***
…
«Девушка молчала. Долго, упорно, прожигала взглядом стену. Его ледяные руки дотрагивались до её оголённых колен, эти прикосновения доводили её до внутренней тряски, губы дрожали, глаза сжимались, слабо выдавливая ничтожные солёные капли. Где-то рядом валялся пистолет, которым до этого мужчина угрожал ей. Она не помнила, как оказалась в этой комнате, совершенно не знала, сколько она уже находится в ней и конечно не ведала, куда вообще её привезли. Только помнила этого мужчину. Психа с яркими голубыми глазами, что видела она каждый час. Каждый день, каждую неделю. Времени она уже потеряла счёт, единственное, о чём она знала, это о наличии с собой шокера. Однажды она им воспользовалась. Но потом за это жестоко поплатилась. Так текли сутки, она уже не знала, день сейчас или ночь. Когда ей приносили еду, она знала, что там есть некое вещество. Даже знала, зачем оно и тем более была уверена, что оно ей необходимо. Ведь это вещество ничто иное, как противозачаточные. А также ещё что-то. Нет, на наркотик это было не очень похоже. Скорее, это были тоже таблетки. Растертые, раздробленные таблетки. Но Жукова понятия не имела, для чего они. Он приходил каждый день по нескольку раз. И лишь раз в сутки заглядывал с подносом еды. Все остальные разы при нём не было ничего, кроме пистолета. Ольга никогда не забудет этот самый жуткий кошмар. Поразительно, но она никогда не кричала, когда было больно. А было очень больно, противно и стыдно. Она молчала всякий раз, и всякий раз получала по лицу размашистыми ладонями. Кусала окровавленные губы и продолжала молчать. Не хотела говорить. Не говорила с ним никогда. А ему это было и не надо — он брал всё, что нужно, и уходил, оставляя её одну в тёмном помещении. Она не хотела помнить, как потом пыталась одеться, и хотя в этом помещении, в коем её держали, была и кровать, и шкаф с одеждой, и ванная — в основном время между его посещениями она проводила у окна. Полузаколоченного окна. Она даже всеми силами отрывала оттуда рассохшиеся дощечки, и смотрела на небо. Ей казалось, что о ней постоянно думают, что совсем скоро здесь будет полиция и всё будет хорошо… Да, полиция была. И был папа… и мама тоже была… а ещё был Крузенштерн. И много кто ещё там был… Но он же… Жукова настолько ярко и чётко помнила кровь на его рубашке. Её сердце в момент выстрела вылетело из дула вместе с пулей. А потом она видела, как он осел на пол. Видела, как сморщился болезненно, но всё равно смотрел на неё. Её увели, а он всё ещё держал её взглядом…»…
Ольга билась в истерике. Она напоминала птицу в клетке, которую никак не хотели отпускать на свободу. Игорь не хотел, в основном. Да и не нужна к чертям ей эта свобода! Её мир состоял из такой маленькой, но такой важной части… Одной фамилии, одного имени… Но теперь уже ничего никогда не будет. Мир рухнул, считай, это не галлюцинации, хоть ей и хотелось верить в наличие у себя в организме сильнейших глюциногенных препаратов последнюю неделю. Даже нет, больше… Жукова убрала с щёк остатки туши и попыталась привести в порядок себя саму. Ужасный запах стоял в помещении, но в грязном зеркале она видела ещё более ужасную вещь. Свой совершенно холодный и пустой взгляд. Он пустой не потому, что она притворяется. И не потому что больше ничего к нему не чувствует. Он пустой скорей от того, что внутри ничего не осталось. Вымотанная эмоционально кареглазая красавица была абсолютно пуста. Внутри и снаружи. Пуста. Убедившись в более или менее приличном своём состоянии, девушка толкнула деревянную дверь и выглянула в коридор. Висела тишина, только где-то в конце за закрытыми железными воротами слабо слышались протесты пьяных задержанных. У кабинетов никого не было. Сделав пару шагов, Ольга замерла напротив двери с надписью: «Следователь А. П. Пёрышкин». Вроде бы и следовало войти и спокойно дождаться своего недопарня, но… Взгляд метнулся к соседней двери, гораздо более привлекательной. На ней красовалась яркая, цветастая табличка: «ПДН Хранилище». По делам несовершеннолетних… Ольга тихо вздохнула. Понимала, что риск быть пойманной сейчас очень велик, но любопытство пересиливало всякие разумные доводы. Закусывая губу, она прислушалась к происходящему за дверью. Очень тихо, кажется, помещение было пустым. Жукова чуть толкнула дверь, и та, на удивление, легко поддалась. Легко, но со страшным скрипом. Девушка, едва заслышав этот ужасающий скрип, бросилась внутрь помещения, ведь уже через пару секунд в коридор по-любому выглянет какой-нибудь служащий. И тогда дерьма станет в разы больше. И она оказалась права, коридор наполнился гулким вскриком: «Эй, Валерка, ты?». Жукова поджала губы и, набрав побольше воздуха, попыталась создать что-то похожее на мужской голос. — Это я, ищу тут дельце одного паренька… — кажется, у неё получилось. Потому что немного времени спустя дверь в коридоре захлопнулась и снова повисла тишина. Ольга облегчённо выдохнула, направляясь на цыпочках к одной из полок. От пятнадцати до семнадцати лет… Жукова побежала глазами по полкам и стеллажам и нашла глазами нужную