Драмиона

      Азкабан. Пять лет. Тогда во время вынесения приговора суда мне казалось, что это самое тяжелое, что мне предстоит пережить, ведь её улыбка сквозь слёзы придавала мне веру, что всё будет хорошо. Не сейчас, но точно будет в скором будущем.       У нас была одна ночь вместе. Тогда я был счастлив, ведь мои чувства оказались взаимны. Она была словно ангел для меня. Никогда я не испытывал такого: нежность, трепет, хрупкость момента и любовь, всепоглощающая любовь, о которой пишут в романах, которые порой читает мать. Всё это я испытал именно с ней и был счастлив.       Я знал, что после победы Поттера меня ждёт Азкабан и ещё до смерти Тёмного Лорда попросил её не ждать меня, жить своей жизнью и быть счастливой, но она упрямо повторяла, что не сделает этого. Я поверил ей именно в тот день нашей последней встречи, когда ей позволили единственный раз навестить меня перед судом. Я знаю, что Поттер и Уизли оберегали её от меня, но куда им против её гриффиндорского упрямства.       Три года среда была моим самым любимым днем, ведь именно в этот день заключенным присылали письма родные. Три года я жил от письма к письму. Три года я надеялся и верил в наше счастливое будущее. Три года я был счастлив.       Всё изменилось в январе на четвертый год моего заключения. Когда в среду не пришло письмо от неё, я забеспокоился — вдруг с ней что-то случилось, но охранник, который оказался на редкость добрым человеком, сказал, что с ней всё хорошо. И я даже успокоился. А в следующую среду снова пришло письмо. Я до сих пор помню, с каким трепетом разворачивал его, но вся радость сошла на нет, стоило мне его прочитать. Я почти не помню, что там было написано, но её последняя строчка: «Я БОЛЬШЕ НЕ ТВОЯ» стала для меня приговором.       Больше писем от неё я не получал. Через месяц от того же доброго охранника я узнал, что теперь она невеста. А ещё через два месяца она вышла замуж. Я видел в «Пророке» её счастливую колдографию, и в тот день, впервые за три года в Азкабане, я плакал: горько, навзрыд, тогда мне было плевать, кто и что подумает, ведь я потерял её навсегда.       Странно для меня, но благодаря Поттеру, я был амнистирован и через год, именно в тот злополучный день, в который я получил её последнее письмо, меня отпустили домой. Но мне это не нужно было. Мое здоровье сильно пошатнулось со дня её свадьбы, и я четко знал, что умру в Азкабане, не дождавшись окончания срока. Но судьба посмеялась надо мной.       Дома мать быстро смогла восстановить мой прежний вид, но это была лишь оболочка. Внутри я был мертв.       Я встретил её один единственный раз, через два года как меня выпустили из Азкабана. Она была шикарна: в меру строгое платье зеленого цвета прекрасно подчеркивало все прелести её фигуры, волосы из вороньего гнезда превратились в изящные локоны, а вот глаза пугали: в них не было прежнего счастья, радости— они были мертвы, как и мои. Она без проблем подписала моё прошение о разрешении открыть аптеку, а после — мимолетный взгляд, вежливая улыбка и сухое прощание, как и со всеми до меня и после меня. В тот день я впервые со времен Хогвартса напился, но легче не стало.       Я открыл аптеку, в которой готовились зелья по рецептам моего погибшего крестного — Северуса Снейпа. Я знаю, что она часто посещает мою аптеку, но я никогда не выхожу в зал, когда она там. Больно видеть её.       Через год после нашей встречи моя жизнь покатилась по наклонной: в Азкабане умер отец, не выдержав душевной боли, через месяц умерла мама. А потом я узнал, что к радости всей волшебной Англии, Гермиона смогла забеременеть, а я начал пить, много пить. Было вопросом времени, когда у меня отберут лицензию на аптеку, ведь всевозможных инстанций, которые посещали места работы бывших Пожирателей смерти, было слишком много. Аптеку закрыли через два месяца после смерти матери, а я снова вернулся в Мэнор, где глушил боль алкоголем.       А после случилось самое страшное: Гермиона Грейнджер умерла при родах. Оказалось, ее здоровье не позволяло ей забеременеть, тем более выносить малыша, и это уже не говоря о том, что роды она точно бы не пережила. Самое непонятное было для меня, почему все её родные и друзья знали об этом и всё равно позволили ей это сделать.       Я не заметил на лицах её друзей и родственников даже малой части той скорби, что испытывал я в день её похорон. И тогда в моей голове созрел план мести.       Её маленькую дочь я забрал себе. Было сложно оформить всё официально, но деньги творят чудеса, а этот Уизел даже не возражал особо, лишь жена Поттера попыталась побороться за малышку, но я оказался сильнее.       Алисе было пять лет, когда я узнал, что в маггловском мире живёт моя маленькая копия с карими глазами Гермионы — Скорпиус. Оказывается, наша единственная ночь закончилась её беременностью, но у Поттера и Уизли были на это свои планы. Скорпиус был похищен прямо из Мунго в день своего рождения и отдан маглам на воспитание. Гермиона же долго искала сына, и лишь через два года ей предоставили доказательства, что это по-моему приказу забрали малыша.       Ту неделю, которую я провел без её письма, она пыталась себя сдержать, чтобы лично не убить меня, а после, совладав с эмоциями, она написала последнее письмо. А после Уизли утешал её, сделал ей предложение руки и сердца, а она согласилась.       Если бы я сразу после освобождения поговорил с ней, возможно, всё было бы по другому. Но, увы, всё случилось так, как случилось.       Я до сих пор не могу понять, как Джинни решилась рассказать всё Министру, и потерять сразу и мужа, и брата. Азкабан оказался их личным адом, уж я-то об этом позаботился.       А у меня в память о нашей любви остались сын и дочь.