Чокнутая семейка

— Ах, проклятая жизнь! — в сердцах воскликнула Михримах, когда ее чемодан кубарем скатился с лестницы. Было решено, пока свадьбы еще далеко, всем вместе — всей будущей семьей — съездить на отдых. Точнее, это решила Хюррем — она подговорила детей, а потом еще и выставила все так, будто бы это была идея Сулеймана. На грохот прибежала мать семейства и воскликнула: — Что случилось, Михримах? Та с неудовольствием спустилась по ступенькам, подняла чемодан и неуклюже стала тащить его к двери. Хюррем только цокнула языком из-за вспыльчивости дочери, а потом вдруг закричала в сторону второго этажа, так, что Михримах, позабыв о чемодане, подпрыгнула: — Дети! Поторопитесь там! Махидевран и Мустафа уже в аэропорту. Дети не откликнулись, поэтому она крикнула: — Сулейман, ты все еще в ванной? — У папы проблемы с желудком? Он уже час не выходит, — сказала Михримах, покачав головой. — Не волнуйся. Он просто боится летать, — отмахнулась Хюррем, а потом вдруг запнулась за чемоданы, выставленные прямо в прихожей. — Дети! — закричала она опять. Наконец, со второго этажа спустился, прыгая через ступеньку, Баязед. Следом за ним бежал Селим — босиком. — Почему это ты в моих кроссовках, идиот? — кричал возмущенный Селим вслед брату. — На моих лопнула подошва. Что мне оставалось делать? — развел руками простодушный Баязед. — А мне откуда знать? Это не моя проблема! — воскликнул пораженный Селим. — Так, Селим, почему ты до сих пор не готов? — прервала его суровым тоном мать. — Немедленно обувайся! Непутевый сын пытался возражать, но Хюррем только гордо взмахнула завитыми волосами и отправилась в кухню пить кофе с молоком и есть лукум, раз пока еще никто не собрался. Разрывался телефон — Махидевран, — но Хюррем не брала трубку, только усмехалась. Селим вдруг столкнул Баязеда на диван, чтобы силой стащить с него свои кроссовки, но план не удался, потому что Баязед ходит в спортзал, а Селим — нет. Тогда он, в отвратительном настроении, ушел на второй этаж, искать другую обувь, пообещав при этом Баязеду, что еще отомстит ему. Михримах тоже убежала в свою комнату, вдруг вспомнив, что положила не все. Этим воспользовался Джихангир. Ему не хотелось собирать сумку, поэтому он, с аккуратно сложенной стопкой одежды, как вор, подкрался к чемодану Михримах и сложил вещи туда. Он с опаской оглянулся на мать, но она, недавно открывшая для себя чудеса Инстаграма, смотрела в телефон (оттуда мяукала кошка) и весело хихикала, чинно попивая кофе. — Кто-нибудь может принести мне туалетную бумагу? — послышался глухой голос Сулеймана со второго этажа. Из телефона Хюррем доносилась какая-то музыка, Баязед смотрел телевизор, а Селим и Михримах заперлись в своих комнатах, поэтому Джихангиру пришлось отправиться на выручку отцу. Возле дома остановилась красная машина, — как-то виляя из стороны в сторону, а еще она наехала прямо на бак с мусором. Хюррем выбежала на улицу, наконец, забыв о телефоне. Из машины выскочил Мехмед — бледный и какой-то потерянный. — Спасибо, что подвезли… — сказал он Фатьме на водительском сиденье. — Надеюсь, я ехала не слишком быстро? — сказала та. — Но ты сам сказал — ты опаздываешь. — Все в порядке, — отозвался Мехмед с каким-то отрешенным видом. Он смотрел куда-то в сторону — перед глазами до сих пор проносилась вся жизнь. — Доброе утро, Хюррем! — крикнула Фатьма и, не дождавшись ответа, сорвалась с места так, что завизжали шины, едва Мехмед успел захлопнуть багажник. Хюррем только возмущенно окликнула ее, но пришлось самой поднимать мусорный бак. Мехмед бросился ей на помощь. Зайдя в дом, Хюррем объявила: — Дети, проверьте, как там отец. И даже не убедившись, что ее просьба