тут ее недовольный монолог прервали:
— Можно!
Она обернулась и всплеснула руками:
— Ого!
— Что ого? — забеспокоился Лёд.
— Ого, как прекрасны? — уточнил Мак. Он-то не сомневался, что в любых ипостасях идеален.
— Нет слов! — ничуть не покривив душой призналась Торенька.
Посреди дворика стояли два закутанных в широкие покрывала на манер плащей парня, в которых она тем не менее безошибочно признала драконов. По человеческим меркам они были вполне симпатичные и даже, наверное, красивые. Цвет волос, конечно, странноват, но кого этим сейчас удивишь? Только у Мака шел из ушей дымок, а лоб Лёда покрылся от напряжения толстой коркой льда.
— Но драконами вы мне больше нравились, — призналась Торенька, и парни довольно заулыбались, демонстрируя сохранившиеся острые клыки.
— Идем на праздник, набираем еду и сваливаем, — обозначил план Мак.
— И получаем долг от шамана, — напомнил Лёд. — Как раз уже брага должна была поспеть.
Красный деловито кивнул, поправил плащ и ринулся вперёд по прямой, игнорируя препятствия. Путь Мака можно было проследить по горячим следам. Попавшиеся на его пути заборы, пара огородов, сеновал, курятник, веревки с сохнущим бельем, собачья будка и бабка Чучелиха ещё дымились, когда Лёд и и Торенька пробегали мимо них проторённой тропой.
На небольшой площади перед домом старейшины небольшая организованная толпа занималась приготовлениями к празднику. Меж нарочно вкопанными в землю жердями молодые удальцы натягивали цветочные гирлянды, девки плели венки, замужние бабы уставляли столы яствами, мужики отдыхали в сторонке ответственно дегустируя хмельные напитки и осуществляя общее руководство. Появления красноволосого парня в развивающемся плаще никто не ожидал.
— Хай, пипл! Всем пис! — приветливо улыбнулся он, показав всем полный рот острых зубов, и принялся натягивать утащенную с веревки тряпку.
Тряпка оказалась широкой нижней юбкой с полоской кружева по краю и пышными оборками, ко всему ещё и коротковатой для мужского роста, но пришельца это явно не смущало.
— А мне такую штуку?! — обиженно заголосил явившийся следом новый незнакомец, уже с синими волосами. — Я что, так ходить должен? — он взмахнул руками, распахивая и задирая плащ. — Поддувает же.
— Торенька-а! — взвизгнула какая-то молодуха, не отводя взгляда от открывшегося ей зрелища. — Эт-та чавой-то, ты в своем болоте гом-мункулосов, что ли, вырастила?!
— Нормальные они, никакие не гом… — заступилась за драконов Торенька, но неуверенным голосом: кто их знает на самом деле. — Просто дикие немного, — добавила она, увидев, как Лёд и Мак резво украшают себя всем, что под руку подвернется.
Лёд гордо нацепил на шею связку чесночных голов, шепотом сказав Маку, что не ожидал от людишек такой извращенной жестокости. А сам Мак где-то разжился лентой для волос и пытался навязать ее на ухо.
— Кто такие? — зычно вопросил старейшина на всю площадь, на всякий случай оставаясь позади своей жены: мало ли незнакомцы не с добром пришли, а миновать Доротеюшку им всяко не удастся, о ее могучий бюст двенадцатого размера и повышенной бронебойности не одна буйна головушка разбивалась.
— Это ко мне, — тихой сапой просочился меж празднующих шаман. Как он исхитрялся всегда оказываться в нужное время в нужном месте, никто не знал, однако факт — не иначе духи ему сообщали. — Забугорные коллеги прибыли делиться опытом, — сообщил он важно и постарался незаметно подмигнуть Маку и Лёду, чтобы те поддержали его версию.
— Как ты нас назвал?! — рыкнул Лёд, не понявший гримасы шамана.
— Мы горные! — громко опроверг поклеп Мак.
— Горные, я и говорю — горные, — быстро сориентировался шаман. — Горных духов призывать умеют, — шепнул он старейшине.
