Ставок больше нет

Что необычного может быть в привычном для миллионов вечернем душе? Доведенные до автоматизма действия сейчас приносили Павлу Аркадьевичу облегчение и спокойствие. Потому что наконец-то. Потому что в тишине. Потому что ближайшие часов восемь он проведет в одиночестве без неожиданностей и стресса. Каково же было удивление, когда расслабленный и свежий Паша в без стеснения распахнутом халате, под которым, слава богу, была одежда для сна, обнаружил застеленным диван и сидящую на нем Дашу. Мозг оцепенел от неожиданности, судорожно перебирая варианты, почему и что делать. Паша просто стоял в ступоре, изучая геометрически идеальный силуэт в тусклом свете ночника, что едва виднелся из спальни. Это то, чего он тайно желает или…? А какое может быть или, если в голову ничего приличного не приходит. Даша совсем не предполагала такой реакции. Собственно, просто хотела кое-что прояснить. Но только сейчас до нее дошла вся неоднозначность ситуации. — Паша, ты чего? — едва слышно прошептала Даша, чтобы завершить наконец переглядки. — Это… это ты что здесь делаешь? — да уж, ее голос по-прежнему был серьезен, без намека даже на малюсенькую соблазнительность. Но разве Паша может упустить даже призрачный шанс на освобождение своих озверевших в заточении желаний? И если Даша имеет в виду совсем другое, то лучше, если он просто покажется ей идиотом, чем маньяком. Сложно понять, что в его случае хуже, поэтому игривым голосом задал ключевой вопрос, упирая кулаки в бока, чуть распахивая халат. — Это что, намек? — Конечно! Намек на разговор! — ответила ему девушка смеясь, прикрывая глаза ладонью и упирая локоть в колено. И совсем ей было не смешно. Это, скорее, нервное. Даша не могла не оценить идеально сложенную мужскую фигуру, пропорциональность и неравнодушность к физическим нагрузкам. Профессиональная интуиция подсказывала, что под футболкой скрыт если не рельефный, то очень крепкий пресс. И к чему этот самообман, если даже минимум одежды на Павле понемногу пробуждал заспавшихся грузных рыб внизу ее живота, соскучившихся по разжиганию пылающей страсти. Канаева чувствовала, что оба из последних сил хватаются за остатки разума, поэтому перешла к сути, пока не поздно — Присаживайся. Я хочу кое-что прояснить. Заснуть все равно быстро не получится. — Ну так давай поговорим. Не будем тратить время зря, — все-таки он чувствовал, что разговор предстоит не по простым повседневным делам, поэтому неоднозначно подмигнул Даше в надежде хоть немного снять нарастающее напряжение. — Паш, скажи честно, ты не рад, что у тебя появилась уже взрослая дочь? Что тебя беспокоит? — каждое ее слово прошибало током — так тепло и участливо с ним давным-давно никто не говорил. — Ого. Нам спать не дают одни и те же вопросы. А лучше бы что-то другое, — как же не хочется еще прибавлять слабости к своему и без того смешно-героическому образу в ее глазах. — Паш, — но Даша была все так же настроена решительно. — А что, "Паш"? Я не знаю. В мой образ жизни Аня вообще не вписывается. И да. Да, мне страшно. Оттого, что я беспечный сыр, который катается в чужом масле. Оттого, что приключения ко мне липнут, как на мед. И что я могу дать ребенку? Не лучший пример, свою боязливость? Или оставить ее круглой сиротой, когда на одной из гулянок сяду пьяный за руль и разобьюсь к чертям. Это в лучшем случае. Или она станет уязвимым местом в глазах моих сербских недоброжелателей? Прошло уже много времени, но я спиной чувствую, кто-то еще точит на меня зуб, — и он сдался, выдал, как на духу, получая небольшое облегчение. — Держит. — Что держит? — Правильно — держит зуб. — А, ну да, это очень важно, — чувствует ведь, что Даша тоже волнуется, оттого и разговор такой рваный. — Извини, просто уточнила. Ты не устал от такой жизни? — А чего уставать? Все прекрасно для меня одного. — Ты не устал быть один? — они так и сидели рядом, устремляя взгляд сквозь все стены вперед. — Давай не будем об этом. Это ты плохо придумала, на ночь глядя копаться в моем мозгу, — Паша привык к бессонным ночам, но не привык выворачивать себя наизнанку рядом с чудесными барышнями. В нем боролось желание открыться и, одновременно, страх сделать то, к чему он никогда бы не был готов. — Давай не будем. Тогда ответь мне на один-единственный вопрос — ты хочешь что-то изменить в своей жизни? — Ну, допустим, да. Это все? Я свободен? — Паша, ну ты же не один. Просто