* * *
Заш нравилось, как её ученик переделал старенький катер-перехватчик. Нравились прозрачные стены, прозрачные вставки в полу и потолке кают-компании, даже намалёванный на входной двери Бродерик Д. Визель[2] — агент Чёрная Фурия из старого фильма, давший кораблю название. Бродерик был до ужаса похож на Андроника, и даже ухмылялся точно так же, а прозрачные пол и стены создавали удивительную иллюзию единства со Вселенной. А ещё, как выяснилось, прозрачные элементы конструкции способствуют лучшей работе маскировочных щитов. Очень нелишняя особенность, когда идёшь нелегалом по республиканской территории. Особенно если помнить, что на Эсефе — второй в системе обитаемой планете — находится одна из приграничных баз Республиканских Сил Обороны. Корпус "Фурии" мелко задрожал, переходя на орбиту Аснейт. Два обязательных оборота, сканирование, спуск — рутина Службы Возвращения Утраченного. Значит, пришло время помолиться Госпоже Веры и Верности, чтобы всё прошло благополучно. Прямо перед окном, за которым блёкло светился сине-золотой шарик планеты, Заш зажгла свечу из белого воска, и ещё две — из синего и жёлтого. Опустилась на колени (неприятно скрипнул шарнир; надо бы смазать, а лучше — перебрать), очертила в воздухе Чёрную Звезду и тихо начала: — Озарённая, многоликая, увенчанная золотом и лазурью, призри на нас, Аснейт, Госпожа Веры и Верности! Исправь наши пути, исправь сердца наши, исполни их истиной, укажи им должное. Верой приходим к алтарю твоему; верность ведёт нас... Ученик на молитве не присутствовал — готовил погребальный ритуал в своей каюте, из-под двери которой сочился сладковатый дымок благовоний. А вот его ученица — «Внучка моя в Силе, ха!» — зашла и тихонько встала в уголке, не смея ни присоединиться, ни уйти. Тогруту явно завораживала древняя религия, но признаться в этом она не смела даже самой себе. «Как же: ситская мерзость ведь!». — Трижды семь цветов кладу я на алтарь твой — трижды семь ночей твоих слёз о нас. Трижды семь огней возжигаю для тебя — трижды семь дней твоей мольбы о нас. Трижды семь поклонов кладу для тебя — трижды семь слов пророчества ты рекла для нас... «Нет, определённо, хорошо, что здесь Ашара. А моё тело нуждается в доделке. Кто бы мог подумать, что создание Звёздной Камарильи окажется столь несовершенным?». Что осталось от древней богини, кроме этой молитвы да фантастической "Повести о Эсефе и Аснейт", в лучшем случае отражающей смутную память о сюжете мифа? Даже то самое пророчество в двадцать одно слово — и то утеряно. «Мы всегда были народом ортопраксии, а не ортодоксии», — любила говорить Беата Тайрелл. Но какова цена сохранённому обряду, сохранённой молитве, если забыто, к кому и зачем она обращена?* * *
— Мы всегда были народом без прошлого, — Реут тихо зажёг ещё одну палочку благовония перед статуэткой из мыльного камня, отдалённо напоминающей покойного друга. — У нас отняли его ещё до рождения. А ты сделал всё, чтобы это прошлое нам подарить. И сделал бы ещё, если бы я... если бы я смог тебя удержать. Андроник сказал тогда: «Начальник, хватит. Ты не можешь спасти всех. Никто не может». Но Реут мог бы, если бы не отпустил духов. Но он не мог не отпустить их — ведь это значило бы что-то бесконечно большее, чем просто нарушить слово. Это значило стать кем-то другим, не собой. Он даже тело Тала не смог отбить. Не смог получить его прах. Ничего: только пустота там, где был когда-то дорогой человек. Собеседник, друг, похожий одновременно на множество других хороших людей — хотя в первую очередь, конечно, на Самиэля. Но он мог слетать на Аснейт, где Тал так мечтал побывать. Заснять все руины и даже поставить кенотаф с красивой надписью. Мог поклясться, что он не позволит прошлому остаться мёртвым и забытым — как клялся когда-то давно другу Самиэлю, духу давно умершего джедайского археолога. «Где-то теперь его экспедиция? Что-то копает?» Эти четверо — сам мастер Самиэль, его ученики Изар и Джадис да подсобный рабочий Сэм — умерли то ли ещё до Мандалорских Войн, то ли в самом их начале. Погибли в каких-то развалинах под завалом. Вот только смерть пришла так нежданно, что они её не заметили и продолжили заниматься тем же, чем и при жизни: копаться в руинах "неизвестной цивилизации", узнавать её, собирать по кусочку мозаику прошлого чужого народа, ставшего таким родным. Собирать — и передавать тем, кто готов и желает принять этот бесценный дар. Реуту, например — он навскидку не мог даже представить, сколько всего узнал от этих своих друзей. Когда он сказал им, что они мертвы и застряли в Пляске Духов — вечном повторении безвременно оборвавшейся жизни — они только посмеялись и предложили ему ещё тарина[3] и кусок жареной тукатины. — Начальник, прости, что отрываю, но там... что-то странное. Меня диспетчерская вызвала и потребовала отправляться в администрацию за разрешением на постройку кенотафа...* * *
