Ставок больше нет

От машины до номера Паша нес дочку на руках. Малышка истратила всю физическую энергию на активный отдых. Но желание обсудить впечатления первого дня, проведенного только с папой, усиливалось с каждой минутой. В то время, как сам молодой отец с непривычки был истощен во всех смыслах. — Паш, а с тобой весело. Мне все очень понравилось, — лежа на плече отца призналась малышка. — Правда? — Пашу пробрала легкая дрожь, которая до этого появлялась, только когда его имя так произносила Даша. — Самая правдивая правда. У меня же до этого не было папы, — Аня еще крепче прижалась к отцу. — Теперь есть, — хорошо, что в лифте они были одни. Павел не был готов к тому, чтобы кто-то посторонний видел, как увлажняются его глаза. — Я не думал, что все так весело получится. И очень рад, что ошибался. — А что тут сложного, что бы не получилось? — Все сложно, — наконец-то добравшись до номера, Паша усадил девочку на диван. — Я ведь никогда особо не возился с детьми. Еще и Даша… Все у нее сразу так хорошо получилось… Куда мне? — внутренний голос подсказывал ему оставаться предельно честным. — Наверное, она раньше тебя научилась. Я вот не умею ездить сама на машине. Но я вырасту, и ты же меня научишь? — как бы между делом спросила Аня, лениво снимая сапожки и верхнюю одежду. — Конечно… — Паша не понимал, что с ним происходит: он соглашался на все раньше, чем успевал осознать, в какие авантюры и приключения тянет его эта волшебная девочка. — Да, конечно, если ты потом захочешь. Еще пару таких нежных просьб, и он точно пустит слезу без страха показаться слабым. Это же Павел Аркадьевич, ему сложно смириться с тем, что у него есть относительно взрослая дочь, о существовании которой пять лет он даже не подозревал. Но она нуждается в нем, несмотря ни на что крепко обнимает, по-детски бесхитростно делиться своими переживаниями и мечтами, увлекая в новую и свободную в действиях жизнь. Этот день, проведенный вдвоем с Аней, периодически отбрасывал в воспоминания о родителях. Каждый вопрос или просьба, уже были знакомы ему. Ведь что-то он успел осуществить с родителями, добавив в копилку памяти немного счастливых моментов. А что-то горьким сожалением осталось лишь несбыточной мечтой. Так, нескольких месяцев отец не дожил до дня рождения Павла, в который хотел выполнить свое обещание и научить сына водить автомобиль. Вот он, этот день, этот час, этот миг, когда Паша осознал и принял к исполнению, во что бы то ни стало, оставаться со своей девочкой рядом как можно дольше, наверстывая упущенные годы, окружая ее заботой, любовью, исполненными мечтами и выполненными обещаниями. Лишь бы никогда в жизни ей не стала знакома бесконечная ноющая боль утраты. Матери она практически не знала, вспоминая по-доброму только бабушку. И Павел ни за что не допустит, чтобы при живом отце малышка столкнулась со всеми ужасами сиротства. И чтобы поскорее по собственному желанию сменила отстраненно-дружеское «Паша» на нежное «папа» У нее ведь есть он. Точнее, есть Даша и он. Паша полагал, что женщинам природой заложено быстрее загораться материнскими чувствами. Поэтому чувство стыда от собственной трусости и холодности вначале притуплялось ненадолго, пока он не вспоминал, что Даша вообще посторонний человек, кровными узами с Аней не связана и, также как он сам, познакомилась с малышкой пару дней назад. Внутри него поселилась тревога, но никак не зависть, что Даша однажды, раньше него, услышит блаженное «мама». — Я буду стараться расти быстрее. У тебя красивая машина, — этими искренними словами дочь не только возвращала его в реальность, она будила в своем отце присутствие в собственной жизни и способность ею управлять по праву. — Самому нравится, — как же ему нравилось без страха смотреть в ее васильково-серые глаза, доставшиеся ей от бабушек — его мамы и тети. — А Даша тебе нравится? — неожиданно повернула ход беседы Аня. — А почему ты спрашиваешь? — расслабленно решил уточнить он. — Я же тебе уже говорила, что… — девочка с претензией стрельнула глазами исподлобья. — Что некрасиво отвечать вопросом на вопрос, — виноватый тон и умиление от семейных черт начало сменяться привычным ощущением себя провинившимся подростком. — Ну, допустим. — Тогда чего ты тянешь? — В смысле? — и оба на несколько секунд увязли в переглядках. — Ты что, не понимаешь? Ты же ее ни разу не поцеловал. Ну, вчера не считается! — Аня даже жестикулирует как Анна Андреевна, указывая на него. — В смысле? Что вчера? Откуда? — пытаясь сложить в единую картинку поток неожиданных вопросов из уст ребенка, Паша вспоминал, что было вчера. — Ну, вас очень хорошо было видно из номера бабушки, — хитрая, довольная улыбка так шла Ане. — Подглядывать некрасиво, — наконец-то и он одержал небольшую победу, получив преимущество, воспитательно-строго подкрепляя серьезность слов указательным пальцем, указывавшем на маленькую любопытную девочку. — Никто же не прятался. И некрасиво не отвечать на вопрос. Я же знать хочу. — Я