выполняется, она пошла допивать кофе. Дети, собравшиеся теперь внизу, сыграли в камень-ножницы-бумагу, и проигравший Джихангир с удрученным видом отправился на второй этаж. Тем временем, в общей беседе, которую назвали «Великолепная четверка» было десять непрочитанных никем сообщений с текстом одинакового содержания от Махидевран: «Где все, черт побери?!». Потом было селфи с фильтром с кошачьими ушами, — Мустафа смотрел в сторону, явно не желая фотографироваться, и кошачьи уши сидели на нем как-то криво, — и подпись: «Мы уже третий час тут торчим…». Еще была фотография какой-то девушки на пляже на фоне заката и сообщение: «Хочу такую фотку. Обязательно сфоткайте меня так». Наконец, на завал сообщениями отозвалась Шах-Хубан. Она написала коротко и по делу, даже без эмоджи: «Уже едем. Пробка». Потом появилась Хатидже. Она скинула фотографию другой девушки, — она плескалась в волнах на фоне полуденного солнца, — и написала: «А я хочу такую фотку». Махидевран ей ответила: «Ты там фотки разглядываешь?! Где вы?». Хатидже написала: «Уже ждем такси. Скоро будем». И раз уж ответили все, Хюррем тоже написала, что они уже подъезжают. Но они не подъезжали — они даже не вышли. Наконец, со второго этажа спустился Сулейман, весь бледный и расстроенный. Увидев состояние мужа, Хюррем бросилась к аптечке, выдала ему лекарства от тошноты и давления, а еще заварила какой-то травяной чай. — Не беспокойся, милый, — проворковала Хюррем, — таблетки будут действовать долго. И мы возьмем с собой чай. — Если честно, я совсем не хочу никуда лететь, — сказал Сулейман, нехотя отпивая из чашки. — Но я так хотел свозить вас на этот отдых. Да и полет продлится не так уж и долго… — Последнее он сказал с неуверенностью, поэтому Хюррем в ответ только обняла его. Дети все никак не могли собраться. Особенно Михримах носилась по дому, словно это путешествие решит вопрос жизни и смерти. Несколько раз она сбежала по лестнице вверх и вниз, накрасилась с особой тщательностью и сделала такую прическу, словно собралась сняться в фильме. Селимом были найдены старые, нелюбимые кроссовки, и всю дорогу в такси он злился на Баязеда. На такую большую семью, кстати, потребовалось две машины, причем чемоданы Михримах заняли весь багажник, и родителям и Мехмеду, ехавшим с ней, пришлось положить вещи к остальным, в другое такси. А Сулейман все причитал: — Дочка, ты что, переезжаешь втайне от нас? Аллах, дай мне терпения с этими детьми! В аэропорту была суматоха, хотя бы из-за того, что семейство Сулеймана явилось в последнюю минуту. Их уже даже не хотели пускать на борт самолета, но Хюррем, не привыкшая, что с ней спорят, быстро уладила этот вопрос. В самолете Селим и Баязед не могли договориться, кто сядет у окна, но их спор решила Михримах — она уселась там сама. Братья вдруг сплотились против нее (кто-то из них определенно должен был сидеть у окна!), но Михримах надела маску для сна, наушники и больше никого не видела и не слышала, и братьям пришлось сесть рядом. Но не всем так повезло с попутчиками. Махидевран не досталось места рядом с Мустафой, и она была зажата в середине между двумя крупными мужчинами. Один из них определенно занимался тяжелой атлетикой или был вышибалой в ночном клубе, так что кресло было ему мало, а второй все время засыпал, ронял голову на ее плечо, просыпался, извинялся, а потом снова засыпал. Махидевран была вне себя и мысленно пообещала себе написать жалобу на эту авиакомпанию, которая перепутала их с Мустафой билеты. Хотя бы Хюррем, сидящая перед ней, отвлекала ее от ярости. Хоть это и Хюррем (она то и дело хихикала и бросала насмешливые взгляды на соседей Махидевран), разговаривать с ней было