Ашара боялась. И злилась, потому что сама не знала, чего же она боится. И ещё больше злилась на то, что позволяет себе злиться — а это никак не пристало джедаю. Но этот город из обвитого зелёными лианами белого камня, с его синими мостовыми и тускло мерцающими фонарями, город, незаметный с орбиты — он пугал её. Пугал тем, насколько живым он был. Спешили по своим делам пешеходы; крутились посреди мостовых дроиды-регулировщики; торговцы и торговые автоматы звали приобщиться к их товарам (самым лучшим и самым доступным). И почти все были ситами: молодыми, старыми, высокими, мелкими, толстыми, худыми... Ашара уже пять лет жила в Империи, но столько ситов сразу она видела впервые. А ещё были арканиане — эти обычно проезжали мимо в причудливо сделанных возках. — Когда-то Аркания была хозяйкой нашего народа, — тихо шепнул учитель. — Видимо, в этой колонии старые законы оказались более живучи. — Хозяйкой — это как? — Это ситы были рабами, внучка, как сейчас рабами стали подобные тебе инородцы, — на грани слышимости ответила Заш. Ашара дорого бы дала, чтобы понять раз и навсегда: любит её эксцентричная тёмная или ненавидит. И что ей нравится меньше. Как там в классике? «Пусть пуще всех печалей нас минует...». И конечно же, благополучно дойти до ратуши им было не суждено. — Остановитесь и предъявите документы, — попросил дроид-полицейский. — Вас нет в базе свободнорожденных, почему без ошейника? От учителя, конечно, немедленно пошла волна тихой ярости. — Мы свита Дарта Нокса, лорда Каллига, — поспешила ответить Заш певучим голоском с неизбывной металлической ноткой. — И где Дарт Нокс, лорд Каллиг, находится? Или он выдал вам доверенность на неношение ошейника? — Это я — Дарт Нокс, — несколько недоумённо сказал учитель. — Я ведь передал вам свой мультипаспорт. Дроид изобразил смех. Вышло ненатурально и откровенно стремновато. — Дарт-инородец? Глупо. Покажите ваши документы, или я буду вынужден позвать патруль. — Всей Империи не глупо, а тебе, железяке ломаной, глупо? — возмутилась Ашара. — А не пошёл бы ты... на завод в ремонт? Прохожие, не обращая внимания на разгорающуюся перебранку, спешили по своим делам. Мимо проехал ещё один арканианин — не в возке, а верхом на какой-то местной зверюге — и все, кроме его сородичей прямо на ходу преклонили колено. Выглядело ужасно нелепо: словно они все одновременно споткнулись, но быстро вернули равновесие и поспешили дальше.* * *
Андроник покрепче сжал плечо Реута. Опять его, бедолагу, решили оскорбить, назвав рабом. Когда это только кончится? Вроде ведь уже и поднялся выше некуда, а оно всё так же: видят рога — дают по рогам. — Начальник, ты только не психуй, — попросил он вполголоса. «Не хватало ещё уличной драки со спецэффектами.» Тот обернулся на него, улыбнулся кривовато: всё в порядке, мол, держусь. Конечно, держится. Реут всегда держался, даже тогда, когда лёгкие на пол выкашливал. Даже когда ему швыряли все мерзости жизни в лицо и требовали бросать свои принципы и становиться гадом. Может, был бы он другим, Андроник давно угнал бы "Фурию" и вернулся к пиратству. Но такого вот — как его бросить? Пропадёт же. — Послушайте, полицейский, я передал вам данные своего мультипаспорта, — тем временем сказал тот. — Какие доводы вы можете привести в пользу того, что он фальсифицирован? Кроме личных убеждений в области расовой теории? Дроид задумался. Ешё бы: никак, картина мира по швам трещала. «Хотя откуда швы на картине?». А потом он торжествующе возгуднул, мигнул окулярами и сообщил: — Дата выдачи явно фальсифицирована, хотя соответствует астрономическим и хронологическим данным. И прежде, чем машина успеет разрядить что-бы-это-ни-было у неё в запястье, Андроник отпихнул Реута с линии выстрела. И только потом понял, что этим подставился сам. «Что я за идиот! Надо было Заш прикрываться. Она железная!..».* * *
