Подруга детства

      В последнее время я смотрел на этот мир словно чужими глазами. Серо. Скучно. Однообразно. Число поводов для радости скатилось к нулю и стремилось к отрицательной отметке. Впрочем, мне и не хотелось радоваться. Коллеги подшучивали, что виной тому осенняя депрессия. Я лишь презрительно цокал языком и, поправляя галстук, удалялся в курилку — не потому, что любил эту пагубную привычку, а потому что хотелось хоть немного побыть в тишине, не слушая эти бессмысленные разговоры и смех.       Они определенно были не правы насчет осенней депрессии. Осень я всегда любил. Есть что-то прекрасное в эти несколько месяцев, когда деревья окрашиваются в пестрые цвета, а под ногами стелется мягкий желтый ковер. Раньше, когда у меня было чуть больше времени, я любил прогуливаться по городскому парку, наблюдая красоту увядающей природы. Сейчас мне бы хотелось это повторить, но, увы, в моем плотном графике не было места для подобных вещей. С работы — домой, чтобы приготовить себе невкусный ужин, а после, проглотив его, лечь спать. Обычная жизнь обычного взрослого человека. Скучная, серая, однообразная.       Но, как известно, жизнь сама решает, что для нас лучше. В тот день у меня сломалась машина — не смог завести. Пришлось оставить ее на стоянке, так как вряд ли меня смогли бы принять в автосервисе —уж слишком короткий у них рабочий день, после четырех никого днем с огнем не сыщешь. Вызванное такси почему-то не приехало даже спустя полчаса— надеюсь, у них были на то причины. Общественный транспорт я, мягко говоря, не любил, поэтому идти пешком было единственным выходом. В конце концов, я сам хотел прогуляться по осенним улочкам своего города, а тут представился отличный шанс.       В любимом мною парке, в коем я не был без малого три года, царил осенний уют. Упавшая листва украшала скамейки, дорожки, клумбы. В воздухе витал аромат поздних цветов и прелых листьев. Я присел на лавочку — решил подольше полюбоваться этим великолепием, что было скрыто от моих глаз на несколько лет. И неизвестно, через сколько времени я вновь смогу просто любоваться природой.       Чуть поодаль развлекалась семья: родители с двумя дочерями, одетыми в яркие курточки и шапочки с помпонами. Они были счастливы — звонкий детский смех и радостные восклицания «Мама!» свидетельствовали об этом. К слову, до определенного момента я считал их мать старшей сестрой. Худощавая, с рыжими волосами до плеч, одетая в пальто кислотно-зеленого цвета, она больше напоминала девочку-подростка, нежели взрослую женщину. Девушка внезапно посмотрела в мою сторону. На ее лице вмиг появилась улыбка. Она радостно махнула мне рукой.       Дашка, подруга детства, которую я не видел почти пятнадцать лет, оказалась буквально на расстоянии вытянутой руки от меня. Мы не виделись с семнадцати — с тех пор, как окончили школу и разъехались по разным городам. На протяжении года мы писали друг другу письма, встречались в родном дворе на каникулах, но после все забылось: наши пути разошлись. Другие друзья, другой город, другая жизнь. Там не было места старым знакомым.       Она подбежала ко мне и обняла за плечи, словно мы снова подростки, встретившиеся после месяца разлуки. Сейчас этот срок кажется смешным, а тогда был настоящей вечностью.       — Я уже и не думала, что мы увидимся. Говорили, ты поехал покорять столицу, — Дашка села на скамейку рядом со мной.       — Не смог, — ответил я, — слишком много конкуренции. А ты как?       — Счастлива.       Впрочем, я не ожидал от нее другого ответа. Никогда не унывающая Дашка не могла ответить иначе.       Я внимательно изучал ее внешность и осознавал, что она почти не изменилась. Подруга детства словно застыла в шестнадцатилетнем возрасте и взрослеть не желала. Я помнил Дашку еще подростком, худощавой девчонкой с пожаром на голове,— настолько был ярок ее цвет волос, — одетую в порванные джинсы, из-под которых выглядывали худые коленки в шрамах, со множеством браслетов из ниток на руках, серебряным кольцом на большом пальце левой руки. Такой я запомнил ее.       