Доротеюшка на всякий случай угрожающе встряхнула бюстом, но старейшина, разулыбавшись, вышел вперед:
— Всегда рады, всегда рады, — зачастил он, подхватывая драконов под локти и увлекая их к ближайшему столу. — Скажите, а правда, что если горных духов хорошо попросить, то они все гномье золото из глубин наружу вытащат?
— Гномы всегда готовы и вытащить и показать, — рассеянно отозвался Лёд, занятый рассматриванием богатой вышивки на жилете собеседника.
— А что для этого надо сделать? — вкрадчиво продолжал допытываться старейшина.
— Поймать, напоить и поспорить у кого больше, — бесхитростно заявил Мак.
Старейшина так глубоко задумался, что застыл на месте, а гости сами выбрали себе местечко возле зажаренной целиком свиньи. По случайности эти места оказались едва ли не во главе стола, но никто не решился возражать. Если даже у их равнинного шамана крыша набекрень, чего ждать от горных?
К моменту, когда начались речи и тосты, драконы успешно доедали ближайший к ним бок хрюшки, потому прислушались не сразу, а лишь когда до ближайшей еды стало неудобно дотягиваться.
— Обормоты, — прошипел знакомый голос из-под стола. Торенька незаметно вылезла и уселась между ними. — Договорились же, хватать еду и сваливать отсюда. А вы жрёте будто вас полгода не кормили.
— А то нет? — проворчал синий.
— У тебя совести нет, — немедленно встопорщила плесень девчушка. — Мы тебе с Маком две недели назад суп варили.
— Который проел огромную дыру в полу, когда с ложки капнуло? — хмыкнул Лёд.
— И бульонный кубик, — опрометчиво напомнил Мак.
— Я помню, кубик — это та компактная хреновина, которая осталась после взрыва вашего бульона, — синий осмотрелся в поисках еды, до которой можно было бы дотянуться.
— Это всё не важно, — сказала Торенька и оба дракона уставились на неё поражённые циничностью заявления. — Это не отменяет план стащить и свалить.
— Мы столько не унесём, — сокрушённо вздохнул красный.
— В лапах не унесём, — многозначительно добавил синий.
И демонстративно посмотрел на дальний край двора, где между двух огромных бочек с медовухой стояла незапряженная телега.
— Сбрую раздобыть? — деловито поинтересовалась Торенька, моментально уловившая замысел.
При упоминании сбруи Мак отчего-то покраснел почти до своего натурального драконьего цвета, а из его ушей вновь потянулись струйки дыма. Ему пришлось заткнуть уши пальцами, чтобы не привлекать лишнего внимания, и о чем договорились Торенька с Лёдом он пропустил, но то, как девчушка азартно потерла ладони, ему крайне не понравилось.
— …ться, — услышал красный, когда убрал пальцы.
— Что «-ться»? — толкнул он в бок синего.
— Побольше, — пояснил Лёд, заговорщицки сверкая глазами.
— И ка-ак ух! — изобразила движение ладонью Торенька. — Прям в пещеру!
Мак вздрогнул и поерзал, картина складывалась непонятная, но тревожная.
— И масло не забыть, — кивнул синий.
— Конечно, без масла кто жарит? — фыркнула Торенька.
— Мак, отвлекай народ, я за телегой, коровишна на подхвате, — раздал указания синий и прежде, чем Мак успел возмутиться, кто назначил главным Лёда, тот по-быстрому слинял из-за стола, исхитрившись раствориться среди развешанных венков дупельниц-щедрых.
— Как же я их отвлеку? — спросил негромко Мак сам у себя, но ответ неожиданно дала Торенька.
Вскочив на скамейку ногами, чтобы ее хоть немного было видно над столом, она залихватски свистнула и в наступившей тишине объявила:
— Песня! Исполняется впервые! Выступает, — тут она набрала воздуха в грудь побольше и завизжала практически ультразвуком без каких-либо пауз: — Макрасныйлепныйтубадурбард!
— Вот это имечко, — уважительно произнес кто-то из деревенских. — Ну, пой, коли так, Матрасный…
— Пой про гномов, — шёпотом напомнила о конспирации Торенька.
— Я не знаю про гномов, — возмутился красный, глубоко оскорблённый предположением, будто он вообще станет петь трезвым.