не знаю, что тебе ответить. — Ты ее любишь? — вопрос, который под страхом смерти Павел боялся задавать сам себе, из уст Ани звучал как приговор. Она же, замечая его ступор, технично переиграла контекст вопроса. — Ладно, она тебе нравится? — На этот вопрос я тебе уже ответил. Да, нравится, — точно на допросе, мужчина вжался в кресло и скрестил руки на груди. — Почему ты не целуешь девушку, которая тебе нравится? — Я не знаю, что тебе и ответить, любопытная девочка, — точнее Павел задавался вопросом, а нормально ли пятилетней девочке о таком спрашивать. — Давай правду, — Аня махнула в его сторону рукой, мол, ладно, давай уже, не мучайся. — Я не знаю, что она ко мне чувствует… — Паша склонил голову, не желая что-либо выдумывать. — Какие вы мужчины сложные. — Вот так заявление! — надо же сколько впечатлений и открытий можно получить за пару минут разговора с собственной дочерью. — Вы же смотрите друг на друга как в кино, обнимаетесь не понарошку, — с каждым словом Аня мечтательно устремляла взгляд в потолок. — Как-как мы обнимаемся? — опять эти вычурные русские слова выдернули его из болота собственных переживаний. — Ну, по-настоящему. — Но этого мало. Я все равно ничего не понимаю, — вскинув руки над головой и демонстрируя возмутительную растерянность Павел встал с кресла и принялся расхаживать по комнате, будто это качественно повлияет на его состояние. — Подаришь Даше подарок. Если она его не выбросит и не даст тебе им по голове, то ты ей нравишься. — Откуда ты все знаешь? — В садике так часто бывает. Мальчик девочке дарит подарок. Если хороший - она его целует. — Подарок целует? — Нет, мальчика, — Аня украдкой хихикнула, что не скрылось от внимания Павла и очень ему не понравилось. — Ясно. А тебе подарки в саду дарят мальчики? — Я тебе не скажу! — тише обычного ответила малышка, пряча чуть порозовевшие от смущения щечки. — Это еще почему? Между прочим, как бы ты меня не называла, я твой папа. — Вот поэтому бабушка Эля просила не рассказывать все подробности. Говорит, у тебя больная ревность. Вот. — Как же я не догадался, что без чудо-бабушки здесь не обошлось. А давай ее пригласим на ужин? — Павел одной рукой уперся о спинку дивана, чуть наклонившись к Ане. — Я не голодная. — Но пригласить надо… — как никогда он был доволен всем, что только что случилось, ведь упускать возможность подколоть тетушку никак нельзя. Было что-то особенное в таких их взаимоотношениях, семейный шарм. Через пару часов все трое сидели за столом, поглощая под разговор легкий ужин. Пока Аня примеряла новые наряды, чтобы похвастаться перед бабушкой папиными подарками, Паша намекнул, что ребенку пока совсем не обязательно знать об особенностях отношений между мужчиной и женщиной. И некрасиво настраивать ребенка на взрослые разговоры. — Я запрещаю все эти ваши женские козни! — Но… — По одной простой причине, она — моя дочь, а я — ее отец. — Какие мы грозные. Хорошо-хорошо, договорились. Но ты и, правда, Павлик, не упусти момент. Пока взрослые занимались соревнованием за место на пъедистале воспитательной значимости, смышленый ребенок отыскал в бесконечности каналов отечественный спортивный в надежде увидеть в новостях Дашу. И не ошибся. Аня закончила перерастающий в спор накаляющийся разговор старших родственников громким призывом посмотреть на экран. Взгляды всех троих были прикованы к экрану в надежде не пропустить появление знакомого лица, по которому каждый в тайне успел соскучиться. Видимо, вселенная и автор сюжета (со стопроцентной уверенностью можно сказать, что он был просто очарован украшением судейской коллегии) смилостивились настолько, что глотком пьянящего нектара стало пусть короткое, но желанное интервью с Дарьей Канаевой. Еле дождавшись ухода Элеоноры, Паша с Аней поспешили набрать Дашу и поделиться с ней впечатлениями от увиденного. — Даша, мы видели тебя в новостях! Ты такая красивая, — несмотря на усталость Анечка старалась улыбаться изо всех сил, чтобы на том конце стало теплее от ее искренних чувств. — И очень строгая, — уставший взгляд Паши блуждал между экраном телефона и Аней. — Паша сказал, что ты красивая, а я — что ты строгая, — с серьезным выражением уточнила девочка. — Мне сказать спасибо или оправдываться? — рассмеялась Даша. — Отлежались уже? Как самочувствие? Поболтав о прожитом дне, поделившись во всех подробностях впечатлениями, коллективно было принято единое верное решение — отправиться спать. Но разве можно уснуть взрослому человеку сразу, не покопавшись в свежих переживаниях, без укора за сказанное/не сказанное, вовремя отреагированное/невовремя упущенное; не заглянув в свою воображаемую параллельную жизнь? Интересно, чувствовали ли Паша с Дашей, что их мысли были направлены друг на друга, сознание было утоплено в бездонных глазах, которые память вырисовывала настойчиво, не реагируя на вымученные попытки переключиться? «Даша, вы — лучшее, что случилось со мной. Спасибо. И прости меня»

«Помни об этом. Спокойной ночи, Паша»