Драмиона

      POVДрако       Терять близкого человека больно. Вдвойне больнее, когда смерть забирает маму. Когда в твоей жизни не остаётся ни одного любящего тебя человека. Когда вокруг наступает кромешная темнота, а боль покрывает каждую частичку твоего тела, а смысла жизни больше не остаётся.

***

      Грейнджер появилась в моей жизни неожиданно. Её грёбанная благодарность за Поттера сыграла со мной злую шутку. Сначала показания в суде в защиту маман и меня, потом она, уже работая в Министерстве Магии, добилась справедливости, как она любила говорить, и нам оставили Мэнор, а так же разморозили половину счетов, но этого было достаточно, чтобы жить, ни о чем не беспокоясь, и при этом знать, что восстановление, а после реставрация школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, сделана за счёт второй половины счётов твоей семьи.       Я даже сам не знал, когда это началось? Когда маман приняла, поняла, а после и вовсе подружилась с маглорождённой Грейнджер. Я перестал употреблять слово «Грязнокровка» сразу после начало войны. Просто однажды, придя домой раньше времени, я услышал смех маман, не истеричный, не искусственный, а самый настоящий смех, который я помнил из далёкого детства, когда всё было тихо и спокойно, когда наша семья была счастлива. Я был не на шутку удивлён, с кем она смеялась, но то, что именно Грейнджер вдохнула в мою мать жизнь, меня ничуть не расстроило, ведь кто-то должен был это сделать, я ведь сам сломан и восстановиться не получалось, не то, что помочь кому-то даже, собственной матери.       Я нарушил их уединение после третьего наблюдения. Маман была рада моему приходу, чего нельзя было сказать о Грейнджер. Это была неловкая встреча. И больше мы не встречались. Позже я узнал, что маман стала покидать Мэнор и видится с Грейнджер в кафе Косого переулка, и даже пару раз была у неё дома. Однажды за чашкой вечернего чая маман рассказала, что Грейнджер устроила ей встречу с сестрой с Андромедой и внуком Тедди. А ещё через время я узнал, что маман побывала в родном доме на площади Гриммо двенадцать. Она была счастлива, а я мысленно благодарил Грейнджер за счастья маман.       Маман заболела внезапно и было слишком мало времени, чтобы попрощаться. Я проводил всё время рядом с ней и для меня не стало проблемой, что помимо меня и домовиков рядом с маман была Грейнджер. Я не заметил, как стал слушать её приказы о сне, еде и гигиене, как порой засыпал на мягком, белом ковре у кресла, в котором сидела она и внимательно наблюдала за спящей маман. Я даже не заметил, как маман перед смертью, желая мне счастья, внимательно посмотрела на Грейнджер. Я был убит горем, а рядом всегда была та, которая поддерживала, несмотря на прошлое.       Грейнджер ушла из моей жизни через три дня после похорон маман, и я вдруг осознал, что влюбился как дурак. Не в чистоту крови, аристократическое воспитание, красоту и лоск, а в заботу, поддержку, ум, желание жить, несмотря на пережитую боль. Она стала идеальна во всём.       Я знал, что будет не просто завоевать её любовь, но я точно не знал, что Грейнджер уже сама успела полюбить меня. Не мою холёность, аристократизм, богатство и красивую внешность, а душу и сердце, в которых таилось огромное желание, жить, любить и быть счастливым.       Мы переступили все осуждения и неправильности, и на первую годовщину смерти маман я исполнил её желание: я был счастлив, когда Гермиона рассказала, что у нас будет малыш.