фамилию. Крузенштерн… это то, что нужно! Девушка быстро схватила папку, запихивая её в сумку, однако за спиной вдруг раздался негромкий шёпот. — Что ты здесь делаешь? — шатенка замерла на месте, испуганно поворачиваясь. Перед ней стоял Пёрышкин с чашкой кофе. Девушка уже собиралась начать отговариваться, но он перебил её. — У тебя очень плохо получается пародировать мужской голос. — Ну извините, я не актриса! — взвинтилась Ольга, складывая руки на груди. Она, кажется, забыла, где находится. — Ты что, следил за мной? — Вообще-то я нёс тебе кофе, — пожал плечами парень, вручая нахмурившейся Жуковой стеклянную чашку. — Так что ты здесь делаешь? — Я просто перепутала кабинет… — Но на дверях ведь есть таблички… — Ольга пожала губы, обиженно вздёргивая носик. — Слушай, я случайно! Ты что, будешь меня допрашивать? — А ты хочешь, чтобы я устроил тебе допрос с пристрастием? — улыбнулся Алексей, разворачиваясь в сторону двери. — Мне не сложно, если ты хочешь… — Я бы послала тебя, не будь это полицейский участок! — в тон ему ответила девушка, направляясь за ним. — Так что просто замолчи, хорошо?***
Кирилл в полном шоке разглядывал старого друга, лицо которого было настолько изуродованно. По его шее стекали алые струйки, а сам он застыл на месте, вперив взгляд в стену. Крузенштерн осел на пол, его психическое состояние было на грани срыва. Да какое психическое состояние, он же натуральный псих! — Квитко, что это? Где ты так? — Хованский нащупал в кармане телефон, но от оцепенения застывшие пальцы не смогли его даже включить. Парень молча снял капюшон… — Спокойно, ребятки, это грим! — Петька расхохотался, увидев, какую гримасу состроил на своём красивом лице Крузенштерн. Кирилл ещё пару секунд переваривал информацию, а затем чуть не кинулся на друга с кулаками. — Ты больной что ли совсем?! Я чуть коньки не отбросил! Предупреждал бы хоть о своих спектаклях, иначе я лично нарисую на твоём лице такие же шрамы, только уже кулаками! — Квитко со смехом оттолкнул его, опираясь спиной на бетонную стену. — Да ладно, Хованщина, неужели я так страшно выгляжу? — Как сама смерть… — Игорь поднялся с пола, отряхивая руки и толкая Кирилла в плечо. — Впрочем, мне не привыкать, я же псих. — Ты психов не видел, Круз, так что ты вполне нормальный! — Квитко поёжился, с неприязнью размазав краску по шее. — Чёрт, так чешется… — Так аллергия может у тебя? Ты не догадался проверить сначала, нет? — Кирилл в ярости всё ещё не мог успокоиться. — А чёрт его знает, может, и аллергия… — пожал плечами блондин, снова натягивая капюшон. — А что это вы здесь делаете вообще? Круз, разве тебя уже отпустили? — Ну и какой ты лучший друг после этого? — возмутился парень, разводя руками. — Вообще-то я думал, что ты первый прибежишь меня встречать! — Ой, я так забегался… — с жалостью протянул Квитко, состраивая что-то на подобие щенячьих глаз. — Слушай, зато я много чего знаю! — Чего это? — полюбопытствовал Хованский, который уже во всю включился в разговор и желал знать все подробности очередного маскарада. — А вот… давайте только сначала до дома дойдём! Просто если я не смою с себя эту дрянь, я сдохну прямо здесь и сейчас!…
Оказавшись в квартире, Квитко сразу же занял ванную. Кирилл и Игорь прошли в гостиную. Крузенштерн сразу уселся на диван и вытянул ноги — последнюю неделю это сделать было практически невозможно. — Боже, какой мягкий диван… — с блаженством протянул парень, вспоминая скамью в одной из временных камер. — Пожалуй, я проведу на нём остаток своей жизни… — Если ты решил поселиться на этом диване, то живи в одиночестве! — Хованский подошёл к окну, выглядывая во двор. В скором времени домой должна вернуться Жукова. — Серьёзно, ты не собираешься её возвращать? — А какой смысл, если она уже нашла мне замену.? — мрачно натянул улыбку Игорь. На душе было довольно паршиво. — Она и слушать ничего не хочет… — Но ты же не сам кинулся на Дамьенко, ведь так? — уточнил Кирилл, приземляясь на диван рядом с другом. — Осталось только это доказать! — Ты понимаешь, я даже не знаю, как я вообще мог посмотреть в её сторону! Но единственное, что я помню, это то что я её даже трогал! Это было мерзко… — Наверное, правильней в этом случае будет сказать лапал! — кивнул черноглазый, задумываясь над словами друга. — А ты не помнишь, она тебя чем-то поила? — Нет, Кир, мне отшибло память напрочь! Я не помню практически ничего! — от собственной жалкости он сморщился. — Но Жукова не хочет меня ни видеть, ни слышать, и я помню только это. А ещё она… Я знаю, что она слишком много плачет. — Да, и порой мне хочется раздробить тебе за это голову! — вздохнул Хованский. — Ты её обидел, Круз, сильно обидел. И поверь, если бы ты не был не виноват в этом, то я давно уже сделал бы из твоего модельной внешности лица плоский отпечаток стены. Но ты не виноват в этом, а значит, я должен тебе помочь. Ты только учти — её слёз я не потерплю. Слишком я привязался к ней, она для меня как сестра. А если кто-то заставляет мою сестру плакать, этот человек автоматически труп…***
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.