Сидящий рядом шаман, правильно понял его затруднения. В руку Мака он всунул большую кружку браги и, когда тот её залпом осушил, подпихнул грибочек, закусить.
— Гномы чёрны-е-е-е! — всколыхнул пространство мощный драконий голосина. — Гномы страстные-е-е! Гномы жгучие-е-е-е и прекрасные-е-е-е!
Мак вскочил на лавку (на стол его не пустили шаман и Торенька, вцепившись в юбку. Но слегка приплясывать и подпрыгивать на манер певучих побродимцев это не мешало.
— Ка-а-ак люблю я ва-а-ас, ка-а-ак боюсь я ва-а-ас! Вы же мелкие, хрен поймаетесь!
Юбка треснула живописными разрезами и рванувшийся на волю «трубадур» запрыгнул на стол, азартно приплясывая. Глаза его светились.
Как ни странно, жители деревушки не обиделись на такое и Торенька заподозрила, что грибочками закусывали все. Она придвинула к себе миску и принюхалась: грибы как грибы.
— Скатерть белая залита вином! — продолжал вещать Мак, размахивая подолом и высоко вскидывая ноги. — Весь гномятник спит по тарелочкам!
Торенька решилась и слопала пару грибочков.
— Только я не сплю-у-у-у! — завопила она тонким голоском, запрыгивая на стол. — Пью шаманское-э-э-э! И пинаю их очень ласково-о-о-о!
Селяне дружно подпевали, хлопая в ладоши и глупо хихикая. Пара молодцов с вожделением подкрадывалась к выступающим, пряча за спинами мешок и верёвку. В их стеклянных глазах отсутствовали малейшие признаки сознания. Шаман метался вокруг стола, пытаясь поймать хоть одного трубадура за ногу и стянуть со «сцены».
Старейшина, пребывая в полном умилении, смахнул скупую слезу:
— Вот мы бывало в молодости… Кто ж так танцует?! — внезапно возопил он и полез на стол.
Доротеюшка придержала его за пояс штанов. Но пояс оказался слабее желания старейшины показать всем пару приемов из старинного танца Киркидык и порвался в немаленьких ручищечках Доротетеюшки аки ниточка. Штаны без поддержки, конечно же, упали, и перед всей честной компанией оказался старейшина в легкомысленных розовых панталончиках, обшитых кружевами и рюшами. Из небольшой прорези сзади задорно торчал такой же розовый завитой хвостик.
— А я всегда говорил, не просто так бабушка его покойница в почти страшный лес шлялась, — пробасил здоровенный бородатый мужичище с другого конца стола. — Собирала, мол, для мази от радикулита игри… ингре… — не выговорив сложное слово «ингредиенты», он сплюнул в сердцах. — С драконами поди грешила, дупельница старая!
Мак застыл в изящном танцевальном па на столе, растопырив руки и ноги наподобие морской звезды, на секунду он потерял дар речи от такого наглого поклепа. Смутно припоминая, что да, видел он лет пятьдесят или сто тому назад (недавно, в общем) недалеко от пещеры какую-то шмыгающую особу, собиравшую вурдолачий помет. Ладно бы приписали блуд с принцессой, хотя в их краях отродясь принцесс не водилось, из-за моря привозили, но подозревать, что хоть один порядочный дракон позарится на нечто, провонявшее, кхм, отходами вурдолачьего производства… Нет, этого он стерпеть не мог.
— Да вы видели хоть драконий хвост?! — взревел он возмущенно. — Так я вам сейчас покажу, надолго запомните!
Торенька испуганно пискнула: какая бы деревушка ни была, а все же жаль, если её огнем спалят. Остальные за столом, не догадывались, что их ждет, и насколько страшны драконы в гневе, а потому заинтересованно уставились на Мака, ожидая новых развлечений. Даже подозрительные личности с мешками наготове остановились и приоткрыли рты от любопытства.
Неизвестно, что бы произошло дальше, но вдруг мирно стоящие бочки на краю площади упали и покатились прямиком на столы с празднующими. Началась легкая паника. Все стремились быстрее освободить им дорогу. Маленькую Тореньку чуть не задавили в толкотне, но она ловко уцепившись за разодранный подол Маковой юбки, забралась к нему на плечи и уселась, свесив ножки.