намного веселее, чем слушать храп спящего мужчины. Больше всех этому путешествию обрадовался Баязед — целых две недели он будет с Хуриджихан! И неважно, что там будет еще и ее отец, его отец, куча других родственников… Главное — только он и она. Поэтому его возмущению и разочарованию не было предела, когда он узнал, что ему придется жить в номере с Селимом. — Ну ты и наивный, — прокомментировал поведение брата Селим. — Неужели ты думал, что предки позволят вам заселиться в один номер? — Конечно, я так не думал! — завелся Баязед. — Но я рассчитывал жить с кем угодно, только не с тобой. И не дождавшись ответа, он громко хлопнул дверью и отправился в соседний номер, чтобы проситься к Михримах, которая заселилась одна. Но она не собиралась ни с кем делить комнату, к тому же, Баязед громко храпит во сне, и с ним жить она точно не хотела. Джихангир, догадавшийся, чем это может закончиться, и вовсе закрылся изнутри, но тогда Баязед перелез через балкон, и пришлось еще и запирать окно. — Возмутительно, — негодовал вернувшийся в свой номер Баязед. Он снова грохнул дверью и сказал: — Почему это даже мелкому достался отдельный номер? Он улегся на постель в обуви, а Селим пошел закрывать распахнувшееся окно — брат ворвался в комнату, словно смерч, даже взлетели шторы. Потом уселся на стул и, со скучающим видом достав телефон, сказал: — Мама сказала, за успехи в учебе. А мы с тобой два балбеса. Так она сказала. Баязед обиженно фыркнул, но возразить ему было нечего, поэтому он недовольно уставился в потолок, подложив под голову руки. Селим читал сообщения от Нурбану о том, что она уже скучает и с нетерпением ждет его возвращения, а еще она скинула селфи с грустным лицом. — Что, Нурбану? — сказал Баязед, чтобы хоть как-то отвлечься от своего гнева. Номер такой тесный — тут не пройти из-за чемоданов, и кровати стоят так близко! Кажется, мать над ними действительно решила поиздеваться. — Как ты догадался? Селим с удивлением посмотрел на брата, а тот сказал: — Вздыхаешь громче обычного. Селим с усталостью бросил телефон на кровать, а потом встал с места и, потянувшись, сказал: — Думаю, разлука пойдет нам на пользу. Мне кажется, что я женат уже лет десять. Надо найти здесь кого-нибудь, кто не будет каждый день спрашивать, был ли я в универе и покушал ли я. Баязед, увидев его недовольное лицо, рассмеялся, но потом сказал: — Если так поступишь с ней, то ты козел. — А ты романтичный дурак, — фыркнул Селим. Потом, снова посмотрев в телефон, он сказал: — Тебе привет. — И вдруг сфотографировал лежащего на кровати Баязеда. Тот бросил на него недоуменный взгляд, и Селим сказал как-то неуверенно: — Она просто хочет знать, что мы делаем… — Потом он снова кинул телефон на кровать и сказал: — Да ладно. Думаешь, она у меня одна? — Ну да, — отозвался Баязед. — Я что-то не замечал, чтобы ты по вечерам уходил с кем-то, кроме нее. Селим только фыркнул. Ответить было нечего. Он решил игнорировать Нурбану, чтобы не расслаблялась, но Баязед так разозлил его, что он забыл об этом и ответил ей сразу. Тем временем, в другом номере Хюррем, Хатидже, Шах-Хубан и Махидевран собирались на прогулку. Мужья, узнав, что они собираются на самом деле не гулять, а фотографироваться, отказались с ними идти и ушли в боулинг, не позвав с собой никого — решили устроить мальчишник. Хатидже, увидев с балкона красивый закат, сказала, что надо немедленно отправляться, пока еще не поздно. Но быстро не получилось — никто никак не мог собраться. Махидевран взяла с собой целую шкатулку с украшениями и теперь мучилась выбором, что надеть. Шах-Хубан только и делала, что переодевалась. Хатидже пришлось перевернуть весь чемодан, чтобы найти новое