И было бы странно, если бы она изменилась, надела бы черное пальто и строгий костюм, завязала бы непослушные волосы в пучок. Дашка, мне кажется, никогда бы не поменялась. Уж слишком она боится повзрослеть. Если бы мне кто-то сказал, что она вышла замуж и стала матерью — я бы не поверил.       — А ты как?       — Все также, — я с грустью осознал, что в моей жизни за столько лет особо ничего и не изменилось. Вернее, нет того, о чем хотелось бы рассказать. — Живу один, работаю, времени ни на что не хватает.       — Впрочем, было бы странно, если бы ты поступил иначе, — улыбнулась девушка. — Я помню тебя еще хулиганистым подростком, что во всем подражал взрослым. Закрываю глаза и вижу тебя в том самом амплуа: джинсы-варенки, доставшиеся в наследство от старшего брата, рубашка с перекошенным воротником, модные по тем временам туфли, что привезла тебе тетя из Германии, и зажатая в зубах папироса, украденная у отца. Ты тогда казался самым крутым во дворе, даже заимел авторитет у местных ребят. Каждый из них умолял тебя позволить им сделать хоть одну затяжку. А я тогда поняла…       В памяти всплыли события давно минувших дней. Вот он я, такой крутой и взрослый, стою посреди дворе с отцовской «Примой». Рядом все друзья со двора и, конечно же, она — Дашка. Дашка морщила свой веснушчатый носик и закрывалась ладонью от табачного дыма. «Фу, не дыми на меня», — говорила она, а я нарочно выпускал изо рта серебристые струи прямо ей в лицо. Она тогда очень сильно на меня обиделась. Признаюсь, до того момента я даже не мог подумать, что Дашка умеет обижаться.       — Что поняла?       — Что казаться взрослым — не значит быть им. Ты сам ведь знаешь, какими были ребята с нашего двора. Парни не выпускали изо рта сигареты, а если и выпускали, то только ради глотка «Жигулевского», а девицы красились как матрешки и одевались в какие-то рыбацкие сетки. Тогда они казались такими взрослыми, но сейчас я понимаю, что они были ненамного старше нас. А когда ты закурил… Наверное, ты хотел быть как они — взрослым, свободным, независимым. Но я видела в тебе все того же Пашку, несмотря на папиросу и «ништяковые» джинсы. Ты в тот момент не изменился в моих глазах, зато на других людей я стала смотреть иначе. И тогда мне стало ясно, что не все взрослые по-настоящему повзрослели: многие из них просто пытаются казаться таковыми, в душе оставаясь теми же подростками в любимых джинсах. Таким оказался и ты, Пашка. Каждый день ты надеваешь костюм и идешь на работу, как любой уважающий себя взрослый человек. У тебя постоянно нет ни на что времени, как у любого взрослого человека. Но в то же время ты не являешься таковым— ты все также боишься ответственности, не заводишь семьи, отношений, боишься ошибиться и быть осужденным, потому и не подошел ко мне первым, хотя сразу же узнал меня. Ты все тот же подросток, стоящий посреди двора, в джинсах брата и с папиной сигаретой. Разве что место действия да стиль одежды поменялись. А так ты все тот же не взрослеющий Пашка.       — Мама, смотри! — дочка Дашки, набрав охапку желто-красных листьев в свои маленькие ладошки, подкинула их в воздух.       — Прости, меня уже зовут, — засмеялась подруга детства. — Была рада повидаться. Может, оставишь номерок? Не хотелось бы вновь потерять тебя на пятнадцать лет.       — Да, конечно, — я достал из кармана свою визитку и протянул ее Даше.       Девушка пробежалась по ней взглядом и улыбнулась.       —Хорошо, Павел Александрович, я наберу, — она отправила мне воздушный поцелуй и легкой походкой, почти вприпрыжку, направилась к своей семье.       Я еще долго смотрел ей вслед, глядя, как выделяется ее яркое пальто на фоне осенних красок, словно вырываясь зеленым пятном из серости окружающего мира. Я видел, как Дашка играет со своими детьми, осыпая их листвой, как она нежно целует своего мужа. Я долго смотрел на нее, но видел в ней не взрослую женщину, а свою подругу со двора, одетую в любимую футболку с черепом и носящую на руках кучу самодельных браслетиков. Для меня Дашка даже спустя пятнадцать лет останется той девочкой, что так не хотела взрослеть.