«Ну все, села на шею, теперь не слезет», — успел подумать Мак.
Он дождался, пока бочки подкатятся поближе и, перемахнув их одним диким прыжком, помчался к телеге. Радостно визжащая Торенька дёргала его за волосы и подгоняла пятками.
— Чего вы так долго?! — проворчал встретивший их синий, загрузил в телегу последний узел и отряхнул руки. — Я вам минут десять уже сигналил отступление.
— У нас была культурная программа, — похвалилась Торенька.
— Видел я это непотребство. С такой программой вас бы даже из борделя выгнали за разврат. Мак, обращайся, повезёшь.
— Ты охренел? — вежливо уточнил красный. — Я тебе лошадь, что ли?
— Лошадь, не лошадь, а опыт имеется, — Лёд указал на наездницу на его шее.
— Ему нельзя, он пьяный, — икнула Торенька и свалилась с дракона прямиком в телегу.
Мимо пронеслось несколько селян и улепётывающий от них старейшина.
— Только самое веселье началось, — проводил их грустным взглядом Мак.
— Это ему рулить нельзя пьяному, а везти можно, — Лёд уже деловито сдёргивал с красного плащ. — В правилах нет ни слова об алкогольном опьянении транспортного средства.
Мак залился румянцем и взмахнул ресницами, стыдливо вцепившись в остатки юбки.
— Я так не могу, — с томной хрипотцой поведал он синему. — Я при всех стесняюсь.
— А что такое разврат? — невнятно спросила Торенька, пытаясь поудобнее расположить своё неустойчивое тело на тюках.
— А вот это он и есть, — шепнул ей неведомо откуда появившийся шаман.
От неожиданности Мак превратился. Окончательно павшая в нелёгкой борьбе за жизнь, юбка осталась в руках, отлетевшего на несколько метров синего.
— Брагу я вам не отдам, — заявил шаман категоричным тоном. Синий уже открыл рот заявить, что игорный долг — долг чести любого существа, могущего проиграть, но шаман оказался шустрее: — Взыщу за моральный ущерб. Мне их еще успокаивать и память подчищать. А то как бы облавой не пошли… Изловить не изловят, но оно вам надо? — драконы синхронно отрицательно помотали головами. Торенька невпопад кивнула, но тут же исправилась и так рьяно затрясла головой, что плесень на ушах растрепалась. — Вот то-то и оно, — сказал шаман. — Боюсь, всей вашей браги-то не хватит, еще свою придется добавлять, — с выражением он посмотрел по очереди на Лёда и Мака.
— Отыграемся, — легкомысленно ответил Лёд и встряхнул поводья: — Н-но, залетная!
За что тут же получил от рассерженного Мака кончиком хвоста по носу.
— Не нукай, не запрягал! — проворчал он и сам просунул голову в хомут, тот оказался тесноват и сидел на могучей шее впритык.
— Тпррру, — на пробу сказала Торенька, и ей так понравился звук, что она тпрунькала всю дорогу, не забывая рыться в честно спертых продуктах.
Мак, занятый делом, её не одергивал, а Лёд, глубоко задумавшийся, какой же из тысячи ему известных приемов шулерства применить в следующий раз при игре с шаманом, даже не замечал её шебуршания. Но когда пришло время перегружать добычу в пещеру, выяснилось, что между тпруньканьем Торенька исхитрилась поднакусать все продукты. Даже на замороженной бараньей ноге остался след ее зубов. А сама Торенька так объелась, что почти достигла той идеальной формы, к которой долго стремилась — формы шара.
— Ну и кто ты после этого? — недовольно ворчал обернувшийся в драконью форму Лёд (как он выразился «в домашнее»), хвостом закатывая Тореньку в пещеру.
Девчушка довольно икала и весело хихикала, скача как мячик по полу. Водворив коровишну на законное место — трон из подушек и разрозненных частей доспехов, синий вернулся к телеге. У телеги плясал Мак. Он подпрыгивал, метался из стороны в сторону и совершал непонятные кульбиты. В результате его танца телега саморазгрузилась и болталась за его спиной, ударяясь о камни словно игрушечная.
