Сансара

Первое, что она почувствовала после пробуждения, это было то, что ей очень жарко. Не ощущала пока что своих конечностей. Жарко. Не помнила того, что произошло вчера. Было только ощущение, что она стоит на грани того, чтобы вспомнить, и лучше бы ее память заткнулась. Она попыталась подвигать руками и ногами. Они встретили сопротивление. Глаза все ещё закрыты, слеплены скорее. Сделав над собой усилие, раскрыла их. Взору ее открылась какая-то из частей тела, не её. Сфокусировав взгляд, смогла разглядеть цифры 1703. Эти цифры вихрем пронеслись у нее в сознании, будя и вороша все вчерашние воспоминания. Она зажмурилась, потому что голова начала неистово болеть. Тело было все ватное, в горле пересохло, а суставы болели так, словно на них оказывалась колоссальная нагрузка. Она лежала, уткнувшись носом в шею мужчины, тихонько вдыхая его одеколон. Нога была перекинута через него, рука тоже, в то время как он обнимал ее за плечо одной рукой, а другую перекинул через талию. Теперь понятно, почему было так жарко спать. Игнорируя тот факт, что они спали в обнимку и припоминая, что у кое-кого крепкий сон, наша героиня попыталась выкрутиться из цепких объятий. Грустно улыбнулась и мысленно поблагодарила человека, посапывающего на диване. Все ещё пошатываясь от вчерашнего, она старалась не думать ни о чем, аккуратно продвигаясь через квартиру в ванную. Мельком взглянула на туалет, понимая, как ей теперь стыдно. Она мысленно себя одернула, мол, нет ничего в этом такого–в том, чтобы чувствовать себя плохо после потрясения. Удовлетворенная таким убедительным аргументом, она отправилась делать все утренние банные процедуры. Горько расплакалась Она в растерянности. Она не знает, что делать. Поехать к матери надолго, уволиться с работы? Взять отпуск? Найти работу там? Съехать отсюда? Никому не рассказывать? Выпить? Последняя мысль показалась ей на данный момент наиболее приемлемой. Выйдя из ванной, направилась на кухню, но проходя мимо дивана, обнаружила его пустым. Безразлично пожала плечами. По пути на кухню, она вяло думала, где тут находится алкоголь. Надо полагать, везде. Но думать долго ей не пришлось. Придя в место назначения, на столе уже стоял стакан и бутылка небезызвестного виски. – Только один? - прочищая пересохшее горло, она спросила его, кивком указывая на стакан. – Действительно, - язвительно ответил он и поставил на стол ещё один стакан из шкафчика. Молча налил жидкость в один, соседний и протянул ей второй. Все так же молча выпили, не смотря друг на друга. Молча уставили глаза вниз. Казалось, это не было напряжение, напротив. Расслабление. Никто из них даже на секунду не задался вопросом: а стоит ли с самого утра пить? Было ясно, что им обоим это крайне необходимо. Ей–чтобы забыться. Ему–чтобы вспомнить. Вспомнить что? Наверное, настоящие ощущения и чувства. Вчера, когда он заботился о ком-то, он почувствовал то, что не ощущал уже очень давно. Да, у него были друзья. Сильные друзья. Которые если что могли помочь и ему, и самим справиться со своими проблемами и загонами. Он понимал, что рядом с ним есть люди; люди, которые придут к нему на помощь. Но казалось ему, что он никому не нужен. Совершенно банально и от того так раздражающе. Он пытался вспомнить, когда в последний раз ощущал что-то подобное, что почувствовал вчера, но на ум не приходило вообще ничего. Вчера он видел горе и страдания, настоящие, неподдельные муки. То, чего он так боялся и сам не заметил, как его опасения и страхи стали явью: он перестал что-либо чувствовать. Очерствел, потускнел, опустел. Ни наркотики, ни алкоголь, ни тусовки, ни те девушки-на-одну-ночь из клубов не