платье, — она разбросала одежду по всей кровати и возмущалась себе под нос. Только Хюррем, уверенная в том, что она красивая всегда и везде, восседала в кресле нога на ногу и устало подгоняла подруг. Михримах, Эсмахан, Хуриджихан и Михриниса, ничего никому не сказав, ушли по магазинам. Михриниса хотела заняться чем-нибудь другим — чем угодно, но только не идти по магазинам (одна мысль об этом вызывала у нее панику), — но она проиграла в голосовании, поэтому ничего другого не оставалось. Михримах была озабочена не только собой. Она хоть и хотела купить что-нибудь нарядное, чтобы это заметил Малкочоглу, когда она вернется домой, но еще она была занята выбором подарка для Нурбану. В последнее время из-за Селима они довольно тесно сдружились, и ей было жаль, что Нурбану не смогла поехать с ними. Хюррем, уже принявшая в семью нового члена, тоже расстроилась и настаивала на том, чтобы оплатить ей отдых, но Нурбану не смогла это принять и отказалась. — Ты придумала хорошую проверку, Хюррем, — сказала Хафса по телефону, когда узнала об этом. Узнав, что свадьбы еще нескоро, она уехала домой, но почти каждый день звонила, но только не сыну, а его жене. Сулейман всегда странно косился на Хюррем, потому что они разговаривали час, а то и два, а еще она всегда выходила из комнаты, когда он оказывался поблизости. Он даже пытался подслушать разговор, но ему все время что-то мешало, — то он перевернет вазу, то зазвонит его телефон. Никто не поймет этих странных женщин, которые еще вчера ненавидели друг друга, а сегодня они лучшие подруги. — Теперь мы знаем, что она с Селимом не из-за денег, — сказала Хафса. — Это не было проверкой, — ответила Хюррем и оглянулась. Муж с каким-то подозрением смотрел на нее, поэтому она заперлась на балконе, еще и задернула шторы. Она так часто уходила на балкон, что теперь тут было кресло, которое она предварительно вынесла, еще и плед. Усевшись туда, она сказала: — Я правда хотела взять ее с собой. Но придется ехать без нее. Когда сборы матерей были завершены, никакого заката уже не было видно. Сильнее всех расстроилась Хатидже, мечтавшая наделать сотни фотографий красивых пейзажей, чтобы потом расставить в рамках по всему дому. Весь полет она рассказывала об этом скучающему Ибрагиму. Он только смотрел в свою газету и заинтересованно хмыкал в ответ. Природу он не любил, впрочем, как и отдыхать. Они с Сулейманом вот-вот должны были заключить сделку с крупной компанией, но все на время застопорилось, и он мог думать только об этом. — Раз уж фотографии отменяются, — сказала Хюррем, — давайте поедим. Я составила список лучших ресторанов, которые мы обязаны посетить. — Ты, кажется, приехала только чтобы поесть, — фыркнула Махидевран. — Не знаю, как ты, а я еще собираюсь влезть в платье на свадьбе. — Мне нет дела до платьев, — парировала Хюррем. — Я замуж уже вышла. Усмехнулась Шах-Хубан, и не начавшуюся перепалку прервала Хатидже: — Я тоже проголодалась. Уже пора ужинать. Тем более, мы давно не сидели вчетвером. — Да уж, как не соберемся, все время эта Фатьма тут как тут, — проворчала Махидевран. — Не пойму, чем это тебе так не нравится Фатьма? — спросила Шах-Хубан. — А почему она должна мне нравиться? — фыркнула Махидевран. — Тем более, пятеро — это слишком много. Кто-то всегда будет лишним. — И ты боишься остаться этой лишней, — вставила Хюррем. — Давайте сменим тему, — снова замахала руками Хатидже прежде, чем Махидевран успела ответить, и отвлекла Хюррем, позволив ей рассказать о ресторанах, которые она нашла. Наконец, Хюррем было выбрано самое дорогое из списка заведение. С ней спорила Шах-Хубан, желавшая сэкономить, но ей пришлось уступить Махидевран и