«Значит, перестрелка», — с некоторым даже удовольствием подумала Заш. Она не была особенной сторонницей прав родовых меньшинств, но стоило подумать, что удайся ей тогда ритуал — и цеплялись бы лично к ней... Механическое тело хуже проводило Силу, хуже подчинялось приказам разума. Было несовершенным — хотя всё равно в сотни раз лучше уродливой туши дашада. Зазмеившиеся по синеве мостовой тонкие молнии были, конечно, слабее её лучших атак — но всё же достаточно хороши для тупой толпы и ещё более тупого дроида. И потом, была ведь внучка в Силе. Тогрута со всей яростью набросилась на подошедший патруль, молотя его в две руки. «Мы сильнее. Они просто обязаны отступить». Но они не отступали. Горожане равнодушно проходили мимо — иногда совсем близко, так что Заш готова была поклясться, что они попали в зону Бури Силы. И всё же никто не сказал им ни слова, никто не обратил внимания. Кроме роботов, конечно. А ученик стоял столбом, с трудом удерживая обвисшего на нём всей тяжестью Андроника. — Духи, — сказал он тихо. — Да, были бы у тебя твои духи, мы бы быстрее справились, — согласилась она. — Но тебе твоё благородство было дороже. Старый спор, старые слова. — При чём тут это, я говорю: они все духи. Все в городе! Кроме дроидов, конечно, эти — просто дроиды. Ашара разрубила пополам последнего металлического болвана, подошла ближе. Ученик уронил-уложил Андроника прямо на землю, положил руку ему на лоб, собирая целительную Силу. Та ушла в тело, а из тела — в мостовую. Смерть уже началась, и простое исцеление не могло её остановить. «Уже второго теряем из-за твоей глупости. Сначала Тал, теперь Андроник...» — Были бы у тебя твои духи, — повторила она уже нарочно, чтобы ранить побольнее, — ты бы смог его вернуть. А так нет. Зато, может, и ему кенотаф поставишь. Если не заведёшь нас в новую ловушку с пляской духов. Кстати, знаешь ведь, чем она должна завершиться?* * *
Реут знал. Если эти духи отыгрывают события пятисотлетней давности, то финалом — и началом нового цикла — должна быть республиканская атака на город. Ядовитый дождь, убивающий всё "тронутое Тьмой", огонь с небес и прочие спецэффекты. Но Реуту было всё равно. У него на руках умирал его друг, и он ничего не мог поделать. Тал... Тал хотя бы уже был мёртв, когда они подоспели. И он не пытался исцелить Тала. Не чувствовал всю меру своей слабости. Всю меру своей ничтожности. — Начальник, хватит, — тихо просипел Андроник. — Не слушай Заш, она дура. Мне просто час пришёл — ну так не вечно живём же. Ты всё равно не сможешь спасти всех. Держись... Конечно, он будет держаться. Он не раскается в том, что отпустил своих духов — потому что это было правильно, потому что иначе было нельзя. Никого нельзя лишать свободы или хотя бы шанса её обрести. Никогда. — Ну же, положи мертвеца и сделай хоть что-нибудь! — потребовала учительница. — Давай же. Ты же понимаешь, что сейчас начнётся. «Может, ещё и не сейчас», — подумал он равнодушно. Заш боялась; Ашара тоже боялась. Андроник умирал. А ему было всё равно. Хотя не должно было быть. Не имело права быть. Андроник сказал: «Держись». Значит, сдаваться нельзя. Но что он мог сделать, один против огромной толпы духов, застрявших в своей вечной пляске?..* * *
Небо окрасилось багряно-оранжевыми огнями, знаменуя начало светопреставления. Ашара видела это в планетарии Службы Возвращения Утраченного: реконструкция гибели Коррибана, совершенно незабываемое в своей жуткости зрелище. «Смерти нет, есть только Сила», — заставила она себя повторить. Немного полегчало, но не сильно. Учитель скорчился над умирающим Андроником. Заш стояла над ним, словно готовая уже сама его убивать. Наверное, надо было готовиться принять смерть с достоинством истинного джедая, но умирать страшно не хотелось. Но что тут можно было сделать? «И она пришла к Эсефу и сказала ему: доверься мне и делай, что должно; ибо я — Истина, которую ты видел во сне, я — начало и конец, и я — Сила», — пришли на ум слова из ниоткуда. Может быть, из той нечитанной ею повести, на которую ругалась Заш. — Аснейт, мы пришли к тебе, потому что верили в мечту нашего друга. Мы были верны его памяти и самим себе, — тихо сказала Ашара. Это не было молитвой; скорее, размышлением вслух. Небо пролилось золотистым дождём — но дождь растворился в лиловом пламени, окутавшем её учителя.* * *
Ты подарил нам свободу, — сказал Хорак-мул, кладя руку Реуту на правое плечо. Но свобода уйти — означает свободу вернуться, — Калатош Заврос положил руку ему на правое плечо. Лиловое пламя бушевало, выжигая смутные контуры человеческих фигур, поднимаясь до неба и растворяя в себе золотые струи смертоносного дождя. — Теперь мы вместе дадим свободу тем, кому она так нужна, — тихим шёпотом заключил Реут. Он чувствовал, как его тело меняется, становясь другим — крепче, пластичнее, способным вместить снизошедшую на него огромную силу. Чувствовал, как душа снова сплетается воедино с душами старых друзей. Как под его руками, повинуясь яростному желанию, возвращается жизнь в тело Андроника. — Всё хорошо, — поприветствовал он его. — Всё хорошо, наставник. Я удержался. Тот развёл руками и ухмыльнулся, в очередной раз став похожим на Бродерика Д. Визеля: — Молодец, начальник. Так держать, что тут ещё скажешь? Вокруг медленно затихал лиловый огонь.