приносили ему чувств. Ни страданий, ни счастья, ни адреналина, ни разочарования. У него оставалось только его творчество и готовые на все ради него друзья, которых он не принимал, почему-то, в рассчет. Но о чем писать, если ты пуст? Окси исписался? Скатился? Издох? Надо выпить. Налил ещё. В оба сосуда. Она сидела неподвижно, не двигая даже зрачками. Тонкие пальцы покоились на стакане, нога перекинута через ногу. Эти глаза были похожи на глаза разочарованного человека. Человека, который разочаровался не только в ком-то конкретном, но и в мире в общем. Абсолютно пустой взгляд, смотрящий мимо тебя, стеклянные большие яблоки глаз. Теперь уже она наполняла стаканы. Ещё, ещё и ещё. Им не надо было говорить. И так уже все понятно. Когда женская рука потянулась к уже больше, чем на наполовину опустошенной бутылке, мужская рука перехватила ее. – Думаю, нам пока что хватит. И мне, и тебе, - говорил спокойным и ровным голосом. Руку с бутылки она убрала, а он своей с ее убирать не стал. Да она и не противилась. – Откуда такая забота? - прищурилась и склонила голову набок. – Редко, да метко, - он скопировал ее движение. - что планируешь делать дальше? – Понятия не имею. После этой фразы, они оба снова замолчали. Первым тишину прервал он. – Не волнуйся, если тебе нужно будет уехать, я никому твою комнату не отдам, - лёгкая улыбка тронула его губы и тут же исчезла. – Тебе прям так и хочется жить со мной? - не заставляя себя долго ждать, она тут же ответила, надеясь на утвердительный ответ. До нее дошло осознание, что проявился стокгольмский синдром. Вместо ответа он встал, отпуская ее руку, подошёл к ней, присел на корточки и уставился в зеркала. Его глаза уже не казались стеклянными и бездушными озёрами, как пару дней назад. Теперь они были глубокого синего цвета, зрачок утопал в голубизне глаза. Казались живыми и яркими. Он долго сидел, обдумывая ответ. Глядя прямо в глаза, показывая, что не боится. Не отводил взгляда, не касался ее. Просто смотрел и думал. Она старалась тоже не сдавать позиции, но с ним она не шла ни в какое сравнение. Пауза затянулась. Это была именно пауза, а не молчаливый диалог. Сейчас сознания молчали по отношению друг к другу. Сейчас они были по-отдельности, размышляя о своем. Две пары очей всматривались друг в друга и в черты лица их обладателей. Приняв для себя решение, он подался вперёд, таким образом становясь на колени и оказываясь выше нее. Не касаясь ее частей тела, он приблизился к ней ещё больше. Дыхание у девушки сперло, а глаза продолжали неумолимо следить за двумя блюдцами, склонившимся над ней. Она чувствовала теплое, но не обжигающее дыхание у себя на лице и снова ощутила уже знакомый одеколон. Силует, который возвышался над ней, другим мог бы показаться устрашающим. Но не ей, ей он казался спасающим. Все то, что она чувствовала к нему раньше - ненависть, злость, раздражение, страх - она отмела подальше. Быть может, эти эмоции были просто секундной вспышкой? Или то, что произойдет сейчас будет вспышкой, а потом все вернётся на круги своя? Тем не менее, он неумолимо приближался. Когда уже они были настолько близко, что дышали одним воздухом, она не выдержала и сделала последний шаг. Их губы соприкоснулись и они оба почувствовали невероятное облегчение. Как гора с плеч, как камень с души. Они все так же не касались друг друга, чувствуя лишь малую толику от всего тела, но не самую последнюю по важности. Они целовались медленно и нежно, спокойно и размеренно, хоть и недолго. Вечером того же дня за ней закрылась дверь. Она ушла туда, где сейчас в ее помощи нуждалась мать. Ушла от облегчения и спокойствия к нервам и страданиям. Снова.