Хатидже, которым тоже захотелось туда пойти. — Кстати, что слышно о Луке, Махидевран? — спросила Хюррем уже за столом, едва не скривившись, а Махидевран поперхнулась из-за неожиданной темы для разговора. — Знаете, что самое унизительное? — продолжила Хюррем. — Он мне звонил! — И зачем это? — вскинулась Махидевран, бросив вилку. — Чтобы спросить, почему ты его бросила, — ответила та, пожимая плечами. — Возмутительно! Будто мы лучшие подруги, и я знаю, что творится в твоей голове. — И что ты ему ответила? — Что он тебя недостоин, — тем не менее, сказала Хюррем и продолжила есть. Махидевран обрадовал такой ответ, и она, чтобы скрыть довольную улыбку, скорее отпила из бокала. Хатидже тоже как-то мечтательно улыбнулась. Неужели они все, наконец, помирились, и могут быть подругами, как раньше?.. Сейчас она не могла представить большего счастья. — Я хочу развестись, — вдруг выпалила Шах-Хубан, и остальным снова пришлось побросать вилки и перестать жевать. — Что? — фыркнула она, заметив их реакцию. — После свадьбы Эсмахан. Не хочу ее расстраивать. Ну? Скажете вы что-нибудь? — добавила она, потому что воцарилась тишина. — Ты уверена, Шах-Хубан? — осторожно спросила Хатидже. — А что Лютфи об этом думает? — Он об этом не думает. Он не знает, — пренебрежительно бросила Шах-Хубан. — Ну да, зачем ему знать, — усмехнулась Хюррем. — Я много размышляла об этом… Если честно, я тебе завидую, Махидевран. — Хюррем и Хатидже посмотрели на Махидевран, а Шах-Хубан добавила: — Я тоже хочу быть свободной и делать то, что хочу. Хотя бы сейчас. Я думаю, я заслужила. Я вырастила дочь, заработала ей на дом… Еще мы хотим подарить ей машину после свадьбы. Думаю, теперь мне пора отдохнуть. — Конечно, Махидевран хорошо живет. Только не забывай, — сказала Хюррем, — что не она ушла от Сулеймана, а он ушел от нее. — Хюррем! — крикнула Махидевран. — Я все решила, — перебила ее Шах-Хубан. — Ты что, просто выставишь его на улицу, как только пройдет свадьба? — поразилась Хатидже. — Где он будет жить? — А я откуда знаю? Если потребуется, я буду судиться с ним и отберу у него все, — с желчью ответила Шах-Хубан, злобно усмехнулась и продолжила, как ни в чем не бывало, есть. Хатидже сделала больше глаза, а Хюррем насмешливо улыбнулась — ей единственной хотелось посмотреть, как Шах-Хубан собирается обобрать до последней нитки ничего не подозревающего Лютфи. Она уже предвкушала этот жаркий судебный процесс, один из тех, что обычно показывают в сериалах. А потом они с Махидевран как-то многозначительно переглянулись. Обе будто хотели что-то сказать, но не могли решиться. — Уж не из-за Ибрагима ли ты все это затеяла? — заявила Хюррем после паузы, а Хатидже облилась. Махидевран облегченно вздохнула. Ее слишком мучило любопытство, да и Шах-Хубан выглядела подозрительно. Но если бы Махидевран такое сказала, на нее бы обиделись, а к словам Хюррем уже все привыкли. Пока Хатидже промокала салфеткой платье, возмущенная Шах-Хубан ответила: — Следи за словами, Хюррем! Причем тут Ибрагим? — Я просто озвучила то, о чем все думали, — пожала плечами она и как-то криво улыбнулась. — Надеюсь, что он действительно не имеет к этому отношения. — Конечно, не имеет! — завелась Шах-Хубан. — Ты что, думаешь, что я собираюсь отбивать его у Хатидже? — В это время Хатидже только глупо хлопала глазами, не в силах ответить, — это была слишком щекотливая тема, к обсуждению которой она сейчас не была готова. — Прошло больше двадцати лет! Пока матери наслаждались необоснованно дорогой едой, их сыновья в гостинице тоже собирались куда-то пойти. Точнее, не куда-то, а в клуб. И, как зачинщик этой идеи, Селим, думал, как сбежать так, чтобы предки не заметили