попробуй. — Чего ты так впрягаешься? Это какой-то коварный план? Или тебе заплатила тетя Эля? Моя тетя устала меня нянчить, ну конечно! — Паша улыбнулся одним уголком рта и хлопнул руками по ногам. Не хотелось ему сильно очаровываться исключительностью Даши, чтобы потом не было так больно столкнуться с суровой правдой. — Никто мне не платил! Я же вижу, что ты живешь не своей жизнью! Я это видела уже! Дежавю какое-то! — своим недоверием Паша разозлил девушку. — Ты здорова вообще? — он все больше запутывался в нити разговора, терял суть, потому что распирающее изнутри волнение было в новинку. — 15 лет назад. Когда умерла мама. Меня отправили к отцу, который ушел еще до моего рождения. И я, точно так же, как и Анюта, не вписывалась в его жизнь. Я ведь с самого начала не была ему нужна. И никому из его и маминых родственников. Я не знаю, как я выжила. До сих пор не знаю. Если бы не смерть папиного родного отца, я бы оказалась в детском доме. В самый последний момент меня забрала вторая жена моего родного дедушки. Представляешь, впервые в жизни увидела и забрала. На радостях мой папа даже отказался от своего наследства. Откупился на всю оставшуюся жизнь. И роднее человека, чем бабушка у меня не было. Кроме мамы, конечно. Если бы не она, я не знаю, где бы я сейчас была. И была бы… Все страхи отступили и Паша приобнял Дашу за плечи. Дрожащая боль в ее голосе была созвучна с его. Неизвестно сколько они сидели в таком странном положении, но этого времени хватило, чтобы понять — он не будет больше жить сам по себе, ему нужна Аня и Даша. И он до смерти боится ошибиться и в чем-то проиграть. Во взаимном молчании было больше понимания и поддержки, чем в самых сладких и искренних словах. — Если ты на самом деле хочешь изменить свою жизнь, я готова тебе помочь. Сейчас ловлю себя на мысли, что хочу верить — мой отец так же, как и ты, боялся и оберегал меня. Делал это, как мог, — Паша знал, что такие девушки очень редко плачут, но, похоже, стойкость Даши была на исходе, что подтверждал блеск застилавшей глаза влажной пелены. — У каждого найдется оправдание, но главное — ты не осталась одна. Да ты, черт возьми, стала чемпионом мира. А смогла бы, сложись твоя жизнь иначе? Я вот ничего такого не смог… — Даша отчетливо слышала в его словах возмущение. Даже больше собой, чем ее историей. Она не ошиблась. Под черствой разукрашенной оболочкой бьется живое, чуткое сердце. — Я знаю, что ты смог. Это твой секрет. У тебя очень доброе сердце, которое ты скрываешь изо всех сил, — она улыбнулась и одинокая слезинка вырвалась на волю, но была ловко перехвачена в уголке рта языком. — И все-то ты знаешь… — Паше не хотелось выдавать своего удовольствия от того, что рядом с ним очень редкий человек, который без особых на то причин честно и бескорыстно его чувствует. — Не все, но… Я все-таки это озвучу. Только настроюсь, — лицо Даши вмиг стало серьезным, взгляд устремился в потолок. — Ты меня пугаешь. — Я и сама себя пугаю. Но в свете последних событий я готова ко всему. — Ну, говори же, — Паша ободряюще сжал ее ладонь в своей, сгорая от нетерпения. Даша выпрямилась, резко повернулась к нему и пристально посмотрела в глаза. — Паш, давай распишемся и я удочерю Анюту. Если ты, конечно, не рассоришься из-за этого со своими родственниками. Можем составить любой договор о фиктивности. Только не бросай девочку на произвол судьбы. — Ого, — ведро холодной воды на голову было бы куда более ожидаемо. Решился бы он на такой поступок? Сомнительно. Эта хрупкая девушка была куда сильнее его и физически, и морально. Еще больше подчиняла его волю и разум, усиливая страх хоть немного сделать их отношения ближе. Устроила ему такую встряску, такой раздрай, о котором не подозревала сама. В его силах заслужить ее доверие, чтобы мысли о фиктивности оказались импульсивной ошибкой. Ведь, совершенно точно, отпускать от себя Аню он не решится после всего услышанного. Даша почувствовала, как его рука все сильнее впивается в ее. Это было мощно. Ей было радостно от того, что Паша сейчас так же обеспокоен, как и она. Даже к лучшему, что ничего и не может ответить. — Ничего не говори. Еще есть время до моего развода, — Даша сняла с пальца обручальное кольцо и положила на журнальный столик. Все случившееся здесь и сейчас в очередной раз укрепило правильность ее решения расторгнуть брак. — Спокойной ночи. — Только на твое пожелание и надеюсь.