— Недовыступал, примадонна? Что за кабаре? — возмутился Лёд спешно проверяя целостность хрупкой тары в виде горшочков и бутылей.
Убытков было на удивление немного, но считать это поводом смягчить тон было непедагогично.
— Сними с меня эту хреновину, — жалобно простонал Мак и бессильно рухнул к его ногам.
Телега несколько раз подпрыгнула и замерла накренившись на два колеса. Синий с пониманием уставился на шею незадачливого транспортного средства, в которую жадно впился хомут.
— Надо пилить, — сочувственно поведал он Маку.
Тот на миг замер и начал отползать, оставляя задними лапами на земле глубокие борозды. Одновременно передними он пытался расцарапать ненавистный хомут.
— Все-таки зря ты ел те грибочки, — задумчиво произнес синий, с удовольствием смотря на бесплодные старания красного. — Боюсь, они плохо повлияли на твои и так сомнительные умственные способности, — с притворной жалостью посетовал он. — Смотри.
И синий обернулся в человеческую форму. А потом наоборот.
— Сам… сомнительный, — огрызнулся Мак. — Подумаешь, переволновался слегка и забыл, — сказал он уже в человеческом образе.
Пустой хомут болтался у него над головой. Отойдя на всякий случай подальше от опасной телеги, Мак вернул себе драконий вид.
— А так все же лучше, — сказали драконы хором.
Красный на радостях одним метким плевком испепелил телегу, а синий заморозил угли.
— Как думаешь, она надолго угомонилась? — спросил Лёд, когда они вошли в пещеру, оглашаемую храпом Тореньки.
— На пару дней должно хватить, — неуверенно ответил Мак.
— А все же хороший праздник мы ей устроили, — синий аккуратно погладил Тореньку по плесени.
— Не мы, а я, — поправил его красный. — Кто пел, плясал и телегу тащил?
— А кто телегу нагружал, пока кое-кто развлекался? — парировал синий.
Торенька от их спора зашевелилась во сне и беспокойно тпрунькнула.
— Тише, — зашипел синий. — Опять ты ее разбудишь!
— Я? — возмутился шепотом красный.
— Ну не я же, — продолжил обвинять Лёд. — Кто вечно шарохается по ночам? То попить, то пописать, то на свежий воздух выйти, то спросить срочно про важное у мирно спящих нас. Типа, где же сахарница? А ложку никто не видел? А что, молоко совсем закончилось? Ой, а чего, я вас разбудил, да?
Всю гневную речь синий произнёс не повышая голоса, но с таким пылом, что стены вибрировали. С потолка упало несколько мелких камушков. Один из них звонко стукнул по пустому шлему, который обнимала коровишна. Та резко распахнула глазки и уже открыла было рот, но Мак сунул в него «петушка» на палочке и счастливая Торенька снова засопела.
— Сколько там осталось до конца праздника? — спросил он.
Синий выглянул в щель бойницы:
— Судя потому, что солнечных часов вообще не видно в темноте, недолго.
Красный пошарил лапой на деревянной полке, нарочно прибитой под самым потолком, чтобы любопытная девчушка не допрыгнула, нащупал часы-луковицу и с величайшей осторожностью нажал на кнопку. Крышка плавно откинулась, приятное тиканье усилилось. Оба дракона уставились на циферблат и пару минут стояли неподвижно, стараясь не дышать.
После чего хором начали очень тихий отсчёт секунд:
— Десять. Девять. Восемь. Семь…
Торенька заворочалась, посасывая леденец.
— Три. Два. Один. Уффффф!
— А ну подвинься, дама, — нагло потребовал Лёд и бесцеремонно столкнул девчушку с подушек и развалился сам.
— Мы молодцы! — заявил Мак, плюхаясь рядом. — Такой шикарный праздник устроили.
— Да, женщины это прекрасно! Им сделать приятное не жалко, — согласился синий, стряхивая с ноги ползущую на тепло сонную Тореньку.
— Теперь-то коровишна оценит нашу любовь! — красный блаженно зевнул.
Торенька оценила. Утром она красовалась в новеньких бусиках из разноцветной драконьей чешуи.