их отсутствие. — А зачем нам отпрашиваться? — сказал Баязед, все еще злой на мать. — Мы уже взрослые. А ты, кстати, не идешь, Джихангир. — Вообще-то мне уже двенадцать! — воскликнул обиженный Джихангир. — С чем я тебя и поздравляю, — бросил Баязед. — Если оставите меня тут, я вас сдам, — не унимался тот. — И что ты за брат после такого? — присоединился к Баязеду Селим. — Брось. Ты всегда прикрывал нас. Неужели сегодня ты так поступишь с нами? — Не волнуйся, Джихангир, я останусь с тобой в гостинице, — вмешался Мустафа, лениво развалившийся в постели. Он уже залез под одеяло и явно не собирался никуда больше выходить сегодня, поэтому неугомонные братья пришли вытаскивать его из номера. — Ты что, весь отдых будешь просто спать в номере? — сказал Селим. — Только не говори, что ты без Михринисы никуда не ходишь. — Вообще-то так и есть, — отозвался Мустафа с недовольством в голосе. — Да ладно! Что с вами всеми такое? — воскликнул Селим, заломив руки. — Мехмед, надеюсь, хотя бы ты не превратился в героя из сопливой книжки. Мехмед не понял, что брат подразумевал под этим сравнением, поэтому ответил как-то неуверенно: — Ну, думаю, Нурбану бы не обрадовалась, если бы узнала, что ты пошел в клуб один. — Но ее здесь нет, — тем не менее, ответил Селим. — Ничего не знаю. Мы все идем. А ты, Джихангир, будешь нашими глазами здесь. — Ладно, — вдруг сдался Джихангир. — Я хочу велосипед. — Что? А машину ты не хочешь? — поразился Селим. — Да нет, мне пока нельзя водить, — пожал плечами Джихангир. — Что за шантажист у нас растет? — возмутился Баязед. Все хоть и негодовали, но все равно согласились купить Джихангиру велосипед. Более того, один из них должен был научить его ездить, и проигравший в камень-ножницы-бумагу Мустафа воскликнул: — Я вообще никуда не иду! — Идешь, — сказал Селим и кинул ему на кровать его рубашку. Давно готовый выходить, он увидел, что брат уже разделся, чтобы лечь спать, и теперь, думая, что ему лучше надеть, рылся в его чемодане. — Вы оба, кстати, одеты как-то не очень. — И он с пренебрежением покосился в сторону Мехмеда и Баязеда. — Сам-то, кинозвезда, — фыркнул Баязед, даже не усомнившийся в том, что спортивный костюм — подходящий туалет для модного места, которое выбрал Селим. Мехмед только с грустью опустил голову и посмотрел на свою одежду — ничего особенного он с собой не взял. — Посмотрите на меня — я в рубашке и брюках, — сказал Селим и теперь бросил на кровать Мустафы туфли, швырнул по одной. Мустафе пришлось увернуться, а потом вообще — встать. Он ходил в этих туфлях по улице, а теперь они лежат на постели. Ему ведь потом тут спать! Ох уж этот Селим… — Там строгий фейс-контроль. Я не могу пойти с бандитом в выцветшем трико и парнем в двух футболках. — Эй! Сам ты бандит! — крикнул Баязед. Еще немного, и он точно выйдет из себя! — У тебя вон уже колени растянулись, — сказал Селим, а Баязед с удивлением посмотрел на свои штаны. — Знаешь, вообще-то снизу у меня лонгслив, — буркнул Мехмед. Мустафа с неудовольствием стал натягивать рубашку — все равно они не отстанут! А Баязед, с сомнением рассматривая себя в зеркале, сказал: — Как бы там ни было, мы все равно не придумали, что всем скажем. — Не страшно, — отмахнулся оптимистично настроенный Селим. — Не думаю, что они рано вернутся. Можно запереться в номерах, типа мы уснули. А Джихангир нас прикроет. — Но девочки сказали, что они ненадолго… — сказал Мехмед, но Селим его перебил. — Ага, девочки сказали — девочки забыли. Никто не успел ему больше возразить, потому что он, резко бросив поиски в чемодане Мустафы, направился в их с Баязедом номер, чтобы найти что-то подходящее не стильным братьям в своем гардеробе.